Хоббичьи частушки
Слышано в Пригорье в третье лето Четвертой Эпохи,
во время визита туда короля Элессара.
I
О-хо! Лавр обожает лошадок!
Веет осень ветерком,
А в конюшне душно.
Наркисс поней вечерком
Вывел из конюшни,
Всех к забору привязал
И создал условья.
"Свежий воздух, - им сказал,-
Нужен для здоровья!"
О-хо! Лавр обожает лошадок!
Ночью поней увели.
(Ну, а как иначе?)
Утром реки потекли:
Это Наркисс плачет.
Третьи сутки голосит -
Мертвые ожили б!
Все скорбит, скорбит, скорбит...
(Пони-то чужие!)
О-хо! Лавр обожает лошадок!
Долго он вино не мог
Отличить от пива.
Вдруг однажды со всех ног
Прибежал счастливый:
Пони эти все нашлись!
(Вот тебе и здрасьте!)
Снова реки потекли,
Но уже от счастья.
О-хо! Лавр обожает лошадок!
И теперь по вечерам
Над Пригорьем темным
Раздается тарарам
И раскаты грома.
Это Наркисс на чердак
Загоняет поней.
- Там же душно!..
- А, пустяк!
Но зато спокойней.
О-хо! Лавр обожает лошадок!
О-хо!! Лавр обожает лошадок!!
О-хо!!! Лавр обожает лошадок!!!
II
Любелия Лякошель-Торбинс на старости лет подалась в
бизнесхоббиты: открыла небольшую лавочку, в коей весьма
успешно торгует изобретенной ею косметикой, став первой
(в обоих смыслах) модницей Средиземья.
Дело под вечер. Весной.
Птички. Травки. Свинки.
Шла Любелия домой
Со своей корзинкой.
Собрала с дороги грязь
Для своих косметик...
Вдруг старушки зоркий глаз
За кустом приметил -
О-хо! Чудненький розовый цвет!
Домик новенький стоит
Ей на удивленье,
Краской свежею блестит -
Просто загляденье!
В щелку любопытный нос
Сунула с опаской
И во весь носиный рост
Вымазалась краской.
О-хо! Чудненький розовый цвет!
Целый вечер вся в кустах
Бедная сидела.
(Что же будет? Как же так?
Вдруг такое дело...)
Ночью в дом через окно
Бабушка сигает,
Трет и мажет - все равно
Нос не отцветает.
О-хо! Чудненький розовый цвет!
Ой, что было поутру!
Как прошлась по рынку
С носом розовым (не вру!)
Модница с корзинкой -
Все издали громкий ОХ,
Так что Булко Крендиль
Просто начисто оглох
И немного сбрендил.
О-хо! Чудненький розовый цвет!
А Любелия стоит
С дико гордым видом
И народу говорит:
"Что, небось, завидно?
По критериям красы
И моим оценкам,
В моде с пятницы носы
Этого оттенка.
О-хо! Чудненький розовый цвет!"
Чтобы марку поддержать,
Старая плутовка
Стала краску продавать
В своей лавке ловко.
И народ туда валит -
Просто нету спасу:
Все хотят в носах ходить
Модного окраса.
О-хо! Чудненький розовый цвет!
Даже гномы втихаря
Лавку навещают,
У Любелии не зря
Краску покупают:
Чтоб никто не мог узнать,
Сколько ушлый горец
Пива, эля и вина
Вылакал в Пригорье.
О-хо! Чудненький розовый цвет!
А недавно Крендиль наш
Жить ушел за Воду:
Мол, не хочет больше знать
Писка этой моды.
Да и всем пора дрожать:
Нынче домик оный
Перекрасили опять.
Он теперь зеленый.
О-хо! Чудный зелененький цвет! (3 раза)
III
Хэл наш на ночь как-то раз
Чересчур напился,
И во сне ходячий вяз
Тут ему приснился.
Вяз как вяз, ни дать ни взять.
Только все ж, однако,
Нет чтоб чинно постоять -
Шастает, собака!
О-хо! И росту в нем 45 футов!
Утром Хэл протер глаза -
Брр, какие страсти!
Ух, кому бы рассказать
О такой напасти?
Рассказал он это мне,
Страшно по секрету.
(Не сказал лишь, что во сне
Было дело это.)
О-хо! И росту в нем 70 футов!
Скоро про зловредный вяз
Знала вся округа:
В день рассказ по десять раз
Повторял хитрюга.
Сам себя перехитрил,
Сам поверил, значит,
Что на самом деле был
Великан ходячий.
О-хо! И росту в нем 120 футов!
Каждый день рассказ растет.
С ним растет и древо.
Хэлфаст знай себе плетет
Направо-налево:
"Вот туда-то и туда
Заходить не надо:
Там, на севере - беда!
Вязы бродят стадом."
О-хо! И в каждом 400 футов!
И когда, в конце концов,
Вяз пришел на деле,
Хэлфаст вышел на крыльцо
И в него вгляделся.
"Не-а, - высказал знаток. -
Обмануть не вышло.
Настоящее, браток,
Много-много выше!"
О-хо! Ведь в нем уже 1000 футов!
Долго спорили они.
Дерево сердилось:
"Я же дерево - взгляни!
И всю жизнь ходило." -
"Так-то так. Но все равно
Ты уж больно мелко.
Я-то знаю, как оно.
Ну а ты - подделка."
О-хо! А в том уже 5 тысяч футов! (3 раза)
О вреде неверных переводов
(песня N+1-го назгула)
Я спросил у Даина -
"Не видал ли Торбинса?"
Даин не ответил мне,
Качая бородой.
Я спросил у Элронда -
"Не видал ли Торбинса?"
Элронд окатил меня
Холодную водой.
Я спросил у Гэндальфа -
"Не видал ли Торбинса?"
Сразу Гэндальф белым стал,
И остался так.
Сарумана спрашивал:
"Не видал ли Торбинса?"
Спрятал кукиш в бороду
Хитроумный маг.
Я спросил у бальрога -
"Не едал ли Торбинса?"
Ох, как скалы рушились,
Слыша тот ответ!
Я спросил у Голлума -
"Не видал ли Торбинса?"
Долго Голлум матом крыл
Целый белый свет...
Я спросил у Бэггинса -
"Не видал ли Торбинса?
Больно уж похожи вы.
Помоги мне, друг!"
Бэггинс хмыкнул пакостно,
Бэггинс хмыкнул мерзостно -
И Голлума тихонечко -
И Голлума легонечко -
И к краешку легонечко,
И тут нам и каюк.
А-а-а-а-а, а-а-а-а-а...
Я спросил у Даина...
Я спросил у Элронда...
Я спросил у Бэггинса...
Песнь о гибели короля Азагала
Судьба была битве Ужасной прослыть,
И вновь Анфауглит дымился,
И воздух устал в себе стрелы носить
И каплями пота сгустился.
И ветер с Ангбанда был жаркий и злой,
И Аулэ горы курились золой.
Когда огнедышащим, ярким клинком
По телу эльфийского войска,
Златым волнорезом прошелся дракон,
То гномы держались геройски;
И, выдержав змея пылающий шквал,
Свой подвиг бессмертный свершил Азагал.
От крови дракона пьянела земля
И лопалась вверх пузырями.
И гномы, подняв своего короля,
Его пронесли через пламя
И вынесли с поля, и в горы ушли.
А битва еще догорала вдали...
(Но самый отважный, юнец-сорванец,
Гонец короля быстроногий,
Вернулся туда, где остался венец
И шлем государя двурогий.
Как выбрался он, не расскажет наш стих;
Но выбрался чудом и встретил своих.)
Четырнадцать гномов от орков спаслись,
От полчищ уже победивших;
И с ними два эльфа в ущелье пришли
И встали у тела, склонившись.
И Аулэ горы смыкались кругом
И словно бы тоже вздыхали о нем.
И светел, казалось, был лик короля
Во тьме векового ущелья.
И светел был меч, Голубая Заря,
Из ногродского подземелья -
Сработан был Тельхаром дивный клинок,
Лишь он поразить Беспощадного смог.
А рядом лежали корона и шлем,
Горели драконовой кровью.
Вдруг нольдорец что-то шепнул и затем,
Шагнувши к его изголовью,
Легко прикоснулся к челу короля -
И замерли гномы, о чуде моля.
И Аулэ горы, забыв о врагах,
Их радостный крик отразили:
Дыханье проснулось на бледных губах,
И мертвые очи открылись!
Но эльф только тихо качнул головой:
Тут был он бессилен бороться с судьбой.
И гномы глаза опустили к земле
И молча, печально стояли.
Им было в новинку терять королей;
Еще ноготримы не знали
Клятв мести и прочего, что под рукой
Имеют все эльфы на случай такой.
Нарушил молчание нольдор второй,
Сокрытого Города воин:
"Твой подвиг великий, о горный король,
Прославлен быть в песнях достоин!
И имя твое среди лучших имен
Украсит страницы грядущих времен.
И доблестный нольдор о нем запоет,
И синдар, лесами хранимый,
И адан за чашей вина помянет,
И братья твои - ноготримы.
Да, эльф не один позавидует столь..."
Но тут шевельнулся и молвил король:
"Не надо об этом. Еще я дышу,
Но жизни порвалися нити.
У вас я одно перед смертью прошу:
О том, что случилось - молчите!
Не знают пускай ни друзья, ни враги
О том, как король Белегоста погиб."
Сказал - через силу - и снова затих.
Загадкой слова прозвучали.
Но гондолидримы молчали о них,
И Аулэ горы молчали.
И, недоумение в гномьих глазах
Увидев, король Азагал рассказал:
"На эту войну я идти не желал,
Хоть Маэдрос прочил победу.
Он друг мне, и я бы его поддержал,
Когда б не царапина эта
(Пустяшное дело, шальная стрела;
Но рана еще не совсем зажила).
Ты помнишь ли, Раир, наш спор до утра?
Противился я выступленью.
А помнишь - ты все удивлялся вчера,
Как быстро сменил я решенье.
Скрывать уже боле бессмысленно мне:
Я вестника видел в ночной тишине..."
В расселине горной, пробитой грозой,
Назойливо речка журчала.
Нахлынула горечь горячей слезой,
Нахмурился лоб Азагала,
Предсмертным предвиденьем видя вдали
И Фингона гибель, и Хурина клич.
Что страшный разгром Средиземью несет?
Что станет с родным Белегостом?
В оружии гномы достигли высот,
В бою одолеть их непросто,
Но воинам черным число - легион,
И Аулэ горы от них не заслон.
Да, Маэдрос, видно, опять поспешил...
А может, промедлил с ударом?
Да, кстати, а что он в бою не решил
Надеть Азагала подарок?
Победными рунами был освящен
Тот шлем, на котором смеялся дракон...
И, вспомнив о тайне, что в сердце держал,
И смерти вдыхая дыханье,
Слабеющим взглядом спросил Азагал
У каждого клятву молчанья.
И каждый глазами сказал: "Никому!"
И он успокоился, веря тому.
"Я вестника видел", - продолжил король,
Собравши для голоса силы. -
"Явился он поздней ночною порой.
Свеча нам тревожно светила.
Он мерил шагами ковровый гранит,
И эхо неслось от испуганных плит.
Сказал он: "Я послан тебя упредить,
А ты уж решай, как умеешь.
В той битве, что вам, может быть, предстоит,
Вновь выйдет исчадие смерти -
Тот ужас, что многие годы дремал
В пещерах подземных, таился впотьмах.
И станет он вечно во страхе держать
Всех хазад, пощады не зная;
И станут при имени этом дрожать
Воители, меч опуская.
И даже когда через много веков
На свете исчезнут такие, как он."
- Заставили вздрогнуть невольно тогда
Пророчества мрачные речи... -
"Неужто народ мой, в лихие года
Отвагой известный извечно,
Позором таким за нее награжден,
Такою печальной судьбой наделен?
Чтоб стал трепетать перед именем гном?
(Какие-то, право, наветы!)
Сдаваться? Сдаваться при виде одном
Иль слухе об ужасе этом?
Оружие чтобы не смел подымать?
Не верится что-то, по правде сказать..."
Но он промолчал. И тогда я решил:
Всем надо готовиться к бою,
Сразить этот ужас, каким бы ни был...
Но понял теперь и другое:
Коль кто-то расскажет о смерти моей,
Пророчество сбудется. Это страшней."
И тихо закрылись глаза короля...
Песенка фермера из Бри
Говорил мне братец Билл,
Когда я у Билла пил, -
Было дело, пил у Билла,
Я у Билла пить любил, -
"За горами, - говорит, -
Там дракон в пещере спит, -
Так, дракошка, слабже кошки,
Старикан и инвалид.
Даже нашим жалким луком, дескать, можно стрельнуть.
Дельно? Дельно? Дельно!
Золотишка загребем,
Лучше гномов заживем.
Купишь мельницу у Роба,
Я - трактирчик под Холмом.
Чем все время просто пить,
Лучше по свету бродить.
Глядь - какую вдруг принцессу
Повезет освободить.
Хорошо бы, грит, принцессу, да еще с короной -
В жены! В жены! В жены!"
Ну а я, не будь дурак,
Говорю ему вот так:
"Мое дело, между прочим,
Все капуста да буряк.
А капустой, стало быть,
Мудрено кого убить.
И с мотыгой на дракона
Тоже боязно ходить.
Лучше с выручки купи мне новую лошадку!
Так-то! Так-то! Так-то!"
Старый Токки-Муховоз
Тоже предлагал всерьез:
"Купим, говорит, на пару,
Это, сталбыть, стадо коз.
Дело новое - пустяк,
А уж прибыльное - факт!
Брось ты пить! Разбогатеем
За неделю - только так.
Купишь мельницу, и славно, ну а я себе-то -
Это, это, это..."
Ну а я, не будь дурак,
Говорю ему вот так:
"Ты представь себе, что будет
В огороде за бардак!
Мне и так уж мотыли
Всю капусту сожрали!
Нет от гусениц отбою -
Ты еще козлов пришли!
Ставить новые ограды? Ты в своем уме-то?
Нет уж, нет уж, нет уж!
Воротился Билл домой,
Весь побитый и хромой,
Без кобылки и без лука,
И с монеткою одной.
А у Токки козий сброд
Съел ему весь огород,
Две рубашки, и подтяжки,
И от фартука перед.
Он их с горя Барлиману подарил, а тот их -
Палкой за ворота!
Разорился Билл, зато
Заливает на все сто;
Есть всегда чего похвастать:
Видел это, видел то!
Токки тоже нос задрал:
"Я кого, мол, не видал -
Тот зашел, и тот забрел, и
Даже чей-то генерал!
А рогов скопилось - хоть ты борону прям делай!
Смело, смело, смело!
Я сижу, и мне смешно.
Я-то знаю уж давно:
Все, чего я там не видел -
Все покажет мне вино.
Без усилий и хлопот
Все увижу наперед.
Но дожрут же наконец-то
Мотыли мой огород?
Вот тогда - рюкзак за плечи и вперед по тракту!
Так-то! Так-то! Так-то!
Бодрая походная песня урук-хая
Кто-то ест котлетки,
Кто-то шоколад,
Кто-то только устриц,
А кто-то все подряд,
А бедные уруки
С голодухи мрут,
Разве что ворону
Дохлую найдут.
Кто-то выпил эля,
Кто-то самогон,
Кто-то чьей-то крови,
А кто-то и бульон,
А бедные уруки -
Лужицу до дна,
И потом неделю
Снится им она.
Кто-то травку сеет,
Кто-то ее жнет,
Кто-то рыбку ловит,
А кто-то ее жрет,
А бедные уруки
Рыщут там и тут,
Там на всех чихают,
Тут на всех плюют.
Потирает руки
Дядька Саруман:
"Ох, мои уруки," -
Думает, болван.
Мы пока не спорим,
А начнет дурить -
Мы тогда посмотрим,
Кто тут будет чей!
Песня нолдоров
Когда-то в счастливом краю Валинора
Рог Оромэ звоном пронизывал горы.
И странный огонь возгорелся в груди,
И мы в один голос вскричали: "Веди!"
Манило нас в тайную звездную тьму,
И Аулэ взор не скрывал одобренья...
Но Ингве Премудрый промолвил: "К чему?"
И Мандос Великий добавил: "Не время."
И мы, повздыхав про себя, как всегда,
Не Ингве, но Мандосу вняли тогда.
А Манвэ вздохнул исподлобья сурово,
Но не сказал ни слова.
И годы прошли. И опять в Валиноре
Рог Синдаров нам прозвучал из-за моря.
И смелый Тиэле, от Эльвэ посланник,
Спел песню о битвах великих и славных.
"Веди!" - и клинки наши вспыхнули грозно.
Но он отвечал: "Поздно."
И годы прошли. И в ночи Валинора
Потряс Тирион горький рог Феанора.
Одни попросили у Ингве совет;
"Не время", - был Мудрого мудрый ответ.
Но мы не хотели опять сожалеть
О выборе, что навсегда позади.
Пусть будет, что будет! Победа и смерть -
Все там, впереди! Мы кричали: "Веди!"
Уж лучше неправедность гордых мечей,
Чем сонная муть бесконечных ночей!
Свет факелов в тысячах глаз отразился...
И Мандос еще не явился...
И годы прошли, солнц и лун хоровод;
Мы жили и ждали - не зная, чего.
Не рога ли крик в поднебесье застыл?
То Фингольфин кровью наш страх оплатил.
Но мы лишь смотрели, вздыхая, на горы
И помнили про Феанора...
И снова - уж Фингона - рог прозвучал.
И стало понятно: коль путь ты избрал,
Послушался клича военных атак -
И далее слушайся. Стоит жить так.
Удачи поход не принес - не беда!
Но надо ошибку - своею судьбой -
За нас и за тех, кто погиб, - оправдать,
Но смелой борьбой, не смиренной мольбой!
И, может, нас Ингве Премудрый поймет,
И меч свой наточит, и с нами пойдет -
Петь песни и слушать их ярый накал
И рога призывный сигнал.