Лапочка
Исподволь.
Сначала эльф начинает задаваться невинными на первый взгляд вопросами. Типа, кто мы, зачем мы и куда мы идём, отчего Эру допускает зло по отношению к Детям, нужно ли ждать Второго Хора или всё же можно попытаться своими силами исправить Искажение, отчего даже смерть не даёт выхода из Арды, а даёт единственно срок в Мандосе, и на фиг вообще вся эта тягомотина? Эльф читает книжки типа Сильмариллиона, но они, ясное дело, ответа не дают.
Эльф начинает якшаться с людьми. Предупреждения он пропускает мимо ушей. Мало-помалу он втягивается в "малодуховную человеческую буржуазность", начинает слушать "Алису" и почитывать постмодерн. Он перестаёт петь для эльфов в недоступных лесах и начинает петь для людей в городских кафе, а то и нанимается на регулярную работу. Он может стать Тёмным, увлечься мелькорианством или там ницшеанством. Первое даст ему чисто человеческую, конечную и смертную глубину характера и эмоций, второе даст ощущение полной и абсолютной свободы и безответственности. И то и другое равно чуждо эльфам. И то, и другое очеловечивает; ни то, ни другое не нарушит уже устоявшийся уклад его новой, оцивиленной жизни. Рано или поздно он с облегчением обнаружит, что телефонной связи с Лориэном таки нет, или уже нет, что птицы в парке не садятся ему на плечо, чтобы огласить весну мелодичными трелями; и что западное шоссе ведёт таки в Польшу, а не в Валинор.
На этой стадии уже можно считать, что попытка к бегству удалась. Ночью ещё может зазвенеть телефон, и холодный голос сообщит об окончательном переводе данного эльфа в категорию "орков", то есть забытых, зачёркнутых и несуществующих в принципе существ. Но это необязательно.
- Вот он правит букву, слово, строку... А теперь представь себе: текст - это ты. Слова и строки, бумага и чернила - твоя кровь. Твоя плоть. Ты кричишь, тебе больно, а он себе и в ус не дует. И утверждает, что нанесённые тебе раны совершенствуют. Если это и так, ты поймёшь это очень нескоро. Тебе слишком больно...
- Да уж... тут неудивительно будет, если замочат, а удивительно, если не сразу...
- Вот-вот. А ты помнишь, как человек среагировал на такую лёгкую правку его сознания? Думаешь, Могущества должны реагировать иначе? Если да, то гораздо сильней. Ужас, паника, боль вплоть до бегства - или самоуничтожения. А потом, если выживешь - месть. Злая и беспощадная. Заполучи ты этого редактора в руки?..
- Да его же убить мало!
- Так а они что сделали!..
...Мы сидим в сёдлах на вершине кургана, дикий ветер бросается с моря и треплет его волосы, и я вижу, как в закатной тишине долины город исчезает в расширяющемся кругу огня. Над землёй вспухает огненное полушарие, пожирает вычурные старые домики из красного и белого камня, глотает уличные фонари, слизывает пышную мозаику садов, и вот уже весь сонный спокойный мирок достался голодному пламени...
Отблеск делает его лицо похожим на маску из обожжённой глины. Это голем из песка и праха, без души и выражения, сочувствия и цели. Он не может говорить, он не хочет слышать, он не станет отвечать, пока его создатель не вложит в него дыхание жизни.
Я слышу его имя в вое ветра. Звезда Гнева - подсказывают ласковые духи. А слова не оставляют ни звука в облаках, ни следа на губах. Они исчезают, срываясь с губ вместе с дыханием. Он вздыхает и поворачивается ко мне, ободряя печальной чистой улыбкой.
- Не надо, - прошу я. - Не надо.
- Надо. Ты понимаешь, надо.
Его голос звучит так уверенно, так ясно.
- Почему? - шепчу я в печали.
Он молча указывает в сторону. Усилием воли я отрываю взгляд от его руки. Через рваную дыру в его ладони просвечивает зарево пожара. Внизу горит селение в уютной долине, дым игриво вьётся вычурными башенками, и мягкой позёмкой стелется зола над мелким ручейком, в котором мокнут в воде и крови мёртвые тела.
- Но это же было давно, так давно! - я тихо плачу. Вот так же текут ручейки по полям моего Края, орошают землю, заботливо возделанную десятками мирных поколений. - Ты не можешь выносить приговор всему Западу за деяния древних злодеев!
- Не я вынес приговор.
Мне почудилось, или в его голосе действительно звучит облегчение?
- Он ошибается! - ору я в отчаянии. - Клянусь тебе, он ошибается!
- Он, может, и ошибается. А вот я точно знаю, что делаю.
Он откидывает голову назад, с прищуром любуется огнём. В свете мировых пожаров серые глаза его сверкают блёстками слюды в соляных пустынях.
Я теряю контроль и кричу:
- Чтоб вы оба сдохли!!! Черти бы вас побрали!! Как вы друг друга заслужили!
- Вот наконец-то мы с тобой хоть в чём-то сошлись, - говорит он и начинает снимать шарф со своей шеи.
Я убью тебя, говорю я. Я прикую тебя к скале и перережу тебе горло. И тебе будет очень больно. Обещаю.
Он сбрасывает с плеч плащ и поворачивается ко мне и я вижу его шею. И я смотрю и кричу и не могу перестать кричать...
Он видел их перед собой - стремящиеся в бой, великий легион прославленных мечей, бессмертные, прекрасные созданья, блистающие в свете Благодати. Исчадия божественных земель. И где-то пролетела мысль, что их ведь надо бы спасти. С собою увести через Врата Миров в какое-нибудь более свободное и менее приветливое место.
Это была только мысль.
Текст размещен с разрешения автора.