Главная Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы
Главная Новости Продолжения Апокрифы Стеб Поэзия Разное Публицистика Библиотека Гарета Таверна "У Гарета" Служебный вход Гостиная


Хельги

Хроники Короля-Чародея

Ни один воин

(3009 г. Т.Э. и 15 марта 3019 г. Т.Э.)

Когда появился черный всадник, положение роханки было уже безнадежным. Лошадь ее была убита меткой стрелой, а потом из кустарника выскочили несколько воинов - бродяг с севера - и окружили ее. Легкий меч был выбит, рука грубо вывернута и теперь ей в лицо ухмылялся рассчитывавший быть первым вожак.

Черная фигура беззвучно приблизилась. Мрачный взгляд скользнул по северянам.

- Отпустите ее! - короткий и четкий приказ. Без малейшего сомнения в подчинении.

Бродяги дрогнули, но мгновение спустя пришли в себя. Их было пятеро, они были хорошо вооружены, с чего им робеть перед каким-то самоуверенным нобилем. Пусть у себя в замке челядью распоряжается! А тут степь и они в своем праве, поскольку их больше и они сильнее. Вожак принял решение и подал знак своим.

Северяне с разных сторон бросились на всадника, тот выхватил меч. По лезвию клинка заструились волны холодного пламени. Внезапно обрушился слепой ужас, роханка сжалась, не в силах даже ползти. Никто не успел ничего понять, а воспринять этот кошмар было выше человеческих сил. Северяне разбегались, не думая, что бегут, их охватил смертельный холод и гнал, гнал прочь. Захлебываясь кровью, упал вожак, сраженный стремительным ударом.

И вот - время снова потекло свободно и спокойно. Вернулся свет ясного неба и шорох трав. В седле здоровенного черного коня сидел обыкновенный молодой человек, несколько картинно отправивший меч в ножны. Прозрачный его взор остановился на опомнившейся роханке.

Сероглазая девушка с золотыми волосами до плеч. Совсем юная, гибкая, тонкая, но грудь уже выдается вперед, яркие губы набухли. Взгляд отрытый, чистый, сейчас восторженно устремлен на спасителя. Всадник покачал головой, не в первый раз дивясь, как можно было учинять насилие над неопытной девчонкой. Та завороженно приблизилась, улыбаясь ему.

Воин помедлил, потом назвал свое имя.

- Хельги? - поняла по своему роханка. - А я Эовюн, дочь Эомунда, правителя Остфолда. Моя лошадь погибла. Ты подвезешь меня?

Черный всадник только кивнул со сдержанной улыбкой и протянул руку.

Всю дорогу до дворца Эовюн безостановочно болтала, стараясь забыть о мерзких бродягах. Хельги время от времени вставлял несколько слов, просто чтобы не показаться невежливым. Однако он так ничем и не показал, откуда явился, а роханка не спросила об этом прямо. Почти в самом конце пути она прильнула к нему, словно поддразнивая. Рядом с незнакомым в общем-то воином в черном она почему-то чувствовала себя совершенно свободно и уверенно.

Хельги пригладил рукой ее волосы, любуясь их золотым блеском, неожиданно для себя провел по плечу, остановил ладонь на талии. И тут же отдернул. Конь шагом подошел к городским воротам. Эовюн обернулась к воину, сияя распахнутыми глазами.

- Я... действительно очень благодарна тебе. Ты спас меня... Дай-ка я тебя за это поцелую!

И быстро чмокнув замершего Хельги, Эовюн резво соскочила с коня и, махнув рукой, умчалась в ворота. Останавливать племянницу правителя никто из привратников не осмелился.

- Пока! Еще встретимся! - прозвенел ее голосок.

Когда вести дошли до короля Теодена, он отрядил погоню за подозрительным черным всадником, но найти никого не удалось.



Небо померкло, на землю упала тень. Рыцарей Рохана как ветром унесло.

- Ко мне! Ко мне! - вскричал Теоден. - Не бойтесь тени!

Но его конь, словно обезумев, поднялся на дыбы, забил в воздухе копытами, и захрапев, грянулся оземь: из груди у него торчало черное копье. Падая, он с размаху придавил собою Теодена.

Огромная тень, подобная туче, опускалась на землю. Это было страшное существо, похожее на исполинскую птицу с крыльями как у нетопыря. Порождение древнего мира, птенец последнего выводка, родившегося где-то в затерянных горных дебрях. Темный Владыка разыскал этот выводок и выкормил детенышей. Потом он дал их вместо коней своим слугам.

На спине звероптицы сидел всадник, огромный и грозный, закутанный в черный плащ. Железная корона венчала его, но между короной и плащом был только мрак и мертвенный блеск глаз. Это был Король-Чародей. В руке он держал железную палицу.

Заклинание ужаса, так хорошо получавшееся у него, разогнало королевскую свиту. Только невысокий гибкий воин остался рядом с Теоденом и теперь с ненавистью глядел на Моргула:

- Прочь, нечистый сын мрака, пожиратель падали! Оставь мертвых в покое!

Холодно и зло прозвучал ответ:

- Не становись между назгулом и его добычей. Он не станет убивать тебя. Он унесет тебя в обитель скорби, дальше любой тьмы, где твою плоть сожрут, а трепещущую душу отдадут во власть Бессонного Ока.

Не подействовало. Лязгнул меч, выхваченный из ножен.

- Что ж, попробуй, если сможешь! А я, если смогу, помешаю тебе!

- Помешаешь мне? Глупец! Ни один воин не сможет помешать мне!

И тут воин засмеялся и в его голосе был звон стали.

- Но я не воин. Перед тобой женщина! Я Эовюн, дочь Эомунда. Не становись между мною и моим родичем и повелителем! Будь ты живой или только оживший, прикоснись к нему - и погибнешь.

Звероптица закричала на нее, защищая хозяина, но Король-Чародей молчал, охваченный внезапным сомнением. Шлем упал с головы воина, освободив золото волос, рассыпанных по плечам. Эовюн. Девчонка, безбоязненно заигрывавшая с ним десять лет назад. Теперь она крепко сжимает меч, щитом пытается закрыться от его взгляда, стараясь не показать страх. Но не бежала, не дала ужасу завладеть ею. И вот теперь стоит, готовая умереть. А в серых как море глазах за гневом - отчаяние и боль. Сердце назгула наполнилось жалостью и восхищением. Она не должна умереть! Такая прекрасная, такая печальная… Эх, Теоден, зачем же ты ее сюда привез?!

Опережая удар роханского клинка, звероптица прянула в воздух и ринулась на Эовюн, крича и стараясь ударить ее клювом. Эовюн не дрогнула: она была истинной дочерью Рохана, тонкой, как стальной клинок, и такой же гибкой. Ее удар был молниеносным и смертельным: он обрушился на вытянутую шею и голова упала, как камень. Эовюн отскочила назад и обезглавленная звероптица, раскинув огромные крылья, рухнула на землю.

Моргул успел соскочить и отразить удар, предназначенный ему. Воинское искусство, отточенное веками, само повело палицу. Щит Эовюн разлетелся, рука, державшая его, переломилась, а сама она зашаталась и упала на колени. Назгул чуть не бросился ее поднимать. Что же с ней делать? Спустя мгновение пришел страшный ответ. Идет война и противник должен быть убит. Первый назгул не имеет права на слабость. Король-Чародей поднял палицу, все еще колеблясь...

Но вдруг он отпрянул, вскрикнув. Спину пронзила страшная боль. Незамеченный полурослик, напав сзади, на всю длину вонзил кинжал, несчетные годы дожидавшийся своего часа в тиши Упокоищ. "Женщины погубят тебя" - многократно перевранные эльфами ехидные слова всадника Белого Тигра, прорицателя вспыхнули в памяти назгула, он пошатнулся. В тот же миг Эовюн, привстав, вонзила меч в пустоту между плащом и короной. Меч разлетелся вдребезги. Корона покатилась со звоном. На мгновение во тьме мелькнуло лицо. Прозрачный взгляд серых глаз. Эовюн обмерла, узнавая. Хельги! Сознание страшной ошибки пронзило девушку. Она в смятении упала на поверженного врага. Может быть, он еще жив, может быть, его можно спасти! Но плащ и панцирь были пусты и лежали на земле, смятые и бесформенные, а в воздухе пронесся, замирая, бесплотный голос, и затих в поднебесье. Вот мы и встретились…



Эовюн не любила рассказывать о Пеленнорской битве, а когда о ней пели менестрели, хмурилась и уходила. Она помнила…

Возвращение

(25 марта 3019 г. Т.Э.)

Боль. Смерть. Нет, снова боль. И снова. И снова. Все сильней и сильней. Смерти нет. Как же наивно было считать страданием огорчения жизни! Вот оно - настоящее. Пронизывает беспощадный свет, горят волосы, кожа. Вытекли ослепшие глаза. Крик пропадает во всепоглощающем Звуке. Девять черных молний несутся с полыхающего неба, все медленней и медленней, пока не замирают в накалившемся, смертоносном воздухе. Трещины ползут по обнажившемуся черепу. Распахиваются ребра, сердце вываливается и обращается горстью пепла. Обугливаются и рассыпаются. Смерти нет. И не будет. Только боль. Уже нечем видеть и слышать, нечем думать, нечему страдать, а боль длится. И когда она пронизывает все существо, до самой глубины, становится вечной, накатывает тьма. Ни радости, ни облегчения, ничего уже нет…



Время. Текучее, ленивое, оно движется неумолимо, серыми валами накатывая на берега бытия. Вечность, равная моменту, и момент, равный вечности.

Скачком возникла протяженность. Замкнутая, стянувшаяся в точку, но напряженная и готовая развернуться. Это - тоже часть того, чего нет. И не надо. Кому надо, зачем? Нет ничего.

Сила. Пока лишь только слово. Но за этим словом что-то есть. Он смутно чувствует это. Он? Что он?

- Учитель!

Движение. Бессмысленное, ничего не затрагивающее, ибо нечего затрагивать. Девять серых теней на сером фоне отражаются в сером зеркале.

- Очнись, учитель!

Как может очнуться тот, кого нет? И никогда не было? И уж точно никогда не будет? Великая пустота ничего не отдает. Твердая убежденность в этом вызывает удивление, сразу же вспыхивает сомнение. Убежденность, удивление, сомнение - ведь это все должно быть с кем-то связано? Значит этот кто-то - есть?

Ладно, предположим. Почему бы и нет? Пробудившийся интерес заставляет его внимательнее вглядеться в это серым маревом колышащееся зеркало, в которое с таким беспокойством заглядывают серые фигуры. Осознает, что это зеркало - он сам, что это на него смотрят, от него ждут ответа. Что сказать? Неясно.

- Повелитель. - одна из теней словно обретает лицо, становится узнаваемой. Мрак венчает ее, два огня сверкают холодным прозрачным блеском. В памяти всплывает его имя - Моргул, Черный Чародей. Узнать нетрудно. Моргул всегда называл его только повелителем, надменно игнорируя другие предложения. Ученик. Ученик, который никогда не произнесет слова "учитель". Кажется, ему послышалось, что слово это произносили девять голосов. - Повелитель, очнись, прошу тебя… Надо уходить. Они скоро будут здесь.

Девять теней сгрудились вокруг, передавая ему свою силу, последние капли. Сами ведь истаяли, дунет ветерок посильнее - развеет, но тянут, не дают уйти в пустоту. Он напрягся и - словно слезы высохли в мертвых очах - все вокруг стало резким, обрело форму.

Слабое сияние стен. За окном россыпью - звезды. Лунные Чертоги, здесь всегда видны звезды, даже в полдень. Минас Итиль. Вокруг девятеро - его ближайшие друзья. Они не бросят его, они устремились за ним в уничтожающий огонь. С ним они шли через ненависть и боль, к нему примчались сквозь пламя и смерть.

Моргул единственный из всех был сейчас действительно призраком. После битвы на Пеленнорских полях он еще не успел обрести плоть. Да, верно говорил Прорицатель - женщины его погубят.

Трое кутаются в плащи. Из-под надвинутых капюшонов - оскал черепов. Они подоспели первыми, попали в вихрь беснующегося смертоностного света. Пятеро отделались ожогами да слепотой. Но все это пройдет. Время лечит бессмертных.

- Что со мной было?

Моргул промолчал. Никогда и никому он не расскажет, в каком состоянии нашел дух повелителя на оплавленных камнях Барад Дура, как тащил его из небытия, как потом вместе с остальными они доставили его в Минас Итиль и звали вместе, звали, уже отчаявшись вернуть миру. Прочие назгулы, глядя на него, тоже не стали отвечать.

Не тот вопрос. Впрочем, и так понятно, что с ним было. Кольцо уничтожили, а ведь так много в него вложено… Оно ушло, ушло навсегда. Без него так темно и пусто… Знал бы заранее - не делал бы. Но хватит о себе! Что же случилось с остальными?

- Как война?

Шевельнулся второй назгул, Кхамул:

- Проиграна. Наши войска разгромлены и немного осталось у нас времени. Скоро и сюда придут гондорские отряды. Первый считает, что они вот-вот вступят в Моргульскую долину.

- Что им нужно? - горько спросил он.

- Вот это. - в руке Моргул держал темный прозрачный шар. - Палантир Минас Итиля.

Палантир обычно хранился в Барад Дуре, но Моргул продолжал считать его своим. По его мнению, больше никто не умел толком обращаться с Видящим Камнем, поэтому при случае он увозил его к себе. Чтобы, как он говорил, спокойно поработать. Повелитель сердился, требовал палантир обратно, и назгул с невозмутимым видом возвращал его. Но потом увозил снова. Теперь это спасло Камень.

- Мы здесь не удержимся. Нам надо уходить. - сказал Моргул. - В Кханд.

- Но... Как же наши орки, люди, тролли? Мы не можем их бросить!

- Мы им сейчас ничем не поможем. - мрачно ответил Моргул. - Я передал приказ всем уходить. Да пребудет с ними Тьма!



На юг спешно уходил небольшой отряд - не больше полусотни всадников. Орки, люди - одетые в черное, мрачные как ночь. Во главе нахохлившимися призраками ехали Кольценосцы, окружая своего повелителя. Тот уже не напоминал погасшее пламя свечи, понемногу наливался новой силой, облик его становился четче, движения увереннее. Наконец, он приостановил коня и оглядел зеленые просторы Итилиена. Далеко на западе заходило солнце, красное как свежепролитая кровь. Ночь опускалась на Средиземье. Он выпрямился, из взгляда его ушло глухое отчаяние. Он снова был готов сражаться.

- Я вернулся.


Текст размещен с разрешения автора.