Хмурый рассвет засыпает снегом маленький отряд, хоронящийся между скал. Величественная черная крепость на горизонте кажется неживой, но угроза льется с мрачных стен, и ветер вокруг воет волчьими голосами. Унылое завывание вдали прерывается медным звоном - это медный колокол у ворот отсчитывает время дневной страже. Раз… другой… третий…
Тьфу ты! Это надрывается у меня над ухом телефон, а волчий вой вдали - всего лишь скулеж соседской собаки с утра пораньше.
Ругаясь про себя исключительно матом - сон досмотреть не дали! - я свесилась с дивана, не открывая глаз, нащупала аппарат и схватила трубку.
- Алло?
Видно, голос мой совершенно четко передавал настроение, потому что на том конце провода секунду помолчали, а затем осведомились:
- Лялька, ты спишь, что ли? Привет!
- Сплю, - пробурчала я, протирая глаза. В трубке хмыкнули:
- Белый день на дворе…
Ненавижу "жаворонков"! То есть не птиц, конечно, а людей, которых так называют за то, что они рано ложатся спать и рано встают. Валентина - единственная моя "цивильная" подруга - как раз из таких. Для нее вскочить в 8 утра и в 9 кому-то позвонить - дело обычное. А я - "сова". Сплю до полудня, но и работается мне лучше всего за полночь. Ух, искажение Моргота эти "жаворонки"! Сами не спят и другим не дают…
- Что ж ты ночью делаешь? - поинтересовалась подруга.
- Курсач пишу, - так же неприветливо буркнула я. Нащупала очки, мир обрел относительную четкость. - Что случилось-то?
- Я тут новость узнала - обалдеть, - затараторила Валентина. - Прямо "Санта-Барбара" в чистом виде. Просыпайся давай!
Я вздохнула обреченно. Больше всего на свете это существо жизнерадостного характера, именуемое Валентиной, обожало узнавать и рассказывать новости и сплетни. И это, увы, с лихвой покрывало все ее достоинства: незлобивость и приветливость, готовность всегда дать списать или выручить деньгами в долг до стипендии, наличие собственной машины - богатые предки! - и умения рисовать. Правда, на мой взгляд, имелся еще один недостаток - полное равнодушие к книгам Толкина, но это уже…
- Выкладывай свою новость, - я подняла телефон на диван и устроилась поудобнее.
- Вчера мне звонила Люська, - начала Валентина, - она работает в одном отделе с мамой нашего Федьки. Помнишь, мы удивлялись, чего это он на пары ходить перестал?
Я кивнула, забыв, что ей меня не видно. Федор Филиппенко, староста нашей группы, умница и юморист, золотоволосый красавец (увы! женатый!), по которому сохла едва ли не половина потока, уже вторую неделю не появлялся в университете. Не было бы в том ничего особенного, но Федор - и мы все это знали - не пропускал пар ни-ког-да! Только высокая температура могла заставить его остаться дома. Будучи старше всех нас на несколько лет, он, кроме доброты, отличался от остальных необычайной серьезностью и полным отсутствием раздолбайства. Уже сейчас, на третьем курсе, преподаватели прочили ему поступление в аспирантуру, он подрабатывал в каком-то НИИ и не скрывал, что после защиты диплома останется преподавать. Неудивительно потому, что его 10-дневное отсутствие удивило и встревожило многочисленных неудачливых поклонниц.
- Ну вот, а мама его так переживает теперь, - торопилась Валентина, - так расстраивается. Ужас, в общем!
- Да что ужас-то? - не выдержала я. - Говори ты толком…
- К Федьке недавно приехали в гости двоюродные братья. Ну, то есть как в гости - они беженцы из Абхазии, там наших притесняют, вот они и смотались сюда. Да ты их помнишь, близнецы, они как-то к нам на Новый год приходили…
Я снова кивнула. Как же, помню. Костя и Кирилл, черноусые красавцы-близнецы, очень похожие на Федора чертами лица, только "другой масти", очаровали тогда полгруппы - галантные, напористые, разговорчивые. Мне они, правда, не понравились - слишком уж самоуверенные и наглые. Я не люблю людей, уверенных в своей неотразимости настолько, что полагают, будто по первому зову все должны лечь возле их ног. Наш Федор - ясное солнышко - совсем другой: он греет, а эти двое только ослепляют. Но весь женский состав группы на них тогда "запал"…
- Ну вот, эти молодцы поселились у Федьки…
- А почему у него-то? - удивилась я. - Что, больше негде?
- Так у него же дом большой, от деда остался, там и на три семьи места хватит. Правда, с ним еще Федькин младший братишка живет, но все равно… Хотя я тоже не пойму - чего они в нашу-то дыру подались? У них же родной старший брат в Москве есть, он бы им и с жильем помог, и с работой…
- А Федор, добрая душа, не отказал…
- А что ему было делать? Это же, считай, военные беженцы. Да и Олежка, братишка его, тоже этих раздолбаев любит…
Ага, теперь уже раздолбаев! Значит, и впрямь что-то случилось. Помнится, Валентина вдребезги влюбилась в одного из них - то ли Костю, то ли Кирилла, я их не различаю, и полгода потом страдала.
- И потом, они сказали, что только на время, а потом себе квартиру снимут…
- Ну да, - фыркнула я. - Таким, как они, только палец покажи - всю руку оттяпают. А дальше что?
- А дальше то. Один из них - не знаю, кто именно, - Федькину жену увел.
- Как увел?? - ахнула я, чуть не свалившись с дивана. - Ольгу??
Вот это правда новость. И неожиданная, и нелепая - мы же знали, как Федор любит свою маленькую, невзрачную Оленьку (хотя, между нами, она его не стоит), и как она ему предана. Выходит, не так уж и предана. Вот это да…
- Но почему? - беспомощно спросила я.
- А черт его знает. Там такая история - поди пойми. Но ты еще не все знаешь. Федор когда их вместе застал, ни слова не сказал, развернулся и ушел. И ни слуху, ни духу про него - только раз звонил, сказал, чтобы не беспокоились, и все. Ходят слухи, он где-то снимает комнату, будет переводиться на заочное. А может, и вовсе уедет.
- Ни фига себе, - пробормотала я.
- Вот же сволочи люди бывают, а? - увлеченно продолжала Валентина. - А моя мама говорит, что все это дурь. Мол, побесится и вернется. Дело-то житейское… Представляешь? Вот бедный Федор!
- Не жалей ты его, - внезапно разозлившись, сказала я. - Он сам выбрал…
Валентина что-то еще говорила, но я бросила взгляд на часы и охнула. За полдень! А мне в час дня надо быть в университете, вылавливать философа, чтобы допуск к экзамену получить…
- Валька, я побежала! Я ж совсем забыла…
- Все, извини! Бывай! - Валентина тут же отключилась.
Положив трубку, я еще пару секунд лежала, а потом сползла с дивана. Нащупывая ногой тапочки, наткнулась на что-то твердое, подняла с пола затрепанный "Сильмариллион". Подошла к столу - там, среди вороха чертежей и схем, валялся незаконченный рисунок - королевский совет в Нарготронде. Катится к ногам Ородрета королевский венец, растерянно умолк Берен, изумленно смотрят Келегорм и Куруфин… Финрод, сжав губы, опускает руки… "нарушайте вы свою клятву, а я своей не нарушу". Над этим рисунком я сидела две ночи…
- Он сам выбрал, - вслух повторила я, глядя на листок. - Побегает и вернется - подумаешь, дело-то житейское…
3.11.2003
Текст размещен с разрешения автора.