Сказочник
"...Наконец войско Эндара пересекло Куварские долины и углубилось в Дикие горы, тогда бесплодные и безлюдные. И там дорогу войску преградил древний старик огромного роста в боевых доспехах. Он назвал себя последним из куваров, и потребовал поединка с предводителем пришедших..."
Старик уже долго наблюдал со скалы, как по дну долины ползет змеей цепочка воинов и вьючных лошадей. Сомнений не было - и сюда добрались проклятые гвуры! Сверху они казались маленькими и беззащитными, как муравьи, но старик понимал, что на деле иначе, и остановить этих "букашек" он не в состоянии. Если бы еще хоть пяток воинов - но он один! И что он может? Ну, устроить пару раз обвал, пару десятков врагов погубить исподтишка - а что толку? Нет, нужно совсем другое!
Старик упруго вскочил, обретая заново силы, гулко заторопилось сердце. Обретала смысл его слишком долгая жизнь. Не для этого ли часа берегли его боги?
Добравшись до пещеры, старик вытащил из-под заветного камня боевые доспехи и меч. Ножны, покрытые плесенью, развалились, и доспех был тронут ржавчиной, но лезвие блеснуло чистотой, словно час назад было в руках последний раз, а не полжизни. В пещере не было никого,- женщины и дети пасли стадо, а сын старика, названный просто Вун, охранял их от волков и таргов - тоже занятие для мужчины!
Старик вышел наверх, заново привыкая к тяжести оружия. Лучи перевалившего зенит солнца осветили высеченную означающую Небесного Отца и младших сестер - стихии. Старик сел на колени перед скалой, устремил взгляд в центр эмблемы, око Великого, и сосредоточился, уходя памятью в то время, когда впервые обучался владению оружием и собой,- тому, что нужнее всего для воина. Тогда его звали Гэллин-Квар, он был молод и силен,- сильнее многих, но не одна лишь сила делает воина воином. Гэллину посчастливилось встретить хорошего учителя, настоящего Учителя, который сделал из юнца - воина, из неуклюжего силача - непобедимого бойца. После многих лет учения Гэллин вернулся к племени, словно заново родившись; и принимал с равнодушием мудрого хвалу и хулу, зависть и восхищение, и высокую честь - стать квар-ванэ, военачальником народа. У него появилась семья, подрастали два сына, обещавшие стать такими же славными воинами.
А потом в долины их народа пришли гвуры, и было их слишком много, и пролилась кровь славных воинов, и кровь беззащитных - тоже... Могучий Гэллин почти прорвался к предводителю чужаков, но тот был слишком удачлив и спасся, а Гэллин отступил с тяжелыми ранами.
Да, он потерял семью, но спас свой народ, прикрывая отход женщин, детей и стариков,- сначала с сотней воинов в долине, потом - с десятком в ущелье, потом - с двумя на тропе... Потом он остался один, истекающий кровью, но враги дальше не прошли и не посмели преследовать его даже умирающего. И умер бы Гэллин, если бы не юная Аллинэ - она одна верила в его возвращение, и осталась ждать, и дождалась. Уж где она взялa силы довести обессиленного воина до тайного убежища... Даже в бреду Гэллин, говорят, не выпустил меча, и никто не смог разжать его пальцы, пока он сам не очнулся...
Пальцы старика снова стиснули заветную рукоять, хоть он сам того не почувствовал, захваченный воспоминаниями.
Уцелевшее племя больше никто не тревожил, и в этих диких местах они остались влачить жалкое существование. Молодая жена подарила ему, последнему оставшемуся воину, сына, и семейное счастье вернулось к немолодому уже Гэллину, но ненадолго: в суровую долгую зиму Аллинэ простудилась, заболела и умерла. Тогда многие умирали, особенно женщины и дети. Гэллин тоже болел, но выжил - чтобы вырастить сына. Только, видно, не угодно было богам, чтобы воскресла слава древнего народа. Вун не понимал, зачем нужно воинское искусство, если здесь не с кем сражаться, кроме зверей, а люди-враги далеко,- так и хвала богам за это! Другие же выжившие дети вовсе безнадежны: из мальчишек всякий, если и не скрючен костной хворобой, так недоумок, еле-еле годится в пастухи. Еще поколение - и ничего не останется от целого народа...
Теперь хотя бы он, Гэллин, должен встать на пути врагов, чтобы напоследок отстоять честь своего рода! Хоть и давно он не держал в руках оружия, кроме охотничьего лука, кинжала да пастушьего посоха... Но не все еще забыто, не все еще потеряно! Помогите же, о боги!
И прежней силой налились старческие руки, и снова свистнул в воздухе меч, выписывая необходимые фигуры, чтобы разить воображаемых врагов и отражать всевозможные удары. Страшен для врагов был этот боевой танец, и боевая песня заклекотала в горле, как много лет назад...
- Что с тобой, Ута? - вопрос сына вернул старика в нынешнее время, где его звали не иначе как "отец" даже ровесницы-старухи. Перед пещерой столпились пастушки и пастушата, облаченные в козьи шкуры жалкие остатки некогда гордого племени, со страхом и недоумением взирая на грозного старца в древней броне. Только Вун посмел подойти поближе и заговорить.
- Гвуры пришли в наши горы,- вымолвил старик,- я сам видел сегодня.
Крики страха ответили ему. Даже для тех, кто ничего еще не видел или ничего уже не помнил, это слово означало одно,- разрушение, ужас, погибель.
- Мы спрячемся в пещеру, завалим вход, и они нас не найдут!
- Они и не будут искать,- презрительно ответил старик,- они идут своим путем, думая, что мы все умерли.
- Тогда зачем же все это?
Не поймет никогда, с горечью ощутил старик, но все же ответил:
- Я им докажу, что один-единственный еще жив. Жить мне все равно уже недолго, хоть умру достойно!
Старик поел вдоволь свежего сыра, запил ключевой водой и улегся спать, не снимая доспехов, под недоуменные взгляды и перешептывания племени. Утром он поднялся с первыми лучами солнца, пока все племя безмятежно храпело под шкурами,- только Вун сторожил вход в пещеру. Старик прожевал пару ломтиков сыра, выпил немного воды,- как подобает воину перед боем. Уходя, обернулся к сыну:
- За мной не ходи, а когда солнце встанет над большой скалой,- разожги огонь и принеси богам щедрые дары, чтобы легким был мой путь в страну мертвых!
- Я все сделаю, Ута,- поклонился Вун.
"Неплохой все-таки парень, но он вырос пастухом и умрет козопасом",- так подумал старик и ушел, не оглядываясь.
Шаг его был упругим, и кратчайший путь вел его к последней битве. А пришельцы, видимо, заплутали, и старику пришлось их подождать на тропе в том месте, которого не смог бы миновать ни один путник. В ожидании врагов старый воин запел песню. Немало он песен слышал и сам пел, много друзей пришлось ему отпеть, но впервые в его жизни, да и в истории его народа, пришлось слагать отпевальную песню по самому себе. Но голос ожил, и вдохновенные слова сами ложились на язык.
Монолог последнего Последний кувар,- перед вами стою. Последний ваш враг,- вам тропу заслоню. Последний - что можно добавить! Чужие сразят меня в честном бою, Пускай чужаки же меня воспоют,- Кому же еще меня славить? Последний мой сын - безобидный пастух, А первые - пали, и воинский дух Во мне лишь одном сохранился. И что мне осталось? Хватило бы рук Сразить одного, а успею - и двух, чтоб век мой не зря прекратился. Ну что же стоите вокруг старика? Пугает вас блеск боевого клинка? Как робки вы, вражии детки! Хвала вам, что встретил в итоге пути, Так дайте мне, воину, с честью уйти Последнему - к доблестным предкам!
Наконец появились из-за поворота первые воины. Заметив старика, они удивленно остановились; за их спинами скапливалась толпа, чужаки шептались между собой, но никто не смел подойти с вопросом, и старик так и стоял в гордом молчании, опираясь на обнаженный меч, словно грозная статуя. Наконец какой-то юнец выскочил вперед, опьяненный собственной смелостью:
- Кто ты, и что тебе нужно?
Старик ответил чужакам на их языке:
- Я,- последний кувар, как вы нас называете. Мне нужен поединок с вашим предводителем, если он не струсит, как струсил ваш вождь прежде!
- Значит, кувары еще не все умерли?! Но зачем ты торопишь собственную смерть, и какой тут бой,- в твои годы нужнее покой у теплого очага!
Вместо ответа старик шагнул вперед, и свистящее лезвие описало вокруг него сверкающую непробиваемую завесу. Дерзкий юнец побледнел и шарахнулся прочь, воины попятились, поднимая щиты и копья. Но из их рядов протиснулся вперед высокий темноволосый молодой воин с бледным лицом, настолько безразличным, как неживое. Холодным голосом он отчеканил:
- Я здесь вождь. Как ты хочешь биться?
- Как подобает воинам - насмерть и без пощады!
- Ладно,- кивнул бледнолицый, словно речь шла о какой-то безделице.
- Без щита и без шлема, как и я!
И это рискованное условие чужак встретил спокойно: молча откинул щит, сбросил шлем, обнажил меч и оперся на него, повторяя позу противника. "Словно неживой,"- подумал старик,- "а ведь сейчас и впрямь отправится к предкам",- и устремил на врага свой взгляд, собирая в нем всю свою волю. И впервые дрогнул: чужак не только выдержал взгляд, от которого бледнели бывалые воины,- он отражал взгляд, как зеркало отражает солнечные лучи. Спокойный взгляд пришельца устремлялся словно сквозь старика, но этот взор, устремленный в никуда, видел все. Гэллину ли это не знать, ведь он сам долго обучался именно такому взгляду в бою! Так должен глядеть боец, чтобы не упустить малейшее движение врага, читать чужие мысли и не выдавать свои. Значит, старику довелось-таки встретить достойного противника. Считать ли это везением?
Хотя поединок взглядов не принес удачи, старик кинулся на противника, стараясь ошеломить его, не давать ему опомниться, но бледнолицый словно играючи уходил от ударов, лишь иногда отражая их.Он легко кружил по площадке, все время отступая, но ничего не отдавая."Все-таки за ним молодость,"- подумал старик,- "а мне так долго не выдержать." И сменил характер боя - постарался казаться слабее, чем он есть, в надежде обмануть противника, выманить на удар. Теперь старик часто останавливался, переводя дух и старательно пряча взглад; стал отступать, изредка неуклюже отбиваясь, будто силы вовсе покинули его. Раньше он счел бы такой бой позором, но сейчас ничего другого не оставалось. И мнимая слабость начала убеждать врага: тот стал забывать о защите, чаще открываться. И тогда старый воин собрал все свои силы, весь опыт, всю волю в один-единственный удар, стремительный и смертоносный, как молния, и этот удар... попал в пустоту, а меч, выбитый из рук сильнейшим неожиданным движением врага, улетел далеко прочь, высекая из камней искры.
Старик медленно опустился на колени, пряча в ладонях пылающее от позора лицо. Да, он собирался умереть, но разве так?! Не сразив ни одного врага, даже лишившись меча, словно неумеха-молокосос... Что он предъявит на суде богов? Только смерть спасет его от позора. Что же медлит этот чужак?
- Убей меня! - вымолвил старик на ненавистном языке,- убей скорее!
И вдруг услышал на своем родном:
- Встань, о Ута, и будь мне другом!
Недоверчиво открыв глаза, старик увидел, что противник тоже встал на колени перед ним, протягивая открытую руку - знак мира и дружбы.
- Ты знаешь мой язык?!!
- Уж такая у меня причуда, видишь ли,- знать то, что никому из живущих больше не ведомо... И никому не нужно. Вставай же!
Старик встал, и крепкие руки двух воинов встретились в старинном приветствии.
- Как же тебя зовут, о юный мудрец и невозмутимый воин?
- Эндар.
- Вундар?! Ты сказал, "вундар" - что на моем языке означает "приемный сын"?
- Ну, на моем языке "эндар" означает "второй". Другого имени для меня родной отец не нашел.
- И все же... Я буду звать тебя Вундар. Позволишь ли?
- Согласен, о Ута! А теперь я тебя попрошу. Мы покинули ненавистную тебе землю, чтобы начать новую жизнь нового народа. Пойдешь ли с нами... Со мной?
Старик окинул взглядом давно привычные скалы. Там, откуда он ушел, поднимался густой черный дым - послушный сын не поскупился на жертву. И в другом он послушался, не пошел за отцом в последний бой,- а вот в этом Гэллин бы не удержался, нарушил бы приказ...
Эндар перехватил взгляд старика, вновь улыбнулся,- от этой улыбки лицо его сразу ожило:
- Говорят, отпетому заживо суждены долгая жизнь, славный путь и доблестная смерть, не так ли... Ута?
Старик отвернулся от своего прошлого, вздохнул:
- Я согласен, Вундар!
"...Этот старец оказался великим воином, но Эндар сумел его победить, обезоружив; и не только подарил могучему старику жизнь, но и приблизил к себе, сделав первым советником. Этот старик провел отряд через Дикие горы и спас от многих опасностей. Умер же он уже на равнинах Огленда, в неравном бою с кочевниками, сразив многих врагов. И похороны его были пышными, достойно великого воина и даже Владыки. Звали же старика куварским словом Ута."
Примечания.
Ута - "отец" (кув.)
Кувар - халонск. от "кЪвар",означавшее "воин" (кув.)
Гвуpы - "вpаги" (кув.), так куваpы называли халонов.
Вун -"сын" (кув.)
Тарги (кув.) - так кувары называли человекообразных существ, обитавших
в Диких горах во В.Э. и позже истребленных. Происхождение неясно.
Халоны переняли куварское слово для обозначения этих существ.
Квар-ванэ - "повелитель воинов", военачальник (кув.)
Вундар - "приемный сын" (кув.)
Эндар - "второй" (хал.); Эндаp Невозмутимый, сын Агоpпача,- основатель
и пеpвый Владыка Огленда.
Текст размещен с разрешения автора.