Amarin
- Какая-то нолдиэ просит встречи с тобой, - Фалмандил осторожно заглянул в комнату.
Ольвэ оторвал взгляд от карты. Положил перо. Кивнул:
- Пусть войдет. – Фалмандил исчез.
Ольвэ протянул руку. Поправил стеклянный подсвечник. Задумался, глядя на трепещущий огонек. Поднес пальцы, словно желая коснуться – и отдернул руку, когда жар стал слишком сильным.
- Привет тебе, король морских всадников, - хрипловатый голос нарушил тишину комнаты.
Ольвэ обернулся.
- И ты здравствуй...
Вошедшая была закутана в широкий черный плащ. Глубоко надвинутый капюшон скрывал ее черты.
Женщина подняла руки и откинула ткань с лица. Сверкнули медные пряди.
Одним стремительным, бесшумным движением – только прошелестели складки плаща – она преклонила колено и застыла, склонив голову.
- Я пришла просить прощения у тебя... Прощения за род Фенаро. Прости, если сможешь...
- Встань, Нэрданель.
Ольвэ осторожно взял ее за руку. Поднял. Усадил в кресло.
Женщина застыла в кресле, как изваяние. Она сцепила руки так, что пальцы ее побелели.
Ольвэ медленно достал кувшин. Наполнил чаши:
- Выпей вина, Нэданель. – И сам застыл у окна, подставив лицо звездному свету. Луны не было. Тихо вздыхало море...
Такая же тихая тьма царила тогда, после гибели Двух Дерев...
Ночь резни в Альквалондэ.
- Почему ты просишь прощения у меня? – спросил Ольвэ. – Тебя не было там.
- Если бы я была там... - голос женщины звучал глухо, - то, может быть, я смогла бы остановить его...
Ольвэ покачал головой:
- Если бы ты была там... Если бы Феанаро не дал своей клятвы... Если бы Два Дерева не были убиты... Если бы Мелькор не восстал во времена Творения... - Ольвэ обернулся и встретился с темным взглядом нолдиэ. – Это пустые мысли, Нэрданель.
- Я не смогла остановить своих сыновей...
- А я не смог остановить свой народ, - резко сказал Ольвэ. Но он тут же овладел собой, и голос его смягчился. – Я не держу на тебя зла, Нэрданель. Мне не в чем винить тебя.
- А... их... Ты простишь их? – женщина не осмелилась позволить имени сорваться с губ.
Ольвэ опять отвернулся к окну. Провел рукой по лицу – тонкий звездный луч высветил шрам на виске, прежде скрытый аккуратно уложенной прядью.
«Что я могу сказать тебе, Нэрданель?
Что Феанаро не смог простить гибели отца – легче ли простить смерть сыновей?
Что Феанаро не смог простить похищения Сильмариллов – легче ли простить сожженные корабли?
О чем я могу рассказать тебе, Нэрданель?
О том, что мы строим корабли – но они черны, как ночь, павшая на Альквалондэ.
Наши жены и дочери ткут для них паруса – но ткань их темна, как застывшая кровь на песке.
А из опустевших домов не доносится песен - потому что руки тех из моего народа, кто сейчас томится в Чертогах Мандоса, тоже запятнаны, и час их возвращения неизвестен.
Я не скажу ничего – ведь ты все это знаешь, Нэрданель...»
Ольвэ обернулся. В полумраке, наполнившем комнату, его серебряные глаза казались темными – так ночь заглядывает в окна:
- Я не желаю зла ни твоим сыновьям, - голос его на мгновение прервался, - ни твоему мужу, Нэрданель. Пусть им полной мерой удастся все, что они задумали. Пусть они исполнят клятву и добьются своего...
Но не проси нас забыть о том, что произошло.
Женщина поднялась. Склонила голову:
- И за это я благодарю тебя, король. Прощай.
- Прощай, Нэрданель.
Женщина повернулась и вышла – стремительно и бесшумно, на ходу накидывая на лицо капюшон.
Ей никто не встретился по пути – только, уже выходя из дворца, она увидела во дворе одинокий силуэт, почти скрытый сумерками. Кажется, это был тот юноша, который проводил ее к королю... Нэрданель показалось, что он танцует – он кружился, изгибался, то припадал на одно колено, то внезапно взвивался прыжком в воздух. «Странное время для танца. И сам танец странный», - подумала она, и вдруг звездный блик высветил лезвие в ночи, и женщина поняла наконец, смысл прихотливого узора движений. Юноша двигался так, словно невидимый противник был перед ним. Невидимый противник с длинным мечом...
Нэрданель прижала руку к лицу и прикусила губу, чтобы не вскрикнуть – но юноша, кажется, уловил ее мысль – и, одним резким движением закончив свой выпад, выпрямился и направился к ней, на ходу бросая в ножны свое оружие – обычный нож, которым пользуются все моряки. Разделывают рыбу, рубят канаты...
Он подошел, и слегка поклонился, приветствуя женщину.
- Вы уже уходите? – очень вежливо осведомился он.
- Да, - сказала Нэрданель. – Да. – Ей изо всех сил приходилось сдерживать себя, чтобы не смотреть на клинок.
- Позвольте, я провожу вас. Не стоит ходить одной по ночам.
Нэрданель покачала головой:
- Не нужно. Да и что может случиться?
- Никогда не знаешь, что может случиться, - сказал он серьезно.
Нэрданель покачала головой и улыбнулась - горько и безнадежно:
- Все самое страшное для нас уже произошло. – Она легко коснулась щеки юноши, и, когда тот невольно отпрянул от прикосновения ее холодных пальцев, она развернулась и быстро пошла прочь.
Если бы Нэрданель могла плакать – она бы заплакала, но слез не было в доме Феанаро, щедро награжденном другими дарами.
Текст размещен с разрешения автора.