Главная Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы
Главная Новости Продолжения Апокрифы Стеб Поэзия Разное Публицистика Библиотека Гарета Таверна "У Гарета" Служебный вход Гостиная


Г. Истлей

Кому нужна твоя память


Резные ставни были наполовину открыты, и мечтательный юноша не повернул головы при звуке шагов. Снизу слышалась тихая музыка и чьи-то веселые голоса.

- Старый друг - желанный гость.

- А ты, я вижу, решил об этом забыть. Все его ищут, а он...

Юноша обернулся с улыбкой.

- Гэндальф!

Вошедший кивнул. Резьба на ставне изображала стилизованное Белое Древо; она была еще теплой от последних лучей солнца и бережных человеческих ладоней.

- Грустно?

- Я все думаю об отце. - Маг уселся рядом в удобное кресло с высокой спинкой. Фарамир продолжал:

- Многие знали его до того, как отчаяние отравило ему душу. Многие сейчас жалеют, что он поддался тьме и бросил своих людей...

- Не будь я Гэндальф...

- Но кто из них пожалеет его самого? После моей смерти - кто?

- Так вот что тебя тревожит.

- Ведь ни одна живая душа.

Маг вздохнул. Было еще довольно светло, но он отвернулся от окна и легким щелчком зажег свечу.

- Тебе... стоит знать, пожалуй. Только не спрашивай, откуда знаю я.

И надолго замолчал, вспоминая то, что скопилось за три с лишним эпохи.


...

- Сыновья Феанора!

- Далеко?

- День пути.

Так, советом в полдень, начался последний день Дориата; и совет этот был недолог. Воины, остававшиеся в городе, прощались с семьями, Диор, как будто вовсе не удивленный, в который раз объяснял жене дорогу в гавань. Она зачаровано смотрела мимо. В конце концов, он умолк и смущенно погладил ее по руке.

- Наши дети. Что будет с ними?

- Я не знаю. ("Прости...")

- Я боюсь. ("А я знаю").

Она горько усмехнулась. А Сильмариль у него на груди - сам Свет, сам Смысл. Да, она боялась. И потом часто вспоминала этот разговор и последующее бегство, как будто этим могла что-то изменить.


...Они бежали весь день, и все это время то вели ее, как слепую, то несли - недолго, она словно приходила в себя и порывалась назад. Ее бережно подхватывали под руки и вели опять. Все быстрей, забывая про усталость, навстречу своей гибели... прочь от своих детей.


Как счастлива она была в последние минуты, что их не оказалось рядом!


...Высокая фигура в темных одеждах не показывалась в центре города; никогда она не любила красивых надменных нолдор. Словно потерянная, простоволосая дева бродила по берегу, не слушая и не слыша проходивших мимо, и пела морю колыбельные. Она не считала времени, и как-то побрела по берегу. В тоскливом предчувствии вглядывалась в лица мореходов, кормивших и поивших ее при встрече, давно уже не делавших попыток разговорить ее; трудной дорогой, долго ли, коротко ли, но в конце своего пути добралась она до остовов Древ. Там никого не было, кроме серой тени, черной тени, тусклой, похожей на тень воспоминания и в то же время на нолдо-гордеца, да тоненького мальчишки, пытливо всматривавшегося в ее лицо.

- Третий день тут, - сказал мальчишка непонятно о ком.

Она прислушалась: менестрель, одетый в черное, пытался вспомнить какую-то мелодию непослушными пальцами. Таких песен не услышишь здесь, в Благословенном Краю!

- Что это?

- Плач... о Падении Нолдор.

- Ах!

Менестрель сощурился. Кого другого ее лицо в эту минуту могло напугать, но оно вполне подходило к его мыслям. Мальчишка отвернулся к Древам. На его плечо сел воробей.

... Она встретила одного из тех, кто участвовал в нападении на город - неважно, кого именно. Да он и сам, по-моему, не совсем точно помнил свое имя. И спросила, не видел ли он ее детей. Он сказал ей правду, - что ничего не было известно. Но не успел он договорить, как она начала забывать.


Фарамир выжидательно взглянул на волшебника, так долго хранившего молчанье, но тот лишь улыбнулся. Свеча трепетала.


...Могущество Ниэнны велико, но пребудет в тайне - ибо некому поведать о нем, кроме Маглора. Последний, подняв голову, слегка удивился: ни серьезного мальчишки, ни валиэ, ни этой безумной тэлэрэ поблизости не было, зато на ветви Телпериона - как будто так было всегда! - покачивался смуглый зеленый плод. Менестрель встал, отряхнув пыль с подола своего потертого платья, и подошел к нему. Его оглушил мерный гул, чередованье имен.

Пораженный, отшатнулся он и испугался того, что чуть не совершил, и возблагодарил Единого. В этот миг он был прощен, но с одним условием; оно было поставлено перед ним не Судьей, но мальчишкой с птицей на плече и глазами цвета морской воды, и не показалось ему странным; он с радостью (насколько вообще мог ее тогда испытывать) согласился. Поразмыслив, он дождался, пока плод нальется цветом и высадил его где-то на севере, возле руин некой древней крепости, где чаще всего жил.

Дерево принялось. Свежесть его листвы радовала его душу, но он прекрасно помнил, что должен сделать, и однажды, нарядившись, как посол, отплыл на Восток. Говорят, он бросил якорь у побережья Нуменоре; вроде бы, видели его также и в приемной Короля - недолго, ибо Короли в те времена были учтивы, но о чем они разговаривали - не знает никто. Некоторые утверждали, что после этого он продолжил свой путь на Восток, и в лодке его больше не было Белого Древа... Время шло, и Древо, окруженное низким ажурным заборчиком, жадно ловило малейшие отзвуки и вести, но постепенно Короли начали терять к нему интерес и все реже посещали его; и лишь одна мысль, одна мольба поддерживала в нем почти угасшую жизнь, пока однажды (опять - вдруг! И в который раз - однажды...) к нему не пробился с боем Исильдур.

Гэндальф остановился, блеснув глазами, и его собеседник улыбнулся лукаво-недоуменно - он не мог понять, откуда взялись эти странные образы перед его мысленным взором; маг глотнул вина из кубка и продолжил свой рассказ.

Он взял у Древа плод и отнес в дом своего деда. Так вот, тайно, покинуло оно остров-тюрьму, остров-приют ради бесконечного своего поиска. Иные считают, что именно благодаря нему корабль не затонул в том ужасном шторме, - его хранили Валар.

В Средиземье было куда как неспокойно, но в конце пути Древо попало в Гондор - и пока оно не засохло, пока еще теплилась в нем надежда, Гондором правили Короли. Но вернулись темные дни, и даже его сила оказалась мала перед мощью теперь уже сверженного Врага.

Фарамир слушал, наклонив голову; он начинал понимать.


- Но Арнор пал... И Гондор...

- Она ждала своих сыновей, - с силой произнес маг. - Но они не вернулись. Многие не вернулись.

За окном небо приобрело шафранно-бесцветный оттенок. Фарамир поджал губы и опустил взгляд - всего на миг.

- А потом... отец ждал... мы ведь тоже... и она об этом знала? Но ведь она...

- Жива. Арагорн нашел ёё - и она жива, и будет помнить.

Их взгляды встретились - маг, улыбнувшись предостерегающе, задул свечу.

...Три минуты спустя Фарамир сбегал по лестнице, сжимая в руке подарок Королеве, с которым он приехал из Итилиена - игрушку, резного деревянного медведя, чем-то похожего на Арагорна. Он был уверен, что ей понравится. У самого выхода он натолкнулся на кого-то высокого и перепачканного пылью, в дорожном плаще; оба еле устояли на ногах.

- Фарамир?! Вот не чаял тебя сегодня увидеть! Ну, рассказывай!

- Гэндальф сейчас... посадил дерево.

Государь Гондора, озорно и внимательно прищурившись на мгновение, положил руку на плечо Наместника и провел его в сад, к последним зеленоватым лучам.


Текст размещен с разрешения автора.