Легенда
Их любовь была похожа на легенду: Так внезапна, так красива, так безумна. Их любовь, извечно длящимся моментом, Пролегла от первых дней до дней предСудных. И стираются подковы, как бумага. От разлук до встреч пути длиною в сагу. Но дорогам недовыплатил он дани И они не выпускали из скитаний. А она кляла медлительность минуты, По шагам считала все его маршруты. Может, ждать и верить - и не так уж много, Но без ждущих в никуда ведет дорога. Судьбы их - как будто по ветру колосья: Ветер то соединит, а то отбросит; Словно листья в вихревом круговороте; Словно искры в быстротающем полете. Истекли уже все сроки ожиданий. Ей не раз другие руку предлагали. Говорили: "Он погиб. Забудь, дуреха!" Говорили, что ему и там неплохо. Но она твердила глухо и упрямо: - Может он и получил в сраженьях рану. Ну, а если задержался - есть причина. ... И однажды разорвал он сеть тропинок. Он загнал коней и, сам почти что загнан, Одолел великий путь длиною в сагу. И она была по прежнему прекрасна. И вошел он в дом, шепнув чуть слышно: "Здравствуй..." Их любовь была похожа на легенду: Так внезапна, так красива, так безумна. Их любовь, извечно длящимся моментом, Пролегла от первых дней до дней предСудных.История одного призрака
Скажи, отец, ты знаешь много, Так облегчи мой ум ответом: Как мы, рожденные в Дороге, Узнали, что мы служим Свету? Доспехи воинов легендарных, Мечи врагов - единой стали. Знамена выжили в пожарах, А люди гибли-убивали. Вчера пришла молить за сына Мать одного из наших пленных. Любовь и страх через пустыни Вели ее попеременно. И взгляд ее полуослепший Так ненавидел нас - злодеев! И я подумал: "Войны - клещи На тех полях, что Бог посеялю" Я с первым вздохом принял клятву В служеньи Истине великой, Но в этой злой, кровавой жатве Навряд ли Истина сокрыта. Я не ослышался, родитель? И я не сын тебе отныне?! Отец! Да разве ж ты не видел! Да, ухожу. К чему слов ливни... Ответь мне, вождь, ты мудр и честен, Ты спор в душе моей рассудишь: Вернем ли мир к Добру и Чести Мы, Ненавидящие люди? Я понял: бьются два колосса, Титаны страшные - идеи. Мы ж - пыль с подошвы этих монстров И пешка в их большой игре я. Но стоит ли идея - призрак Потоков слез, веков полыни? Ведь каждый хочет света, жизни, Но умирает он "во имя". Ты - вождь, тебе под силу сбросить Святые догмы двух народов... Я не предатель... Я - философ. ...И вновь бреду без троп, без бродов. В лохмотьях ветер заигрался И зуб на зуб не попадает. Так высоко не забирался Никто, из тех кого я знаю. С вершины изумрудно-снежной Кричу, направив в небо звуки: - Ответь, Создатель мне, невежде, Зачем война, злоба и муки? Как ты позволил имя - знамя Свое поднять над этой бойней, Как мог в дворце под небесами Взирать на Мир Врагов спокойно?! Что ж, и еще одно проклятье: Уходят в бесконечность дни И тает плоть - гнилое платье - Я свет на солнце, тень в тени.Дифирамб Галадриэли
Сегодня Солнце превзошло себя В искусстве свет дарить, в сиянье ясном. В лазурной выси - гордый лик орла, Парящего на крыльях-парусах С медлительным величьем корабля. О! Этот день назвал бы я прекрасным, Когда б его прекрасней не была Хранящая цвет Солнца в волосах. О, небо добрых глаз с величьем гордой птицы В тебе одной могли соединиться.Леса Галадриэли
В полутенях сиреневых, в закатной дымке алой Скользнут между деревьями обрывки песен старых. И запоют свирели, и лютня засмеется В садах Галадриэли, где листья цвета солнца. Плывут тысячелетия, меняют мир и думы, Но Лориэн, как в первый день, всегда пребудет юным. О, Муза менестрелей, Творца благословенье, Леса Галадриэли, где Вечность - как мгновенье. Усталых душ целители одним лишь ясным взглядом Излечат от губительных тоски и грусти ядов. Чтоб души не старели, есть верное лекарство - Лесов Галадриэли безоблачное царство.Посвящение абсолютно чистому листу
Не раз твердили Вам, наверно: Вы совершенны, словно Бог", Но нет богов столь совершенных, Чтоб с ними Вас сравнить я мог. Вы так чисты, так абсолютны, Как Вечность пред лицом конца, Среди сует сиюминутных Завершены, как мысль творца. Но хочется душе поэта (И кто поймет ее до дна) Не то какого-то просвета, Не то какого-то пятна. Не усредненности из списка, Не серой бисеринки в нить, Но чуточку несовершенства, Чтоб было с чем и Вас сравнить.Заколдованный трон
В страну драгоценных смарагдовых трав, Алмазных ручьев и сапфировых глаз Пришел юный витязь, носитель Добра, Счастливый и щедрый, прекрасный, как Ас. С наивным восторгом смотрел он, как ал Закат и как гривы густы кобылиц. И думал, что в светлую сказку попал, Пока не заметил угрюмости лиц. - Ах, милые люди, в чем ваша беда? Неужто и сказке страдания есть? Готов я помочь вам! Мой меч у бедра... - Ступай себе, витязь! Не первый ты здесь. Он был озадачен. Поводья забыв, Дозволил коню разбираться в путях. И двигался он меж селений и нив, И видел он лица, и в каждом был страх. Встречал на дороге отряды бойцов, И мытарей с туго набитым мешком, И нищих, беззубых бродячих певцов. Карету. А вслед брел калека. Пешком. С тоской думал витязь о том, что узнал: "На вид, вроде, люди, а сути - рабы". Но тут он услышал, калека стонал. И стон его словно пощечина был. И витязь решился: "Скажи мне, старик, Как путь отыскать до дворца короля? Я сброшу тирана..." Но сдавленный крик Прервал его речь. Содрогнулась земля. Пришпорил коня он, но крикнул вдогон Старик и клюкой замахнулся своей: - Стоит во дворце Заколдованный трон. Пусть был ты святоша, но сядешь - злодей. Но мой паладин лишь смеялся в ответ. Коль ищешь Добра - не страшись колдовства. Не станет злым сердце, коль зла в сердце нет. Стране этой должно счастливою стать. Бои были жарки - на смерть, не на жизнь, Но в тяжких боях появились друзья. Его в горностая одели пажи - Страну без владыки оставить нельзя. Сел витязь на трон, что бы счастье нести, Что б суд справедливый вершить на земле: Друзей наградить и... врагов не простить. И старый калека попался под плеть... Но вновь у границы смарагдовых трав, Алмазных ручьев и сапфировых глаз Стоит юный витязь, носитель Добра, Счастливый и щедрый, прекрасный, как Ас.САГА О ВОЛКЕ
У горбатой, как сморщенный карлик, горы, Где смурные ветра продувают обрыв, Где корявое древо в растресках коры Над бурлящей стремниной кривится, Жило вольное племя в ладонях веков, Жили души людские в обличье волков, Полагаясь, как волки, на силу клыков, А как люди на милые лица. И меняли леса шумных платьев цвета; И в бездонную лету летели лета; И из края, где споры решает металл, В край горбатой горы вышел Странник. В запыленной одежде, с добротным мечом, Брел сквозь чащу и пел - просто так, ни о чем, Но, где скалы подставили небу плечо, Встал как столб перед зрелищем странным. На тропинке сидел мальчуган нагишом. Взгляд зеленых глазенок казался ножом, Серый чубчик взлохмачен. И был так смешон Камень, пущенный детской ручонкой. И гадал путник: "Кой черт на тропку занес Это милое чудо в кровинках заноз?" И взгрустнул он, а после смеялся до слез... И назвал он мальчишку Волчонком. И с тех пор не один мерил Странник свой путь. Он учил малыша... Будто знал что-нибудь! И подрос мальчуган, и забыл свою суть, Только взгляд его был так же зелен. Он мечом овладел так же просто, как пел, Ну а пел он, как будто напиться хотел, И напился б, коль жажда имела предел. Да предел ее был не отмерян. И прошли они зной желтоскулых пустынь, Миновали полярную стылую синь, И восточные степи - седую полынь - В буйном ветре хмельном и прогорклом. И на Запад легла сумасбродка-тропа. И решил Странник, хватит , мол, землю топтать. Я останусь. А ты... Я не стану роптать. Из Волчонка ты сделался Волком. Так впервые Волчонок почувствовал боль. Он стремился на Запад, как некогда в бой. В горле першил еще не родившийся вой. Или - или: иль друг, иль свобода. По шелкам малахитовых утренних трав Выходили к ним эльфы с изяществом пав, Закружили средь песен, пиров и забав, И остался Волк с дивным народом. И текла птичья трель вереницею дней. Были ночи короче, а лето длинней. Заколдованный танцем эльфийских огней, Волк забыл и свободу, и друга. Отдаваясь турнирам и гвалту охот, Не гадал - то ли час пролетел, то ли год. Лучшим лучником звал его дивный народ И бойцом лучшим звал - по заслугам. И лучистыми взорами дочь короля Осыпала, улыбки бессчетно даря. И качалась земля, как настил корабля Под ногами безумного Волка. И король ему, вроде бы, благоволил. Он почти фаворит. Всеми признан, всем мил. Да немало их, тех, кто принцессу любил... Им судьею турнир, да и только! С ночи начал съезжаться к турниру народ. На рассвете герольд протрубил в небосвод. Из дворца по ступеням, сверкавшим как лед, Выходили король с королевной. И двенадцать бойцов пожелали в бою Доказать и любовь и отвагу свою, Но прекрасная дева, так барды поют, Только Волку желала победы. И сшибались мечи, и искрился доспех. И щиты о щиты грохотали, как смех. Но лишь Волку принцесса желала успех. И лишь Волк победителем вышел. Чернь, ликуя, бросала цветы и венки, Королевна смеялась, как голос реки. Поугрюмел король, не скрывая тоски, Ну, а свита так гневом и пышет. Только слово Владыки прочней, чем базальт, И король покорился тому, что сказал. - Будут Волку светить королевны глаза! Поклонись королю, чужестранец! Но пришелец стоял, оперевшись на меч, Будто и не слыхал августейшую речь. И шумела толпа: "Чтобы прахом не лечь, Поклонтсь королю, чужестранец!" Хохот Волка взлетел над дворцом, солнцем над: - Что от жизни за прок, коль поклон ей цена! И осекся, прорвав наваждение сна, Что навеял чарующий танец. Волк тряхнул головой, Волк окликнул коня. Только голос принцессы вознесся, звеня. Говорила она: "Если любишь меня, Поклонись королю, чужестранец!" Но от смеха пришельца дрожал небосклон: - Дешева же любовь, коль цена ей поклон! Он уж вспомнил горбатой горы лысый склон, Серый камень, ветрами точеный. Вдруг распалась толпа, как пирог под ножом. Старый Странник живым коридором прошел. И сказал: "Чтоб живым ты к свободе дошел, Поклонись королю, мой Волчонок." И осколками льда смех на землю упал: "За поклон мне король продает, что украл!" И в зеленых глазах заискрился металл, Дикой статью наполнилось тело. Волк взметнулся в седло и коня разогнал, Перед царским дворцом полукруг описал. И принцессу легко, как пушинку, поднял, И рванул из эльфийских пределов. Конь летел, как обвал, ветер легкие рвал, Ветви били в лицо, как в начале начал. Королевская дочь, приклонясь у плеча, Без сознанья лежала и воли. Ближе грохот погони. Четыре стрелы Впились в горло коня. Рек кровавых валы Захлестнули дыханье, в траву повалив Скакуна, седоков сбросив в поле. И настигла охота заветную дичь, Да недешево было такого настичь. Волк сражался как вихрь, и победа почти Прикоснулась крылом благосклонным. Только вдруг в суматохе неведомо кто Королевскую дочь нанизал на копье. И с испуганным жалобным криком ее Взвыл чужак волчьим воем исконным. Он отбросил оружье и серая сталь Жесткой шерсти открыла звериную стать, И спружинили лапы, и алая пасть Разорвала охотнику горло. С хищной грацией несся чащобою он, Словно был он из бега для бега рожден, Но на вдохе в прыжке был стрелою пронзен, Взвыв в последний раз коротко, горько. Там, у трупа, собачьи оскалы и рык, Но к вершине горбатой, как карлик, горы, Где смурные ветра, где скалистый обрыв, Где сосна над стремниной кривится, Улетала его человечья душа, Улетала бестельна, свободно дыша, К той тропинке, где Странник нашел малыша, Чтобы воздухом воли напиться.Еще одна песня Саурона
О, сладкий миг, когда Мелкор Вверх дном поставит Валинор И скажет: "Нас им не понять! Пойдем, Гортхаур." Он любит песни и вино, А платье у него черно, Поскольку он по Валинору носит траур. Цел Валинор - сей факт сбивает с толку, Но Мэл сказал, что это ненадолго, Что гложут, мол, его противоречья; И в целом строй порочен и увечен. Я рассказал бы, будь речист, Как Мэл отбрил идеализм И доказал, что никакого Эру нету. Что Эру - опиум для масс, И потому не любит нас Вся наркомафия из Светлого Совета. Что эльфы Илуватору не дети, Что мы за беспризорников в ответе; Что Запад не однажды нам насолит, Но путь у Средиземья свой, особый. Как рукоплещет Валинор, Ведь речь толкает Феанор. Он против Белых гвардий, против Черных сотен. Какой талант, какой напор! Им восхищался сам Мелкор И собирал коллекционные работы. На Феанора Мэл смотрел с улыбкой И говорил: "Друзья, какая глыба! Какой матерый эльфище, однако. Красиво может говорить, собака!" Как хорошо, о боже мой, Заняться классовой борьбой В назревшем кризисе труда и капитала. Уже низы мечи точат, А с Ойлоссе верхи кричат, Что здесь, мол, рай, чего ж вам, гадам, не хватало! Что коммунизм - есть просто власть Совета, Плюс источенье Деревами света. Но мы с Мелкором поняли друг друга И каждому воздали по заслугам.