Игры Юмор Литература Нетекстовые материалы |
Р2Д2
Вдоль стен висели узкие треугольники освещенной пыли, таявшие у гладкого черного пола; было сыро и холодно. Где-то у противоположной стены застыли монументальные фигуры экзаменаторш. Давно, целых два года назад, они выбирали будущих учеников своей школы. Школе и было-то два года. Школе Удачи.
Когда она открылась, отбоя не было от желающих. Меня, например, привела бабушка, - после того, как вступительные выдержал мой семилетний брат, а папа провалился. Зато с нами учился Би, дедушка моего лучшего друга...
Кажется, у меня не осталось времени вспоминать что-то. Зал, в котором мы обычно бросали камни - кто дальше, развлечение такое, - оказывается, удивительно мал.
Когда она только открылась... Нам говорили, что, переступая порог, мы должны помнить каждый шаг, пройденный здесь. Поначалу мы простаивали часами на одном месте. Потом ползали с урока на урок со скоростью черепахи, рассказывая на занятиях о своих вчерашних, позавчерашних прогулках... если мы не могли сделать что-то, то оно повторялось и повторялось, и запоминалось... и теперь я машинально впитываю эти - последние - минуты.
Мы - человек сорок - два года только убирали помещение, готовили еду, пели песни хором и молчали, - потому что все слова мы должны были запоминать тоже. Я часто чувствовала себя доносчицей - тот, кого нам назначали в надсмотрщики, знал, если мы о чем-то умалчивали или, - еще хуже, - лгали. Вот странно: мы никак не могли остаться в тишине, - все время вспоминали чужие и свои слова. Я прислушиваюсь к тому, что говорят в конце зала... но они молчат.
Мы молчали, встречаясь с родственниками, улыбались косо, они приходили реже и реже.
Мы смотрели во все стороны, а иногда на целый день нам завязывали глаза, - мой брат тогда не смог вообще слезть с кровати, он испугался, - мы верили и не верили в твердости и шероховатости стен, прозрачности окон. Разве могло солнце так спокойно погружаться во тьму?
В городе считали нас героями, испытывающими муки на пределе возможного, будущей опорой государства. Наверно, поэтому мне немного страшно возвращаться, - хотя гораздо страшнее - остаться здесь еще хотя бы на день...
Вот и кончились тринадцать оконных проемов. Пятеро высоких, седых, унылых дам сидят за длинным столом. Как я ни стараюсь, не могу их отличить.
... - Помнишь, мы ели конфеты на мамином дне рождения? - спросил Ка.
- И папа поздравил маму стихами... а на следущий день она на него обиделась...
- И ты объелась зефиром...
- Вот только не надо. Мне все равно было мало...
Мы с ними разглядываем друг друга. Зачем они привели Ка, интересно. Я прекрасно помню этот разговор. Сидевшая за правым концом стола тетка дала Ка конфетку. Пожалуй, нельзя было удивить его больше; что ж, никто не отрицал их чувства юмора.
Ка, стараясь не греметь башмаками, подошел ко мне. Протянул завязанную странными узлами веревочку.
- С днем рождения... - твердо сказал он. Может быть, они не знали, что я отмечаю в декабре...
- Спасибо, Ка, - ответила я, напрягаясь в улыбке. Он-то знал. - Вот, возьми, - а тебя с днем ангела.
Мой подарок, завалявшийся в кармане носовой платок, тоже надолго опережал праздник по календарю.
Ка завязал веревочку вокруг моего запястья браслетом. Наверно, выдергивал нитки из одеяла.
Тут же раздался чей-то тихий голос: - Все амулеты - снять. Они могут повлиять на исход вашего испытания.
Мы повернулись к ним.
- Но... но это не амулет, это подарок... - растерянно заявил Ка.
- Ка, ты не мог бы ее развязать, - спросила я, дергая узлы. Как на грех, они затянулись, и почему-то запахло розовым сахарным сиропом.
Ка наклонился над моей рукой.
- Ты, Ре, так не дергай... - упавшим голосом прошептал он. - Узлы.
Мне захотелось погладить его по голове. Приступ идиотского смеха, - все-таки экзамен?! - подавить было чуточку сложнее.
От нахмуренных старушечьих лиц, казалось, потемнело в комнате. Внезапно, появился дедушка Би, размеренно шагая, - как если бы его ходьба была монологом на малознакомом языке, и он обдумывал каждую фразу, - и увел Ка.
- Что вы ему сделаете? - спросила я, немного слишком громко.
Молчание. Высохшая, желтая рука протянула мне повязку для глаз.
Привычная коричневатая темнота...
Наверно, меня толкнули, - но пол не спешил приближаться. Через минуту - определять время стало нашей привычкой - страх отпустил, и я задышала спокойней.
Во всяком случае, они не режут нас на куски.
Они следили из-за дерева, как она завязала глаза и исчезла. Ка сел на землю, пытаясь не думать ни о чем, дедушка Би закрыл лицо руками. Наконец, поднявшись, Ка спросил его:
- Она вернется?
Дедушка Би рывком отдернул руки от лица:
- Конечно, мальчик...
Потом они брели в столовую, взглядом указывая друг другу на тропинку.
Я сидела в кресле, передо мной стоял длинный стол. Пятеро старух улыбались мне. Черная повязка валялась на столе, рваная и в пыли.
- Я прошла ваше испытание? - спросила я, и не узнала свой голос. Он стал... тонким и слабым. Сердце кольнуло, и я порывисто вздохнула, пытаясь не паниковать.
- Ты на полпути, - наконец ответили мне. - Еще немного, и ты станешь самой удачливой в мире.
Мне стало немного легче.
А потом я посмотрела на свои руки.
Давным-давно, когда мне еще снились кошмары, я видела их такими... красными.
Нет, дело даже не в цвете - не в крови - было что-то еще, что-то в этих крошащихся ногтях, дрожи.
Мои руки, птичьи лапы.
- Так надо. Понимаешь, удача - это болезнь. Чем серьезнее ты ей болен, тем лучше... Успокойся. Не смотри на них.
Но я не слушала.
- Вы... вы лжете! Да вы и не пытались научить нас чему-то!
Они занимались запрещенным в нашем городе ремеслом. Ведьмы.
Сейчас они смущенно смотрели друг на друга.
И что-то заставило меня орать, - о, забытое искусство...
- Вы хотели за два года как-то обдурить ваших учеников. Придумать что-то, что изменило бы их, - нас... кем я буду?!
Одна из них улыбнулась.
- Ты можешь выбрать. Птица, - например, галка, - женщина, или нечто среднее. Поверь, ты действительно будешь очень, очень счастливой, удачливой...
Так, значит, птицей или женщиной...
- Договаривай.
- Правда, старой.
Я забилась в угол. Разлинованный золотыми полосами закатного солнца зал - тот же, что утром.
У нас есть легенда, о том, как девушка и солнце полюбили друг друга, и оно решило бросить небо и остаться с ней. Когда на утро оно не взошло, у дома девушки собрались все звери и птицы, все жители деревни. А на небе застыла огромная розовая туча утренних облаков, оказавшихся не у дел. И девушка вышла из дома, чтобы набрать воды, но ее похитили и бросили в глубокую яму. Солнцу пришлось взойти на небо, чтобы увидеть ее, и розовые облака с тех пор не дают ему спуститься к ней. Они видели друг друга только в полдень, пока девушка не умерла от голода.
С тех пор остался обычай, - малоизвестный, но в моей семье ему следовали, - на закате молодые девушки прощаются с солнцем. Они молят его о каком-то прощении, но солнце отказывается простить их.
Завтра я уже не вспомню об этом...
Шатаясь, я подошла к окну. За спиной загустело молчание.
Как же там говорится, - я забыла, давно не видев закат.
- Прощай. Прощай, потому что завтра меня не будет. Ты приносишь счастье, солнце. Даже не простив нам, ты даришь нам свет и тепло. Ты любишь - нет, пусть не нас, - цветы и деревья, и реки, и птиц... Прости их, - тех, кого ты не любишь... потому что у тебя нет права дарить им тепло и свет, не простив... - заклинания сжимали горло, срывался голос; мне будет наверно трудно дышать? - а мы слишком... слишком... много хотим, да? ты заметило? ты, когда-нибудь, все-таки, прости.
Ка вернулся на свой наблюдательный пункт перед самым заходом солнца. Конечно, завтра ему придется рассказать об этом, но ведь завтра - не в счет.
Он увидел в зале шестерых, - и никого похожего на сестру. Пятеро сидели спиной к нему, за столом, - это должны были быть учительницы. Шестая - цеплявшаяся за подоконник окровавленная женщина - и вовсе не была ни на что похожа.
Алые лучи вытянулись почти горизонтально, ослепляя его. Женщина у окна протянула вперед руки, - пятеро в креслах подались к ней, нетерпеливые, азартные, разные - и он увидел болтавшийся на ее правом запястье браслет из грубых шерстяных нитей.
Потом что-то случилось, - во всяком случае, его тень повела себя странно, - пока он бежал к восточным окнам зала, она укорачивалась, ускользая из-под его ног, - он впрыгивал на подоконник, а свет падал теперь отвесно, алый закатный свет, - и силуэт в противоположном окне таял, как бы захваченный этим алым потоком.
Кто-то попытался его остановить, - кто-то, кажется, кричал, - но он коснулся чужой исчезающей тени, не успевая дотронуться до самой Ре.
Все вернулось на свои места, - солнце - за линию горизонта, крики - в глотки, его тень вновь выросла у ног. Было бы желательно наличие еще одной детали, - сестры...
Что-то треснуло сзади, и, нехотя, он повернул голову. На креслах лежали кучки сожженных костей.
Когда Би спросил его, Ка не мог объяснить, откуда у него такая уверенность, что солнце их простило. Но на следующий день, когда весь город собрался перед воротами Школы Удачи, Би, странно недовольным тоном, объявил об отмене, во-первых, всеми забытого обычая, во-вторых, о закрытии т.назв. Школы Удачи.
Би, да и многие другие ученики Школы, жалели потерянного зря времени, - ведь, не сдав экзамен, они не могли узнать, насколько удачливы они были...