Анни (Анита Шухардина)
Девочка вихрем взбежала на утес и, не помедлив у обрыва ни мгновения, бросилась в озеро.
От ледяной воды перехватило дух. Донырнув до самого дна, она проплыла, цепляясь за камни и придонные водоросли, оглядываясь наверх, на тускло светлеющее пятно - таким рыбы всю жизнь видят солнце. Вынырнула, подняв тысячу брызг, и тут же повернула к берегу, загребая неловко, по-собачьи.
Обратно она карабкалась по почти отвесной скале - с безрассудной, лихорадочной поспешностью; куда более удобный подъем находился рядом, в нескольких саженях, но ей на это было плевать. Оказавшись наверху, распласталась, как ящерица, на самом краю утеса, и долго лежала так, переводя дух, чувствуя, как удушающей волной вновь поднимается в ней ярость.
Девочка была в том возрасте, в каком юных нолдор только начинают учить наукам, но выглядела гораздо старше, как будто торопилась расти: высокая для своих лет, загорелая, в мальчишечьей одежде, сейчас промокшей до нитки, в талии перехваченной кожаным плетеным пояском. Рыжие, жесткие волосы подрезаны чуть выше плеч, - когда они высохнут, то будут торчать во все стороны, как щетина у разлохмаченной щетки. На исказившемся, некрасивом лице - серые бешеные глаза; сейчас в уголках их мерцают слезы, скатываются, обжигая свежую ссадину на скуле, падают на белый растрескавшийся гипс…
- Да будь ты проклят.
Она резко вскочила на ноги; небо дрогнуло и тут же вновь успокоилось в своей немыслимой синеве, расчерченной легкими перышками облаков.
- Чтоб… чтоб тебя обвалом задавило, - шепнула, задыхаясь, с силой пнула каменистый выступ. - Чтоб орки вырвали твой поганый язык! Сам ты… выродок!
Горы молчали.
- Вот приедет atarinya…
Девочка всхлипнула. Где-то в лесу забарабанил дятел. Темное зеркало озера морщила мелкая рябь.
- Ненавижу.
Она упала на колени и разрыдалась.
Айвэлуин явился затемно и, как всегда, - без предупреждения.
- Встречай, Аэдвен.
Ади, кормившая Лассэлин, неловко обернулась. Тириэль ощутила, как мать внутренне съеживается, и тоже скорчилась в своем углу.
- А ты что же, не замечаешь меня, нолдорское отродье? - ласково спросил дед - он был такой же невысокий и смуглый, как Ади, только его волосы, забранные в высокий хвост на затылке, белели, как молоко или первый снег. Выражение его лица с мелкими правильными чертами было насмешливо и обманчиво невозмутимо.
Мать безмолвно взмолилась:
- Поздоровайся, Тириэль!
Тириэль молчала, тупо уставившись на бусины, которыми были расшиты сапоги Айвэлуина, - на выточенных из дерева, местами облупившихся кругляшах плескались желтые отсветы от пламени, потрескивавшего в очаге.
Айвэлуин осклабился.
- Перенимаем обхождение своего высокочтимого папаши? Ты что, меня уже с грязью равняешь? А, может, ты и мать свою равняешь с грязью, а?..
Девочка стиснула зубы. Она знала, что на помощь рассчитывать нечего - скорее орки явятся в эту глушь, чем мать вступится за нее перед Айвэлуином. Вот atarinya - он ни за что не смолчал бы. Он бы вышвырнул отсюда этого… этого…
Тириэль жалела о своем обещании ничего не рассказывать отцу.
Айвэлуин хмыкнул и, не разуваясь, прошел в пещеру, бросил мешок на неровную плиту столешницы - на указательном пальце правой руки тускло блеснул стальной перстень. От деда пахнуло весенним лесом, сосновой хвоей, глиной, которая расползалась под его ногами, пока он поднимался по тропе. На волчьих вытертых шкурах, покрывавших пол, остались следы - ночью прошел дождь.
- Вот... держи. Солонина, орехи - все отдаю…
- Спасибо, - Ади переложила Лассэлин в колыбель; на скулах у нее горели пятна. - Спасибо, отец.
Она пыталась передать старшей - потерпи, ну пожалуйста… Но Тириэль, краем сознания улавливавшую эти попытки, они только раздражали. Разумнее было незаметно, бочком пробраться к выходу. Однажды ей так удалось сбежать.
- Эй! Куда это ты направилась? - тут же вскинулся Айвэлуин.
- В лес, - огрызнулась Тириэль. - Куда же еще?
- А ну, стой! Успеешь! Аэдвен, как ты ее воспитываешь? Никакого почтения!
- Тириэль, будь добра, завари мяту, - довольно резко приказала Ади, глядя на дочь с той беспредельной тоской в глазах, какая бывает у бездомных беременных сук. - Поешь с нами, atta?
- Ну, разумеется, - фыркнул тот. - Зря твоя дочурка надеется, что я скоро уйду. Надеешься ведь, ты?
- Надеюсь, - процедила девочка.
Айвэлуин открыл рот, собравшись что-то сказать, но Ади его опередила. Ее окрик плетью хлестнул Тириэль:
- О чем я просила тебя?! Делай!
Тириэль метнулась к стене, где висели связки сухих трав, сердито рванула пучок, так, что на пол посыпались блеклые сморщенные листья. Дед следил за ней, прищурившись.
- Вот так-то, - изрек он удовлетворенно.
Тем временем Ади взялась за приготовление трапезы: высыпала в блюдо орехи, доскребла со стенок кувшина мед, и, негромко напевая, творя простые древние чары, принялась месить поставленное с вечера тесто. Голос у нее был надтреснут и слегка дрожал. Айвэлуин снова хмыкнул и отвернулся со скучающим видом. Но ему недолго пришлось искать себе развлечение - развлечение, насытившееся и довольное, размахивало ручонками, громко разговаривая на младенческом неведомом наречии и, когда Айвэлуин воровато, исподтишка склонился над колыбелью, тут же ухватило его за свисавшую белую прядь. Родившаяся этой зимой, сестра обещала стать настоящей лайквенди: черненькой, ладной, с темными, серовато-синими глазищами в обрамленье пушистых ресниц, - уже сейчас она очень походила на ту Ади, которая когда-то больше всего на свете любила танцевать под дождем. Дед, кривя рот, качнул укрепленную на веревочке погремушку, и сестра радостно запищала. В горле у Тириэль что-то сжалось.
Но к тому времени, когда стол был накрыт, благодушное настроение у Айвэлуина исчезло без следа.
- Твой, что, совсем сюда не заглядывает? - язвительно спросил он, сверля взглядом Ади. - Если мне приходится вас… подкармливать.
Тириэль захотелось запустить в деда блюдом с орехами - она так и не взяла ни одного, только, обжигаясь, торопливо глотала горячий взвар. Мать что-то безмолвно сказала Айвэлуину, но тот предпочел ее не расслышать.
- Что ж, неудивительно, - продолжил мягко, прихлебывая из чашки. - Ведь он же нолдо. Все они одинаковы. Что, право, возьмешь с этих мясников… Явились сюда с руками по локоть в крови, ведут себя, как хозяева… недаром их изгнали из-за Моря, точно бешеных псов. Так чему же я удивляюсь - тому, что, веселясь на пирах, он и не думает, какие лишения ты терпишь по его милости?..
Он стукнул чашкой о стол, не пролив напитка, и заговорил часто и скучно, как будто пересказывал содержание давно надоевшей песни:
- Знаешь, что пошлины снова взлетели? Якобы золото пойдет на цели укрепления границы… Какая граница, тишина на границе уже годы и годы… Не-ет, я вот что тебе скажу: нападение готовят родственнички твоего, нападение, - так наугрим говорят, а эти чурбаны бородатые в таких делах разбираются. Засиделись они без большой драки. Развяжут войну на нашу погибель, - потому что им не выстоять против Севера. Никто против Севера не выстоит, как они не понимают этого, самоуверенные гордецы. Да о чем я… Ну почему ты оказалась так неразумна?.. Зачем ты обошлась так со своей жизнью?..
- Аtta! - слабо выдохнула мать, и Айвэлуин не докончил. Над столом повисло тяжелое молчание.
- Не нравится? - спросил он, наконец. - Правда, дочь, никогда не бывает приятной - или для тебя и это открытие?
- Прости, - отступила Ади. - Я не хотела перебивать тебя.
И добавила виновато:
- Мы столько раз уже об этом говорили…
- Если ты так глупа, что продолжаешь жить с этим выродком, то я почту за благо повторить еще раз и еще. Пока не дойдет! - на сей раз действительно вспыхнул Айвэлуин.
- Рот закрой.
Это, неожиданно для себя самой, звонко сказала Тириэль.
- Ах, вот как? - оборачиваясь к ней, пропел Айвэлуин и пинком отбросил скамейку, на которой сидел. Его пальцы впились в плечо Тириэль; казалось, он обрадовался тому, что она вмешалась. Рывком вытащив девочку из-за стола, он отшвырнул ее к стене. Тириэль чуть не вскрикнула, ударившись затылком о камень.
- Значит, рот мне затыкаешь? Тому, кто тебя кормит? Тому, кто о тебе заботится? Отвечай, ты, рыжее нолдорское отродье!
- Да, - прошипела Тириэль, - затыкаю.
- О, я узнаю эти речи! - скривился дед. - Это он учит тебя так разговаривать? Ведь так?
- Ведь так!
Дед надвигался на нее, он был страшен. Тириэль вжалась в камень. Ади молчала.
- Твой папаша в лицо мне смеялся, рассказывая, как убивал наших родичей! Может, он и Амэрила убил, друга моего, с которым мы детьми вместе бегали по этим лесам! Поделом, говорил, нечего было лезть, сидели бы и… не высовывались!.. Ты завтра так же скажешь? А, может, и сделаешь? Отвечай!
- Да! - крикнула Тириэль.
Ее вдруг настигло не принадлежащее ей воспоминание: голубоватые блики на волнах, белые корабли с поникшими тряпками парусов, трупы, мерно колышущиеся на грязной, соленой, неспокойной воде… И Айвэлуин с перечеркнутым горлом, пустыми глазами уставившийся в черный слепой потолок небес.
Удар бросил ее на пол. Она не сразу смогла подняться: скулу невыносимо жгло, перед глазами плавала разноцветная муть. Кто-то подбежал к ней, обнял за плечи - Ади. Несколько мгновений Тириэль наслаждалась горячей, бестолковой суетой материнских объятий, потом вырвалась: не хватало только размякнуть и разреветься. До сих пор на нее никто не поднимал руки.
Ади кинулась было за дочерью, но Айвэлуин удержал ее. Лассэлин зашлась в отчаянном плаче.
- Лучше успокой свою вторую крикунью! - почти не разжимая губ, выплюнул дед.
Тириэль несколько мгновений пристально смотрела на него. Потом сорвалась с места и, не попрощавшись с матерью, стрелой вылетела в холодный рассвет. Пели птицы, всем доброе утро.
Текст размещен с разрешения автора.