Главная Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы
Игры Юмор Литература Нетекстовые материалы


Дара Ливень


Победившая Тишину



Изумрудное светило гаснет в сгустившихся на закате тучах. Еще немного - и мельчайшая водяная пыль, весь день оседавшая на широкие желто-зеленые листья и золотисто-коричневые стволы гигантов Леса, превратится в капли шепчущего дождя. До самого рассвета дождь будет падать на кроны, на колонны стволов, на упругие корни, на вечно сухую почву Планеты. Корни гигантов выпивают всю влагу, и к рассвету, когда яростное излучение светила истончит защитную завесу зеленых туч до легкой дымки, тропинки снова будут сухими и упругими под ногами.

Но это будет на рассвете, а пока я бреду в подступающих сумерках, ощущая кожей босых ступней теплую влажность тропы, и нарастающий шелест дождя окружает меня. Капли мягко срываются с листьев и падают вниз - на волосы, на ресницы, на губы, стекают по рукам и спине. Их прикосновение едва ощутимо, они теплы и свежи, и кожа от них начинает пахнуть мятой. Скоро зима, скоро дождь станет холодным и нудным, он будет идти и днем, и ночью, а гиганты сбросят листву и перестанут впитывать влагу. Тогда придет время сна - всю долгую зиму я буду спать в дупле гиганта, и мелодичное звучание холодного зимнего ветра в голых ветвях будет убаюкивать меня... и мне будут сниться сны.

Сны освобождения...

Я вслушиваюсь во Вселенную. Незримые струны соединяют меня с каждой звездой и планетой юного мира. Юного - потому что я старше, чем он. Намного старше. Я видела неисчислимое множество миров после того часа, когда наше Знание зажгло изумрудное светило вне Времени и Пространства. Слабые ростки превратились в гигантов, и Планета приняла нас...

Но мы не были первыми.

Неисчислимое количество миров сменилось до того времени, когда случайно рожденная Вселенная дала начало расе Созидателей. Их Знание позволило им начать нескончаемую войну с Тишиной. Аккорд - и начинают зажигаться звезды. И каждая звучит, выводит свою мелодию, а вместе их голоса сливаются в небывалую Симфонию, Великую Симфонию Жизни.

Звук и Тишина - они противостоят друг другу. Звук рождает миры, Тишина приходит с их гибелью. Вне этой непрерывной цепи рождений и смертей только Созидатели и мы.

Когда-то Созидатели были смертны и счастливы. Они жадно стремились к Знанию, достигли его... и убили свой мир. Два аккорда, наложенных друг на друга, рождают хаос - и Тишину. Они успели только зажечь голубое светило, приютившее их, и нескоро решились послать в Тишину первый Аккорд...

Миры рождались и гибли, каждое новое созвучие рождало новый мир, и так продолжалось, пока однажды вновь созданная Вселенная не просуществовала чуть дольше своих предшественниц. Чуть дольше - но этого хватило, чтобы раса смертных и счастливых, жадно стремящихся к Знанию, стала Хранителями. И зажгла изумрудное солнце...

Две расы бессмертных, всемогущих, Знающих - как мы несчастны! Мы даже не можем общаться - настолько чужды друг другу и наши Знания, и мы сами. Но нас объединяет Надежда. Мы надеемся, что в созидаемых и хранимых мирах родится и достигнет зрелости третья раса - раса, которая сможет объединить наши Знания, не погубив своей Вселенной, избежав проклятия бессмертия, и подхватит Симфонию, которой уже не будет конца...

Конец всегда одинаков. На самой высокой ноте, когда, кажется, еще миг - и Симфония взлетит, взовьется, развернет сказочные крылья, навсегда изгоняя Тишину, - на этом пронзительном звуке лопается струна. Мгновение Тишины - и мир рушится, так и не дав нам освобождения. В первобытном хаосе царит Тишина, в который раз одержавшая победу...

Струны сплетают свой напев. Иногда в него вплетается фальшивая нота, и тогда наши посланники спешат к звезде, подавшей сигнал тревоги. Струна, затрепетав, возвращается к чистому звучанию, но это только оттягивает неизбежное - рано или поздно приходит Тишина...

Я склонилась над ручьем. В медленно текущей воде отразилось мое лицо. Я знаю, что я прекрасна. Но тем сильнее моя боль. Время моей жизни неисчислимо, и все эти бессчетные годы, века, тысячелетия, миллионы и миллиарды лет вода отражает точеное лицо в обрамлении густых, пушистых волос, спадающих свободной волной, огромные, мерцающие, прозрачные, как хрусталь глаза - то синие, то зеленые, то темно-лиловые в мгновения боли и гнева... Я прекрасна, но никогда под моим сердцем не шевелилось дитя, никогда мои руки не знали тяжести ребенка, и я завидую моим двойникам, уходящим на зов - им дано счастье материнства и смерти!..

Сегодня на рассвете я отошлю посланницу. В звучание Симфонии вплелся высокий дрожащий звук. Вибрирует струна одного из желтых Солнц. Такая нота - начало конца. Почти никогда не удавалось спасти мир, выправить этот звук - но Хранители всегда противостоят Тишине. До самого последнего мига. Мир рушится, потом в Тишине рождается новая Вселенная, и звучит, пока тоже не смолкнет навечно.

Так было.

Так есть.

Так будет всегда...


Над городом бушевала гроза. Сумерки затопили широкие улицы сплошными потоками ливня. Его тяжелые полотнища хлестали по асфальту, ломали старые тополя, выкручивали ветви карагачей. Молнии с треском рвали ткань дождя, дробили мир на свет и тьму, слепили. С апреля по август стояла страшная засуха. Не выпало ни капли дождя, и уже в июне деревья сбросили высохшую, скрученную в ломкие трубочки листву. Конец августа наконец порадовал свинцовыми тучами и ворчанием грома - но вместо благодатного дождя на город обрушилось светопреставление. Такой грозы не помнили не только старожилы - такой грозы не было, наверное, с тех пор, когда по берегам еще безымянного Ра-Итиля-Волги бродили динозавры.

В предродовой палате с первой же вспышкой молнии выгнулось дугой тело роженицы. Полная молодая женщина с искаженным мукой лицом надсадно закричала от острой боли.

На крик заглянула санитарка и тут же кинулась к посту.

- Скорее, у Сладких схватки!

- Ей же рано, - заворчал дежурный врач, откладывая газету. - У нее просто предвестники, к утру в лучшем случае...

- Схватки у нее!!! - заорала санитарка на врача. - Она там уже в узел завязалась, ты что, оглох?! Не слышишь, как она вопит?!

- Да они все вопят... - врачу очень не хотелось на ночь глядя возиться с роженицей.

- У нее вторые роды! - крикнула санитарка. - Ты хоть карту ее смотрел?! Она с минуты на минуту родить может!

- Вторые? - врач торопливо встал и направился к предродовой, откуда неслись крики женщины, становившиеся все громче. Первородка могла проорать до утра, но не родить, а вот вторые роды - уже серьезно...

- Ну, что тут у нас? - бодро начал он, входя в палату, и тут же осекся. С роженицей явно было что-то не так. Слишком явное выражение нестерпимой муки, слишком сведенное судорогой тело... слишком много крови на простыне.

- Быстро бригаду! - рявкнул врач на санитарку, пугливо заглянувшую в дверь. - И каталку! И реаниматора! Кровотечение!

Санитарка стремительно скрылась. Врач склонился над роженицей. Чуткие пальцы привычно пробежались по вздутому животу. Врач выругался сквозь зубы. Совсем недавно лежавший как надо ребенок ухитрился повернуться поперек, и еще кровотечение...

В палате прибыло народу. Роженицу перенесли на каталку, отвезли в родблок, уложили на стол. Попутно успели вколоть несколько препаратов - поддержать сердце, уменьшить кровотечение, снять болевой шок...

Ребенок, к счастью, оказался покладистым и после недолгих уговоров согласился развернуться как положено. После этого все пошло как по маслу. Вскоре здоровенькая, крепкая девочка огласила родблок протестующим воплем.

Крик ребенка вырвал мать из полузабытья.

- Кто?.. - слабо прошелестел ее голос.

- Дочка у тебя, дочка! Вон какая красавица!

- С ней все в порядке?!

- Здоровячка! - подбодрил родильницу врач.

Женщина откинулась на изголовье. Из закрытых глаз побежали слезы.

- Да не плачь ты, - шутя прикрикнула медсестра, - все уже позади!

- У меня первая... девочка...

- Ну и замечательно, девчонки между собой всегда договорятся! Или муж сына требует?

- Умерла... первая... - прошептала женщина. - Через восемь дней... я боялась... эта тоже...

Бригада притихла.

- Эта не умрет! - решительно сказал врач. - Эта сама кого угодно уморит! Вон как голосит!

Женщина уже не слышала. Она была в глубоком обмороке.

Раскат грома сотряс стены.

- Где-то рядом бабахнуло, - пробормотал врач, вводя в вену родильницы очередную иглу.

Девочка пискнула и замолчала. Сестра склонилась над ней - испугалась? Нет, взгляд ребенка был спокоен и осмыслен, и вспышки молний не пугали, а словно притягивали новорожденную. Их зеленые клинки впечатывали в подсознание образы, которые должны были бы угаснуть бесследно - зеленый свет и шелест дождя... И тут же в шум ночного ливня вплелась ритмика отрывистого стиха:


Ночь рожденья. Из тучи - дождя водопад.
Небо режут косые молнии,
И глаза младенца на них глядят,
Любопытства и страха полные.
Дни проходят - словно течет вода,
С каждым взглядом мир все огромнее,
И девчонка просится из гнезда,
Неокрепшие крылья пробуя:
- Мама, волны сизого ковыля
Вдаль бегут, зовут, за собой маня...
Я не знала, как хороша Земля!
Отпусти меня, отпусти меня...


Раскат грома.

Я вздрогнула и открыла глаза.

Снова сны... Они преследуют меня с самого детства. Особенно когда ночью идет дождь. Особенно если с грозой. Пугающая реальность увиденного гаснет, размывается со временем, но остается чувство необыкновенного. Мне многое снилось... но маму я видела до этого всего раз. А тут, получается, собственное рождение посмотрела... Интересно, правда ли, что в год моего рождения была такая засуха? И такая дикая гроза в ночь, когда я родилась? Жаль, маму уже не спросишь - мне было всего три года, когда ее не стало... и сестренке - полтора. А два наших брата-близнеца так и не увидели света...

Мне повезло с приемными родителями - очень повезло. Еще неизвестно, было бы мне лучше с родными. Но, наверное, есть все же некая связь между матерью и ее ребенком, и мне ее не хватало больше, чем я могла сознавать. И моя тоска находила выход в снах. Они стали моей второй жизнью.

Я скоро научилась молчать о том, что мне снилось - взрослые настороженно относились к моим видениям. "У ребенка просто богатая фантазия", - утешали они друг друга. Но я уже понимала, что они беспокоятся. И просто перестала рассказывать... Впрочем, истины ради надо сказать, что меня мое воображение тоже пугало. Я все время чувствовала себя канатоходцем, который балансирует между сном и явью, ежесекундно рискуя сорваться и сойти с ума. Но тогда я еще не знала, что возможно и объединение... хотя было одно происшествие, которое не укладывалось в рамки обыденности или сна...


В теплые летние ночи меня укладывали спать на самодельной веранде. Часто мама - приемная мама, конечно, - ложилась со мной вместе. С ней было уютно и совсем не страшно. Прижавшись к ее теплой спине, я быстро засыпала и никогда не видела снов. Но вот когда она ложилась дома...

Мне снилось, что я не сплю. Полная луна заглядывала в широкое окно веранды, и мне казалось, что свет ее наполняет мое тело, что я становлюсь легкой, невесомой, как лунный блик. Ощущение было необыкновенным. И мне вдруг представилось, что именно так должны чувствовать себя зореницы - девушки, холодные и прекрасные как звезды, всю ночь танцующие на лесных полянах в лунном свете и исчезающие на заре, как легкий туман.

И как-то само собой вышло, что я тихонько встала, завернулась в простыню и пошла в лес. До опушки было совсем недалеко идти - не будет и сотни метров. Лес в ночь полнолуния совершенно особое место - деревья стоят загадочные, темные, тихие, за каждым кустом чудится тайна... Роса обжигала мне босые ступни, с веток стекало лунное серебро, и мне вдруг стало так невыразимо хорошо, что я ликующе закричала!

Лес отозвался тихим рыком. В кустах мелькнула тень, и прямо передо мной появился крупный волк: клыки оскалены, уши прижаты, в желтых глазах ярость, в глотке клокочет рычание. Не будь я уверена, что сплю, я бы умчалась без оглядки. Но я знала, что сплю, и знала, что в этом сне я - госпожа, и никто не может остановить меня. Я знала, что эта ночь - моя.

- Дорогу, серый брат! - сказала-пропела-подумала я, и шагнула вперед. И страж ночного леса отступил.

Всю ночь, до самого рассвета, я кружилась в лунном свете и пела - пела! - а мне говорили, что у меня нет ни слуха, ни голоса. Но песни мои звучали, как ветер в рассветных кронах, они были чисты и прозрачны, и даже осинки, заслышав их, переставали трепетать в неведомой тревоге. В короне из лапчатой листвы клена, в ночных цветах, в жемчужинках росы - я словно слилась с ночью воедино, небывалое чувство глубинного сродства с каждым деревом, каждой травинкой увлекло меня в вихрь танца, и очнулась я лишь на рассвете.

"Мама узнает!" - это была первая мысль, действительно мысль, а не чувство, за всю ночь, и я испугалась. С сожалением обняв стволик юной березки, я побежала домой. Береза ласково зашелестела мне вслед. Бросив корону под подушку, я расправила скомканную простыню, кое-как укрылась и закрыла глаза.

И тут же проснулась.

"Только сон!!!" - подобного разочарования я еще не испытывала никогда в жизни. Всю эту сказочную ночь теплилась где-то глубоко внутри надежда, что это - на самом деле... Счастье единения, пьянившее меня всю ночь - только сон?! Мне было очень горько. Но в то же время поднималось во мне понимание, что так и должно быть. Подобное счастье не может быть реальным - иначе как жить обыденной жизнью, познав его наяву?

Но холодный червячок ужаса прополз у меня между лопатками, когда я подняла подушку и увидела смятый венок из кленовых листьев. Он еще хранил свежесть ночного леса...

Не сон!

Что же тогда это? Сумасшествие? Или... или во мне зреет тайная сила?

Но время шло, сны больше не становились реальностью, и я успокоилась, даже не подозревая, что научилась переступать тонкую грань между сном и явью. И жила спокойно - пока не наступил мой День.


В нашей деревне большие огороды. У многих по два и даже по три участка. У нас вот два. Один возле дома, другой - за речкой, далековато, но идти надо через сад, и это достаточное утешение. Собственно, садом заглохший, запущенный барский парк назвать сложно, но так уж тут повелось. Сад и сад. Еще в прошлом году здесь и вправду был сад - огромный, яблоневый... Правда, ухода за ним не было никакого, яблони вырождались, давали мелкие кислые яблочки и кисточки каменно твердых ранеток, от которых челюсти сводило, как у бульдога, мертвым прикусом, а глаза лезли через лоб на мягкое место. Но зато как хорош был этот сад по весне, когда каждая яблонька от корней до макушки одевалась в благоуханный белоснежный наряд! И летом, когда мы рвали зеленые яблоки и грызли их, обмакивая в соль. А после первых осенних морозов те самые ранеточки, которые невозможно было проглотить, даже если ухитришься разжевать, становились мягкими и кисловато-сладкими, и мы соревновались с птицами, кто быстрее освободит яблоневые ветки от вкусного бремени...

В этом году белой сказки село не увидело. Яблони выкорчевали, а на их месте сделали еще несколько огородов. И я перестала там ходить. Теперь я бегала собственно через парк, тропинкой, петляющей между старыми черемухами, переправляясь через речку по бревну, перекинутому с берега на берег. Бревно было шатким, но тем интереснее становилась переправа - что за удовольствие ходить там, где и свалиться-то некуда? Я наловчилась пробегать по бревну, не останавливаясь и даже не замедляя бега.

А за речкой начиналась урема, где мне нравилось больше всего. Ракитник, сплошь увитый хмелем и вьюном, перемежался кустами бузины, а местами попадались остро пахнущие кусты дикой черной смородины, сплошь усеянные кисточками глянцевых ягод. Смородину не трогали - кислая. Но я порой отщипывала на бегу кисточку-другую и жмурилась, раскусывая терпкие смородинки. Не то чтобы она мне нравилась, просто мне казалось, что смородине обидно от людского невнимания... И хмель я тоже собирала. Осенью, в сентябре, когда каждая лоза золотится от мягких шишек. Когда я возвращалась с огромным мешком, туго набитым добычей, мы расстилали на полу в спальне старое покрывало, и я вытряхивала на ветхую ткань огромную, горьковато-дурманно благоухающую кучу мягких шишек. Хмель сох с неделю, и все это время в спальне стоял густой, ни с чем не сравнимый аромат осенней уремы... Потом подсохший хмель убирали обратно в мешок и прятали в кладовку, но запах держался еще около месяца.

Запах хмеля... Мама ставила на нем дрожжи. Собственно, дрожжи можно купить в магазине, но насколько вкуснее хлеб, испеченный на хмелевой закваске! Душистый, ноздреватый, упругий, с безумно вкусной корочкой... слюнки сами текут, стоит вспомнить. Ну, а за уремой уже огороды... и наш в том числе. Он достаточно велик, чтобы проторчать там до вечера, особенно с моей скоростью прополки: я полю медленно и основательно, выщипывая все сорняки до самой мелкой травинки. А без передышки на жаре трудно. Поэтому я брала с собой сеточку с бутылью воды, пару ломтей хлеба, а все остальное росло на огороде.


Вот и сегодня тропинка вела меня среди вековых лип и черемух, и я уже предвкушала, как мелькнет подо мной слюдяное зеркало речки, и моя любимая урема раскинется вокруг. Вот и переправа... Бревно качалось в такт моим шагам, меня подкидывало вверх и вперед, и я снова попадала точно в такт, и снова взлетала, теряя чувство собственной весомости... Секунда - и я на том берегу. Урема!

И вот тут-то, на самом разлете, за первым же поворотом я споткнулась и шлепнулась. Прямо на ужасно неудобный сучок. Потому что иначе наступила бы на старика, который разлегся прямо посреди тропинки. Вытаскивая из-под себя сучок, я уже готова была обругать старика - нашел, мол, место для отдыха! - но сообразила, что просто так старики по уреме не шляются и на тропинках не лежат. Особенно если у них, стариков, при этом землисто-бледный цвет лица. Зашвырнув сучок в кусты, я поняла, что в старике еще кое-что выглядит странным. А присмотревшись, обнаружила, что странным выглядит абсолютно все.

У старика были длинные седые кудри. Именно так. Именно кудри, именно седые, и именно длинные. Мне бы такой длины косы - подружки бы обзавидовались... А еще на голове у старика был обруч из серебра, массивный даже на вид, усыпанный аметистами. А глаза у него, между прочим, были лилового цвета. Что-то мне не припоминалось, чтобы у людей бывали такие глаза...

Старик приподнялся на локте. Я обнаружила, что одет он в нечто развевающееся, лилово-черное с багряной отделкой, и явно из очень дорогой ткани. Выглядело это необычно, красиво и, пожалуй, даже роскошно. Вот только как-то... слегка средневеково.

Все понятно. Галлюцинация. Не надо было есть с утра столько луговых опят. Но они такие вкусные, что я не удержалась - навернула целую сковородку... Вот теперь придется слушать монолог какого-нибудь короля Лира. На средневековом английском. А потом глотать горстями всякие препараты сомнительного происхождения и качества... без малейшей гарантии исцеления.

- Пить, - сказал старик.

По-русски, между прочим, сказал. Без малейшего средневекового акцента. Интересно, а как галлюцинациям положено разговаривать? На языке соответствующего исторического периода или на языке того, кто эту галлюцинацию имеет честь лицезреть?

Размышляя на эти животрепещущие темы, я обнаружила, что уже вытащила из сеточки бутылку с водой, открутила крышку и подала старику. Морщась - больно или невкусно? - он начал пить мелкими быстрыми глотками. А я начала разглядывать явно самостоятельно и явно очень неумело наложенный жгут из оторванной полы одеяния на левой руке выше локтя. Кровь - если только кровь бывает голубовато-белой, как снятое молоко - сочилась из раны и пропитывала одежду. И надо сказать, к моменту моего падения одежда пропиталась уже изрядно. И как это дедуля концы не отдал при такой-то кровопотере?

- Можешь? - старик взглядом указал на рану. Только теперь я осознала, что слышать-то я его слышу, но вот рта он при этом не раскрывает вовсе. Какая прелесть. Я нарвалась на телепатирующую галлюцинацию. Которую, к тому же, можно напоить водой и перевязать заново. Помянув добрым словом военрука, целую четверть истязавшего нас всевозможными видами перевязок, я сдернула с головы косынку и сняла жгут.

Заново перетянув руку, я начала перевязывать рану косынкой. Попутно пытаясь сообразить, чем это приласкали ее счастливого обладателя.

- Меч из черной стали, - пояснил старик. Естественно, не размыкая губ.

- Ясно.

Положим, ясно далеко не все, но надо же было хоть что-то ответить. Звук собственного голоса заставил меня вздрогнуть - похоже, миг назад я и не помнила, что для речи вообще-то желательно издавать звуки.

Кровь тем временем остановилась. Я осторожно ослабила жгут. Пятно на повязке не увеличилось. Я выждала еще немного, ослабила снова. Больше ослаблять не стала - пусть свернется как следует, минут через пятнадцать можно будет снять совсем. Вот только... такую рану нельзя оставлять незашитой. При малейшем движении откроется снова. А зашивать нечем.

Мы сидели на тропинке и смотрели друг на друга. Вернее, сидела я. А старик полулежал, опираясь на локоть здоровой руки, и отсутствие кетгута и хирургической иглы, судя по всему, его совершенно не волновало. Я вдруг поймала себя на мысли, что вообще-то мне положено было испугаться и убежать, оглушая истерическим визгом ни в чем не повинную урему. Однако я почему-то не сбежала. Более того - восприняла происходящее как досадную, но совершенно естественную данность. Ну подумаешь, старик с лиловыми глазами, белой кровью, в каком-то дурацком балахоне, тяжело раненый мечом из черной стали - а чем она, собственно, хуже любой другой? - фи, какие пустяки! Бывает и круче, достаточно вспомнить любой из моих снов.

И тут мне стало все понятно. Это же просто сон! Сон, и ничего больше! Не первый, и не последний пожалуй, а к странным снам я уже давно привыкла.

- А ты ущипни себя за руку, - посоветовал старик.

Почему-то мне этого делать не захотелось...

- Теперь я могу вернуться, - сообщил он мне.

Я с сомнением на него посмотрела. Куда это, интересно, он собрался возвращаться? И как? Даже рана не зашита. И крови сколько потерял...

- Это все пустяки, - старик сделал некое неопределенное движение здоровой рукой. Я заметила на пальце перстень с мерцающим камнем. А какие красивые пальцы... руки не воина - Хранителя.

Стоп. Откуда это слово? Кто такие Хранители?

Поздно - дырочка в памяти законопачена, и оттуда больше ничего не просочится. Так обидно каждый раз становится - только что-то прорвется из той наглухо закрытой области памяти, которая, я точно знаю, у меня есть - и весьма обширная область! - как тут же ее затыкают, и я остаюсь с целым ворохом вопросов без малейшей надежды на ответ. Ну вот, например, кто бы мне объяснил, откуда у меня пятилетней взялись такие познания в астрономии, что я учителю физики взялась перечислять классификации звезд по величине, по спектрам, по возрасту и еще по паре десятков признаков? Какого класса та или иная звезда - знаю. Откуда знаю - увы... и таких "увы" - не одна дюжина.

Вот теперь еще Хранители добавились...

Старик смотрел на меня и молча улыбался. Нет бы подсказать...

- На закате к тебе придет конь, - сказал он. - Доверься ему и ничему не удивляйся.

- Nil admirari, - хмыкнула я. Эти слова можно было бы начертать в моем родовом гербе, заведись у меня таковой - столько у меня уже поводов ничему не удивляться...

- В твоем родовом гербе другие слова, - сказал старик. И на чистейшей латыни выдал: - Aut vincere, aut mori. К сожалению, для тебя это, скорее всего, синонимы.

И он исчез. А я осталась сидеть на тропинке в полном обалдении и таращиться на белесое пятно пропитанной кровью земли там, где он только что лежал, удобно облокотясь здоровой рукой. А на раненой была моя косынка. Совсем новая, между прочим. Без которой прополка превратится из сомнительного удовольствия в несомненную каторгу. Солнце-то вон как печет... и с мамой еще объясняться, где косынку посеяла...

Кстати о прополке. Я со вздохом убрала полупустую бутылку в сетку и на всякий случай все-таки ущипнула себя за руку. На руке немедленно возник синяк. Но в реальности случившегося это меня почему-то все равно не убедило.


К вечеру, уставшая, голодная и мающаяся головной болью от перегрева на солнце, я вернулась домой, порадовала маму волчьим аппетитом, помыла посуду, подоила корову, переделала еще несколько дел, числившихся за мной, и отправилась отдыхать.

Ничего подобного, вовсе не валяться с книжкой на диване и не таращиться в экран телевизора. Такой отдых утомительнее любой работы. Для меня отдыхать - значит с самодельной уздечкой подкрадываться к соседским лошадям, которые пасутся за дорогой. Правда, с едой там особо не разгуляешься, потому что растет в этом месте в основном пыльная, полусухая, вытоптанная и выщипанная еще с весны трава. А отвести коня чуть подальше, к опушке, где сочный травостой, почему-то никто не догадывается. Или боятся... Но за дорогой есть просто нечего. А потому я отдыхаю на лошадях по очереди. Чтоб никому обидно не было.

Изловив очередную жертву, я уезжаю через поле к дальнему лесу. Там на опушке есть места, где растет сочный костер, алеют мягкие головки клевера, пушатся колоски мятлика и кивает лисохвост. Обычно такие полянки выкашивают на подкорм скоту, но за полем не трогают - не везти же по созревающей ржи, поймают - ноги повыдергают, а в объезд далеко, да и бензина сколько уйдет... Не стоит овчинка выделки. Этим я и пользуюсь: пускаю свое транспортное средство на еще не тронутую полянку. У коняги только за ушами пищит, ему некогда даже отмахиваться от назойливых комаров - так торопливо он хрустит травой, выбирая самое вкусное и пытаясь съесть как можно больше за тот недолгий - он уже знает об этом - срок, который ему отведен. Два-три часа, и мы поедем обратно, и весь остаток ночи он будет довольствоваться тем, что не доел за прошедшие месяцы. Но эти два-три часа - его, и он спешит использовать их в полной мере.

А я лежу в траве, смотрю в звездное небо, и ни о чем не думаю. Просто нет необходимости думать. Когда надо мной качаются стебли трав, тихо вращается звездный круг, изредка прорезаемый мгновенной вспышкой падучей звезды, и стонет где-то ночная птица, я вся отдаюсь чувству сродства, глубокого единства с ночью, с землей, травой, звездами... Нет, это не то единение, пьянившее меня в давнюю, давнюю ночь полнолуния. То было глубже, неохватней, сильнее... но и это по-своему прекрасно. И я лежу и молчу, и смотрю на звезды, пока не почувствую - пора. Тогда я встаю, ловлю своего коня, и мы возвращаемся назад в село. По дороге конь прихватывает зубами верхушки трав и колосья поспевающей ржи, я ему не мешаю. Пусть лакомится...

На этот раз отдыха у меня не вышло.

Я совсем забыла о словах старика, просто выкинула их из головы, как выкидывала до этого все, что мне снилось, что могло смутить или потревожить, оставляя ночное - ночи, а при свете дня стараясь не вспоминать о том, что ждет за зыбкой гранью реальности. Иначе недолго лишиться рассудка... Но когда я открыла ворота и шагнула со двора, прикидывая, кого мне сегодня радовать вкусным ужином, прямо передо мной оказался накрытый шелковистой белой попоной конский бок. В который я и врезалась, не успев остановиться. Конь всхрапнул, чуть отодвинулся, но выпускать меня явно не собирался.

- Прими! - я решительно похлопала рукой по плечу коня. Тот подергал шкурой и не сдвинулся с места. Я задумалась. Конь крупный, такого трактором не стронешь, если упрется. Так что теперь, через забор прыгать? И вдруг меня осенило.

- Ты за мной? - спросила я.

Фыркнув, скакун переступил точеными ногами и повернулся ко мне, так сказать, фасадом. На фасаде обнаружилась уздечка, увешанная невообразимым количеством всяческих бляшек, висюлек и цепочек. И все это звенело, сверкало и переливалось, наводя на меркантильные мысли о стоимости сего великолепия. Стоимость представлялась внушительной...

Подхватив повод, я осадила коня назад и наконец прошла в ворота. В конце концов, просили же не удивляться... вот и не будем удивляться. Самодельную уздечку - в малинник, пока не понадобится. С какого бока это чудо природы приучено к посадке?

Чуду, наверное, было все равно, а я вот привыкла запрыгивать в седло слева. И зашла с левой стороны. Конь фыркнул еще раз - явно насмешливо. И белая попона зашевелилась, сползая вниз и открывая незаседланную спину. Мне понадобилось несколько минут ошеломленного созерцания, чтобы осознать биологическую невозможность случившегося. Это была не попона. Это были крылья. И левое крыло приспустилось сгибом к моим коленям, образуя удобную ступеньку для посадки.

Впоследствии я так и не смогла вспомнить, воспользовалась ли я этой ступенькой или запрыгнула сама. Потрясение было запредельным. В себя я начала приходить только за околицей, когда привычный ритм мерного галопа понемногу вернул меня к реальности. Крылья коня были сложены и плотно прижимали к бокам мои ноги, так что посадка была очень прочной - даже грохнись я в обморок, наверное, не упала бы. Дорога стремительно летела навстречу, копыта четко отбивали дробь, и сердце замирало в предчувствии полета.

И я поняла, что самое страшное все-таки случилось - я сошла с ума. Потому что я узнала этого коня.

Еще ребенком я мечтала о том, чтобы наяву встретить одного из крылатых скакунов Арэна - восьмой планеты из системы Везена, дельты Большого Пса, где я нередко оказывалась во сне. Они были так прекрасны, кони с широкими кожистыми крыльями точно в тон масти, способные к стремительному полету и не менее стремительному бегу, что я даже плакала иногда от сознания невозможности такой встречи. Я представляла, как бы я была счастлива, поднявшись в небо Земли на арэнитском скакуне, как бы мы с ним играли в тучах, обгоняли птиц...

А почему бы и нет?! С ума я уже сошла, так хоть получу удовольствие от исполнения детской мечты! И я привычно - привычно по снам - пригнулась к конской шее, ловя ступнями широкие задние ребра коня, пока земля уходила вниз...


Конь мчал меня на север. Он летел быстро, пожирая пространство широкими взмахами белых крыльев, и скоро я уже не узнавала места, над которыми мы пролетали - здесь мне бывать не доводилось. С высоты полета ясно просматривался рельеф местности, исполосованная грядами пологих холмов равнина постепенно становилась все более гладкой. По моим представлениям, севернее наших мест раскинулась все та же всхолмленная лесостепь, переходящая в притаежную лесную зону, где каждый пригодный для посева клочок земли приспособлен под поле или хотя бы огород. Вместо этого под нами тянулась девственная степь без малейших признаков человеческой деятельности. По степи то и дело проносились табунки каких-то животных, сверху не разглядеть было, каких именно. Катились по ветру серебристые волны ковыля, кивали головками цветы, и в пределах видимости - ни одного деревца....

Если бы не врожденное и до сей поры ни разу не подводившее чувство направления, я могла бы предположить, что мы летели не на север, а, скажем, на юг, и оказались где-нибудь в степях Казахстана. Я могла бы даже предположить, что арэнитский скакун при этом развил скорость реактивного самолета и за какой-нибудь час полета занес меня в сопредельное государство. Но халатность местных ПВО, проворонивших такой крупный летающий объект, как крылатая лошадь, предположить было уже невозможно. Однако никаких ракет, никаких истребителей, вежливо предлагающих снизиться и зайти на посадку, я не наблюдала.

Еще можно было бы предположить, что мы вообще уже на какой-нибудь другой планете. Но тогда как я могла проморгать момент перехода? И воздух совсем земной, и цветы на вид совершенно наши...

Внизу появилась белая точка. Скакун сложил крылья и камнем рухнул вниз. У меня внутри все оборвалось, мне казалось - еще миг, и мы расшибемся в лепешку, но в последнее мгновение конь взмахнул-таки крыльями, и мы мягко опустились в траву. В целое море травы, высокой, по холку коню, и все-таки нашей, земной травы. Она качалась на ветру, тихо шелестя, и я невольно подумала, как хорошо было бы полежать в ней ночью, глядя на звезды...

Конь всхрапнул и приспустил крыло, предлагая мне спешиться. Я не заставила просить себя дважды, соскочила на землю и уставилась на белую каменную плиту, перед которой мы опустились. Плита была шершавой и теплой на ощупь, с вырезанной в центре розой ветров, от которой расходились тонкие прямые лучи. Интересно, меня сюда привезли только для того, чтобы показать этот камень?

Я присела перед плитой на корточки и заметила, что роза ветров очерчена тонкой, как волос, линией - щель или резьба? И что мне даст, если это щель? Можно попытаться вынуть каменный цилиндр с тонкой резьбой, получится забавный сувенир - память о собственном помешательстве. А можно попытаться повернуть вокруг оси и посмотреть, что из этого выйдет...

Извлечь цилиндр не получилось. А вот повернуть - вполне. Против часовой стрелки он не пошел, но неожиданно легко провернулся по часовой, и буквы на концах лучей розы совпали с направлениями на стороны света. Во всяком случае, южная стрелка нацелилась туда, откуда мы прилетели.

Плита загудела, задрожала и медленно отползла в сторону, открывая вход в подземный коридор. Вниз вели белые каменные ступени. Конь тихонько заржал и подтолкнул меня носом, словно приглашая спуститься в коридор. Мне туда вовсе не хотелось, но и просто так отказаться от приключения я тоже не могла. Меня же потом любопытство насмерть загложет!

И я шагнула на первую ступеньку.

Десятая по счету ступень спружинила под ногами, и я не успела даже удивиться, как мгновенно и бесшумно плита скользнула на прежнее место, и меня окружила непроглядная тьма. По инерции я сделала еще шаг и замерла. Жутковатые мысли закопошились в голове, по спине шустро пробежал целый муравейник. И что теперь делать? Может, изнутри тоже есть способ открыть дверь?

Я шагнула назад, но едва злополучная ступенька снова дрогнула под моей ногой, как в коридор ворвался сноп солнечного света. Никто не собирался замуровывать меня в зловещем подземелье на веки вечные, спасибо и на том. Неприятно, конечно, тыкаться впотьмах, но куда-нибудь этот коридор все-таки должен вести?

Я храбро окунулась во мрак. В темноте трудно было спускаться по ступенькам, казалось, что я иду уже целую вечность, что я уже безумно глубоко, что вся эта многометровая масса земли вот-вот рухнет на меня и придавит, и никто не узнает, где меня искать... Когда паника стала почти непреодолимой, впереди показалось слабое, на грани видимости, свечение. Словно там поворот, а за поворотом выход... Со вздохом облегчения я ринулась туда.

Выхода не было. За поворотом я увидела неярко освещенную комнату, стены и потолок которой терялись в полутьме. В центре комнаты возвышался золотой треножник, на его чеканном диске стояла изящной работы хрустальная чаша с золотистой жидкостью. Золотистый шелк или атлас - во всяком случае, что-то очень на них похожее - мягкими складками драпировал стены. Кроме треножника и драпировок в комнате больше не было ничего. Я подошла к треножнику, склонилась над чашей, понюхала. Вроде бы вино...

- Отпей, - послышался вкрадчивый шепот.

Очень не люблю, когда мне что-то вкрадчиво советуют.

- Зачем?

- Это золотой эликсир. Выпей его - и все золото мира будет твоим.

Какой-то странный театр для одного актера. С суфлером. Так и напрашиваются сцены диавольских искушений. Говорят, нечистый тоже начинает с баснословного богатства. Только вот душу взамен просит...

- Все золото мира? - переспросила я. - И куда мне столько?

Обладатель вкрадчивого голоса, похоже, растерялся.

- Но это же золото! - шепот стал удивленным. - Ты сможешь купить все, что захочешь! Подумай, твои приемные родители смогут вылечиться от всех болезней, разве твой долг приемной дочери не требует от тебя заботы о них? Ты станешь королевой, поселишь их в золотом дворце...

- Где они через месяц умрут от скуки, - невежливо перебила я невидимого собеседника. - Мой долг приемной дочери - любить их, а любовь не купишь ни за какие деньги. К тому же появись у меня столько золота, меня просто убьют на месте какие-нибудь бандиты. Или отберут власть имущие. Оно мне надо? Счастья мне это золото точно не принесет.

И я с грустью вспомнила о той ночи, когда я, подобно зоренице, пела и кружилась в лунном свете на лесной поляне, о пьянящем чувстве единения, никогда более не испытанном, но сделавшем меня такой счастливой, как ничто другое в жизни...

Свет померк, и в противоположной стене открылся проход. Я прошла мимо треножника совершенно равнодушно - может, просто не приняла всерьез все эти посулы, может, просто не верила в реальность происходящего - я и сама не знала, да и не хотела знать.

Снова меня окружили тишина и тьма. Я долго шла по нескончаемому коридору и уже готова была повернуть назад, когда впереди снова забрезжил свет. Я снова попала в комнату, очень похожую на первую, только теперь стены были задрапированы королевским багрянцем, а на треножнике лежала усыпанная драгоценными камнями корона, такой прекрасной работы, что дух захватывало.

- Надень ее, - прошептал тот же голос.

Мне почудилось, или в нем действительно прозвучал некий интерес?

- Зачем? - продолжила я игру в вопросы.

- Ты обретешь власть и сможешь отобрать все золото мира у того, кто получит его вместо тебя. Разве абсолютная власть - не высшее счастье?

- Счастье птицы в золотой клетке? - фыркнула я. - Даже если бы я оказалась такой дурой и согласилась, кто бы мне дал хоть шаг шагнуть против массы законов? Миром правят чиновники, невидимка, а вовсе не короли. Раньше мир был честнее и свободнее, раньше человек был властен над собой и над своей судьбой. Он мог добыть корону мечом, мог отдать корону и стать монахом, если власть его тяготила. Теперь мы всего лишь слуги закона... а корона - только символ, и ничего более.

- Но власть! - воскликнул голос. - Я предлагаю реальную власть, а не фикцию! Все будет подчинено малейшему твоему желанию!

- И что, когда придет мой срок покинуть этот мир, твоя хваленая власть сможет дать мне хотя бы минуту жизни сверх отмеренного Богом? - насмешливо спросила я. - Или сделает бессмертной, если я вдруг пожелаю бессмертия? Власть - только призрак, стать пленницей собственного могущества - зачем мне это? Оставь корону себе, а я как-нибудь обойдусь.

Снова померк свет, и в стене открылся проход. Даже не глянув на корону, я ушла по коридору в темноту.

В третьей комнате меня ждал меч. Он был на треть выдвинут из ножен, и его голубая сталь лучилась в неярком сиянии светильника. Невольно я залюбовалась им, и вдруг, как продолжение моих снов, в уши ворвался храп и топот коней, звон железа, крики боя, и ладонь так привычно ощутила тяжесть клинка, удобную чеканную рукоять... Наваждение мелькнуло и пропало, но у меня осталось чувство, что меч узнал меня и позвал...

- Возьми его, - прошептал голос. Теперь он звучал испытующе, и я напряглась, как бегун перед стартом.

- Зачем?

- Ты станешь великой воительницей, - ответил голос. - Ты сбросишь власть закона, власть больших и мелких чиновников, и дашь миру свой закон. Мечом ты добудешь корону и золото, от которых отказалась. Возьми его. Я же вижу - ты его жаждешь.

- Взять и пролить реки крови?! - ужаснулась я, шарахаясь от меча. - За кого ты меня принимаешь? Ни власть, ни золото не отмоют моих рук, если я сделаю, как ты говоришь! Мне не надо власти и денег, полученных такой ценой!

- Так чего же тебе надо? - удивился голос. - От золота ты отказалась, потому что его отнимет власть. От власти - потому что она взята не мечом. Я предложил тебе оружие, с которым ты будешь непобедима - но ты не желаешь проливать кровь! Так чего же ты хочешь?

- Свободы, - тихо ответила я. - Свободы быть счастливой, и единения с тем миром, который ты предлагаешь мне утопить в крови. Без этого единения я не буду счастливой никогда.

- Вот как... - голос надолго замолчал.

Я ждала. И пусть мне больше никогда не придется сесть верхом, если меч не ждал тоже.

- Ты рождена воином, - сказал наконец голос. - Ни золотой эликсир, ни корона не тронули твоего сердца, но к мечу ты потянулась всей душой... и он потянулся к тебе. Если б мог, он выскочил бы из ножен. Так возьми его.

- Зачем?

- Чтобы стать Хранителем мира, единения с которым ты так желаешь. Не хочешь завоевывать - храни. У меча два лезвия, он может служить и злу, и добру. Зла ты не захотела - захочешь ли добра?

- Смотря какого... оно почему-то у каждого свое. С кем я должна буду сражаться, если все-таки возьму меч?

- Кажется, я не ошибся, - довольно хмыкнул голос. - Ты ничему не веришь на слово. Но сейчас придется или поверить, или уйти ни с чем. Да будет тебе известно, что наша Вселенная - не первая и единственная, до нее существовало множество иных, и после нее, возможно, будет множество. В мире противоборствуют две силы - Звук и Тишина. Звук рождает вселенные, Тишина их разрушает. Есть еще и третья сила - Хранители. Они пытаются противостоять Тишине.

- Каким образом? - немедленно заинтересовалась я. Похоже, обладатель голоса знает кое-что о том, чего я не знаю, но очень хочу узнать. И я из него это вытрясу.

- Хранители посылают во Вселенную своих эмиссаров, Воплощенных. Эмиссары живут во Вселенной и пытаются своей жизнью и смертью не дать ей разрушиться. Вот только... Тишина тоже посылает своих эмиссаров. Все три силы находятся в некоем зыбком равновесии, все они - вне пределов времени и пространства, и все они понятия не имеют, что существует четвертая сила, живущая непосредственно в самой Вселенной. Это Изменяющие. Их задача - добиться победы Хранителей.

- Интересная сказка, но я слышала и получше, - ответила я. - У меня есть знакомые, которые таких сказок знают прорву. И пришельцы с Ориона с ними общаются, и Землю они каждую ночь от незримых полчищ врага спасают, и Вселенные одним чихом создают. Все психушки такими сказочниками переполнены, так что для меня ты пока - всего лишь еще один сказочник. Допустим на минуту, что я тебе верю. Что мне это дает? Меня вербуют Изменяющие - это как раз понятно. Но с кем я должна сражаться?

- С эмиссарами Тишины.

- Замечательно. Они запросто разрушают Вселенные, а я, значит, в силах им противостоять? Каким, интересно, образом?

- У меня есть основания думать, что ты - Воплощенная.

Теперь замолчала я. С одной стороны, это была несусветная глупость, нелепица. С другой - эта нелепица объясняла все.

- Что ты потребуешь взамен? - спросила я, почти уверенная в ответе. - Говорю сразу - душу не отдам.

Но меня не поняли. То есть сначала не поняли. Обладатель вкрадчивого голоса помолчал, потом издал невнятный звук, будто его слегка придушили, затем охнул и спросил:

- Ты что, приняла меня за... нечистую силу? И ждешь, что я попрошу взамен твою бессмертную душу?

- Ну, вообще-то жду.

- Зачем мне твоя бессмертная душа?! Что я с ней буду делать? - голос был близок к истерике. - Даже если бы ты могла ее отдать, а я взять, даже если бы я действительно был бесом-искусителем - ты что, не понимаешь, что твоя собственная религия ясно и четко говорит: душу человеку дает Господь, и только Он один над ней властен?! Великая Мать, не думал, что на склоне лет мне придется объяснять догматы христианства Воплощенной Хранителя!

Так. Успокоимся и начнем сначала.

- Значит, ты не бес, - сказала я.

- Нет.

- А кто?

Казалось бы, простой вопрос. Но моего собеседника он почему-то поставил в тупик.

- Я, - выдал он после непродолжительной паузы. - Что еще я могу ответить? Я - это я. Не человек. Но и не бес. И твоя душа мне без надобности, равно как и твое тело, и физическое, и весь комплект прочих, если они у тебя имеются.

- И если я соглашусь, это не станет для меня причиной вечной погибели? - допытывалась я.

- А я откуда могу знать? - изумился голос. - Я не Господь, как я могу предвидеть, что послужит причиной твоих адских мук, а что приведет к вратам рая?

Почему-то именно это меня убедило. Я шагнула к треножнику.

- Так ты возьмешь меч? - спросил голос.

- Да.

И я взяла клинок с треножника. Он оказался тяжелым, но эта тяжесть была приятной. Подобного оружия мне не приходилось не то что держать - даже видеть, но как знакомо, как привычно легла в ладонь чеканная прохладная рукоять! Какой стеклянный блеск потек по голубому металлу лезвия, когда я освободила клинок от ножен! И каким нежнейшим звоном отозвался на мое прикосновение меч, когда я провела пальцами вдоль долы...

- Выбор сделан! - на сей раз в голосе звучали облегчение и радость, и я наконец увидела его обладателя.

Все тот же загадочный старик вышел из расступившейся стены и ласково посмотрел на меня.

- Я не ошибся в тебе, - сказал он. - Я рад... Ты не пожалеешь о своем выборе, моя принцесса.

Видимо, я рано успокоилась.

- Почему ты так меня называешь?

- Но ты же не захотела быть королевой!

Оригинальная логика. Из разряда "Ты дурак! - Ничего подобного, я анализы сдавал, говорят, все в порядке"...

- Что я должна делать?

- Пока ничего. Сначала тебе нужно будет научиться владеть мечом. Потом - в зависимости от обстановки.

Перевязь меча пришлась точно впору, даже не пришлось подгонять. Словно специально на меня делали.

- Так и есть, - кивнул старик. - И корона, будь уверена, с тебя бы не свалилась, и эликсир пришелся бы по вкусу. Вот только ни корона, ни золото не дали бы тебе того, что дает этот меч из звонкой синей стали. Следуй за мной.

Теперь мы шли по ярко освещенному коридору. Светильники пылали, как десятки свечей, со всех сторон, и мы не отбрасывали теней. Только в конце коридора, перед массивной дверью из бронзы и красного дерева, царил мягкий полумрак. На створках двери красовались львиные головы с оскаленными клыками.

- Вложи руки им в пасти, - велел старик, - они должны тебя узнать.

Я спокойно выполнила указание. Сканирование отпечатков пальцев - тоже мне высокая технология... Хотя после корон, мечей и драпировок, конечно, должно впечатлять. Ладони удобно легли на львиные языки, и тут же оскаленные пасти сомкнулись на моих руках. Я едва не завопила от ужаса и рванулась назад. Пасти немедленно разжались, а дверь плавно раскрылась с музыкальным звоном.

- Каждый раз, приходя сюда, ты будешь вкладывать руки в львиные пасти, - спокойно сказал старик. - Без этого дверь тебя не впустит. Но можешь не бояться, Стражи тебя узнали.

Замечательно. Меня узнали. Наверное, у них нюх на инкарнации этих самых Хранителей. А что было бы, если бы я не была Воплощенной?

Видимо, думать вслух вошло у меня в дурную привычку, или старик читал мои мысли, как раскрытую книгу. Во всяком случае, он снова ответил на невысказанный вопрос:

- Если бы на твоем месте оказался чужой человек, он остался бы без рук. Даже если бы прошел испытание с честью.

Мы вошли.

Это был подземный дворец неописуемой красоты. Здесь было все: сады с настоящими плодовыми деревьями и цветами, уютные комнаты и торжественные залы, парки с ручными оленями и птицами, нескончаемые гардеробные с рядами одеяний всех времен, народов и фасонов, кухни, в которых что-то аппетитно шкворчало и булькало, конюшни с несравненными скакунами всех известных мне и множества неизвестных пород, псарни, сокольни, оружейные склады и шкатулки с драгоценностями, от которых потеряла бы голову любая королева... Там можно было бродить всю жизнь - и все-таки не обойти до конца.

- Кто тут хозяин? - спросила я старика, когда у меня закружилась голова от всего этого великолепия.

- Ты, моя принцесса.

Я и так была уверена, что место мне в психушке, рядом с теми самыми "сказочниками". Теперь я могла поставить себе точный диагноз: тяжелая форма мании величия. И что мне со всем этим делать? Я очень люблю изюм, но съесть его могу от силы горсточку. Коробка изюма меня, скорее всего, смутит. А от мешка я убегу без оглядки. Так и здесь: что мне со всем этим делать?

А ничего. Будем считать, что все это мне снится. Я не же раздумываю, как быть со своим сном, когда проснусь?

- А домашние животные здесь есть? - спросила я. - Ну, кошка там или собака?

- Нет, моя принцесса, - ответил старик. - Такие звери привязчивы, а ты выбрала путь, на котором так легко погибнуть... Что будет с твоим преданным псом, если ты однажды не вернешься? Он умрет от тоски... Все, что я могу дать тебе, это боевой конь - с ним вы, по крайней мере, и жить будете вместе, и умрете, если придется, тоже вместе.

- Какой конь? - оживилась я. - Арэнит?

- Нет, моя принцесса. Арэнитского коня я тебе не дам - просто не могу. Ты и сама должна помнить, что они служат лишь тому, кому захотят, и до тех пор, пока хотят. Конь, который будет с тобой повсюду, другой породы: вестланской.

- Вестланской?

- Вестла - четвертая планета системы Альхены, это в Близнецах, - пояснил старик. - Я покажу его тебе. Следуй за мной.

Моего коня держали в отдельной конюшне. Таких красавцев видеть мне еще не приходилось. Крупный, прекрасно сложенный золотисто-бурый скакун взглянул на меня огромными, глубокого лилового цвета глазами, с тихим ржанием потянулся ко мне, и я поняла, что пропала. От такого помешательства мне просто не захочется лечиться. Я обняла конскую шею и зажмурилась от страха, что вот сию секунду мое помрачение рассудка пройдет, и я окажусь на моей лесной опушке, с соседским доходягой-мерином в поводу...

- Нам пора, моя принцесса, - мягко сказал старик. - Не беспокойся, твой конь найдет тебя, где бы ты ни была, стоит только позвать. Осталось дать ему имя...

- Райс, - выдохнула я.- Его зовут Райс.

- Откуда ты знаешь? - удивился старик.

- Он мне сам сказал, - попробовала я пошутить, но поняла, что шутки не вышло - слишком серьезен был старик. На самом деле это имя просто вылетело из меня на выдохе, с толчком сердца, и стало очевидно, что никакого иного имени мой конь носить не может.

- Нам пора, - напомнил старик спустя минуту. - Есть еще одно дело, которое не может ждать.

Я нехотя оторвалась от Райса.

- Какое дело?

- Пойдем.

Он привел меня в оружейную. Пока я переходила вдоль стены от одного клинка к другому, старик выудил из кованого сундука кольчугу, наручи и поножи, и свалил все это к моим ногам.

- Зачем мне это? - удивилась я.

- Зло защищено, моя принцесса, - вздохнул старик. - Избери ты путь завоевания, доспех действительно был бы тебе ни к чему. А теперь ты уязвима. Глаз у меня хороший, но все-таки примерь, чтобы я был за тебя спокоен. В таком деле нельзя полагаться даже на самый хороший глаз.

Я послушно подняла тяжелую кольчугу. Тысячи мельчайших колечек переливались в свете ламп, струясь, как тончайший шелк, и когда я, не удержавшись, провела ладонью по кольчужному полотну, послышался уже знакомый певучий звук. Все та же звонкая синяя сталь...

Кольчуга пришлась точно впору, она не стесняла движений, но и не болталась, а к тяжести можно было привыкнуть. Наручи тоже подошли, а вот поножи пришлось пока заменить - оказались чуть великоваты. Старик уверил, что со временем я надену именно их, когда мышцы разовьются от упражнений с мечом, а пока сойдут и те, что подошли сейчас.

Застегнув последний ремешок, я залюбовалась тонким рисунком искусной чеканки на наруче, и не заметила, как старик принес еще ворох одежды. Алая ткань потекла на пол.

- А это еще что такое?!

- Это твоя одежда. Костюм надень под доспехи, плащ, соответственно, поверх. Сапоги на руки, перчатки на ноги. То есть наоборот. Занавеска вон там, в углу, за стойкой с пиками.

Я уже устала удивляться. Молча сгребла одежду и прошествовала в указанном направлении. Из-за занавески я вышла с дурацким ощущением, что мне предстоит принять участие в какой-то странной ролевой игре, где все знают мою квэнту, одна я не имею о ней ни малейшего понятия и должна догадываться по оговоркам прочих участников событий. Ощущение усилилось, когда я увидела в зеркале свое отражение. Мне никак не удавалось заставить себя поверить в то, что эта высокая, стройная и фантастически красивая амазонка в сверкающей кольчуге и алом плаще поверх доспеха, с ливнем ослепительно золотых волос поверх плаща - я. Не то чтобы лицо было не мое - именно мое, но какое-то... другое. Непривычное. Необычное. Наверное, попади я в руки опытного визажиста, он сумел бы, изведя пару тонн дорогой штукатурки, сотворить из меня нечто похожее. Но то, что я видела в зеркале, не было итогом работы профессионала. Это было совершенно естественное лицо. Мое. И в то же время не мое.

- Это не я, - сообщила я старику.

- Это ты, - возразил старик. - Это настоящая ты. А та, которую ты привыкла видеть в зеркале, не настоящая. Морок. Наваждение.

- Почему?! - поразилась я.

- А ты представь себе - как бы тебе жилось среди людей с такой вот внешностью?

Я задумалась. И вынуждена была признать, что старик прав. Жилось бы мне очень печально. Любое ублюдище противоположного пола считало бы, что имеет право задрать мне юбку, и полагало бы при том, что я должна этому очень радоваться. А если бы я не обрадовалась, сочло бы себя оскорбленным и имеющим право применить силу. По крайней мере, несколько моих знакомых девушек, которых я искренне считала куда красивее себя, за свою красоту жестоко поплатились. Не подавая, кстати, никакого повода для такого наказания...

- Это твое истинное лицо, - сказал старик. - Точно так же, как в ту ночь ты пела своим истинным голосом. Воплощенным многое приходится скрывать, моя принцесса... но в настоящем зеркале виден только истинный облик.

- А шлем мне не полагается? - спросила я только для того, чтобы что-то спросить и заполнить возникшую паузу.

- Он тебе не понадобится, - покачал головой старик. - У кого поднимется рука на такую красоту?

Очень странное заявление. Особенно в свете его же высказывания про необходимость сокрытия моей истинной внешности.

- Я имел в виду - никто не посмеет испортить твое лицо ударом меча, - пояснил старик, явно подслушав мое невысказанное недоумение. - Если тебя убьют, то только ударом в спину, моя принцесса. Потому что тот, кто встанет с тобой лицом к лицу, не сможет поднять руки.

Вероятно, то, что мне загонят пару дециметров хорошо наточенной и отполированной стали в спину, а не в грудь, должно было меня невероятно осчастливить. Но почему-то не осчастливило.

- Еще две вещи, - старик подвел меня поближе к зеркалу. Откуда-то из складок его одеяния явился тяжелый серебряный обруч, очень похожий на тот, что венчал голову старика, только не с аметистами, а с голубыми алмазами, и, выражаясь высоким штилем, был возложен на мое чело. А на указательный палец моей правой руки был надет перстень, тоже очень похожий на тот, что носил старик. И опять же с голубым алмазом. В котором лучилась звезда, подозрительно смахивающая на розу ветров с каменной плиты. Я попыталась припомнить, случалось ли мне слышать или читать о случаях астеризма у алмазов, но голова напрочь отказалась что-либо вспоминать, и мне пришлось с этим смириться.

- Вот теперь я сделал все, что должен был сделать, - старик отступил на несколько шагов и поклонился мне. - Повернув камень в перстне, ты сможешь менять облик с мнимого на истинный и обратно, когда тебе захочется. Или когда в том будет нужда. Пока истинный облик скрыт, никто не увидит ни венца, ни доспехов, ни оружия. Но стоит тебе повернуть камень, как обнажится скрытая суть, и Райс явится к тебе по первому зову, где бы ты ни находилась. А теперь нам пора расстаться, моя принцесса. Ненадолго.

Я кивнула и повернула камень. В большом зеркале передо мной отражалась все та же незнакомка при плаще и мече. Но в том, что было поменьше и висело рядом, я с облегчением увидела свой привычный, родной и любимый облик, по которому успела соскучиться едва ли не до слез: штопанная футболка, трико с пузырями на коленях, и на голове вместо алмазного венца - моя драгоценная косынка. Выстиранная и выглаженная.

На том мы и расстались. Я отправилась в путешествие по темному коридору, слишком ошалевшая, чтобы бояться темноты, а старик отбыл по своим загадочным делам. Ступенька дрогнула под ногой, я выбралась из-под земли на белый свет, и белый арэнитский конь поздравил меня с возвращением довольным всхрапом. Уже сидя на нем, я вдруг вспомнила, что так и не спросила у старика, почему вместо тайги конь занес меня в какие-то степи.

- Потому что тайга здесь еще не выросла, - отчетливо услышала я, хотя никого рядом не было. - Ты в доледниковом периоде, моя принцесса, и от дома тебя отделяет больше тысячелетий, чем километров...

Скакун взлетел, одним мощным взмахом крыльев бросив себя в небо, и понес меня прочь от белой плиты, вперед - на юг и в будущее, в тот день и час, когда его белые крылья увлекли меня в небывалое Приключение...


Это и был мой День. Сон и явь объединились, ухитрившись при этом не лишить меня рассудка. Большой перстень с алмазом, в котором играла восьмилучевая звезда, похожая на розу ветров, оказался достаточно весомым аргументом в пользу того, что мне не приснилось все случившееся. Один алмаз был размером с голубиное яйцо! Он существовал на самом деле, его видели все окружающие и нисколько не сомневались в его реальности. К счастью, принимая за бижутерию. Я бы тоже с удовольствием приняла, если бы эта лучистая полусфера не резала стекло, как горячий нож масло. Пока летела домой, я с ужасом думала, как объясню его появление, но с ним-то как раз проблем не возникло. Мама посмотрела на это драгоценное безобразие, спросила, не на огороде ли я его нашла, и больше не интересовалась. На огородах частенько что-нибудь находилось, поэтому я решила придерживаться этой версии. Оправа была серебряной, потому все сочли алмаз горным хрусталем, вещь тоже неплохая, но значительно менее ценная, а я распространяться об истинной стоимости своего приобретения благоразумно не стала. Огороды в этом году мои подруги обрабатывали с куда большим тщанием, чем прежде, надеясь тоже что-нибудь этакое откопать, но и только. И я успокоилась.

Теперь я была почти счастлива. Почти - потому что по утрам немилосердно ныли все мышцы. Старик приставил ко мне пару воинов и велел как можно скорее обучить меня премудростям мечевого боя, в том числе конного. И они старались изо всех сил. Днем, сонная, как муха в сентябре, я копалась в огороде (где вскоре в самом деле нашла подвеску с зеленоватым камнем, и у меня появилось много желающих помочь), или сидела за рукоделием, но делала все еще медленнее и основательнее, чем прежде, и меня приходилось то и дело подгонять. Обычно я злюсь, если меня начинают торопить, но теперь я стала попросту непробиваемой, как если бы все попреки в нерасторопности отскакивали от моей невидимой кольчуги. Выпалывая неистребимые сорняки или подбирая нитки, я уже вся была там - за чертой полуночи, когда я, крадучись, уходила в холмы или в сад, и там поворачивала камень в перстне. Высокий чистый звук, зов - и Райс возникал из ниоткуда, приветствуя меня радостным ржанием. Тело вскидывалось в прыжке, седло поскрипывало подо мной новенькой, пахнущей дегтем кожей, стремена из звонкой стали нежно пели, как дорогой хрусталь, когда я ловила их подошвами мягких сапог, левая рука привычно разбирала поводья, правая ложилась на рукоять меча - и звезды срывались с мест и превращались в огненные линии, когда Райс мощным рывком уносил меня в ночь...

Он уносил меня в бой. Поначалу - в учебный поединок с моими наставниками в искусстве владения мечом, из которого я долгое время возвращалась измочаленной и вымотанной до предела. Потом я вдруг обнаружила, что меч стал легким и послушным в моих руках, что силы мои возросли, и удары, которые прежде едва не выбрасывали меня из седла, теперь не могут заставить меня даже пошатнуться. И когда я выдержала поединок сразу с двумя моими учителями, они молча вложили мечи в ножны, поклонились мне и растаяли в ночном тумане. Больше я их не видела.

А в ближайшее полнолуние Райс принес меня в мой подземный дворец. Там меня встретил старик, заменил ставшие тесными поножи на те, что подобрал вначале, и сказал, что с этой ночи мне предстоит сражаться с эмиссарами Тишины. Они уже близко и не сегодня-завтра прибудут в наш мир. Именно поэтому со мной занимались так напряженно, чтобы успеть подготовить меня вовремя.

- Где мне искать их? - спросила я.

- Они сами тебя найдут, - заверил меня старик.

Нет, умеет он все-таки утешать, ничего не скажешь! В итоге я чуть было не передумала в следующую ночь выезжать на Райсе, но мне стало стыдно, и я отправилась искать приключений. Как и следовало ожидать, старик оказался пророком, и долго мне искать не пришлось. Приключения таки нашли меня сами.

Воины без лица, с черными клинками, верхом на вороных голубоглазых гезейских скакунах, преградили мне дорогу. Я не успела даже испугаться, потому что внезапный порыв веселой, хмельной, сумасбродной ярости подхватил меня и бросил в атаку. Я гнала Райса вперед, и мой клинок звенел и метал искры, ударяясь о черную сталь их мечей. Немую сталь. Эти воины воистину были воинами Тишины - они вообще не издавали звуков, там, где они появлялись, всякое звучание умирало - кроме топота и ржания Райса, моего боевого клича и звона синей стали кольчуги, меча и стремян. Их бесило это, они, казалось, теряли рассудок, с безумными лицами бросаясь на меня. Я всем существом своим ощущала их единственное стремление: умереть, но заставить замолчать ту, что посмела так дерзко звучать рядом с ними!

И я шумела в свое удовольствие! Как звенел мой клинок! Как ржал мой конь! Как ликующе кричала я сама, радуясь битве!

Я была почти счастлива - я стала настоящим воином! Но снова - только почти...

В очередное полнолуние Райс снова привез меня во дворец. Я уже знала, что по каким-то своим причинам воины Тишины в полнолуние не могут пройти в наш мир, и эти ночи проводила во дворце, в беседах со стариком, или просто странствуя под луной - лесными и степными дорогами, горными тропами, берегами рек и озер... На сей раз встретивший меня старик был чем-то озабочен.

- Что-то случилось? - спросила я, привычным уже движением сбрасывая плащ и усаживаясь в кресло возле огромного камина. В этом зале мы встречались чаще всего, тут было как-то по-особому таинственно и в то же время уютно. Тут старик рассказывал мне много интересного о Вселенной, об истории Земли, о других планетах... Но сегодня, видимо, беседы не выйдет - очень уж хмур собеседник...

- Тревожные вести, моя принцесса, - сказал он, усаживаясь напротив. - Очень тревожные. Сколько ты уже сражаешься с Тихими?

- Н-ну-у... года два, наверное. Я не считала. А что?

- Скоро три. Но это не важно. То есть важно, конечно, но речь не об этом сейчас. Тишина обеспокоена. Разведчики не возвращаются. В Светлом Круге видели Тихих. А после этого пропала одна из вестланских принцесс. Наша разведка сообщает, что Тишина готовится послать своего Воплощенного.

- И чем все эти вести грозят?

- Победой Тишины. Пропавшая принцесса, по предсказанию, должна была родить того, кто победит Тишину. Скорее всего, она похищена Тихими на той планете, где проходила свой первый круг познания. На нее надежды нет. А если придет Воплощенный Тишины, мы проиграем почти наверняка.

- Он настолько крут? - хмыкнула я. Как христианке, мне казались немного надуманными все эти страсти-мордасти, и в собственную воплощенность я, признаться, не верила вовсе. Старик об этом знал и не обижался.

- Еще круче, - не принял он моего игривого тона. - Противостоять ему мог бы только Воплощенный Созидателя, но они не посылают Воплощенных. На это способны только Хранители...

- Очень интересная сказка, - вежливо сказала я. - Осталось объяснить - для непосвященных - что такое Светлый Круг, какой такой первый круг познания, и почему его проходят не на своей родной планете?

Старик задумчиво смотрел на меня.

- Светлым Кругом вестлане именуют ту часть Вселенной, где злу нет места, - начал он негромко. - Темным Кругом - ту, где нет места добру. А Серым - область смешения, где зло и добро равно могущественны. Земля относится к Серому Кругу. Вестла - к Светлому. Гезея, где Тихие берут коней - к Темному, увы. Правящий дом Вестлы отправляет своих отпрысков на планеты Серого Круга, чтобы они, прожив там одну жизнь, могли в полной мере испытать и зло, и добро, иначе им никогда не стать достойными власти. Вестланские принцы и принцессы рождаются, живут и умирают как обычные люди. Ну, или не совсем обычные, но и не слишком выделяющиеся. Это и есть их первый круг познания. Потом будут и другие... но уже в Светлом Круге. Принцесса, о которой идет речь, родилась и успела достичь зрелости на одной из планет Серого Круга. А потом исчезла бесследно, и найти ее до сих пор не удалось. Хотя ищут давно. Уже лет двадцать по земному счету. А уж если Тихие проникли и в Светлый Круг, значит, Тишина необыкновенно усилилась, что можно считать явным предвестием близкого конца этого мира.

- Да здравствует конец света, - сказала я. - Что мы можем сделать?

- Это вопрос или предложение сложить оружие?

- Вопрос.

- Мы можем красиво умереть.

Я молча пожала плечами.

- Еще мы можем попытаться остановить Воплощенного Тишины.

- Это уже интереснее. Как именно?

- Предсказание гласит: "Когда Тишина обретет голос, старый мир кончится".

- Тихие вообще не способны к речи, - сказала я. - Не вижу смысла. И связи с Воплощенным Тишины.

- Надо не дать Воплощенному заговорить.

- Что ты предлагаешь? Вычислить, где и когда он родится, и прикончить прямо на родильном столе, не дав даже пикнуть? Извини, Тихих я накрошила много, но убивать младенца не стану. Даже ради спасения Вселенной.

- Никто не предлагает тебе убивать младенца. Воплощенный давно родился, просто он еще не в нашем мире. Вот когда он прибудет...

- Угу... - задумчиво сказала я, прикидывая, какие у меня шансы на победу. Шансы почему-то считали, что их прикидывать не надо - бессмысленное занятие, все равно величина получится со знаком минус. - А объяснений, каким образом Тихий может заговорить, у мудрых Изменяющих, случайно, не заготовлено?

- Увы, - старик развел руками. - Пока думаем.

- Ну, думайте, - сказала я, вставая, - не буду мешать...

И отправилась на конную прогулку.

Некоторый опыт подсказывал мне, что предсказания - очень гнусная штука, и связываться с ними - себе дороже. Ты вовсю борешься с предначертанием, а потом оказывается, что как раз этого делать не стоило, но уже поздно. Потому, пару раз ошпарившись, я решила, что на все воля Божья, и больше с судьбой спорить не пытаюсь. Ну, или пытаюсь не пытаться... Пусть мудрые Изменяющие разберутся, как следует, а мое дело маленькое - накостылять по шее кому попало. Но неприятный осадок от этого разговора у меня все-таки остался...

Через несколько дней, нарвавшись на очередной отряд Тихих, я от души повеселилась. Но когда последний из воинов упал на гриву своего коня и скатился в траву, я почему-то спешилась и подошла к нему. Странное дело: почти три года я воюю с ними, и все время мне чудится, что они безлики. Нет, не то чтобы у них не было лиц - они были как-то слишком схожи между собой. А может, просто не было времени разглядывать их?

Я присела на корточки над раненым. Удара я не опасалась - с такой раной не то что меч, руку не поднять. Мне хотелось рассмотреть моего противника.

Как ни странно, лицо у него было. Бледное, искаженное страданием... Впервые у меня появилось чувство, что я все-таки убийца. До этого момента такого чувства не было. Может, потому, что умирали они быстро, и в горячке боя я не могла заглянуть в глаза тем, кого убивала? А потом, когда бой кончался, их уже не было - они умирали без стонов и крови, просто истаивали в воздухе, как дым костра, и вороные скакуны Гезеи, впервые заржав - не то радостно, не то горестно - уносились прочь, с развевающейся гривой и пустым седлом...

Жалости к нему у меня не было. Но и ненависти не было тоже. Я сидела над ним и смотрела в темные глаза, подернутые поволокой последней боли. А он смотрел на меня - тоже без ненависти. Но странным был этот взгляд... словно что-то он пытался сказать мне - и не мог.

Заговорить с ним - во-первых, не ответит, во-вторых, звучание голоса не вызовет у него ничего, кроме ярости. Так ничего не получится. А если - как старик?

Немая речь мне не давалась, старик говорил, что у меня просто не тот тип мышления, я мыслю образами, а нужно как-то иначе. И все-таки иногда мне удавалось к нему прорваться. Может, удастся и с Тихим?

Я представила, как мое сознание касается его сознания. Раненый вздрогнул, и у меня возникло отчетливое ощущение испуга и недоумения. Я попыталась дать понять, что это я хочу с ним поговорить, понять, что им нужно, зачем они приходят в наш мир и пытаются разрушить его. Я спрашивала - если это можно назвать вопросом - без гнева, с тем же недоумением, какое исходило от него. И он понял.

Страх и опасение, гнев и радость, что можно что-то узнать и объяснить, целая буря чувств - меня так хлестнуло этой бурей, что я едва не лишилась чувств. "Не так сильно, - попросила я, сомневаясь, что меня поймут. - Мне так трудно". Но он понял. Буря улеглась.

Не знаю, все ли Тихие мыслят как я - образами, или случай привел ко мне собрата по несчастью, но он показывал мне, пока мог, а я смотрела. Тишина хотела создать свой мир. Только и всего. Но для этого ей непременно нужно было противоборство с Созидателями. Иначе - никак. Почему - я не поняла. Но воин был не просто убежден - он знал, что по-другому нельзя, ничего не выйдет. Но выходило почему-то, что у Тишины и Созидателей - одна цель, только они почему-то шли к ней разными путями...

Я попыталась спросить, не думали ли они про объединение усилий, представив две нити, Звук и Тишину, сплетенными воедино. Он ответил, что невозможно. Невозможно друг с другом, но и друг без друга невозможно. Не хватает чего-то, что могло бы их соединить, не допустив взаимоуничтожения... и это что-то они ищут уже который цикл!

Вот так номер. Тишине тоже нужны Изменяющие!

Воин терял силы, но я все-таки решилась на последний вопрос. Пропавшая принцесса. Смутный женский облик, надежда Созидателей и Тишины, несущая в себе зерно объединения, в сером ореоле, медленно растворяющаяся во тьме...

Он понял. Новый взрыв чувств, почти добивший его, кое-что мне объяснил. Например, полную безнадежность поисков...

Проводив взглядом гезейского скакуна, извещавшего ржанием мир о гибели своего господина, я села в седло и послала Райса во дворец. Старик явно был озадачен моим неожиданным визитом.

- Что-то случилось?

- Да. Я нашла вашу принцессу.

Таким взволнованным я его еще не видела. Он побледнел, стиснул руки так, что побелели костяшки пальцев, но постарался сдержаться. По крайней мере, не накинулся с расспросами, пока мы не оказались в нашем любимом зале и не разместились в наших любимых креслах.

- Рассказывай, - сказал он через несколько ударов сердца.

И я рассказала. О последнем бое. О том, как захотела посмотреть в лицо своему противнику. И о том, как удалось с ним поговорить.

- Это редкая удача, - сказал старик, теребя край своего одеяния. - Но что он сказал тебе о принцессе?

- Тихие знали о предсказании. И выкрали принцессу именно из-за него. Она стала... матерью Воплощенного Тишины. И умерла вскоре после его рождения. Он не лгал - я бы почуяла ложь. Он был слишком рад нашему внезапному взаимопониманию, чтобы лгать... Так что можете прекращать ваши поиски. Мне жаль.

На старика было больно смотреть. Несколько минут он сидел молча, закрыв глаза, и на его всегда таком бесстрастном лице отражалась смертельная мука. Потом, видимо, взяв себя в руки, он посмотрел на меня и спросил:

- Больше он ничего тебе не сказал?

Я покачала головой:

- Последнее сообщение лишило его сил. Может, он знал еще что-то, но сказать уже больше ничего не мог и вскоре умер.

Немного подумав, я добавила:

- Не знаю, важно это или нет, но он не испытывал ненависти. Даже ко мне.

- Это важно, - ответил старик. - Иди сейчас домой, моя принцесса. Я благодарен тебе за вести. Ты даже не представляешь себе, что ты сделала для нас всех... Так долго мы воюем с ними - и ни разу не удавалось поговорить. А тебе удалось... Но сейчас я буду слишком занят, чтобы уделять тебе внимание. Прими нашу благодарность - мою и моего народа, и в ближайшие дни никуда не выезжай. Я пошлю за тобой, как только появится возможность.

Я молча кивнула и отправилась домой. Честно говоря, я даже рада была запрету на ночные поездки. После разговора с Тихим я, наверное, уже не смогу убивать их с легким сердцем...

Мне и не пришлось больше убивать. С неделю меня не беспокоили, я выспалась и повеселела, и к концу недели начала уже подумывать, что, может быть, дальше обойдутся без меня. А когда все наладится, можно будет просто ездить на Райсе - не по ночам, а когда захочется, и жить во дворце, если взбредет в голову, и даже привозить туда подруг и друзей... ну, конечно, таких же сумасшедших, как я...

Но через неделю за мной приехали.

Июльский день выдался на диво жарким, утром росы не было, и к вечеру я ждала грозы. Облака на горизонте уже вытягивались феерическими башнями, и верхушки этих башен постепенно сносило вбок, так что они становились похожими на наковальни. Точно будет гроза. И, скорее всего, будет какой-нибудь удивительный сон этой ночью... Я выдернула очередной сорняк, бросила его в кучку выполотой травы - кроликам на ужин, и застыла.

Прямо за моей спиной всхрапнул конь. Я не слышала топота копыт - значит, он вынырнул из ниоткуда, как выныривал Райс, когда я его звала. Я обернулась.

Райс тоже был тут. Его держал под уздцы незнакомый мне воин. Райсу это явно не нравилось. А прямо передо мной сидел на светло-гнедом скакуне богато одетый всадник. Не Тихий - кольчуга и стремена знакомо позванивали при каждом движении, и на пальце подозрительно знакомый перстень с аметистом. Только камень поменьше, чем у старика.

- Здравствуйте, - всадник вежливо поклонился, но на лице у него отчетливо читалось сомнение - туда ли он попал? Надо думать, старик послал их за "принцессой", а тут замарашка, занятая прополкой.

Я вытерла пот со лба тыльной стороной ладони и поинтересовалась, зачем изволили явиться.

Всадники изволили явиться за мной.

- Это надолго? - спросила я, окидывая взглядом недополотую грядку.

Всадники честно сознались, что понятия не имеют.

- Может, я тогда закончу и вечером сама приеду? А то мама ругаться будет.

- Дело неотложное, - покачал головой всадник. - Нам сказали, что на счету каждая минута.

Я вздохнула. Неотложное так неотложное. Завтра дополю, скажу, что слишком жарко было...


В подземном дворце, куда меня отконвоировали всадники, меня ждал старик.

- Моя принцесса, - он жестом указал мне на дверь зала. Мы прошли в зал, но садиться я не стала. Старик прохаживался вдоль стены, я стояла посреди комнаты, следя за ним глазами, а воины смотрели на нас, подпирая двери. Должно быть, среди всей этой роскоши я представляла странное зрелище: в пыльных брюках, много раз заштопанной старой футболке, стоптанных чешках и пропитанной потом и пылью косынке. И с лучистым перстнем на пальце. Во всяком случае, в зеркале я уловила выражение недоумения на лицах воинов - как может принцесса выглядеть подобным образом?!

Я не то чтобы всерьез считала себя принцессой, но уже настолько привыкла к тому, что старик меня так величает, что, так сказать, "вжилась в роль". И невольно начала вести себя соответственно. И теперь непроизвольно внутренне усмехнулась не без ехидства - погодите, голубчики, я вам покажу "образ"!

Старик одобрительно покосился на меня и наконец заговорил.

- Тревожные вести, моя принцесса. Наши люди попытались наладить контакт с Тихими. К сожалению, в здоровом состоянии они неразговорчивы, а будучи ранеными, не успевают рассказать достаточно. Но кое-что нам все-таки удалось выяснить... Они ищут тебя, моя принцесса. Похоже, они решили, что вестланская кровь - это то, что необходимо для их целей. Воплощенный Тишины - сын вестланской принцессы и некоего существа... назовем его Князем Тишины, точного определения все равно не подобрать. Как мы поняли, он обладает рядом уникальных качеств, на которые Тишина возлагает большие надежды. Они сочли опыт удавшимся и готовы начать производство Воплощенных. А для этого им нужны вестланки. В Светлый Круг они прорвались, но их оттуда очень быстро выставили. Тогда они начали искать в Сером Круге. И следующая на очереди - ты, моя принцесса.

Я не поняла.

- Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду, что ты принцесса из ненаследной ветви вестланского правящего дома. И проходишь свой Первый круг познания на Земле.

Все страньше и страньше...

- Помнится, ты считал меня Воплощенной.

- Одно другому не мешает, - отмахнулся старик. - Ты Воплощенная, в этом давно нет никаких сомнений. Просто родилась ты вестланской принцессой, и тебя послали на Землю. А тот Тихий, с которым ты сумела поговорить, каким-то образом все-таки известил своих о вашей беседе. И теперь тебя ищет такая свора, что высовываться тебе больше нельзя. Воин ты неплохой, но что ты сделаешь одна против пары-тройки сотен воинов?

- Как что? - удивилась я. - Очень быстро убегу!

Тот воин, который выглядел помладше, прыснул в кулак. Старший укоризненно на него покосился.

- Все так же остра на язык, - улыбнулся старик. - Беда в том, что всю жизнь бегать ты не сможешь, все равно рано или поздно догонят и увезут.

- Что ты предлагаешь?

- Я тебя спрячу.

- Каким образом?

- Есть одно место... - туманно высказался старик. Мне сразу стало не по себе. Явно какой-то подвох.

- Что за место?

- Убежище. Тихим туда не войти. Но и тебе нельзя выйти, иначе попадешь в плен.

- И сколько я там должна буду пробыть?

- По обстоятельствам, - старик развел руками. - Когда будет можно, тебя выпустят.

- Ничего себе! - возмутилась я. - А если придется всю жизнь там проторчать?! И что я маме скажу, когда вернусь?!

- Ничего не скажешь, - невозмутимо ответил старик. - Уж вернуть тебя в тот же день, откуда взяли, мы как-нибудь сумеем. Из-за этого можешь не переживать.

Спокойнее мне не стало. Ни капельки. Если меня вернут в этот день, где гарантия, что Тихие меня тут же не сцапают?

Свои сомнения я высказала старику.

- Время необратимо, моя принцесса, - покачал головой старик. - Если все кончится благополучно и мы вернем тебя в твое прошлое, Тихие ничего не смогут тебе сделать, потому что они уже не смогли ничего тебе сделать.

Я еще поразмыслила.

- Других вариантов нет? - спросила я, не рассчитывая на положительный ответ.

- Нет, моя принцесса. Но не беспокойся, я не собираюсь держать тебя в тюремной камере. Убежище уступает дворцу разве что размерами. Все остальное - на том же уровне. Если что-то понадобится, просто дай мне знать.

- Каким образом?

- А каким образом ты сумела разговорить Тихого?

Я задумалась.

- А просто во дворце остаться нельзя? - спросила я.

- Нет, моя принцесса. Если Тихие найдут тебя здесь, им будет трудно проникнуть внутрь - но все же возможно. А Убежище... это единственное место во Вселенной, куда Тишине не проникнуть никогда. Даже если этот мир рухнет.

Озарение было мгновенным. Я вдруг ощутила себя безмерно древней и мудрой, всесильной и всезнающей... и донельзя растерянной.

- Значит, вот как Изменяющие умудряются не погибнуть при гибели Вселенной? И правящий дом Вестлы - это и есть Изменяющие? И Первый круг познания - это не познание сути добра и зла, а знакомство с новой Вселенной? Сколько циклов уже твой народ помогает нам, в то время как мы считаем нашу Надежду бесплотной?

Взгляд старика полыхнул темным пламенем.

- А вот и ты, Хранительница, - сказал он. - Сатэн Изменяющих приветствует тебя! Но еще не время, вернись в свой мир, отпусти мое дитя, ей еще так много предстоит сделать... чтобы Надежда наконец обрела плоть.

Нечто во мне озарилось улыбкой понимания... и все исчезло. Я снова была собой - язвительной и недоверчивой дерзкой девчонкой.

- Что это было? - вырвалось у меня.

- Кто, - мягко поправил меня старик. - Та, чьей Воплощенной ты являешься. Одна из Хранителей...

Не сказала бы, что мне это пришлось по вкусу. Я как-то привыкла считать себя единственной обитательницей собственной черепной коробки, и отвыкать от этой мысли мне совсем не хотелось.

- И что, она теперь постоянно будет так... выскакивать? Как чертик из табакерки?

- Нет, моя принцесса. Ты - это она, но и не она. У тебя есть собственный жизненный опыт, свои чувства, свои мысли. Ты - вполне самостоятельная личность. А она - так, иногда подсматривает в дырочку... если момент очень уж ответственный. Или если тебе требуется помощь.

- А что означает слово "сатэн"? - тут же спросила я. - Уж очень на "сатану" похоже!

- Тэн - правитель, - пояснил старик. - Сатэн - глава ненаследной ветви. Тэн, но не верховный. Я - глава одной из ненаследных ветвей правящего дома. Следовательно - сатэн. И к христианству мой титул не имеет ни малейшего отношения.

Я промолчала. Но подозрения мои не рассеялись. Кто-то был во мне. Кто-то говорил моими губами помимо моей воли. Чем не одержимость бесом?

Между тем воины, словно утомленные подпиранием дверей, начали беспокойно переминаться.

- Время, сатэн, - напомнил старший из них. - Мы можем не успеть.

- Да, пожалуй... - старик перестал измерять шагами комнату и остановился прямо передо мной. - Я полагаю, тебе придется провести там год, моя принцесса. Целый год - но это так мало по сравнению с вечным пленом Тишины... Я сделал все возможное, чтобы тебе там не было скучно. Там есть кони - правда, пересекать границы миров они не обучены. Там есть книги и краски, ты сможешь заниматься музыкой и рукоделием, всем, чем только пожелаешь. Но там не будет других людей, кроме тебя. Это единственное, чего я не могу тебе дать. Ни одна живая душа на свете не должна знать, где ты находишься. Эти воины, когда проводят тебя и вернутся, забудут все, что связано с тобой. Навсегда. Но если даже тебя найдут, никто не сможет войти к тебе, если только ты сама не впустишь незваного гостя. Они не смогут даже увидеть тебя. А теперь иди, моя принцесса. Время уходит...

Я кивнула и повернула камень в перстне, с некоторым злорадством поглядывая в зеркало на воинов. Мне было отлично видно, как у них вытянулись лица. Было от чего вытянуться.

По складкам алого плаща плескался золотой водопад волос, обруч на голове сыпал пригоршнями колючие радужные искры, огромные синие глаза смотрели с едва уловимой насмешкой, на губах - легкая тень ироничной улыбки, и тонкая рука в вышитой перчатке спокойно и привычно лежит на рукояти меча. Вот вам и замарашка...

Старик еще раз покосился на меня с явным одобрением, поклонился мне и кивнул воинам:

- Проводите принцессу в Убежище.

Мне даже не дали попрощаться с Райсом. Подвели гнедого ахалтекинца, слишком нервного и пылкого, он ржал, вставал на дыбы и не давал мне сесть в седло, пока я не заставила его несколько секунд простоять смирно, передернув повод. Этих секунд мне хватило, чтобы оказаться в седле. Он плохо слушался узды, и пока я с ним воевала, мы прибыли на место. Я ожидала увидеть невесть что, какой-нибудь бункер или подземный дворец вроде моего, а может, даже что-то вроде космического корабля. Но перед нами возвышалась живая изгородь, искусно подстриженная так, что образовывала нечто вроде крепостной стены с арками сверху. И в проемы зеленых арок я с высоты конской спины увидела захватывающую картину: чудесный особняк с лестницами из белого и розового мрамора, садами, фонтанами и мостиками над прудами. Посыпанная белым песком дорожка вела к воротам, на которых в чугунном литье неведомый мастер запечатлел сцены конной охоты на львов, в стиле, близком к скифскому звериному. Два льва щерили оскаленные пасти на охотников как раз там, где смыкались створки ворот, и я поняла, что мне снова придется совать руки между львиными клыками. Это в некоторой степени утешало - чужой человек не пройдет. Но вот изгородь казалась совершенно несерьезной. Два-три взмаха мечом, даже из самой обыкновенной земной высокоуглеродистой стали, опытной рукой - и в крепостной стене появится изрядная брешь. Въезжай в павшую твердыню и бери меня тепленькой, кому не лень.

Я так и сказала воинам.

- Нет, принцесса, - покачал головой воин. - Не все так просто, как кажется. Убежище - очень своеобразное место. И для каждого оно выглядит так, как тот его воспримет наилучшим образом. Нас тут трое. И каждый из нас видит свое. Может, в глубине своего сердца ты всегда мечтала о том, чтобы жить в подобном месте. И Убежище приняло для тебя именно такой вид. Ты видишь изгородь из кустарника? Значит, для тебя так лучше. Но нет в нашей Вселенной такой силы, которая смогла бы прорваться сквозь эти кусты. Вероятно, для твоего душевного здоровья тебе нужно провести этот год именно в такой обстановке, только и всего. Не каждый может вынести одиночество, да еще в четырех стенах...

- Дальше ты пойдешь одна, принцесса, - сказал второй. - За воротами - Убежище, там ты будешь в безопасности. Только не выходи за ворота и никого не впускай! Пусть предстоящий год будет для тебя легким...

Я соскочила с коня. Воины спешились, старший принял у меня поводья внезапно присмиревшего ахалтекинца. Интересно, зачем им понадобилось слезать? Боятся, что мне станет обидно - мол, принцесса пешком, а они верхом? Ха. Три раза. Я горда, но не горделива.

Я молча отвернулась и пошла к воротам. Руки привычно легли в львиные пасти, клыки сомкнулись на миг и отпустили меня на свободу. Ворота медленно раскрылись. Я вошла в Убежище, не оглядываясь - зачем? Но только когда створки ворот сомкнулись за моей спиной, я услышала топот копыт, внезапно оборвавшийся - всадники пересекли границу. В этот же миг они оказались далеко от этого места - там, где целый год будет томиться в одиночестве золотисто-бурый вестланский скакун, ставший мне самым близким и преданным другом...

Я вступила на мраморную лестницу.


Первые дни дались легко - я изучала Убежище. Это занятие отнимало все мое время, так что я даже поесть забывала, и ночь заставала меня то в конюшне, то в парке, то в библиотеке, то в какой-нибудь кладовой, где я по уши закапывалась в сундуки, полные всяческого восхитительного хлама: тканей, ниток, красок, бус, бисера, коклюшек, нотных папок, пучков бересты… И мне придется потратить очень много места и времени, чтобы перечислить все то, что я там находила.

Наверное, подсознательно я страшилась того момента, когда исследую Убежище до последнего уголка, осмотрюсь и пойму, что изучать больше нечего, а вокруг ни души. Но когда этот момент наступил, у меня уже было столько идей, чем себя занять, что я всерьез подумывала попросить старика продлить срок моего пребывания в Убежище. Я боялась, что мне не хватит обещанного года осуществить все задуманное.

Отсутствие необходимости трудиться, чтобы обеспечить себе пропитание, масса свободного времени и одиночество - вот уж никогда бы не подумала, что это именно то, чего мне всегда не хватало. Но теперь, когда я попала в идеальные условия для самосовершенствования, имея еще и огромное желание с максимальной отдачей использовать отпущенный срок, у меня не проходил творческий зуд: столько всего нужно успеть!!!

Я начала с того, что обставила себе комнату, уютно небольшую, но достаточно просторную, чтобы не чувствовать себя скованной. Само Убежище, выглядевшее как дворянская усадьба, требовало соблюдения стиля, и я постаралась не выбиваться из общей картины со своим будуаром. Подбирать шелковую обивку для стен, драпировки и занавеси, закреплять и развешивать бесконечные полотнища шелестящих, ласкающих кожу тканей было неописуемо приятно. Не меньшим удовольствием были подбор и расстановка мебели, всяческих милых безделушек, ваз со свежесрезанными цветами... Составление букетов и цветочных композиций было первым искусством, изучению которого я посвятила достаточно много времени. Каждое утро я начинала с того, что шла в парк, срезала охапки влажных от росы, благоухающих цветов, несла их в комнату и там расставляла по вазам пышными, причудливыми букетами.

В целом комната была готова. Оставалось развесить картины, но мне не хотелось украшать свое жилище чужим искусством, хотя целое хранилище картин скрывалось в одной из обширных кладовых. Я даже подозревала, что это не просто живопись, а память исчезнувших Вселенных, от которых не осталось иного следа, кроме картин, скульптур, музыки...

Я начала изучать живопись. К моим услугам были картины, которые я могла копировать, постигая искусство наложения цвета, передачи света и тени, и прочих художественных тонкостей. У меня были целые залежи холста и бумаги, карандашей и кистей, всевозможных красок и рисовального угля... наверное, многие художники отдали бы все, чтобы иметь такую мастерскую. Некоторые способности к рисованию у меня были с детства, и я постаралась развить их, насколько это возможно. Учителя у меня не было, но было на чем учиться - многие полотна из тех, что хранились в Убежище, потрясали зрителя до глубины души. А еще у меня было желание учиться и очень много свободного времени, которое все равно было некуда девать. Мне пришлось испортить немало холстов, прежде чем кисть в моих руках стала такой же послушной, как меч, но я своего добилась.

Больше всего мне нравились пейзажи. Ими я и украсила свой будуар.

За живописью пришла очередь музыки. Мне всегда говорили, что у меня нет ни слуха, ни голоса. Но если это так, почему меня всегда коробило от малейшей фальшивой ноты? Почему я вообще их слышала, эти фальшивинки? Разве человек без слуха способен понять, правильно ли играет музыкант? Очевидно, нет. И я села за фортепиано с тем же рвением, с каким садилась за мольберт.

Через полгода таких занятий меня было не узнать. Я читала иностранных классиков в оригинальных изданиях, весьма недурно музицировала и пела голосом, не лишенным приятности (помог магнитофон, на который я записывала свое исполнение, чтобы потом проанализировать допущенные ошибки), шутки ради сочиняла философические эссе, в которых со знанием дела пощипывала философов разных школ и направлений, писала картины на уровне выпускников художественных академий - а главное, получала от всего этого огромное удовольствие! Быть образованным и всесторонне развитым человеком не так уж и плохо, и я понимала теперь аристократов прошлых веков, так много времени уделявших изучению языков, искусств и философии. Хотя очень и очень задумывалась над тем, какой маразматик приложил конечности к составлению школьной программы обучения, по которой двенадцать лет бедные дети гробят здоровье и мозги, изучая то, что им совершенно не понадобится в жизни, и получают аттестат зрелости, будучи абсолютно незрелыми в житейском, моральном и культурном плане.

Между тем в моем образовании - или, если угодно, самообразовании, - оставался изрядный пробел. Так называемые естественные и точные науки. Поразмыслив, я решила, что их изучение ничего мне не даст, заучивать наизусть справочник растений и таблицу логарифмов смысла нет, поскольку справочники всегда доступны, и ограничилась общим поверхностным знакомством, уделив немного больше времени только ювелирным работам, разделу минералогии, посвященному драгоценным и поделочным камням, и лекарственным растениям. После чего, обнаружив в зеркале интересную бледность собственного лица и некоторую чрезмерность в стройности собственной фигуры, с понятным азартом приступила к изучению такой приятной, хоть и вовсе не точной науки, как кулинария.

Специям и способам приготовления разных продуктов я отвела оставшиеся у меня полгода, и только ежедневные длительные занятия в гимнастическом зале и прогулки верхом не дали мне окончательно растолстеть. И только тогда я сообразила, что подспудным мотивом такого стремления к саморазвитию было не что иное, как желание быть достойной титула, которым меня величал старик. Он утверждал при нашей последней встрече, что я - вестланская принцесса. А принцесса обязана соответствовать...

Год близился к концу, я успела изучить все, что мне хотелось, и теперь время от времени прерывала установившийся у меня распорядок занятий живописью, музыкой, чтением, гимнастикой, верховой ездой, фехтованием, флористикой и приготовлением вкусностей только для того, чтобы порыться в штабелях отрезов, подобрать какое-нибудь особенно красивое сочетание тканей и соорудить очередной потрясающий костюм для ролевки, или вечерний туалет, или просто сногсшибательное летнее платье. Шитье увлекало меня меньше, чем все остальное, но я справилась и с ним, потому что уже не хотела носить готовые вещи, сшитые на некую абстрактную фигуру, часто совершенно не совпадающую с моей. В итоге у меня подобрался неплохой гардероб, и я почти не сомневалась, что мне позволят взять его с собой, когда придет время покидать место моего заточения, оказавшегося таким интересным и полезным.

Увы - как всегда, я забыла поговорку о том, что человеку свойственно предполагать, а Господу - располагать. В один прекрасный день, за пару недель до окончания года (я тщательно вела календарь), прогуливаясь верхом вдоль живой изгороди и оглядывая окрестности (а вдруг я таки ошиблась со своим календарем и пропустила ту самую парочку недель, которая мне осталась?), я увидела Тихого. А он, что самое странное, увидел меня.

Он стоял у ворот, явно намереваясь войти, и держал в поводу вороного гезейского коня совершенно сказочной красоты. Но войти не получалось. Словно некая невидимая стена преграждала ему путь. Даже прикоснуться к створкам ворот он не мог - ладонь скользила, будто узорное чугунное литье какой-то проказник щедро смазал маслом, рука срывалась, а ворота оставались заперты. Тихий поднял голову, когда я остановила коня напротив него, уставился мне прямо в глаза, и я поняла, что он меня видит. А не должен бы, если верить старику...

Ни одна живая душа не должна знать, где я. Теперь знает. Убить? А как? Выйти за ворота - а если они только этого и ждут? Впустить и прикончить? Старик как раз и предостерегал, чтобы я никого не впускала. Войти-то он явно не может...

Я спокойно развернула своего скакуна и неторопливо поехала вдоль аллеи. Старику я сообщу о визите сегодня же. Пусть у него голова болит, что делать с нежданным визитером. А меня фортепиано ждет. И две отваренных с вечера кабаньих ножки, которые я собиралась потушить в рубиновом соусе. Месяц искала на винном складе черное вино, едва нашла, так что теперь все Тихие на свете не заставят меня отойти от плиты.

Копченую корейку я заготовила загодя. Немного, кусок с кулак, этого достаточно. Меленько порезала, налила на большую чугунную сковороду масла, и пока оно разогревалось, нашпиговала ножки кусочками корейки. Немного обжаренные ножки вскоре перекочевали на противень, а в масло отправились мелко порезанный лук, стакан бульона, соль, специи, несколько ягод можжевельника и кусочек лаврового листа. Совсем маленький, с ноготок, для запаха. И, само собой, черное вино. Целый стакан. Когда варево закипело, положила в сковородку с соусом ножки. А через полчаса бульканья на медленном огне сервировала любимый маленький столик в углу веранды и приступила к трапезе.

Ножки удались на диво. Обсосав последнюю косточку и допив вино, я пристроилась у открытого окна с папкой нот. Мелодия, легкая и приятная, удачно сочеталась с голосом - настоящим голосом, и я сама не заметила, как пролетело два часа, искренне наслаждаясь пением. Надо будет попробовать переложить эту мелодию для гитары. Пригодится на будущее. А пока...

Послышались аплодисменты. Я споткнулась на ровном месте. В открытое окно прекрасно была видна живая изгородь, а за ней - давешний Тихий. Который, судя по всему, меня очень хорошо слышал. И при этом не впал в исступление. Ну очень странный Тихий...

Я молча отвернулась и пошла в свой будуар. Самое время поделиться этой новостью со стариком...


Так началась эта война. Где бы я ни находилась, за оградой неизменно маячил всадник на вороном коне. Он следил за мной неотступно, а я не могла даже угрожающе выдвинуть меч из ножен - как знать, не будет ли это истолковано как позволение войти, дабы сразиться со мной? Я могла только делать вид, что никакого всадника в природе не существует. А делать вид с каждым днем становилось все труднее. Потому что всадник был очень красив. И не похож на Тихих. Если бы не конь, я бы вообще не подумала, что это Тихий, но так уж вышло, что гезейские скакуны никого, кроме воинов Тишины, на себя не пускают. И лицо у этого Тихого было такое, что запоминалось даже против воли. Вот только беззвучен он был, как тень... как все воины Тишины.

И я перестала выходить из особняка. Только пела иногда у открытого окна, чтобы проверить реакцию слушателя. Но он по-прежнему не выказывал намерения впасть в неистовство от звуков моего голоса. Все остальное время я проводила в мастерской.

Накладывая один мазок за другим, я обдумывала сложившуюся ситуацию. Старик выслушал меня внимательно, но ничего не посоветовал, сказал только, что в Убежище я в полной безопасности, что не надо ничего предпринимать, а странного Тихого по возможности просто игнорировать. Я так и делала - до последнего времени. Но... Игнорировать всадника и дальше - уже не получалось. Во-первых, вот-вот кончится срок моего заточения. Во-вторых, я и сама уже понимала, насколько невыносимым стало одиночество. Пока не было вездесущей черной тени за оградой, это чувство было каким-то отстраненным и почти не тревожащим. Но теперь...

Было еще и в-третьих. Но это "в-третьих" я не хотела даже обдумывать. Воин Тишины и Воплощенная Хранителя? Бред!

- Разумеется, бред, - согласился со мной старик, входя в мастерскую. Я подскочила, как ужаленная. То есть... почти подскочила. Внутренне. Внешне я спокойно поднялась, опустила кисти в чашку с водой, вытерла перепачканные руки промасленной тряпицей и только после этого с некоторой даже величавостью повернулась к вошедшему. С одной стороны, я едва не подпрыгнула - он пришел, значит, время вышло!!! С другой, готова была завизжать и кинуться к нему на шею - так я по нему, оказывается, соскучилась! С третьей, мне хотелось его немедленно придушить за то, что подслушал самые сокровенные мои мысли. На самом деле ни того, ни другого, ни третьего я не сделала. Я кивнула ему, как старому знакомому, улыбнулась и предложила сесть в свободное и сравнительно чистое кресло.

- Я восхищен! - сказал старик. - Вот теперь я вижу перед собой истинную принцессу.

Я молча ждала продолжения, удобно расположившись на своем рабочем стуле. Взгляд старика стал задумчив.

- Мы следили за ситуацией, моя принцесса, - произнес он наконец. - Ты отлично держалась. Откровенно говоря, я опасался за твой рассудок, ты не тот человек, чтобы сидеть в одиночестве целый год. Но ты справилась.

- Если бы не трудилась, как шахтер, точно бы с ума сошла, - согласилась я с ним. - А что теперь? Я наконец свободна?

- А вот это зависит от тебя, моя принцесса... Ты можешь в любое время покинуть Убежище, это правда. Сами Тихие уже ничего тебе не сделают, потому что их воинов во Вселенной больше нет. Зато пришел Воплощенный Тишины. И если ты покинешь Убежище, тебе неминуемо придется с ним сразиться, потому что он пришел за тобой.

- Альтернатива есть?

- Есть, - кивнул старик. - Ты остаешься в Убежище, королевский дом Вестлы отзывает своих представителей и укрывается здесь, все вместе мы пережидаем гибель Вселенной и рождение нового мира, и начинаем все сначала в надежде на победу.

- Не годится.

- Почему? Для тебя это наилучший вариант.

- А для всех остальных? Я имею в виду не Изменяющих. Я про обыкновенных людей.

- Для них, естественно, наихудший.

- Значит, не годится.

- Но тебе не справиться с Воплощенным.

- А ты проверял? - ехидная девчонка сбросила-таки благопристойную маску принцессы. - Кто-нибудь вообще проверял, можно ли справиться с Воплощенным Тишины? Или вы, как черепахи, прятались в панцирь Убежища всякий раз, как он появлялся на горизонте? Ах, эти древние пророчества! "Когда Тишина обретет голос, старый мир кончится!" Хранители всегда противостоят Тишине - до самого последнего мига! А какие вы, к лешему, Изменяющие, если собираетесь позволить Тишине во весь голос заявить о своей победе?!

- Что ты предлагаешь? - старик подобрался, похоже, я задела его за живое.

- Ты возвращаешь мне Райса. А там посмотрим, так ли страшен этот Воплощенный, как ты мне его малюешь.

- Но ты же погибнешь! Когда еще среди нас родится Воплощенная Хранителя?! Так у нас есть хоть какая-то надежда...

Я разозлилась уже не на шутку.

- Погибну, говоришь? А вот это еще бабушка надвое сказала. Я - Воплощенная Хранителя. Я - не могу отступить! А ты, если хочешь, прячься в Убежище и трясись там, как заячий хвост, сколько в тебя влезет. Только сначала Райса отдай.

- Меня во многом можно упрекнуть, - тихо сказал старик, гневно сверкая глазами. - Но только не в трусости. Иногда больше мужества нужно для того, чтобы отступить, чем для того, чтобы погибнуть со славой... и без всякой пользы. Но поступай как знаешь. Ты - Воплощенная, а я - всего лишь сатэн, я не могу приказать тебе. И надеюсь только на одно - если не ты, то Хранительница знает, что делает. И ты права - никто никогда не пытался сражаться с Воплощенным Тишины. Что ж, попытайся. Может, ты сделаешь то, чего не сумели сделать мы...

- Где он сейчас? - спросила я, поворачивая камень.

- Недавно наматывал круги вокруг Убежища, - сказал старик, внимательно глядя на меня. - А сейчас отлучился. Но он тебя найдет, можешь быть уверена.

- Так это... - я задохнулась от сложного коктейля из злости, смущения, отчаяния и надежды.

- Это и есть Воплощенный Тишины. Сын вестланской принцессы и Князя Тишины. И мой внук. Теперь ты понимаешь, почему я не могу выйти против него?

- Понимаю, - кивнула я. - И понимаю, почему пытался меня отговорить... Где Райс?

- Ждет тебя за воротами, - отвернувшись, проговорил старик. - Я должен был попытаться...

Я повернулась и направилась к дверям. Коридор промелькнул мимо, мраморная лестница посыпалась под ноги чередой ступеней, посыпанная песком тропинка вдруг сжалась до нескольких шагов - и я толкнула тяжелые створки ворот.

- Райс!

Золотисто-бурая молния метнулась навстречу. Я уже не владела собой. Неведомая сила поднималась во мне, сметая все, оставляя единственное стремление - то, для чего я пришла в этот мир, должно быть исполнено! Исполнено любой ценой!

Прыжок в седло, удар копыт о землю - и Райс пересек границу. Вот уж куда он меня вынес, я не знала, только это уже явно была не Земля. Ясное зеленое небо с редкими золотистыми облаками раскинулось над нами, под ноги коня полилась сиреневая трава. Райс замедлил бег, остановился, завертелся, настороженно озирая лиловую саванну. Я тоже оглядывалась, ожидая нападения. Воплощенный не заставил долго ждать - через несколько минут неподалеку раздался топот копыт, и я, мгновенно обернувшись, увидела противника. Вороной гезейский скакун метнулся к нам, я пригнулась в седле, бросая Райса в атаку... и задохнулась от слепящей боли под левой лопаткой.

Наступила Тишина...


Створки ворот едва не прихлопнули меня, я едва успела отскочить назад. Я стояла и тупо смотрела, как Райс уносит меня через границу. Потом повернулась к старику.

- Что это значит?

- Это значит, что ты не умрешь, моя принцесса.

Он взял меня за руку и быстро повел к неприметной двери, которую я видела много раз, но все как-то не находила времени посмотреть, что за ней скрывается. А скрывался там ни много ни мало - информационный центр, ради которого все ученые и военные Земли прозакладывали бы душу. Сами знаете кому.

Целую стену зала занимал огромный экран. На нем я увидела себя. Я на Райсе, с обнаженным мечом... я лихорадочно схватилась за пояс. Меча не было.

- Он тебе больше не понадобится, моя принцесса, - покачал головой старик. - И перстень тоже. У тебя больше нет скрытого облика.

Я даже не успела возмутиться: там, на экране, я мчалась в атаку на Воплощенного - и не видела, что за спиной у меня дрогнул и поплыл волнами воздух, что из этой ряби выступил черный конь с огненными глазами, и всадник на нем поднял для удара меч...

- Сзади!!! - вырвался у меня отчаянный вопль.

- Она не услышит, - тихо сказал старик.

Я ринулась к сознанию своего двойника - но не успела.

В моих глазах стояло непонимание, когда я медленно заваливалась в седле, роняя синий меч. Непонимание - и торжество. Я видела это совершенно отчетливо. Так же отчетливо, как смертную тоску в глазах Райса: меч, пробивший мне грудь, пронзил и его шею, золотисто-бурый вестланский скакун взвился на дыбы, в полуразвороте вырывая меч из рук моего убийцы, и медленно-медленно опрокинулся набок, прижав к земле мое уже неподвижное тело. По крайней мере, в этом старик не солгал - мы умирали вместе...

- Кто это?

- Князь Тишины, - медленно ответил старик. - Я ничего не могу тебе объяснить, моя принцесса. Он не мог прийти. Но он пришел. Хранительница погибла - но торжествует. Я сам ничего не понимаю. Я только надеюсь - надеюсь, что она знала, что делает...

Князь Тишины улыбнулся Воплощенному и нагнулся, чтобы выдернуть меч из моего тела. А Воплощенный, с искаженным ненавистью лицом, выхватил свой клинок - и наотмашь ударил Князя!

Старик вскочил, вцепился в пульт управления побелевшими от напряжения пальцами.

- Не может быть...

На экране Князь молча падал в траву. Он не был убит, судя по всему, он не был даже серьезно ранен - но он падал! А Воплощенный смотрел на него, и губы его дрожали, еще миг - и он заговорит!

И он заговорил.

- Будь ты проклят, убийца!!!

Он сломал о колено меч, швырнул обломки в Князя - и исчез.

- Когда Тишина обретет голос, старый мир кончится, - пробормотал старик. - Ах я, старый дурак...

- Может, тебя утешит то, что я тоже ничего не поняла? - прохладно заметила я.

- Воплощенный Тишины заговорил, - отозвался старик. - Тишина обрела голос. На это и рассчитывала Хранительница... Это она погибла там, - он кивнул на экран. - Я даже надеяться не мог, что в решающий момент она тебя оставит и пойдет на смерть сама...

По лестнице кто-то бежал. Старик быстро втолкнул меня в крохотную комнатку, почти нишу, скрытую в стене зала.

- Что бы ни случилось - ни звука!

В щелочку я видела, как в дверь ворвался обезумевший Воплощенный. Он увидел на экране то, от чего бежал - и кинулся на старика.

- Убийца! Ты прятал ее от меня, а потом послал на верную смерть!!!

Одним неуловимым движением старик ушел от удара. Воплощенный пролетел мимо, врезался в экран и сполз по стене на пол. Старик подтащил его к креслу, усадил поудобнее и уселся напротив. Вскоре юноша пришел в себя.

- Как вышло, что Тихий обрел дар человеческой речи? - спокойно спросил старик.

Воплощенный привстал, явно собираясь повторить свой самоубийственный бросок - и вдруг обмяк в кресле.

- Ты так любил ее, мой принц?

Воплощенный дернулся, как от удара плетью.

- Твой принц?! Я - свой, и ничей больше!!! А ты... ты...

- А я никого не посылал на смерть, мой принц. Более того, меня никто и не спрашивал. Она была Воплощенной, как я мог послать или не пустить ее?

- Не называй меня так! - с ненавистью бросил юноша.

- А как мне тебя называть? Имени твоего я не знаю, да и есть ли оно у тебя? Разве что твоя несчастная мать могла дать тебе имя, прежде чем покинуть нас, но как мог ты его запомнить?

- Что ты знаешь о моей матери?! - презрительно бросил Воплощенный.

- Многое... очень многое, - спокойно сказал старик. - Она была моей дочерью, мой принц. Принцессой Вестлы. А ты - мой внук, следовательно, вестланский принц. Как же мне еще тебя называть?

На несколько минут воцарилась мучительная тишина.

- Это неправда.

- А как тогда ты сюда вошел, мой принц? - поинтересовался старик. - Ты бросился на ворота, видимо. И попал руками в львиные пасти. А те сомкнулись на твоих запястьях. А потом отпустили твои руки. И ворота открылись сами. Так было, мой принц?

- Так... - прошептал тот.

- Эти львиные пасти - Стражи, они не пропускают никого, кто не принадлежит к королевскому дому Вестлы. Тебя они пропустили.

- Но совсем недавно я не смог пройти!

- Ты не вкладывал руки в пасти. Впрочем, это и хорошо. Потому что тогда ты еще принадлежал Тишине. И самое меньшее остался бы без рук. Теперь ты здесь. И это значит, что ты больше не Тихий...

- Я только свой собственный, - упрямо повторил юноша.

- И что мне с тобой делать, с таким собственным?

Принц снова привстал, готовясь к новому бою - и снова рухнул назад в кресло.

- Что проку, - тихо сказал он. - Ее больше нет...

- Хранительницы - нет, - подтвердил старик. - А если ты говоришь про еще одну вестланскую принцессу, которая смутила твой покой, то с ней все в порядке.

Такого растерянного лица я в жизни еще не видела.

- Это правда? - наконец выдавил принц.

- Я никогда не лгу, - покачал головой старик. - Твоя возлюбленная спокойно проходит свой первый круг познания на Земле. У нее там своя жизнь, своя семья, свои заботы. На какое-то время мне пришлось забрать ее сюда, чтобы уберечь от вас... прошу прощения, от Тихих, конечно. Но теперь пророчество исполнилось, она в безопасности. И она вернулась в тот же день и час, когда покинула Землю. Ее отсутствия никто не заметил, воспоминания надежно укрыты под ментальным блоком... и никогда не напомнят о себе, если только...

- Если - что?

- Если она не встретит кого-то, кто очень ей дорог. И не узнает его.

- И кто это? - напрягся юноша.

- А ты как думаешь?..

Снова воцарилась тишина.

- Ты не сможешь ввести меня в ход истории Земли, - покачал головой принц.

- Я - Изменяющий. Нам подвластно даже время, - в ответ покачал головой старик. - Что, если я отправлю тебя примерно в то же время, когда родилась принцесса? И ты родишься на Земле, и проживешь какое-то время, пока ваши пути не пересекутся? И вы узнаете друг друга, и вспомните все...

- Ты действительно можешь это сделать? - севшим голосом спросил принц.

- Да.

- Тогда делай.

Старик нажал всего одну кнопку на пульте. Лиловый пейзаж с Князем Тишины сменился вполне земным.

- Иди туда.

Принц, не раздумывая, шагнул в экран.

Я подождала. Потом поскреблась в дверь.

- Выходи, моя принцесса, - тихо сказал старик. - Все кончилось.

Я подошла к нему.

- Значит, ты никогда не врешь? - не удержалась я от ехидства. - А только что навешал лапши на уши бедному Воплощенному - я, мол, уже на Земле...

- Я никогда не лгу, моя принцесса, - вздохнул старик. - Ты действительно уже давно на Земле. И грядку дополола... почти. А что мы тут с тобой беседуем - так это просто парадокс. Время странная штука...

Он шагнул ко мне и обнял.

- Спасибо тебе, моя девочка. И прости меня. И прощай...


...Над городом бушевала гроза. Сумерки затопили широкие улицы сплошными потоками ливня. Его тяжелые полотнища хлестали по асфальту, ломали старые тополя, выкручивали ветви карагачей. Молнии с треском рвали ткань дождя, дробили мир на свет и тьму, слепили...

Я открыла глаза. Нет, серьезно гроза. Не только во сне. Странные сны... они снятся мне с детства. Особенно когда гроза. Не зря я сегодня с обеда посматривала на облачные наковальни - вскоре горизонт заволокло тучами, и пришлось поторапливаться домой, чтобы не застиг по дороге ливень... Непонятно, правда, как я ухитрилась задремать днем - устала, видимо...

- Там тебя какой-то парень спрашивает, - в комнату заглянул папа. - Говорит, стихи прочитал в газете и хочет с автором познакомиться.

Парень? Какой еще парень?! Сплю я до сих пор, что ли?.. Какой нормальный парень в грозу попрется знакомиться?!

Я вышла.

У крыльца смущенно переминался с ноги на ногу человек, которого я никогда в жизни не видела, но знала тысячи лет!

Зеленые глаза. Темные волосы. Руки, которым должна быть так привычна рукоять меча...

И молнией пришло понимание.

- Здравствуй, мой принц.


Так было.

Так есть.

Но уже никогда не будет.

Мы достигли цели. Мы - Хранители - сами того не зная, сберегли Вселенную, в которой вызрело Освобождение. А теперь наши посланники и Освободители погасили вибрацию струны желтого солнца, у которого родилась и стремится к Знанию новая раса. Их путь еще долог, но Тишина уже никогда не воцарится в мире, потому что поразила сама себя.

Мы победили!

Нет. Не мы...

Мы только послали своих двойников - счастливых и смертных. И лишь одна из нас решилась сойти в мир, чтобы обрести счастье смерти.

Ее прекрасное тело вечно будет покоиться в хрустальном саркофаге на вершине самой высокой горы планеты Освободителей. А под саркофагом спит вечным сном золотисто-бурый скакун, верный Райс, убитый в одно мгновение со своей повелительницей.

Над саркофагом сияет зеленое небо. Ночью в открытые глаза нашей сестры заглядывают звезды. И улыбка невыразимого счастья застыла на губах Победившей Тишину.

А на маленькой Земле спокойно проживет свой земной век девушка, которой снились странные сны. Она встретилась со своим принцем. Их отдаленные потомки дадут миру Знание - Знание Жизни. И тогда погаснут пылающие в нигде звезды - голубая и изумрудная. Тогда бремя бессмертия спадет с наших душ. Тогда наши веки смежит вечный сон - сон смерти. Сон Освобождения.

Нам осталось только немного подождать.

Так будет...