...Они такие изысканные, такие хрупкие - эти хрустальные веточки, чудо творения кого-то из валмарских мастеров-стекольщиков, и так нежно, лукаво подмигивает из прозрачных крохотных колокольчиков подвеска-жемчужина. Тронь эту веточку - и качнутся колокольчики, и жемчужины, коснувшись их стенок, замерцают нежнейшими пастельными переливами. Динннь... динннь... Созерцательный покой, аромат цветов и колокольчики на хрустальных ветках...
Я швырнула кубок о стенку беседки - хотела запустить в эти проклятые безмятежные веточки-колокольчики, но в последний миг пожалела труд мастера. Он, любовно вытянувший нити вязкого стекла, украсивший их чудо-колокольчиками, наверное, так радовался своей работе. И знать не знал, что в этой хрупко-тонко-звонкой беседке окажется сумасшедшая дочка короля Нолдор, которой будет очень нужно хоть на чем-то сорвать собственную злость.
Кубок немелодично звякнул о мрамор - колокольчики отозвались удивленным гулом. Я поймала себя на том, что зло и криво улыбаюсь этой дисгармонии, никогда, наверное, еще не звучавшей в дивной ажурной беседке.
Правильно, так его, этот кубок. А ногой наподдать не пробовала? Тоже неплохо звучит...
Всем телом разворачиваюсь в ту сторону, откуда сквозь кружево хрустальных веточек вплелась эта мысль, - и опускаю голову. Мерцающий темно-серебристый силуэт, складки тумана - вуаль...
- Прости, госпожа...
- За что, девочка? - она говорит это словами, словно почувствовав, что мне так легче ее слышать. - Это ты прости меня за то, что прервала твое уединение... но я всегда иду туда, где чувствую чью-то боль...
- Госпожа... благодарю... - я, хватаясь за остатки былой гордости, хочу сказать, что все в порядке, что мне уже не больно... и чувствую, как сухим песком обдирает горло, и разучившиеся плакать глаза нестерпимо режет - только откуда взяться слезам...
Уткнуться ей в колени, словно матери, выплакать все, что наболело - и слезы сладки, когда свято веришь, что тебя поймут...
Нет. Моя мать никогда ничего не поймет. И это она будет плакать, глядя на меня незамутненно-прозрачными глазами, распахивая навстречу мне, холодной пустышке, сердце - нежное, любящее, израненное...
...Непонимающее.
Но - другая ладонь; ладонь той, что поймет, и примет, и разделит любую боль, любую скорбь - теплым ветерком касается волос.
Но - другие глаза, в которых серо-зелеными звездами запуталась запредельная печальная нежность - светят навстречу мне сквозь складки вуали-тумана.
В груди что-то болезненно надрывается - по живому, по незащищенному...
И я плачу. Бурно, отчаянно, словно в детстве - только тогда слезам придавала сладость святая уверенность в том, что вот выплачусь - и все будет хорошо. Само собой. Как будто слезы - это та невеликая цена, которую нужно заплатить, чтобы получить что-то.
Горьки же ныне твои слезы, королева Галадриэль...
Нет.
Принцесса Нэрвен Артанис.
* * *
Она стояла, судорожно обхватив меня руками, пряча у меня на плече лицо, и я слышала, как часто-часто колотится ее сердце... девочка моя, солнышко, светлыш, малыш... моя взрослая и, увы, слишком многое потерявшая дочь... Доверчиво-теплы темные волосы под ладонью, мокрые ресницы щекочут мне шею, детски-захлебывающееся - мама, мамочка! - родная моя, ты дождалась меня, но какое утешение могу тебе дать я - еще сама ничего не успевшая понять, едва вернувшаяся в землю, где мы все надеялись обрести снова утерянный Дом... оставив за спиной Дом иной.
Она поняла все и сразу - в тот миг, когда среди нас, сходящих с корабля, не увидела своей дочери...
Это потом - "Родная, Арвен выбрала свой Путь, и что мы могли сделать?"
Это потом - "Мама, прости меня... И ты, отец... Элронд, супруг мой, прости... я не должна была уходить, это было просто бегство - и оно не принесло облегчения... Я все, все бросила... я же вас всех предала... и детей..."
Глаза - синяя обреченность:
- Я ведь знала...
Келебриан, солнышко светлое, детеныш ты мой, - как мне утешить тебя, что сказать, если я и сама потерялась в поисках справедливости судьбы?
Потом был брат.
Из дворца Олвэ доносилась музыка, там было хорошо и весело, но я сбежала с этого празднества, мне нужно было в одиночестве вдохнуть солоноватый воздух Альквалондэ, сердцем вспомнить этот привкус на губах, заново услышать мягкое мурлыканье волн у пристани... я так давно не была здесь...
Я стояла босиком на гальке, как в детстве - да, с какой-то отстраненной грустью подумалось мне, кто бы из лориэнских эльфов мог себе представить королеву Галадриэль, упрямо сбивающую босые ноги о гальку - пусть кто из братьев скажет, что я неженка! -, вцепившуюся в гриву уносливого жеребца - пусть кто из братьев подумает, что я с лошадью не справлюсь! - и упрямо, дуя украдкой на обожженные пальцы, доделывающую узор на золотой броши - пусть кто, опять же, только заподозрит, что я металла боюсь... Детство. И парус ставила, и коней укрощала, и украшения ваяла - на удивление... рвалась вперед... и мечом размахивала не хуже иных... Ну, вырвалась. Вырвалась вперед. Королева!
Когда же ты себя-то потеряла, королева?..
...Я только потом услышала шелест гальки под шагами... сперва - едва не в прыжке обернулась... и - глаза серебрятся в полутьме, и - золотой блик по волосам...
И - протянуты руки.
- Брат мой!..
Мне тогда показалось - вокруг нас захлестнулся какой-то сияющий кокон, отгораживая от всего мира, и не знаю, сколько мы так стояли, отчаянно вцепившись друг в друга - минуту ли, вечность... А потом... Келеборн, наверное, обиделся. И Келебриан, и Элронд... Да и Олвэ - они ведь все ждали меня там, в светлом-светлом праздничном зале... Но кокон света обнимал нас, и мы вслепую, не глядя под ноги, спотыкаясь, побрели куда-то - неважно куда, потому что шумная гавань Альквалондэ была вне этого кокона, а внутри были - лишь мы двое...
...Когда золотистая небыль вокруг нас рассеялась, я обнаружила, что мы сидим на каком-то валуне, и у самых наших ног крохотные волны тихонько укутывают мелкие камешки снежно-белой, светящейся в темноте пеной... Подняла взгляд - глаза брата казались в отсветах моря совсем серебряными... Кажется, он хотел что-то сказать, но промолчал и только крепче прижал меня к себе, - все верно, брат мой, и нет ни в одном языке таких слов, что прозвучали бы сейчас проще и точнее, чем этот шепот волн о камни...
- Сестренка...
Тихо-тихо. Я вздохнула и улыбнулась, теплее прижавшись к его плечу. Наверное, именно сейчас, именно здесь он наконец скажет что-то очень важное, что разом на корню уничтожит все горькие и больные воспоминания, все, что почему-то всегда мешало нам - и любимым кем-то, и любящим кого-то, - жить спокойно...
- Сестренка, ты плавать не разучилась? - таким же нежным вкрадчивым полушепотом осведомился он. Я вздрогнула, изумленно распахивая глаза... и мы расхохотались оба, и наш смех метался между прибрежных камней, сметая, комкая тысячи лет нашей разлуки, и мы снова были детьми, ныряя и несясь наперегонки наперерез волнам - кто быстрее во-он до того камня? - и, обсыхая, с хохотом гонялись друг за другом по берегу, ни на миг не стесняясь своей наготы, - и только потом я поняла, что тогда мы были - сильнее Времени...
А когда мы медленно брели вдоль берега назад, к сияющим огням гавани, и мокрый подол платья путался у меня в ногах, я вдруг случайно взглянула на его руку - на пальце блестело серебряное кольцо. Кольцо, которое я так хорошо знала...
- Финрод... не золотое?
Он остановился. Нежно и осторожно пригладил мои мокрые волосы, глядя куда-то поверх моей головы... Мне на мгновенье стало холодно, но он улыбнулся - своей обычной улыбкой, светлой и теплой... Вот только былая беззаботность из нее исчезла.
- Да, сестренка. Не золотое.
Тогда я не посмела - спрашивать...
Мы дошли до дворца Олвэ, болтая о чем-то совсем незначащем - точно оба страшно боялись задеть что-то больное... И только потом, уже в светлом зале, отделанном розоватым ракушечником, я вдруг поняла, что все это время мы говорили - на Синдарин.
Келебриан и Элронд... Они оба были рождены в Эндорэ, но как же по-разному принял их Валинор... И порой мне страшновато было видеть их рядом - спокойного довольного Элронда и мою дочь с растерянно-горьким взглядом, словно спрашивающим: зачем я здесь? и - кто я здесь?..
- Мама, мамочка... я неправильная, я выродок... мне нужно было орчанкой родиться, а не... Мама, мне плохо здесь, я думала, в благости Амана память погаснет, а она только больнее... я леса наши забыть не могу... - и - отчаянным выдохом: - Пусть бы надо мной снова орки глумились, но - там! Я не могу здесь, мама!..
И она плакала, моя измученная девочка... а я молча смотрела на нее сухими глазами и тоскливо пыталась понять, в чем же оно - прощение Валар, если мы вернулись в Аман, но и здесь для нас нет покоя... И что-то мешало мне так же естественно и тепло уткнуться в плечо моей матери. Она тоже теряла и мучалась, она плакала, тосковала и ждала, синеокая Эарвен из Альквалондэ... и какое право я имею думать, что ее боль и ее горечь были легче и светлее моих?
...Потому что она не теряла то, что приходилось терять нам. А некоторым - и дважды. Родины. Потому что она не видела - Хелкараксэ. Потому что ей не приходилось зубами и когтями цепляться за жизнь, одновременно задумываясь о бесполезности этой жизни. Потому что... Бедная Эарвен. Бедная Келебриан. Ох, кажется, вам досталась не лучшая дочь и мать...
Самое забавное, что для тех, кто прежде не видел этих земель, Валинор оказался воистину благословенным краем. Не знаю, для всех ли, но... Во всяком случае, Келеборн не уставал восхищаться тем, что нашел здесь. Словно ребенок, получивший чудесную игрушку. А Элронд... Он выбрал Путь эльфов так, как может выбрать только получеловек - и теперь наслаждался Валинором, как не наслаждался ни один чистокровный эльф. Словно для него это была осуществившаяся наконец мечта доказать всем и каждому, что уж он-то - истинный Элда! Я старалась гнать эту мысль, но она возвращалась снова и снова: а ведь Элрос, наверное, был честнее в своем Выборе...
- Нэрвен Артанис, принцесса Нолдор!
Кто-то из младших Майяр - застывше-торжественное лицо, в больших, сияюще-бирюзовах глазах - хрустально-звонкая пустота.
- Светлые Владыки велят тебе явиться пред их престолы нынешним вечером!
Вот как... Даже не семью правящего Дома - исключительно Нэрвен Артанис. Что ж... вроде бы оно и лестно. Хотя сегодня вечером я собиралась забежать к Финроду (простите... к Финарато, разумеется, но - вот ведь странно! - как мы тогда ершились, когда Элвэ с его бесподобным высокомерием запрещал наш язык на землях Белерианда... а вот теперь никак не можем перестроиться, все называем друг друга на Синдарин...), но - слово Владык!
...Круг Аратар. Да, я помню их... но отвыкла от того, как они разговаривают с нами - частью мыслями, частью образами... Голос каждого - сплетения нот их Музыки, столь совершенной, что и в мельчайшей ноте своей она становится более, чем просто Музыкой: отголосок Песни Творения.
Кажется, я разучилась понимать эту Песнь...
Нэрвен Артанис, именуемая Алатариэль... Радостно Нам видеть ныне тебя здесь, ибо истинно украшением Валинора станешь ты. Ведомо Нам, что и в изгнании была тверда твоя воля и прям Путь Света, коим шла ты...
Чей голос? Манвэ? Варда? Их Темы похожи, - изысканно нежные, но притягательно-властные, - стальное кружево, что кажется невесомым и хрупким, пока не попробуешь его на прочность... Вокруг - сияющие, невероятные в совершенстве своем лица... Чуть было не завертела головой по сторонам - хвала небу, спохватилась, прикусила губу...
Нэрвен Артанис, знай же, что радуемся Мы тому дню, когда вступила ты в Аман, ибо с первым твоим шагом по Благословенной земле закончился срок изгнания Нолдор...
Закончился, ага! Закончился! Вы это Финголфину скажите, скажите это всем, кто во льдах Хелкараксэ остался, вы это Финроду скажите, через смерть прошедшему!
- Если срок вышел, - кажется, я все-таки крикнула это вслух, - то где мои братья? Где те, кто остался в Чертогах Намо?!.
...А впрочем, я кричала в пустоту. Престолы Владык исчезли, и я стояла на какой-то полянке возле круглого, серебристо-синего озера...
- Сестренка...
Я снова не услышала, как он подошел.
- Что же теперь... Мы уходили из Эндорэ, мы оставили все, что было нам дорого - для чего? Где благость Амана, Финрод? Где? Или...
- Или, сестренка. Не быть благости там, где поселилась память...
Как же я боялась услышать именно эти слова...
- Артанис...
Нежно-голубые глаза с отблеском бирюзы. Мелкие волны золотых, аккуратно уложенных волос - хоть бы волосок выбился. В ней все настолько правильно, настолько безупречно, что я мгновенно вспоминаю и об оторвавшейся бляшке на поясе, и о наспех собранных волосах, и руки у меня после кормления коня наверняка измазаны...
Вежливый наклон головы:
- Амариэ...
Она прекрасна. Она безупречна. Она блистательна. Но кольцо на руке Финрода все еще остается серебряным.
Она - пуста.
О небо, до чего же она пуста...
Кажется, она пришла поговорить о чем-то важном, но я с милой улыбкой и с радостным взором свожу все к очаровательной и бессмысленной женской болтовне. Если тебя интересует золотое колечко, то это не мое дело. И я не стану говорить о тебе с Финродом. Решайте сами, дорогие мои. Надеюсь, у брата хватит мудрости...
...Ты мне неинтересна, Амариэ, Бриллиант Валинора.
- Амариэ, детка! Проходи же... Дочка, почему ты не провела гостью в дом?.. Как хорошо, что ты зашла... Финарато сейчас выйдет... Финарато!
Из комнаты брата - ни отклика, ни звука. Мать поспешно сбрасывает салфетку с блюда засахаренных фруктов, ставит на стол кувшин легкого вина - золотое вино из яблок дивных садов Кементари...
- Ах, Эарвен... Ну, к чему столько беспокойства... - Амариэ очень мило смущается.
Вот именно, что ни к чему, мелькает невольная мстительная мысль. И вообще, "детка", пей свое вино и иди откуда пришла. Светлое небо! - и это твои мысли, королева Галадриэль?!
Дождавшись, когда мать и гостья увлекутся разговором о новой вышивке, тихо выскальзываю из комнаты и плотно прикрываю дверь за собой.
- Финрод... это я... Ты здесь?
...Он сидел на полу возле окна, уткнувшись лицом в колени - и что-то затравленное, беспомощное было в этой позе, в этих бессильных тонких запястьях, в ссутуленных плечах... Его боль коснулась меня прежде, чем я успела хоть что-то сказать - а потом и слова были не нужны...
Не могу. Не могу больше. Выгорел - дотла... Они не понимают. Ни отец, ни мать, ни... Они для нас - как кривое зеркало. Вернее, это мы искривлены, а в зеркале видим себя - прежних... Я так ждал тебя - надеялся, что хоть ты останешься прежней... дурак, мальчишка... ведь ты прошла еще больший путь, я по сравнению с тобой - так, поиграться сбегал в Эндорэ...
Финрод, не смей! На сколько бы веков ни был мой путь в Эндорэ дольше - достойней ли я прожила его?
Ох, сестренка, только давай не будем мериться благородством. Достойней, не достойней... Ты - прожила. И я - прожил. Правда, через смерть прошел, но не в этом дело... Да признайся же ты хоть самой себе-то в конце концов, что ты - осталась там! И я - остался!
Рывком вскинул голову:
Мы - здесь - чужие... Да неужели ты так и не поняла... Не проклятьем Валар отмечены Нолдор, не пророчествами какими-то - сердцем мы не вышли для благого Амана... Здесь - для Ваниар место, им тут хорошо, лучше и не надо... А мы... Ты никогда не задумывалась, что Мелькор был прав?
- Ты что, пьян? - вырвалось у меня от изумления. Брат мгновенье смотрел на меня отчаянными глазами - потом медленно опустил ресницы, откинулся спиной к стене.
- Да причем тут - пьян... - устало. - Нет, если тебя это так интересует. Если что сегодня и пил, то только воду из фонтана... Галадриэль, ты прости. Я просто страшно устал. Амариэ... бедная, она так и не понимает, почему я медлю... Отец сначала все торопил, потом смирился. А я - не могу... Она ведь не меня любила... Финарато Инголдо умирал от любви и счастья, когда то ли ковал, то ли пел эти серебряные колечки... зная, что любим ею. А Финрод Фелагунд - он незнаком ей, и она совсем не хочет его узнать. Зачем? На нем - печать жизни и смерти. А ей нужна беззаботная неизменность...
- Брат... - отчаянно хотелось найти какие-то единственно верные слова, какие смогли бы успокоить и утешить его, разом решив все вопросы, на которые не найти ответ, - но какой из меня нынче утешитель, если у самой сердце болит и болит - о дочери неприкаянной, о заброшенных золотых лесах, в которых душа осталась, о тех страшных и счастливых годах, когда все мы теряли и страдали, но все же знали, зачем мы и что в наших силах... - Но ведь она же - ждала...
- Ждала... - глухо отозвался он. - Ждала того восторженного мальчика, который мог думать только о ней - и ни о чем более. Тоже зеркало, сестренка, - зеркало, в котором отражалась она. Совершеннейшая из Детей Эру. Бриллианту нужна оправа, достойная его. Тогда я смог бы стать этой оправой. Наверное. Теперь...
- Но - любить ты еще можешь, Финрод?
Он улыбнулся - светло и грустно.
- Могу... - чуть помедлив. - Я люблю тебя, сестренка. Люблю мать и отца, люблю Валинор, в котором вырос. Люблю землю, которую покинул... Но знаешь... там, в Эндорэ, была одна женщина. Человек; я видел ее разной - и девушкой, и зрелой женщиной, и старухой...
- Андрет!
- Андрет. Она не прокляла меня, даже с порога не погнала - хотя догадывалась, что это я убедил брата оставить ее. Знала бы ты, каким мудрым и дальновидным я тогда себе казался - когда рассуждал о разнице Смертных и Бессмертных, о том, что любовь Элда и Аданэт обречена на мучительную агонию, что это противоестественно с точки зрения людей - союз бессмертного Элда и стареющей человеческой женщины... Я долго тогда говорил с братом; кажется, ему легче было услышать это от меня - своего, как-никак, короля, - чем думать об этом, в одиночестве тоскуя о единственной любимой женщине... Она умерла одинокой, Галадриэль. Они не зашли дальше одного-единственного поцелуя, который жаждали потом забыть - и вспоминали как мгновенье осуществившегося счастья. У нее не осталось даже ребенка. А он... он погиб. Сестренка, мне не смыть этого преступления - я только здесь, вернувшись, понял это, - я преступник перед ними обоими... Ах, какие правильные и мудрые речи я тогда говорил ему - тошнит, как вспомню! Почему я тогда не сказал ему - брат, вот твоя звезда, - иди к ней, почему лишь теперь понял, что любовь - не счастливая случайность, а единственно драгоценный дар, и нет для нее ни сроков, ни расстояний, ни власти самого Времени? Почему Берен и Лютиэнь - смогли, а Андрет умирала в одиночестве? Да потому, что Берен не спрашивал совета у такого умного меня, а просто выложился так, как выкладывается волк при последнем броске - изо всех сил и куда больше, он не думал, что есть что-то невозможное, и Лютиэнь не думала - они оба бились, дрались из последних сил за свою любовь, и плевать им было на все законы мироздания, у них была - их любовь!
- Амариэ - не Лютиэнь и не Андрет. Это-то ты и не можешь ей простить?
Я прикусила губу. Последняя фраза прозвучала слишком жестко; получалось, что я вроде бы как Амариэ защищаю, хотя подобного и в мыслях не держала. Но брат словно и не заметил - только улыбнулся криво:
- Амариэ - дитя Валинора. Бриллиант Валинора. А я так и не ушел из Эндорэ...
Я видел Лютиэнь и видел Андрет, договорили мне его глаза. Я видел - их Любовь. Негоже сравнивать с ними Амариэ, но она счастлива и своей беспечальностью. Я не хочу разрушать эту беспечальность...
Я молча прижалась щекой к его руке, лежащей на моем плече - взгляд невольно зацепил узкое серебряное колечко. Вдохновенный тонкий узор, шальное переплетение кружевных листьев...
Я никогда еще не видела такого тусклого серебра...
...Тихо - только губы шевельнулись:
- Ты заметила, какими именами мы с тобой продолжаем звать друг друга?..
- Галадриэль... ты печальна, мельдэ... что с тобой?
Он такой довольный, такой... благополучный! Даже Келебриан - но это уж хвала небесам! - начала понемногу успокаиваться возле лучащегося счастьем отца. Она еще грустна, мой неприкаянный светлыш, но уже иногда отвечает улыбкой на взгляд Келеборна или Элронда. Ты исцелишься, мой детеныш, моя печальная девочка, - тебя любят здесь, тебе так не хватало тепла - и вот ты получила его с избытком... Только я - словно отмеченная какой-то неизлечимой болезнью, на меня смотрят кто с неприязнью, а кто с состраданием - вот только что толку-то...
Наверное, в то утро я была особенно раздерганная - а может, снова сон какой ночью привиделся, но вдруг покорно уткнулась головой в плечо супруга, не в силах больше изображать спокойную независимость, пробормотала:
- Солнышко, плохо мне здесь... В Лориэн хочу...
Он улыбнулся - я кожей почувствовала, как он улыбнулся, накрыл ладонью мои волосы:
- Ну, так что же? Владыка Ирмо принимает любого...
Я медленно отстранилась, не в силах поверить, что он это - серьезно. Что для него теперь Лориэн - это сады Ирмо, а не...
...и так же медленно шагнула прочь. И еще раз. И еще.
- Галадриэль!
Я не обернулась.
Не могла.
...Корабли со Смертных земель изредка приходили, принося кого-нибудь из Синдар. Я старалась не встречаться с ними. В конце концов, я теперь - принцесса Дома Финарфина, и нужно учиться жить нынешним днем, в дальние уголки памяти загнав воспоминания о прошлом. Но в этот раз...
Я не знала, когда он приплыл - этот корабль. Не видела пришедших. Но только вдруг заломило в груди радостной и горькой болью узнавания, когда увидела на высокой скале такой знакомый мальчишески ломкий силуэт - пляшут на ветру светлые, едва до плеч остриженные волосы...
Он стоял спиной ко мне и, кажется, не слышал, как я подошла. В прибрежных валунах присвистывал ветер, мерно плескались мелкие волны... а он - пел. Без звука. И все же я слышала каждое слово.
Руки мои остудите, холодные волны -
им бесполезно тянуться к ветру Востока.
Чашу отвара полынного выхлебал воин -
воин бездумных идей и всевышнего рока.
Память мою остуди же, о ветер Заката:
мне ль - усомниться? И мне ль не поверить Слову?
Я - просто воин. И я - не из тех, кто крылаты.
Ветер!..
...а впрочем, молчание мне не внове...
- Приветствую, Владычица, - негромко проговорил он - и только потом обернулся, одним гибким движением припадая на колено.
У меня что-то болело в горле, но глаза оставались сухими. Боль рвалась наружу, криком или слезами, но плакать я разучилась, а кричать... кричать бы не позволила себе ни за что. Больно? - ну что ж, больно. Не впервой. Стерпим. Бывало хуже.
Только - не удержалась, наклонилась к нему, чтобы обхватить ладонями лицо, заглянуть в лиственную зелень глаз:
- Леголас... Ну, какая я тебе здесь Владычица... Встань...
-...а отец - остался. Сказал, что его судьба и его жизнь - в Эндорэ. Что бы с ним дальше ни случилось... А меня море звало... Не понимал тогда, что - море, не Аман... Приплыл... наверное, месяцев шесть уже будет... В Валмаре был, в Тирионе... пусто. Даже воздух - чужой... Сладкий. Не могу от моря уйти - вдруг ветер восточный подует, пью его - хмелею... Безумец я, наверно, Владычица.
Помолчал - какие-то обреченные зеленые глаза. И - худое, загорелое, - не под здешним солнцем загорелое - усталое лицо.
Почти беззвучно:
- Если бы можно было вернуться...
- Не смей!
Я вскочила - на какой-то миг безумно захотелось отвесить ему пощечину; готовые, заботливо ограненные до совершенства слова - слова, рожденные в бесплодных спорах с самой собой - рвались с губ: не смей, эта земля - Дом наш, Дом для Элдар, что трудами своими сваяли нам благие Валар, Эндорэ - земля Смертных, лишь здесь мы можем постичь истинный Свет и радость...
...а получается - не смей произносить вслух то, о чем я боюсь думать...
Леголас молча покосился на меня и обхватил колени. Негромко, глядя куда-то в сторону:
- Воля твоя, Владычица...
Мне стало стыдно. Отчаянно стыдно. Этот Синда, моложе меня на сотни и сотни лет, безрассудно смелый и в бою, и в споре, нашел в себе силы - не лгать. В том числе - и самому себе. И ему нет дела до высоких слов, в которые привыкли кутаться мы, словно в кожаный плащ под дождем. Но такой плащ рано или поздно промокает, и тогда становится вдвойне холодно и мокро...
И мысль, ясная, прямая, спокойная, вдруг сложилась в голове, и ничем ее было не отогнать.
Нам не место в Валиноре. Не войти дважды в одну реку.
Я видела творения Финрода - то, что выходило из-под его рук после возвращения. Слышала его песню в металле и камнях, и словно вся жизнь его с того мига, как он оказался вне Чертогов Намо, вставала перед глазами... Пронзительная радость возвращения... нежные переливы серебряного кружева - умиротворенная задумчивость... первые ноты тревоги - резковатые, будто чуточку неправильные грани самоцветов... тревога становится сильнее, и вот уже золотые нити сплетаются странным, будоражащим память узором... Ожидание... отчаянная, по-детски безрассудная надежда - летящие хрустальные капли, замершие на вихре стебельков серебра...
И - последнее, что он создал, - запястье, врученное мне с какой-то кривоватой полуусмешкой. Сталь. Кольчужные кольца - только крохотные, в четверть ногтя...
...Ты никогда не задумывалась, что Мелькор был прав?
* * *
- Госпожа... ответь хоть ты... Мы - Искажение? Зло и Тьма вошли в нашу плоть и кровь настолько, что сама Благая земля теперь нас отторгает?
Сполох серебристо-жемчужного света - печальная улыбка сквозь туман вуали:
- Не Валинор отторгает вас - вы не можете принять Валинор. Вы, прошедшие через Эндорэ, выросли из Благой земли, как ребенок вырастает из одежды. Для многих судьба и вечный источник радости - служить Валар, копить дарованную мудрость и совершенствовать прекрасное. Красота ради красоты. Мудрость ради мудрости. Но колеса Времени вертят другие... Нетерпеливые. Ошибающиеся. Безрассудные... Ты - такова, Артанис Галадриэль. Таков и твой брат. Таким был Феанаро. Когда-то... - серебряная улыбка погасла. - Когда-то таким был Ауле. И...
Мне показалось, что она колеблется - если, конечно, Валар знакомо колебание.
- И Мелькор, - тихо проговорила я, краешком сознания чуть удивившись, что спокойно и без запинки произношу это имя. Имя того, кого привыкла даже в мыслях звать Врагом.
Валиэ едва заметно кивнула:
- И Мелькор. Все идет по кругу, девочка. Эндорэ не знает неизменности и покоя - и не отпускает тех, кто глотнул его свободы. Когда-то... очень давно даже для тебя... здесь так же задыхался Мелькор, как теперь задыхаетесь вы. Покой и благость не навяжешь насильно. И даже мне не дано увидеть, чем нынешние метания закончатся для вас. Чем они закончились для Мелькора - ты помнишь...
Мне впервые стало по-настоящему страшно. Если неприкаянность и тоскливое недовольство среди Вернувшихся - сродни нарыву, то однажды он должен прорваться. И...
...нет! Только не второй Исход! Только не это...
- Госпожа... - стиснула зубы. - Госпожа, я не верю, что все должно повториться... потому что тогда мы - действительно Искажение, несущее лишь зло... Должен быть какой-то другой выход... не может не быть... я знаю, нам не суждено вернуться - нет больше пути из Амана... но мы не должны стать причиной для новой войны, госпожа!
- Выход... - завораживающие, невероятные глаза Скорбящей мерцали серебром и малахитовой зеленью, и я вдруг поняла...
Поняла - без ужаса, как нечто само собой разумеющееся.
Нужно просто - не быть.
Наш путь пройден. Мы не люди, и нет для нас Дара смерти - достойного и закономерного завершения Пути. Теперь наша жизнь - вернее, наше бессмертие - стала агонией. Тихой, окруженной дивной красотой, незаметной для других и бесконечной агонией. И даже смерть, буде найдет нас, не прервет эту агонию, лишь переместит ее из сияющего Валинора в сумрачные Чертоги Намо.
Нет. Нужно перестать быть - и я знаю, как это сделать.
Так будет лучше и для Валинора, и для нас.
Я вскинула голову - вуаль не могла скрыть слез, тихо катившихся по лицу Ниенны.
Гордая отважная девочка... если бы я могла как-то иначе облегчить вашу боль...
- Мы вернемся, госпожа, - сказала я. - В тот день и в тот час, когда станем нужны этому миру - мы снова сможем быть...
* * *
Они пришли последними - золотоволосые, невероятно похожие друг на друга... Жемчужный туман от тихо мерцающего серебряного озера стелился по их тропинке, и пестрые звезды лилий грустно кивали им вслед...
Они стояли, отрешенно улыбаясь и держась за руки - вдвоем, только вдвоем и в жизни, и в небытие сна, - две половинки одной души, две строки одной песни... Они не боялись.
Вы вернетесь в свой день и в свой час - когда мир позовет вас. Вы услышите зов Арды сквозь сон, и тогда все чары Валар окажутся бессильны. А пока - спите. Спите, храбрые и усталые дети этого странного и не слишком счастливого мира...
Они тихо опустились на теплую землю среди цветов и извечной серебристой дымки Садов Ирмо. Два золотистых солнышка в густой траве - словно два цветка, зовущихся в Смертных землях эланор...
- Владыка...
Повелитель снов обернулся.
Невысокий светловолосый Элда - чуть угловатая фигура, желваки на скулах, а в зеленых, как листья нездешних деревьев, глазах слезы. Злые бессильные слезы.
- Владыка... - срывающимся шепотом. - Они теперь... навсегда?..
Коротко кивнул в сторону поляны, где меж травы и цветов виднелись фигуры спящих. Тех, кто так и не нашел себе место в Благой земле. Тех, кто в разное время приходил сюда, в Сады, надеясь хоть здесь обрести если не покой, то хотя бы милосердное забытье.
Ирмо медленно покачал головой. Нет, ответил он беззвучно, осторожно и ласково коснувшись мыслью издерганной души эльфа. Однажды они проснутся. Когда жизнь для них снова сможет обрести смысл. Ты тоже не ведаешь покоя и радости - не за тем ли, что и они, ты пришел сюда?
Эльф помолчал, прищурившись - слезы высохли, и зеленые глаза заискрились каким-то отчаянным упрямством. Тряхнул копной растрепанных волос.
- Нет, Владыка, - выпалил вслух. - Это не для меня. Я знаю, что мне делать. Не буду я тратить время. Мне нужно еще очень много узнать. А потом я вернусь домой. Я найду способ, Владыка.
Мерцание дымчатой синевы... Вечные сумерки - Чертог, где боль становится мудростью, а скорбь - милосердием... Чертог, чьи окна смотрят за Грань мира...
И - тонкая, кажущаяся совсем маленькой рядом с уходящими в никуда стенами Чертога - фигурка. Словно упрямый солнечный лучик на пороге Сумерек.
- Госпожа... позволь мне стать твоим учеником... Я знаю, что это дерзость, но... пожалуйста, не гони. - И - совсем тихо: - Я прошу тебя, госпожа...
Звездным светом озарились Сумерки, серебром блеснули убегающие во мглу кружевные арки и колонны, и горьковато-свежий ветер коснулся щеки пришедшего, словно чья-то ласковая ладонь.
- Не гонят ступившего на порог, - прошептал ему этот ветер. - Не отказывают Сумерки просящему о знании. Входи же... ученик.
Он сделал этот шаг. Второй дался легче. А потом из синевы навстречу ему выткалась высокая тонкая фигура - и он опустился на одно колено, бессознательным жестом вскидывая раскрытые ладони...
Я отдам тебе все, что знаю сама, Леголас, воин Смертных земель...
Двери Сумерек беззвучно закрываются, отрезая беспечальное сияние Валинора.
Декабрь 2003г., Москва
Текст размещен с разрешения автора.