Amarin
Я не знаю, сколько прошло времени с тех пор, но это неважно. Я привык не считать лет, которые кружатся вокруг меня, подобно осеннему листопаду. Зачем? Никто не в силах задержать приход осени. Никто не в силах заставить замереть на ветвях уже тронутые первым золотом листья.
Когда-то я думал иначе. Наверно, точно также мнил и Феанор, заключивший священный свет в алмазную плоть кристаллов.
Наверно, так же считал и Враг, похитивший их и вставивший их в свой тяжелый железный венец. Словно можно подчинить себе красоту. Словно можно завладеть ею. Словно можно ей приказать...
Точно так же думал и Тингол, вставший на пути любви своей дочери.
И я, Даэрон, прозванный Песнопевцем.
Я привык подчинять себе слова, я сложил много песен, славящих ее красоту - но только тот, кто видел дочь Тингола и Мелиан, понимал, что слова бессильны. Все это - только неверный отблеск, отражение звезды в темной воде лесного озера. Кажется - она близко, она рядом, можно протянуть руку и дотронуться до нее... Но прикосновение разбивает водную гладь, и взгляд, поднятый в небо, заставляет понять - звезда сияет в бездонной глубине неба, и уловить ее лучи невозможно.
Сейчас я думаю - сделал бы я теперь то, что совершил однажды? Я помню гнев и смятение, и свой голос - неестественно-спокойный голос и слова, обращенные к королю. Он узнал от меня о встречах своей дочери со смертным.
Я не знал, что делать. Словно подобные речи могли что-то изменить... Словно Лютиэн, прекраснейшую, дочь Майи Мелиан и верховного короля Средиземья можно было остановить простым окликом.
Но мне казалось - жалкий смертный похитил то, что принадлежало мне! Я ненавидел его тогда.
Смешно. Словно кто-то зачерпнул горстью воды из озера - и я испугался, что вместе с водой он выудил и звезду.
И, когда Тингол отправил смертного за Сильмариллами из короны Моргота, я смеялся, слушая приговор короля. Я подумал так же, как и все вокруг меня. Смертный - наглец, но не безумец. Он не отправится на верную смерть, он откажется от своих слов, столь гордо произнесенных мгновеньем раньше - и Лютиэн поймет, насколько жалким было его хвастовство. Она поймет, насколько она ошиблась в нем. И тогда все будет как прежде.
Я ошибся - как и все вокруг меня. Но тогда я еще не знал этого.
Мне было горько видеть печаль, которая поселилась в глазах Лютиэн, когда смертный ушел. Но я утешал себя - это пройдет, это не навсегда, она позабудет его, все будет хорошо, все будет, как раньше...
Словно я сам мог бы забыть хоть один миг, проведенный с ней.
Но время шло - и однажды печаль в ее глазах сменилась решимостью. Лютиэн пришла просить моей помощи - помощи в поисках проклятого смертного. Помощи на пути туда, где ее наверняка ждала смерть. Помощи в безнадежном путешествии.
Какой насмешкой судьбы мне показались ее слова! Помочь спасти того, кто хочет отнять у Дориата Лютиэн - мою Лютиэн!
Она не любила меня - так, как того хотелось бы мне. Я был для нее другом. Может быть, кем-то вроде брата... Я никогда не говорил ей о прямо о своей любви - может быть, потому, что в глубине своего сердца я знал, что она ответит мне, если я осмелюсь сказать прямо о своих чувствах. А так мне оставалась надежда. Призрачная, сотканная из полуснов, которые никогда не были явью - но надежда.
И опять я донес королю о том, что хотела совершить его дочь, доверившаяся мне.
Я знал, что теперь она вправе будет презирать меня. Знал я и о том, что она не станет этого делать - но мне не было от этого легче. Но я не мог допустить, чтобы она отправилась на верную гибель.
Наверное, и сейчас, если бы мне была возможность изменить прошлое, я поступил бы так же, я, Даэрон, не верящий в чудеса.
Смешно. Словно если бы мне пришлось отправиться в одиночку на Тол-и-Нгаурхот, чтобы спасти ее, меня бы что-то остановило...
Мы не смогли остановить королевну. Мы не смогли найти ее. Мне не оставалось ничего, кроме как отправиться в поиски - но я отставал от Лютиэн на полшага, и только молва о ее красоте, о ее деяниях, о ее любви и отваге доставалась мне. Я приходил слишком поздно, чтобы ей помочь - мне оставались только речи тех, кто видел, кто слышал, кто был с ней рядом. Жители Нарготронда, плененные ее красотой, бывшие узники с острова Оборотней, освобожденные ею... Я кусал губы от бессилия. Догнать, найти, защитить, увезти домой, спрятать от всех невзгод...
Словно можно сорвать звезду с неба и укрыть ее от холодной ночи.
Да, я мог бы быть рядом с ней в час испытания. Но я сделал свой выбор - тогда, когда по моему слову Лютиэн заперли в деревянном тереме Хирилорна.
Вряд ли бы это что-то изменило. Даже встань я рядом с ней у Черного трона - мне не было бы места в ее сердце.
И никогда я не увидел бы на ее лице такой улыбки, которая освещала все вокруг, когда они возвращались обратно - оттуда, откуда мало кто возвращался.
Я видел их лишь издали. Я хотел подойти, схватить ее за руку, увести домой, в Дориат... Я не знал тогда, откуда они возвращаются, не знал, что клятва исполнена и что вскоре Сильмарилл будет сиять в Дориате.
Я увидел только, что платье ее истрепалось, что она выглядит уставшей, что на лице смертного прибавилось морщин... И тут она улыбнулась. Улыбнулась, посмотрев на смертного, и он ответил ей такой же улыбкой. И я развернулся, и пошел прочь - они не заметили меня. Им не нужно было ничего, кроме них самих. Я был не в силах ни помочь, ни помешать им.
Эта улыбка для меня оправдала и безумный выбор королевны, и поступок смертного, мои скитания по лесам, когда я был почти близок к безумию. Лютиэн была счастлива - так, как никогда не была счастлива в прекрасном дворце своего отца, в садах своей матери, на полянах Дориата, танцуя под звук моей флейты.
Она была счастлива - значит, она была права.
Я не вернулся в Дориат. Я бродил по лесам, наигрывал что-то на флейте, но не запоминал сыгранного, и внутри меня стояла тишина. Позже, когда мне рассказали всю их историю - о Сильмарилле, добытом из короны Моргота, об охоте на Кархарота, о смерти Берена, о гибели Лютиэн и их возвращении - я не удивился. Ту, что так улыбалась, нельзя было разлучить с любимым никакими силами Арды.
Я изредка встречал нандор и авари, пел им свои песни - и иногда, как мне казалось, мне удавалось явить им бледный отблеск улыбки той, что по праву звалась прекраснейшей.
Я смотрел на тихие берега лесных озер, и внутренняя тишина затопляла меня, как рассвет затопляет небо. Я думал о том, что однажды истечет срок нашего мира, и его путь окончится навсегда - но там, за его кругами, что мне не достичь своими мыслями и своими песнями, все еще будет существовать счастливая улыбка Лютиэн.
То, что она была, стоит в моих глазах существования этого мира.
И то, что я видел ее однажды - стоит всей жизни Даэрона, прозванного Песнопевцем.
Текст размещен с разрешения автора.