Элентир
Отряд Верных нуменорцев медленно продвигался на Восток. Третий день воины западного княжества шли вперед, третий день видели багровый восход Солнца из-за воздымавшегося все ближе и ближе, нависавшего над трактом Столпа. Если в отряде их союзников по Вере - воинов Роменны, пересекавших в те же дни каменистые холмы Восточного Митталмара, звучали бравурные марши и хвалебные песни во славу Валар, то шеренги западных Элендили шли в угрюмом молчании. Лишь иногда на привалах взлетала к небу печальная песнь менестреля, и затихала, теряясь в зловещей тишине отвесных стен долины. Нойринан - долина мертвых Королей, последний лагерь Элентира, сына Нумендила Андунийского.
Этот лагерь не мог сравниться ни числом палаток, ни присутствием знаменитых воинов не только с мятежным воинством Фаразона на Сириле, но даже и с роменнским войском Миратила и Элендила. Элентир Андунийский видел всю тщетность своего похода, но мог только сжимать кулаки, проклиная всех, не исключая себя самого. Он вспоминал, как три дня назад, перед выступлением, он поднимался на башню Тар-Минастира на горе Оромет, заламывая руки к небу, смотрел то на Север, где остались невозмутимые мудрецы-наставники обители Тар-Менелдура под горой Соронтил. То на юг, где под сенью цветущих меллорнов громоздились палатки лагеря и сновали всадники. То на восток, где за Менелтармой стоит такой близкий, но все более далекий Арменелос, где Дворец, где Зимрахиль - теперь Тар-Мириэль - так же стоит на верхнем ярусе дворцовой башни и молится Валар о чуде, о предотвращении неизбежной войны. О Мириэль! Холодный пик горы закрывал от Элентира надежду, а южные ветры несли недобрые предчувствия.
С тех пор они шли на Восток, на соединение с Верными столицы и Роменны. Известие о судьбе Хьярасторнэ легло тенью печали и липкого ужаса не только на лица воинов Элентира, но казалось, на весь Западный край. Словно неживые в своем великолепии стояли меллорны, а щебетание птиц и терпкий запах цветов ойолаирэ казались воинам горькой насмешкой над их походом.
Немного их было, откликнувшихся на зов сына Нумендила. Отряды Элдалондэ и южных гаваней, на которые так рассчитывал Элентир, даже не удвоили ряды гарнизона и ополчения самого Андуниэ. Землепашцы и пастухи Андустарских долин, привычно любовавшиеся на протяжении долгих поколений цветением завезенных из Аваллонэ деревьев и журчанием горных ручьев, коими в изобилии был одарен этот край, не хотели верить словам гонцов князя, что для сохранения благодати Андустара необходимо обнажать меч. Жители лесов Нисималдара, что на юге, лишь смеялись над предостережениями вестников. Какая война может нарушить беспечальную красоту долины Нундуинэ, почти равную лесам Тол-Эрессеа! Даже Ар-Сакалтор и Ар-Гимилзор не притесняли этот беспечный наивный народ, и они не боялись Фаразона. Посольство в Тониондэ, столицу северного края Форостар, также не дало людей для войска Элендили. Мрачный народ вересковых нагорий отказался присоединиться к андустарцам без приказа своего князя, а тот был в Арменелосе.
Элентир был уверен, что послы Фаразона побывали и здесь и смутили души форостарцев, и он не был далек от истины. По крайней мере, он получил здесь оружие, которого немного было в арсеналах Андуниэ. Все же, думал Элентир, его тысячи могут помочь Верным сдержать натиск мятежников и не пустить Фаразона дальше Эмериэ. О событиях в Арменелосе он не знал ничего.
Как бы то ни было, с восходом солнца войска Западного края выступили ему навстречу, к перевалу Хьярнун-Тармасунд.
Обращаться с мечом и луком, ездить верхом андустарцы, потомки Дома Беора, умели вполне сносно. Но пока для них это было игрой, в крайнем случае развлечением на состязаниях во славу Тулкаса. Мало кто из них бывал в Средиземье, да и не стремились туда обитатели самых близких к Аману смертных земель. Поселения Верных на севере Эриадора и в устье Андуина воевали отнюдь не так часто, как нуменорские колонии Юга. После поражения в Эрегионской войне Враг не осмеливался, да и не имел надобности вторгаться в земли, где сильно было влияние эльфийских королевств Линдона и Лоренанда.
И сейчас воины Элентира с тревожной грустью шли на Восток, наблюдая, как цветущие леса сменяются покрытой редким кустарником пустошью предгорий Тармасундар, как усиливается юго-восточный ветер. К вечеру второго дня, перейдя мост через Сирил, бывший здесь только широким горным ручьем, разбили лагерь в скорбных буковых рощах долины Нойринан. Перед закатом Элентир с небольшим отрядом наиболее приближенной знати Андустара совершил паломничество к усыпальницам Королей. В неверном свете горных сумерек он долго бродил среди статуй давно ушедших правителей, словно пытаясь найти ответ на мучившие его вопросы в каменных лицах Тар-Менелдура, впервые разглядевшего опасность плаваний Эдайн в Средиземье, и Тар-Алдариона, пренебрегшего его предостережениями.
Утром они отправились дальше. Элентир собирался соединиться с гарнизоном Арменелоса, с основными силами Верных, пока Фаразон не опередил его и роменнцев. Но предчувствия, смущавшие его короткий сон, говорили, что уже поздно, и каждый шаг необратимо ведет к погибели. Сын Нумендила встал еще до рассвета, коротая бессонные часы у ажурных перил Сирилского моста, возведенного еще в легендарные времена Тар-Элендила Пармайтэ, строителя Западного тракта, глядя на отражение звезд. Он пел звездам, неверно мерцавшим в черной воде, песню, сложенную им еще в годы Эриадорских скитаний, песню, в которой отражалось все отчаяние и безнадежность Верного, утратившего Веру.
Арменелостэ, небесная крепость, Где ты, в каких временах и местах? Тулкас, дай силу моим рукам! Манвэ, наполни мои паруса! Оссэ, смири свои гневные волны! Аулэ-кователь, мой меч закали! Завтра я встану на эту дорогу, Завтра исчезну в туманной дали… Как меня встретишь, о Белая Крепость? Кем я войду в Золотой твой Дворец? Что меня ждет, и дойду ли до дому - Скажет провидец, но я не мудрец. Мне не коснуться цветов твоих белых, Мне не увидеть возлюбленный лик. Только смириться с потерей надежды Может лишь старец, но я не старик. Путь мой лежал через поле сражений Бурное море и сумрачный лес. Будь же мне верен, мой конь быстроногий, Меч мой разящий… Но я не боец.
В бессилии он бросил взгляд на Запад, моля о нежданной помощи, но давным-давно туманы скрыли Аваллонэ, и лишь ночная тьма венчала отроги на горизонте. И он вновь проклинал несчастный век, в который довелось ему родиться. Проклинал судьбу, вновь отвернувшуюся от Элендили. Нуменор, зависший между смерными и бессмертными мирами, все глубже тонущий в сумерках Средиземья. И себя, отчаявшегося наследника Андуниэ, мечтавшего о спасении неискаженного мира, а теперь лишь бессильно сжимавшего кулаки на берегу Сирила..
Да, ему всегда были ближе лютня и перо, чем меч и лук. И как права была Зимрахиль, тогда, в ранней юности, предпочевшая ему Фаразона! И сейчас, когда он вновь помолвлен с наследницей ушедшего Тар-Палантира, когда простые сторонники Элендили видят в нем надежду Нуменора, будущего Короля, что остановит мятежников и продолжит дело Тар-Палантира, что он может? Не скипетр и не священный меч Аранрут привлекали его всю жизнь, как Фаразона. Элентиру нужна она, прекраснейшая и неподвластная старости наследница благороднейших кровей и мудрости Эдайн. Нет, не Королева Тар-Мириэль, а та, прежняя Зимрахиль с западных холмов его юности. Когда он был не вынужденным предводителем войск западных Элендили и наследником князя, а простым юношей-мечтателем, когда им двоим не было дела до борьбы партий за золотой трон ее деда. О мирной жизни, вечной беспечальной любви под сенью садов Андустара и светлых зал Арменелосского дворца думал Элентир все эти годы, возводя белые башни в Эриадоре и размышляя над свитками в Соронтилской обители. А его судьбу решали Нумендил и Палантир, надеявшиеся, что слияние двух ветвей рода Элроса очистит династию от последствий Тени последнего тысячелетия. Слишком поздно состоялась эта странная помолвка, и лишь на это лето, из-за траура по Королю назначена свадьба.
Элентир проклинал себя за то, что гордыня его и Зимрахили, чья молодость была загублена Фаразоном, не позволили сделать все раньше. А теперь тяжесть скипетра непомерна для него. И не ему вести в бой с мятежниками отряды Элендили. Он готов был проклинать брата, ускакавшего в Арменелос с непонятной миссией, не объявив даже сбора войск, зная, что отец после смерти Тар-Палантира отстранился от дел княжества, устав от жизненной суеты, а сам Элентир в Соронтиле. Почему проклятые Арандили, дети Искажения, о которых не было слышно 70 лет, поднялись именно сейчас! Элентиру оставалось лишь вглядываться в отражающую первые лучи рассвета кромку западных гор, как вглядывались до него в Закат десятки поколений Элендили.
К нему неслышно подошел Имразор, предводитель одного из отрядов. Уроженец Винъялондэ, он был правой рукой Элентира в его Эриадорских делах и вместе с ним приплыл в Нуменор семь лет назад. Один из немногих Элендили, он был опытным бойцом и не боялся мятежников. Но, как многие уроженцы Средиземья, был очарован красотой Нуменора и был противником войны здесь, как таковой, что отличало его от Элендили Роменны.
- Ты в печали и тревоге, мой князь? Что случилось? Или гонцы принесли тебе черные вести?
- Нет, друг Имразор. Мне не нужно гонцов, чтобы видеть безнадежность моего пути. Нуменор не станет прежним, даже если мы победим.
- Извини, господин, я не понимаю тебя. Ты не веришь в наше дело?
- Наше? Извини, друг, я не достоин называть эту войну своей. За что ты воюешь, друг?
- За дело Элендили, за Нуменор, естественно.
- И они, в Хьярасторнэ, воюют за Нуменор. У каждого свой Нуменор, а у меня вот никакого. Мой Нуменор остался там, за морями времени. Он сгорел, как причалы Роменны, когда она сказала мне "прощай", когда я уплыл на Восток. Это они, - Элентир махнул рукой в сторону лагеря, - верят, что я стану супругом Тар-Мириэль и Королем Нуменора. А мой Нуменор пал тогда.
- Ты не рассказывал, почему ты уплыл из Нуменора, мой князь. Но это все Тень, гони прочь такие мысли, они от Моргота. Ты же любишь Мириэль, и свадьба назначена. Мы победим Фаразона, и ты станешь Королем и посмеешься над страхами этой ночи в Арменелосском дворце.
- Я расскажу тебе, как я бежал от судьбы, и ты поймешь меня.
Шел год 3145-й от основания Града, год, на который возлагались великие надежды. Тар-Палантир раскаялся перед Единым, и все Элендили верили, что мир и покой вновь пришли в Нуменор. Я тогда вернулся из своего первого плавания в Средиземье, но Зимрахиль, хотя она и страдала от перехода Фаразона на сторону Арандили, начавших открыто выступать против ее отца, была равнодушна ко мне. Я жил в Андуниэ и не участвовал в делах отца и брата. Но я помню, как началась Резня, и никому из Элендили нельзя забывать о ней, хотя многие и пытаются. Мы тогда и предположить не могли, что будет так.
Говорят, подначенная золотом Гимилхада чернь двинулась громить кварталы Верных в Роменне раньше условленного часа, не все силы Арандили были приведены в движение, а отпор воинов Амандила был слишком силен и яростен. Говорят, мой брат не смог остановить Верных воинов, когда подошедшие из Арменелоса королевские войска уже разгромили основные силы мятежников. Но месть Верных Роменны за столетия унижения была страшна, слишком страшна. И в страхе рубил якоря Гимилхад, и вместе с ним бежал в Средиземье Фаразон, унося клеймо мятежа и предательства. Я был потрясен не меньше брата, видевшего все своими глазами. Это с тех пор он ненавидит войну во всех ее проявлениях.
А я, наивный юноша, надеялся, что любовь к Фаразону сгорит в сердце Зимрахиль, как причалы Роменны в ту ночь. Я знал, какую боль принесет ей разочарование в нем, но я пытался оправдать это здравой необходимостью. Но я, друг Имразор, и представить не мог, как она его любила.
Я пришел к ней через пару недель. Она стояла в черном платье без украшений у окна залы в своей башне и была прекрасна, как Варда, Королева Звезд. Но ее глаза, ее голос - видит Единый, даже Ниенна, Матерь Скорбящих, не вынесла бы такой скорби! Да, друг Имразор, она плакала на моем плече, проклиная свою судьбу, но не слышала ни слов утешения, ни слов любви. Когда она немного успокоилась, то сказала мне:
"- Элентир! Я знаю, что ты любишь меня. Но оставь! Что ты знаешь о любви и о страдании! Уходи и не мучь себя. Мое сердце не будет отдано никому. Прощай!"
С тех пор ее стали называть Затворницей. Ей, веселой девушке с западных холмов, стали чужды радости Нуменора. Она подолгу проводила время с мудрецами, что молятся Единому в мрачных башнях у горы Соронтил, где я впоследствии провел столько лет. Неделями сидела в комнатах Королевского книгохранилища. Мириэль - теперь ее называли только этим именем, данным на Высоком Наречии - стала мудрой советницей своего отца, и вместе с ним и Нумендилом приложила немало усилий к возрождению и процветанию Нуменора. Говорят, это Мириэль настояла на прощении сторонников Гимилхада, но когда в 3156 году Фаразон вернулся в Арменелос, распорядилась не подпускать его ко дворцу на лигу. Возможно, Имразор, это и привело к его озлоблению и падению.
А я сел на корабль, идущий в Митлонд, и провел полвека в добровольной ссылке. Я построил белобашенный город у озера Нэнуиал, где в старые дни жили Нолдор. Возможно, на бесплодных землях Артедаина будут помнить имя Элентира Строителя, но это была земля моего одиночества.
А потом я вернулся. Король принял меня с почетом, а отец с братом объявили мне о необходимости помолвки с Мириэль ради дела Элендили. Я встретился с ней, и понял, что это ее идея, но Амандил совершенно верно назвал причину. Это был их общий замысел, и ни капли любви не было в прекрасных глазах наследницы престола. Она была так же прекрасна, я так же любил ее все годы изгнания, и ты знаешь это, Имразор. Но холоден и бесстрастен был ее голос. Мы обсуждали свадьбу так, как обговаривают торговую сделку ниндамосские купцы, как мы с тобой заключали на Нэнуиал мирный договор с вождями племен Рхудаура.
Мы назначили дату, которая все переносилась, а я уехал на Соронтил. Я ночами молился Единому, а днем размышлял о судьбах Нуменора. Правление Тар-Палантира - это начало и конец возрождения Нуменора, Имразор. Там, где расчет заменяет любовь, там нет правды Единого. Мы можем победить мятежников, но былые дни не вернуть.
- Прости меня, князь, мне, рожденному в Эндорэ, не ведомы столь высокие понятия, но я знаю точно - остановить Фаразона, кем бы он ни был, надо любой ценой. А потом уже ваши с Тар-Мириэль дети будут думать о возрождении былых дней. Благословит нас Единый в этой войне!
- Может ты и прав, Имразор, я не знаю. Но нет веры в моем сердце, нет той надежды, что наши предки называли эстель. А любовь потеряла цвета радости. Но мы остановим Фаразона во что бы то ни стало.
Рассвет встает, пора трубить подъем!
- Будь же мне верен мой конь быстроногий
Меч мой разящий... - продекламировал Элентир ободренному последними его словами Имразору. И про себя добавил: "но я не боец".
И вновь поход. Долина усыпальниц осталась позади, тракт вился вдоль юго-восточного отрога Тармасундар. Этот день, первый за неделю, был ясным. На Юге Элентир и его воины видели первые холмы Эмериэ, деревни пастухов. Центральные районы этого края уже в руках мятежников, до Хьярасторнэ отсюда - полдня верхом. И уже совсем недалеко - перевал Хьяррун-Тармасунд, который держат заставы Верных Арменелоса. Рощи бука и миндаля, небольшие придорожные поселения, каменные колодцы - здесь уже и до столицы не больше дня пути. И каждый камень, каждое дерево, чьи места были определены тысячелетия назад, при первых Королях, создают иллюзию вечного мира и надежности в землях Арандора, столичного округа, и даже самым мрачно настроенным андустарцам не хочется верить в близость сражений. Это не эльфийская красота нетронутой человеком и дружелюбной к человеку природы Андустара, когда кажется, что стоит закрыть и открыть глаза, - и исчезнут волшебные и неописуемые языком людей цветущие сады и поляны. Это - строгая геометрия дорог, башен, лесных полос и даже обрамляющих тракт скал, обтесанных королевскими мастерами за бесчисленные века. И такой, возможный лишь в благословенном Нуменоре, где тысячелетиями царил мир, рукотворный ландшафт окрестностей Арменелоса еще меньше сочетается с войной, чем леса Андустара. Но Элентира не успокаивала близость столицы. И круживший на юге, над полем Эмерлад, Свидетель Манвэ лишь усиливал его опасения.
И предчувствия князя не обманули его, подтвердившись на заставах Хьяррун-Тармасунда. Когда отряд вышел на перевал, воины радостно вскинули к небу правые руки - с него, как на ладони, взору открылась огромная долина Арталат, простиравшаяся до самого Роменнского залива, покрытая правильными квадратами полей и садов, изрезанная десятками мощеных дорог. И на западе долины, у подножия Менелтармы сияли белоснежные стены и башни Великого Арменелоса. Здесь начинались земли, уверенно хранимые верными Королеве войсками. И в ответ андустарцам раздались приветственные крики с двух первых башен, хранивших вход на перевал. Две такие же стояли с противоположной стороны почти прямоугольной котловины перевала, вырубленной в скалах Тармасундар для спрямления тракта, и одна - самая большая, была словно выточена из скал левой стены этой котловины. К ней примыкал форт, который служил жилищем гарнизонных воинов, постоялым двором, конюшней и почтовой станцией одновременно. В отличие от Хьярнун-Тармасунда, большого поселения на перевале не было.
Элентир остановил войско перед фортом и протрубил в рог. Из ворот к андустарцам вышел в сопровождении десятка воинов хранитель перевала, и поприветствовав князя, сказал ему то, чего Элентир никак не ожидал услышать:
- Ты еще ничего не знаешь, о светлый князь Элентир, сын Нумендила? Благие вести. Война окончена. Позавчера посольство из Арменелоса во главе с самой Королевой Тар-Мириэль, да благословят ее Единый и все Валар, и твоим братом князем Амандилом отправилось на поле Эмерлад, а вчера было объявлено о прекращении братоубийственной распри. Валар уберегли нас от кровопролития!
- Значит вот как… - опешил Элентир, - и на каких же условиях Королева заключила с мятежником мир?
- Фаразон Золотоликий кается в разорении Хьярасторнэ, произошедшего из-за мятежа Ирвала в войске Хьярнустара, кой Ирвал и люди его объявлены Фаразоном врагами южной провинции. Фаразон обязуется возместить из своей казны все убытки, равно как и виру наследникам убитых в этой резне.
И главное, о светлый князь, Фаразон Золотоликий и Королева Тар-Мириэль объявили о конце вековой вражды партий Арандили и Элендили и о своей помолвке. Их союз положит конец расколу Эдайн и вечный мир воцарится в Нуменоре, во славу Валар!
К удивлению окружавших Элентира военачальников, князь не показал на своем лице ни горя, ни гнева. На самом деле, он отстраненно наблюдал, как исполняются все его дурные предчувствия. Он как бы со стороны увидел всю котловину перевала и своих воинов, проделавших бессмысленный поход. Первой его мыслью было: как смеет хранитель Хьяррун-Тармасунда так нагло расписывать ему этот неслыханный договор, прекрасно зная, кто он такой, зная о назначенной свадьбе? А хранитель говорил что-то еще, и Элентир вдруг вышел из забытья. Мириэль пошла на такой шаг, чтобы предотвратить кровопролитие? Если дела Элендили так плохи, то она пошла бы на этот шаг, ведь и их собственная помолвка была предначертана расчетом. И Амандил, этот вечный радетель блага всех Эдайн, ведомого лишь ему да Единому, поддержал бы ее. А если все дело не только в этом?
Князь отозвал в сторону Имразора и других приближенных военачальников, даже не закончив разговора с хранителем перевала.
- Друзья! Оставайтесь здесь и не уводите воинов с перевала до завтрашнего дня. Хотя нет, Имразор, пошли гонца в столицу и действуй согласно их распоряжению. Мы все-таки в Арандоре. А я поскачу в Эмерлад. Эй, хранитель, приготовь мне свежего коня!
Военачальники разошлись по своим отрядам, выкрикивая приказы. Имразор тоже сделал пару шагов, но вдруг развернулся и догнал Элентира, шедшего к конюшне форта вместе с хранителем.
- Мой князь! Постой, не делай глупостей! Зачем тебе ехать в Эмерлад, где все уже решено?
- Оставь меня! Я приказываю - иди к своему отряду. Ничего не решено!
- Нет, Элентир, ты ведь едешь, чтобы убить его. Он не примет даже поединка, ты просто погибнешь. Жизнь не закончена, князь. Я прошу тебя! Все решено без нашего тщедушного отряда, ничего не изменишь.
- Да ты прав, все решено без нас. Без меня. Я слишком долго бегал от судьбы, и теперь судьба отвернулась от меня. Ты лучше других знаешь, что я не признаю Фаразона Королем. Но бороться против его власти я не смогу ни в Нуменоре, ни в нашем Эриадоре, я уже думал об этом. Это значит бороться и с Мириэль. Может, этот трус-хранитель и прав, и они преодолеют вековую вражду и дадут мир и покой этой многострадальной земле, о чем сейчас, наверное, мечтает мой брат. Но этот мир и покой - не для меня. Вспомни, о чем я рассказывал ночью. Я ведь знал, что так будет.
- Но что ты изменишь там?
- Не знаю, Имразор. Зато знаю, что здесь я точно ничего не изменю. Я не смогу быть князем Андустара и верным вассалом - их. Это я завещаю Амандилу. Память не даст.
- Память? Ты говоришь, как черные проповедники в Винъялондэ. Разве Единый не завещает нам жить настоящим, оставив прошлое Вайрэ, а будущее - Намо?
- Если ты выслушаешь, Имразор, я расскажу. Скорее всего, я больше не увижу тебя, так что можешь считать это исповедью. Я не могу забыть тех времен, когда я действительно жил, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Долгими бессонными ночами в Артедаине я вспоминал те счастливые дни...
Мы с ней целыми днями бродили по холмам Андустара, вдыхали аромат цветов Нисималдар, катались на лодках-лебедях по озеру Нисинен. Меня тогда слабо волновали события, тревожившие отца и деда. Я был почти счастлив, и готов был вечно плыть рядом с ней по течению Нундуинэ, видеть ее тогда совсем юное лицо, слушать ее звонкий смех. Что нам был Король Ар-Гимилзор Тар-Телемнар - ее старик-дед со своим желанием вечной жизни и неограниченной власти, которое лишило моего деда княжеского достоинства и дома, а отца - наследства. Ведь замки и поля в Андуниэ, а теперь и в Роменне все равно были наши, а жители Западного края продолжали любить потомков Сильмариэн! Что нам эльфы в их бессмертной стране. Мы были счастливее, чем могли бы быть в Аваллонэ! Мы тогда не были помолвлены, да и не думали об этом, умея, как благородные люди, радоваться мгновеньям, не думая о будущем. А мой брат вынашивал с отцом очередные планы спасения Нуменора. Мы с ним не понимали друг друга, возможно, он завидовал мне, возможно, с подачи отца не одобрял связи с дочерью Инзиладуна, сына их врага. Инзилбет, двоюродную сестру деда и мать Гимилхада и Инзиладуна, они тогда считали предательницей рода. Возможно, если я бы вникал тогда в их борьбу и искал всевозможные корни событий, все было бы иначе. Возможно, нет. Это потом, в замке на озере Нэнуиал, я искал причины долгими ночами без сна.
Зимрахиль тоже была беспечна и счастлива. Я не верю, чтобы она не понимала серьезности моих чувств к ней, но тогда и слова такого - "любовь" - мы не произносили всерьез. Это сейчас я вспоминаю, что что-то в ней было не так. Зимрахиль иногда становилась вдруг странно сосредоточенной, не слышала слов и смотрела куда-то туда, чего я не видел. Не то ей становилось порой скучно в тех райских землях Запада, не то в ней просыпался голос нашей проклятой крови, наследия безумной любви Берена и Лутиэн и безумной войны вождей Нолдор.
И когда мы однажды гуляли в саду в верховьях Нундуинэ, мой брат привел с собой Фаразона, сына Гимилхада - они тогда были друзьями. И я с ужасом наблюдал, как встретились их глаза… Да, друг Имразор, я был, да и остаюсь слабым человеком. Я молча наблюдал, сжимая кулаки. Как на протяжении нескольких месяцев он приезжал к нам сначала с братом, потом один. Тогда мои отношения с Амандилом испортились окончательно. Да, Фаразон отличался от нас. Рыжеволосый, насмешливый юноша, он только что вернулся с отцом из Умбара. Он презирал нас, и меня, и брата, но Зимрахиль была без ума от него. То, чего ей не хватало в однообразно прекрасном Андустаре, где исхожены все тропы и сочтены все цветы, она видела в Фаразоне. Амандил не понимал, что Фаразон лишь использует его. Меня он как всегда не слышал. Наоборот, когда всем стало ясно, что Инзиладун склоняется на сторону Элендили, Нумендил решил, что связь Фаразона с дочерью Инзиладуна рассорит его с Гимилхадом и ослабит Арандили. Как же он ошибался!
Я пытался говорить с Зимрахиль, но она то смеялась над моими опасениями, то обижалась. То, что связывало нас предыдущие несколько лет, исчезло, как исчезают солнечные блики на воде с появлением туч на небе. Мы оставались друзьями, но наши тропы расходились все дальше.
А потом, друг Имразор, был смутный год перед Резней. Инзиладун Нумеллотэ принял скипетр, хотя о Раскаянии речь еще не шла. Воспитанный Инзилбет, он долго рос в тени Ар-Гимилзора, и лишь спустя два года, под влиянием моего отца, его друга и советника, совершил свое знаменитое восхождение на Менелтарму. Он был там один три дня, никто из смертных не знает о том, что произошло на вершине, но когда в Арменелосе уже забеспокоились, он спустился в долину совсем другим человеком. Я был там и видел, как развевались на ветру его черные волосы, глаза сияли священным гневом. Два огромных орла сопровождали его до самых городских врат. Он не сказал нам ни слова, но на следующий день произнес Речь Раскаяния, хорошо известную тебе.
Элентир смолк, о чем-то задумавшись.
- Горе нам, если безумец-мятежник уничтожит созданное этим святым человеком за 70 лет, - вставил Имразор. Но Элентир продолжал, не глядя на собеседника.
- Гимилхад и раньше недолюбливал брата, но тогда, видя тщетность своих притязаний на скипетр и недовольство части сторонников старого Короля, начал тайную борьбу с ним, с каждым днем дававшую все более явные плоды. Он не уставал менять замки, дома, коней и корабли между столицей, Роменной и южными владениями, и Фаразон часто был с ним. Тогда мне казалось - Зимрахиль прозреет. Но Фаразон, видимо, не терял времени даром. Говорят, они в тайне от всех дали клятву верности друг другу, вопреки всем законам и запретам. Я не верю в это, не хочу верить.
Когда Гимилхад вступил на путь мятежа, Зимрахиль разрывалась между своим отцом и Фаразоном. Против них было все - и закон, запрещавший кровосмешение, и противостояние их родителей, и просто здравый смысл. Я видел ее страдания, но не мог помочь. Может, она не простила мне, что я так легко сдался тогда, уплыл в Эриадор. Она не слушала меня. Нам не о чем стало говорить, и я ушел. Я уехал из Арменелоса на Запад, замкнулся в себе. Это звучит глупо, друг Имразор, но мне было плевать на надвигающуюся Резню. Я страдал от сопереживания ее страданий, чувствовал ее боль, но не мог этим ее облегчить. Брат и отец собирали остатки Верных, точили мечи. А так как Нумендил все больше времени проводил на советах у Короля, военными приготовлениями занимался Амандил. Он не понимал моей боли и бездействия, хотя за семь лет до этого похоронил свою молодую жену, погибшую при родах Элендила. Он не мог понять, что горевать можно и по живым. Поняв, что я не помощник в его деятельности, он просто перестал общаться со мной. А мне тогда никто не был нужен.
А теперь вот, друг Имразор, я не нужен никому в этой земле. Я отдаю свою предательскую судьбу в руки Единого и еду в Эмерлад - проститься с ней.
Прощай, Имразор. Возвращайся на Нэнуиал, там будущее. А мне осталось только настоящее, как ты и советовал. Для меня будущего нет. Прощай.
- Прощай, Элентир. Ты сделал выбор, и не мне отговаривать тебя. Прощай.
- Самый лучший конь, о светлый князь! Послушный, быстроногий! - подошел хранитель перевала, ведя в поводу белого красавца-скакуна.
- Благодарю. Значит мне пора, - Элентир улыбнулся в последний раз.
Белый всадник ускакал на юг. Имразор, вняв последнему совету князя, отправился в Роменну. Хранитель Хьяррун-Тармасунда, который все не мог нарадоваться спасению своего форта от вторжения мятежников, пошел в таверну обсуждать насущные вопросы постоя андустарских начальников и расположения их лагеря. А орел, наблюдавший за ними с полуденных небес, сделал последний круг над Эмерладом и полетел на Запад.
Солнце стояло еще высоко, когда конь донес всадника до его цели. На поле не было войск мятежников - они остались в Хьярасторнэ. С южной стороны стояли многочисленные шатры свиты Фаразона, с северной - посольства Тар-Мириэль. Посередине прямо под открытым небом расположились столы, уже второй день шел пир примирения. Помимо военачальников и князей при заключении мира присутствовали прибывшие из Арменелоса, Роменны, Ниндамоса и Тониондэ купцы, старшие мастера гильдий, советники и мудрецы. Халлантур, князь разгромленного Эмериэ, и Эархад, вдохновитель разгрома, сидели друг напротив друга, хотя обоюдная ненависть была видна невооруженным взглядом.
Элентир спешился, отпустил скакуна и вошел в круг пирующих. Многие приветствовали его, но мрачный вид князя заставил затихнуть тех, кто его знал. Где-то здесь был Амандил, но Элентир не искал встречи с братом. Он шел к возвышавшемуся над полем столбу с золотым орлом - знаком Фаразона, полагая застать его там. Золотоликий на самом деле находился в своей ставке, разговаривая с капитанами войска Арандили, и словно почувствовав приближение князя, обернулся. Тар-Мириэль с кем-то говорила неподалеку, но ее заставил обернуться голос Элентира:
- Проклинаю тебя, Король над предателями и убийцами! Проклинаю тебя, купивший трон за кровь, а кровь за золото, принесший хаос Эндорэ в благословенную землю! - Элентир не осознавал, что говорил, осыпая Фаразона бессмысленным набором проклятий и обвинений, придуманных за многовековую историю вражды партий. Вокруг них образовался круг. Охрана ставки не вмешивалась по знаку Фаразона. Элентир знал, что это смерть, но не боялся ее - единственный в Нуменоре. Он видел ее. Он видел - Ее рядом с Фаразоном. Он проклял и Гимилхада с Фаразоном, и планы Палантира с Нумендилом, и себя, и оба войска. Он мог бы еще продолжать жить и бороться с порядком нового Короля, если бы проклял и Мириэль. Но этого Элентир не мог. И продолжал сыпать проклятия, теперь уже обнажив меч:
- Ты победил силой золота, из-за спин других! Ты победил силой страха! Ты купил своих и запугал чужих! Я последний на твоем пути, сын Тени! Я вызываю тебя на поединок, да рассудят нас Валар!
- Нет, Элентир! Они убьют тебя! Ты не понял меня, это было необходимо! Валар рассудят. Фаразон, не слушай его! Он не помнит себя! - рванулась к ним Мириэль.
- Королева права, о Король, не пачкай руки о сумасшедшего, позволь моим людям, - усмехнувшись, предложил подошедший на шум Эархад.
Фаразон отстранил обоих и принял меч у ожидавшего неподалеку оруженосца.
- Да рассудит нас Единый!
"Так надо. Валар рассудят. Ты не понял." "Зато я понял. Значит твои слова ложь, Тар-Мириэль, дочь Тар-Палантира! Значит ты любишь это ничтожество!" Фаразон принял бы любой выбор Мириэль, ибо любил ее, но лицемерия и насилия над собой, как ему показалось, даже в государственных целях, простить не мог. Она жертвует собой - из-за андунийского ублюдка!
- Я убью тебя, безумец! И слишком дорого Нуменору обойдется твое безумие! - выкрикнул Фаразон.
Мечи скрестились.
Бой не был долгим.
Позже говорили, что когда глаза Элентира Андунийского перестали гореть ненавистью и на мгновение приобрели осмысленное выражение, он прошептал: "Береги Зимрахиль, Король". А может быть, он вложил последние силы в проклятие Земле-без-надежды и ее последнему Королю. Никто не слышал последних слов князя.
А Фаразон с ужасом смотрел на остывающий труп, свой окровавленный меч и обступившую поле боя толпу, застывшую в молчании. Даже Мириэль не произнесла ни звука.
Фаразон-воитель не боялся крови и пролил ее немало.
Король Ар-Фаразон - впервые.
Позже говорили, что тогда свершилась судьба Нуменора. Но может быть, она свершилась задолго до того, а может - после. А возможно, что нет никакой судьбы, а есть лишь воля верного и слово сильного, что крепче корней Столпа.
Но и на них всегда найдутся неверие и молчание.