Вечный спор, что лучше - знать или не знать.
Во многая знания многая печали; знающему дано изменить, знающему дано встать наперекор… только в этом ли благо? Схлестываются кнуты в поединке воли, короткий поводок душит тех, кто при других раскладах захлебнется собственным смехом. Звезда - или тусклый огарок фонаря, или уголь божественной сигареты? Ветер смеется в лицо, ветер сбивает с ног, отнимая иллюзию всесилия, ветер волчьим воем нарушает сон. Все хорошо… все так, как надо, так, как хотелось бы. Веришь в удачные совпадения?
Все еще веришь? Ну ладно, становись адептом тайной мудрости, стриги волосы и ногти, вырезай себе на лбу бритвою "третий глаз"; ты не будешь в этом оригинален, увы. Оригинален будет тот, кто попросит тебя публично и подробно рассказать, как и зачем ты это сделал.
Найдутся те, кто напишет Реквием по "странным людям", по тем, кто предпочли полет восхождению по лестнице власти. Найдутся те, кто оплачет и тебя, не зная ни лица, ни имени твоего, в братской могиле чьей-то панихиды ты не будешь одинок. Тебя не обойдут поминальной чашей, в которой не будет места отголоску имени твоего. И это тоже не будет оригинально. Оригинально будет, пожалуй, попросить тебя написать, как ты умирал.
" - Двадцать минут всего…
- Ты знал, что я умерла?
- Я знал, что ты умерла… ведь ты бы не оставила меня одного в этом мире…"
Это всего лишь случайная настольная книга. Эдуард Радзинский, "Властители Дум". Тайная гармония чужих судеб, перемолотых апокрифической литературной полупублицистикой. Этого хватит для чтения на всю ночь, каждая бессонная ночь - это эпоха, которую тоже надо пережить. С обложки усмехается лицо автора; смотрю и не верю, что это человек. Наверное, найдется кто-то, кто задаст вопрос: "А как вы определяете, человек или нет, как вы узнаете себе подобных?" Слава богу, это будет потом.
" - Двадцать минут всего…
- Ты знал, что я умерла?"
Это как раз сиюминутная реальность, данная в острых ощущениях. На глаза наворачиваются слезы, какая прелессть, я еще не разучилась плакать над книгами. Это потом, когда книгу закрою, достану Таро и спрошу: есть ли у меня судьба. Та летопись, которая читается в пустоте полночного покоя, которая чем-то расписана на раз. Хотя, могу и не спрашивать. Если судьбу назвать Служением, оно есть, оно железно есть. Естественно, не было никакой патетики черных кубков и мечей, не было никакой клятвы, которую мог принять мудрый и всепрощающий Учитель; меня никто не спросил, мне просто приказали, я до сих пор не знаю, на каких же просторах меня связали, и каким узором созвездий оплели. Я-то не знаю, но вопросы-то потом зададут.
"5. Сейчас ты живешь только здесь или и в Средиземье тоже? Если и там, и там, то расскажи, как именно это получается. Или, может быть, здесь живут невоплощенные в теле твои родичи, друзья, враги? Если возможно, расскажи о них подробнее." 1
Утешает, пожалуй, то, что вопросы эти заданы не конкретно мне. Я-то живу только здесь. Я не верю в возможность разорваться на части, разделить свою душу на странствия двумя берегами, возможно, это мое неверие и является замком на двери, замком, от которого нет ключа. Как получается… блажен, кто верует, они не смогут объяснить, они просто напишут кучу слов, которые есть суета сует и всяческая суета. Как получается написать свою легенду лунного света, который обманчив и изменчив? Есть ли здесь - родичи, друзья, враги? Знать бы, знать бы самой, искать бы, верить бы… Правда, заведомо знаю, что все попытки поверить я оставлю метаться в рамках собственных насмешек над "попытками самообмана". Я горда, не думайте, я еще горда, я просто молча плачу над книжками ночью. Мне не жаль себя. Мне не жаль, мне просто хочется взлететь. В этой жизни, никаких сомнений быть не может, совсем недавно было же! - сказано было тем, кто освободил меня от пары клятв (и зачем он это сделал? Милосердие иной раз бывает горше привкуса крови на губах), - "Ты будешь летать, клянусь крыльями!" Значит, я должна… правда, верил ли он в собственные крылья? - я не дам ответа.
Молитвы дочитает постовой,
Расскажет то, что знать я не хотела…
Я ж молча покачаю головой.
Так будет. Есть то, что я не хотела бы знать. Ибо - скорби хватит и так. Хватит тех дней, когда просыпаешься с невероятным щемящим чувством предвестия, когда весь день, в будничных хлопотах и шатании по городу "просто так", пытаешься разыскать какие-то знаки, что выведут тебя на ту самую, нужную дорогу, когда ждешь "чего-то такого" - и ложишься спать в районе пяти часов утра, всю ночь читая, не находя в себе сил принять заведомую безнадежность, не желая верить в очередное несбывшееся, откладывая исполнение приговора. И так повторится - через неделю, если не раньше. Называется, "почувствуй себя Маргаритой". Ее уже готова ненавидеть, просто так, ни за что - да нет, просто за то, что ее предчувствие не обмануло.
Судьба, размеченная двумястами страницами. Маргарита. Черноволосая ведьма уютной городской квартиры. Даже в подвальчике умывальник стоял, достаточная роскошь для тридцатых годов. Женщина, имевшая горничную, которой можно подарить новые чулки от доходов собственного супруга, многокомнатную квартиру, черное пальто и "тревожные цветы"; мало того, имевшая собственную легенду, сначала состоявшую из пророка, не властного над собою, в конце-концов, доигравшегося с "тайным знанием", а потом - ей же остались засушенные цветы и обгоревшие тетрадные листы… Она могла каждый день плакать над этим. А мне… да, я просто-напросто пошло завидую чужому счастью.
"8. Извини за бестактность, но случалось ли тебе (или твоим друзьям) здесь умирать не на физическом уровне, а на уровне личности, души и т.п.? Что при этом творилось с твоим телом? Что было причиной этой смерти? Как именно совершился проход через нее? (Еще раз извини за бестактность). Кем ты был до смерти и кем стал после? Изменилось ли твое имя после смерти ?"
Как я люблю препараторский интерес. Он не позволяет скатиться на истерику. Отвечай, безумный Гамлет, отвечай, отыгрывай свою роль, вспоминай красивый и жестокий рассказ об изнанке прекрасной судьбоносной сказки, когда белая ладья с черным парусом привезла в мир живых с берегов Авалона тех, кто должен был продолжить легенду, тех, кого давно уже не было.2 Играй. Или - нет, или раздевайся публично, стриптиз тоже в моде. Тебя же не смущает то, что за него не заплатят?
Говори, говори. Ведь это - то, что нам осталось. Все, что осталось нам от нашей сказки, которую продолжат, наверное… Нам не осталось ничего, кроме вопросов и тайн, которые не останутся за кадром, если согласишься давать ответы, все додумают за тебя, и в очень правильную сторону додумают. Да и было бы что беречь. Все равно, если ты никому не расскажешь, как резал себе вены по пьяни, ветра, что правят белой ладьей, останутся равнодушными, они не пригонят белую ладью к твоим берегам. Да и если расскажешь, тоже ничего не изменится. В свой Авалон, на холмы, где нездешний вереск цветет под полной луной, никто не вернется. Туда придут другие, как и полагается. А ты… ты будешь помнить. Но - лучше бы не знать, что Закон неоспорим, так ведь? Во многая знания многая печали, знание не оставляет надежды. Путь теряется среди звезд, обрывается - белым мостом над пропастью, а бездна черна и глубока, в бездне нет света и нет тепла.
Не переживай. Те, кто зададут вопросы, не останутся победителями. Кровь на цветах не забывается. Ответы будут осмыслены; не так уж и легко, как может показаться, перемолоть жерновами собственного разума, знающего, что такое сомнение, пылающие зерна даров чужих душ. Печаль знания, которое лучше бы осталось тайным, окутает сумрачным покровом, напоит из аметистовой чаши горьким напитком, который не опьянит, обольет лунными лучами, звездным сиянием удушит. Тот, кто получит ответы, будет стоять - один, в ночи, на самой высокой из гор этого мира, и молчать, ибо он поймет, что кричать бесполезно - люди уже не услышат, а боги равнодушны и бесстрастны. Он будет стоять, вслушиваясь в каждый шорох, и шептать: "Это все, что осталось…"
Он спустится на рассвете к людям, но во взгляде его навсегда останется печать чуждости и отрешенности; он будет идти мимо клинков и книг, мимо тканей и доспехов, он не сможет уже ни во что поверить, какие бы тропы ни вывели его в самые невозможные места. Вероятно, другая расплата будет назначена дерзнувшему знать только то, что дозволено знать богам - тайны чужих душ. Кто знает. Быть может, устав от бессонной ночи, он потушит лампу, и из темноты к нему приблизится тень в белом кисейном платье, губы тогда сами разомкнутся и кровавым плевком канет - в книгу, в песню, в чужую память -
" - Двадцать минут всего…"
То, что она умерла, он, конечно же, будет знать. Быть может, правда, призрак из темноты и не задаст этого вопроса. Быть может, призрак будет напоминать о серебряных твердынях эльфийских замков, о берегах Авалона, о холоде пепла на губах. Кто говорил, что пепел горек? Пепел безвкусен.
Это все, что нам осталось. Все, что осталось. Все… эти сумрачные мечты и грезы, тень озарения на грани бреда, на грани выдачи желаемого за действительное.
"9. Есть ли у тебя здесь магические предметы, связанные со Средиземьем? Если они воплощенные кто здесь их делал, как их здешняя форма соотносится со средиземским содержанием. Если они невоплощенные как они существуют."
Конечно, нету. Если бы они существовали… наверное, тогда не завидовала бы я Маргарите, ушедшей в странствия вечного покоя, не говорила бы, что все, что осталось нам - эти вот неверные строчки, легенда на грани бреда - черные буковки по слепяще белому экрану компьютера. Компьютеры, мобильники, магнитофоны… какое уж тут Средиземье.
И все же - где-то рядом, словно небо приблизилось, упало на меня, обволокло, одурманило - слышится шелест листвы, шорох звездопада, всплеск темной воды: крылатого странствия, милые… крылатого странствия…
… Разве этого мало?
Верьте мне, я бы хотела сказать не только это, я бы хотела сказать са-а-авсэм другое.
" - Двадцать минут всего…"
суббота, 6 Апреля 2002 г.
1 - цитата из Анкеты, вывешенной на сайте "Тол-Эрессеа" г-жой Альвдис Н.Н. Рутиэн; далее, тем же шрифтом, цитаты оттуда же.
2 Аллюзия на новеллу А. Сапковского "Maladie".
Текст размещен с разрешения автора.