Главная Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы
Главная Новости Продолжения Апокрифы Стеб Поэзия Разное Публицистика Библиотека Гарета Таверна "У Гарета" Служебный вход Гостиная


Стихи Скегулль

1.
2. А вот почти по Профессору...
џ пришла к Морготу в гости...
џ - последний эльф Средиземья...
Маглор
Парижский сплин
Обстановочка
Данте Алигьери - 2000
Философский такой...
Я засыпаю над книгой черной...
Убили орка
Баллада о Гавриле-Глорфинделе
Саурон - Мелькору
Бродила я по райским тропам...
Меня зовут Ра...
Простите меня...
Обернись, обернись, уходя в последнюю дхьяну...
Поколение П
Жарко от выпитой крови...
Я как тот полковник из песни
В кармане записка: "Учитель, нас больше нет"...
Опоздать. Наглотаться таблеток...
Он прав. И я права...
Я не знала, не знаю и никогда не узнаю...
Света высокого отблеск. Белые Скалы. Мороз...
Пережить этот вечер. Прожить от звонка до звонка...
Ты вернешься домой, ты повесишь фуражку на гвоздь...
Бытие и сознание - траурный бред на двоих...
Ты будешь помнить черный лимузин...
Как ты можешь смотреть на лес...
Гамлет солил огурцы...

1.

Ницше сбежав из психушки, мне поведал об этом Мрачной весною в монастыре среди скал... Ветер, казалось, навеки покинул просторы, Колокол дальний, звеня, наши сны разрушал. В эту последнюю ночь даже свечи не зажигали, Чтобы пространство вокруг алтаря не сужать. А наутро увидели новую землю и небо, Только вот новых книг не успели создать. Просто на новые книги нам слов не хватило, Просто засохшей травы намело выше крыши... Вот и скитаются разные в поисках кайфа, Вот что поведал, сбежав из психушки, герр Ницше.

2. А вот почти по Профессору...

Большой корабль с Великой реки Войдет однажды в мелкий залив. Молчавшие веками белые лилии Вдруг покажут свои лепестки. И черный орел прилетит на водопой, Ведь там на корабле тот единственный Ради кого он спускается с гор. И они смотрят друг на друга, меняя цвет глаз. Мужики в пивбаре заключают пари: Кто он - Царь или просто бродяга? А она как всегда, разложит на палубе карты И расскажет ему все о нас. И он поймет, что нас уже поздно, А может, еще слишком рано спасать. И, приказав поднять паруса, Снова уплывет по Великой Реке, Оставив других ждать не этих времен. А белые лилии - что им до нас? Они тоже мечтают уплыть по Великой Реке Вслед за Последним Царем.

* * *

Я пришла к Морготу в гости. Я - не с теми и не с теми. Как Властитель ясноглазый Мрачно смотрит на меня! "Страшен Враг - тебе расскажут, Но ты знай - вдали отсюда, В запредельном светлом крае Вся такая же фигня!"

* * *

Я последний эльф Средиземья, Я без царства и подданных царь. Мне немного отпущено времени- Пока жив еще мой Государь. Как задумано, так и случилось, Как и было предсказано встарь. Крики чаек мне снова приснились... Только жив еще мой Государь. Давит грудь тишина лесная, И не радует шелест берез. Там, в Заморском Западном Крае, Ждет меня Владычица Звезд. Отчего же так сердце тревожит Эта сонная, синяя хмарь? На звездой осиянном ложе Умирает мой Государь!

Маглор

Эру Единый, я угасаю, В сердце моем тоска роковая, Сломана лютня, разбита любовь, С рук обожженных капает кровь. Много нас было, Нолдор мятежных, Мятежных душою, мыслями грешных, Клятву великую мы принесли И гнев Валар на себя навлекли! В смертельную битву с Врагом мы вступили, Только мы сами себя сокрушили... Феанор, огонь в тебе жаркий горел, Нам же лишь раны достались в удел. Маэдрос, ты принял великую муку, Но то, что ты жаждал, сожгло твою руку, Маэдрос, ты видишь, восходит звезда? Маэдрос, ты тоже уснул навсегда… Пусть камень проклятый уходит ко дну- Сожженные пальцы не тронут струну! Много нас было - и вот я один. О Эру Единый, Небес Властелин! Мне не увидеть нового дня: Великое Море поглотит меня! Что мне с того, что они нас простили? Я знаю - мы сами себя сокрушили…

Парижский сплин (Назгул Номер Два)

Я создавала свой мир - и вот я слаба и мертва, И вот я молчу - уже не помогут слова… И здесь мой удел - кружка пива и "Фигаро", И вечный парижский сплин - все это как мир старо. В моей папиросе тихонько дымится трава. Ты целовал мои пальцы, Назгул Номер Два! Мой замок из серых камней от тебя не спасет, Снова душа моя в руки твои попадет! Холодные губы, кольцо на мертвой руке… Знаешь, это совсем не больно - плетью по щеке! Когда в моей папиросе погаснет трава, Я стану такой же, как ты, Назгул Номер Два! Обстановочка (Жалобы Серой Мантии) Дочка ревет - ее милый отправлен к Врагу Тоже придумала - шашни со смертным крутить И менестрель тут несет такую пургу, Я вам скажу, его тоже мало убить… Жена говорит - против судьбы не при, Она все-таки Майя, и я ее, честно, боюсь То, что он смертный, ты, говорит, не смотри… Целую ночь в ее спальню напрасно стучусь… Тьфу, Даэрон распроклятый опять лютню взял, И снова давай серенадой тоску наводить! Лучше бы вправду Врагу я дочку отдал! Да, осталось только Моргота уговорить…

Данте Алигьери - 2000

Он спрыгнул с ума, как с подножки трамвая, Постмодернизм виноват, рок-н-ролл? О брат мой далекий, тебя вспоминая, Для этого Круга я слов не нашел! Кольцо Беатриче сверкает, как память, Как память о том, чего не испытать… Пусть будни веков твою душу раздавят - Они ничего не сумеют отнять! Разбитый стакан, на осколках кровь чья-то, Пленительно пахнет водой черный тлен… Мы где-то забыты, прокляты, распяты, И ничего не осталось взамен.

Философский такой...

Нам было приятно. Теперь нам противно. Так что ж мы еще протестуем активно? И вспугнутый ветер несется над нами Какими-то сумрачными кругами. Не мы ли однажды тот ветер вспугнули, Когда позабытую мантру тянули? И вот мы теперь протестуем активно... Нам было приятно. Теперь нам противно. Нам руки засыплет травой или пылью. Мы не были сном, но мы не были былью. И вспугнутый ветер несется над нами Кругами, кругами...

* * *

Нет, это не я, это кто-то другой страдает. Я бы так не могла, а то, что случилось, Пусть черные сукна покроют, И пусть унесут фонари… Ночь. (А. Ахматова. 1940) Я засыпаю над книгой черной. Мой мир, мои сны мне не покорны. Пусть снова их девять, но я-то один- Никому не учитель, не господин! Возьмите меня с собой - я тоже погибнуть хочу! Возьмите меня с собой - пусть руки привыкнут к мечу! Было - и я погибнуть хотел. За что - я не помню, но жить - мой удел. Холодные камни, холодное сердце - Не успокоиться и не согреться… Пуст серый замок, увитый плющом, Сердце не бьется под черным плащом. Не приходите меня целовать - Мне на чужую страсть наплевать! Возьмите меня с собой - я снова погибнуть хочу! Возьмите меня с собой - пусть руки привыкнут к мечу! Здесь нет боли, но нет и любви, И смерти не будет - зови не зови! Уснувшие страсти, застывшие сны Никогда не дождутся последней войны. Возьмите меня с собой - пусть руки привыкнут к мечу! Возьмите меня с собой - я смерти вас научу! 2. Смой с себя все - Оставь только зимний свет Мира. Смой с себя плоть - И уйди Темным Путем. Смой с себя все - Твой трамвай заблудился в эфире; Смой с себя все - И не жалей ни о чем. Смой с себя боль - Оставь Животворящее Пламя, Смой с себя все - Мы лишь тени живших давно… Смой с себя все - Тени встанут под Серое знамя. Смой с себя все - Разве Вершителю не все равно? Смой с себя кровь - Пыль с обожженных ладоней, Смой с себя все - Творец Совершенных Миров. Смой с себя все - Пусть будет Мирам просторней. Темный Магистр, Похититель Вздохов и Снов. Смой с себя все - Не избыть этой радости муки, Смой с себя все - В каком-нибудь из Миров… Смой с себя все - Не обнажить смертоносные руки, Грешный Вершитель, Творец Беспощадных Слов. 3. Его не узнали В разбитом трамвае. На дне стакана- Воспоминанья. Тонкие пальцы Давят осколки. Кажется жизнь Мучительно долгой. Не вспомнить, не вздрогнуть, Ни силы, ни воли- Вокруг пустота Черной стеною. Лишь только так странно Пылают ладони И губы белеют От головной боли, И черный жемчуг На бархате алом... Снов чужих чашу Допить нам досталось.

Убили орка

Ай-яй-яй-яй-яй-яй, убили орка, убили орка, Ай-яй-яй-яй-яй, ни за что ни про что люди замочили Мертвый орк не идет бить морду другим, Нет у орка мамы, некому плакать над ним, И не вспомнит о нем даже Саурон, Никому орк не нужен, если умер он. Отберет ятаган товарищ-боец, Скинет труп в яму - вот и песне конец. Ай-яй-яй-яй-яй-яй, убили орка, убили орка, Ай-яй-яй-яй-яй, ни за что ни про что люди замочили...

Баллада о Гавриле-Глорфинделе

Гаврила был толкиенистом, Гаврила Толкина любил, Он презирал постмодернистов И в Эгладор гулять ходил. Пошел Гаврила в Сад Нескучный В подпитьи, скажем, небольшом. Вдруг глядь - навстречу орков куча И все с дубиной иль с мечом! Достал Гаврила меч сурово, Или не эльф он Глорфиндель! От века не было такого, Чтоб орков он не одолел! Ну как стерпеть он мог такое, Он все же был не слишком пьян! Уже упали двое, трое... И вдруг глаза застлал туман... Да, орков слишком много было, А эльфов рядом - никого! Под белы рученьки Гаврилу И тащат... в Барад-Дур его! Гавриле спьяну показалось, Что перед ним сам Саурон... Ментами орки оказались, А Саурон - так, фараон! Проспал Гаврила за решеткой, Крича во сне "Гилтониэль!" Наутро он увидел четко, Что влип несчастный Глорфиндель. Но вот ему ремень вернули, Меча обломки и ключи, И на него рукой махнули: "Иди отсюда и молчи!" Тут Глорфиндель воспрял душою, Листок на Квенье подписал, Вздохнул, поправил чуб рукою И к Эгладору зашагал.

Саурон - Мелькору

Я - твоя Тень. И пусть я обречен. Пока еще горит кольцо на пальце. Твоей любовью дух мой омрачен. Мы - вечные туманные скитальцы. О, знал ли ты, как мой томился дух, Отравленный неведомой тоскою! Но нет тебя. И мрак столетий глух. Я все отдам - коснись меня рукою. Я стал тобой. Мне это удалось. Они еще ответят предо мною. Но в черных небесах зажжен вопрос: Достоен я любимым быть тобою? * * * Бродила я по райским тропам, Своей покорная судьбе, И Ангел, пахнущий иссопом, Вдруг с высоты слетел ко мне, Сказал: "Ты здесь не станешь тенью, Лишь только воды Леты пей, Другая жизнь ворвется песней В один из этих тихих дней, Сейчас с ним встреча невозможна, Тот, кого ждешь ты - в адской мгле". И стало томно и тревожно, Тревожно так, как на земле. "Но он войдет к тебе без плача, И осенит вас благодать. Но воды Леты пей - иначе Не сможешь ты его принять!" И слышал Ангел, улетая, Как пела я в своей тоске, Когда, по камням оскользаясь, Спускалась к мутной я реке. * * * 1 Меня зовут Ра. Я умер вчера В минуте ходьбы От казенного дома. Меня зовут Ра. В кармане дыра. Да разве я мог Поступить по-другому? Меня зовут Ра. Я был трезвым с утра. Но к Солнцу душа моя улетела... Меня зовут Ра. Вернуться пора. Да нужно ли богу Бренное тело? 2 Пепел и лед. Холод и дым. Никто не придет. Слишком больно. В мире остывшем и ставшем чужим Есть только команда "Вольно!" Тело - Луне, Солнцу - душа. Крыльям нет в небо пути. С Вечностью слиться секунды спешат. Пепел и холод. Прости. * * * Простите меня. Так уж вышло. Я сам-то не очень рад… Слово Упало с афиши Прямо на мокрый асфальт. А мы - словно смертные боги - Смотрим и смотрим за край… Где-то На пыльной дороге Ты мне сказал: Выбирай! Слово Упало с афиши, Кровью стекло по стене… Прости меня. Так уж вышло… В мире нет выбора мне. Просто на нас отпечаток Расколотых миров, Трагических лет остаток… И сохнет на пальцах кровь… Слово Упало с афиши, Слово Стало тобой, А ты - Не помнишь, не дышишь - Наедине с пустотой… А кто-то хранящий секреты, С смертельной раной в висок, Уходит Дорогой Света, Роняя кровь на песок… Простите меня. Так вышло. Я сам не очень-то рад. Тьма наступает чуть слышно Прямо на мокрый асфальт… * * * Обернись, обернись, уходя в последнюю дхьяну, Затушив сигарету о кровоточащую рану, Затушив сигарету о кровоточащее сердце… От слов, проходящих насквозь, никуда не деться, От сбывшихся снов, которым не обрести друг друга, Даже там, где отравленный шприц пускают по кругу, Где память всего лишь треснувшее стекло, И не вытащить то, что сквозь трещины протекло… А тело уже так отчаянно любит холод, Но лед, сковавший сознание, будет расколот, И откроются тайны пропавшим в Предвечной Мгле, И не будет жаль тела, распятого на игле…

Поколение П*

(Посвящается А. Р.) Память, что сердце сбивает с ритма, И строка, что повисает безвольно, Ей суждено остаться без рифмы, А нам, прожившим тысячи жизней, Разве нам еще может быть больно? Мы молоды, мы пронзительно молоды, Но уже забыли, что значит быть влюбленными, От наших ресниц веет холодом. Мы просто не можем принять любовь, Заново так и не изобретенную… А что мы можем - Только греться чужими стихами, На дрова беспощадно изрубленными, Рассыпать по стеклу белый порошок И делить его с чужими возлюбленными… Пули, ушедший век благословившие, Кольцами вокруг оставшихся легли, Словами, никого не оскорбившими, Памяти дороги остывшие На много веков назад нас влекли, Мимо белого дома солдатской вдовы, Мимо апрельского снега талого, По переулкам, где пахнет парфюмом, До боли знакомым и живым, Мимо почему-то оставшейся в живых Ларисы Огудаловой, Туда, где все когда-то так просто началось, И где все так просто закончится, Где мы умираем и ждем, пока Нам нового яда захочется. *.П - Постмодерн. * * * Жарко от выпитой крови, Спрячу глаза под очками… Ты не узнаешь боли - Времени-смерти укол, Ты же - все дальше и дальше, Завтра придут - другие, Но твои ножевые раны Не занесут в протокол… Кто знает, как пусто ночью, Когда ничего не снится, И не суждено проснуться От дальнего звука копыт… Пусть ты была всех чище, Всех выше, всех совершенней - Ты пишешь кровавые песни, Пока твой любимый спит. Ты невозможна, как счастье, И все же - когда-то было - Звезд нездешних сиянье И небо иных миров… Так пусть разорвутся вены И кровь на улицы хлынет, Пусть темнота накроет Oстатки несбывшихся снов…

* * *

Я как тот полковник из песни, Что в пустых поездах засыпает. Я разлитое масло на рельсах, По которым не ходят трамваи. Я засыпан дорожной пылью, На губах моих снег не тает. Все мои корабли потопили: Наступила эпоха другая. Снег метет из щелей и трещин, Заметая следы моей страсти: Слишком много мужчин и женщин Побывали в моих объятьях. А когда придут капитаны И не смогут согреть мои губы И наполнят огнем стаканы, - Запоют водосточные трубы И окрасятся кровью рельсы, И помчатся стальные трамваи: Я как тот полковник из песни., Да вот только эпоха другая.

* * *

В кармане записка: "Учитель, нас больше нет". Последний трамвай на Север увозит меня. Один колокольный звон плывет за мной вслед По переулкам продрогшим усталого дня. Мне - заблудиться в сплетеньи мгновений и дней... (Ненависть - имя, а было ли имя - Любовь?) Слышишь? В трубе водосточной сильней и сильней Кипит сумасшедших дождей голубая кровь...

* * *

Опоздать. Наглотаться таблеток. (Не стучите в душу: пуста). Грызть железные прутья клеток. Слизывать кровь с креста. Проснуться. (Если сумею). Еще глупый век прожить. И на ложе тоски - я посмею! - Между нами - меч положить.

* * *

Он прав. И я права. И Тот, кто на кресте. Пустыня и трава. И танец в темноте. Он чист, а я грешна. И хочется пасть ниц. (Однажды тишина Коснется наших лиц). И хочется испить От этой чистоты, Идти вперед и жить, И знать, что это - ты. Добраться до души, Вонзив в себя клинок. Мы на снегу лежим. Над нами - Крест и Бог.

* * *

Хочешь за окошком Альпы? Я не знала, не знаю и никогда не узнаю. Будет ли солнце в июле или метель в январе… Мне Монблан за окном подарит другой или другая. Вот и себя я теряю в моем ледяном серебре. Я могу только помнить: так и скользит рука мимо, Мимо твоей руки - в голубое вцепиться крыло… Так и сплетаются души блудницы и пилигрима, И путь на Восток еще снегом не замело…

* * *

Света высокого отблеск. Белые Скалы. Мороз. Вот и неси всему миру фигу в кармане. Как легко твою кожу разрезал, как рану нанес… Ты все мне прощаешь - ведь завтра меня не станет. Ты больше не вспомнишь. Все просто, как дважды два, Как солнце на небе - и мне не нужны отныне Ни губы твои, ни пальцы, ни даже твоя вдова… Молюсь лишь о том, чтобы мир позабыл мое имя. Я не могу быть железом. Я просто умею молчать. Ответ без вопроса - насмешка над небесами. Ах, проще простого: заставить тебя стонать, Ловить твои стоны и втягивать кровь губами… Я уйду, не прощаясь. Пусть бред мой впитают снега. Кашель кровавый. Дыхание смерти в тумане. Я оставлю тебе твои мертвые берега. Ты все мне простишь - ведь завтра меня не станет.

* * *

Пережить этот вечер. Прожить от звонка до звонка. Пережить это солнце. Этот крашенный охрой закат. Пережить эту ночь, где луна так томна и тонка. И в прокуренном дне - воспаленный, непомнящий взгляд. Пережить. Пережить. От ключа до ключа. Ты не поднимешь упавшее на пол кольцо. А потом снова вечер, и снова нам свет выключать, Чтобы луч темноты уткнулся в твое лицо. Что ты спросишь у ночи? Пережить - от морей до морей, От любви до любви, до конца отмотать этот срок. А на воле любой тебе скажет: "Братец, налей! Ты же видишь, как нас засыпает звездный песок!" Пережить. Жить, не зная, что нас уже нет. Крикнуть в трубку "Прости!". Бросить в реку мобильный, Чтобы в этот же день, но через тысячу лет, Снова примерить твой плащ - черный и пыльный.

* * *

Ты вернешься домой, ты повесишь фуражку на гвоздь. Кончится день в этом городе, выжженном болью. Август швыряет нам ночь, как собаке кость. Лезвие бросишь в карман - и ты справишься с ролью. Ты остаться хотел, ты лишь время одеться просил... Как покорно легли твои плечи нагие в ладони! А завтра кто-то из этих дневных мазил Поможет тебе умереть, повинуясь неведомой воле. И горе - любви заменитель, укол позолоченных спиц, И ты остаешься во мне, где нет веры уже... Знать бы, по воле каких генералов-тупиц Мы не были вместе на этом земном рубеже...

* * *

Да, королева - это все-таки Новый год! БГ Бытие и сознание - траурный бред на двоих. Ядом наполнена вена - чуть выше бедра. Я видел, как лед умирал в ладонях твоих… Но все-таки, милый, все-таки - День Серебра. Я Оберон. Я видел, как умер снег. Я еще жив, и значит, мне не уйти. Я опять пригвожден, и невозможен побег. Мессир Гюон, Zireael, прости… Ты по-прежнему юн, ты по-прежнему ждешь корабли… Может быть, оглянуться назад настала пора? Бытие и сознание - бред этой грустной земли. Но все-таки, милый, все-таки - День Серебра.

* * *

Ты будешь помнить черный лимузин, Раскрашенное небо, шпиль вокзала, И в переулке винный магазин, Куда рука вождя нам указала, В гостинице скрипучую кровать… Я снова ранена. К стене прижата. Нас будут проклинать и призывать Все города, где жили мы когда-то. В пустой квартире хрипнет телефон. О, как мой номер вспомнили некстати! Ты упадешь на стриженый газон, Отдавшись ненавязчивым объятьям. А после - улица, дрянной портвейн, Ограда, полусон и полуправда, И в венах медленно текущий Рейн - От городского мая до Канады. Я делаю глоток. Еще один. Мы, очевидно, перегнули палку. Смерть выбирает черный лимузин, Дрянной портвейн и синюю мигалку. * * * Как ты можешь смотреть на лес, Как ты можешь бродить по саду, Рвать рукой паутины завес И чугунную трогать ограду? Воздух полон хрустальных нег, И еще не желтеют травы, А мне уже снится снег И зимних ночей отрава. * * * Гамлет солил огурцы в бочке в дворцовом саду, Он заливал их водой, ему было плевать на беду, Впрочем, что за беда - одним принцем меньше иль больше, А Фортинбрас возвращался с победой из Польши: Офелия ищет его - она ищет неспроста: Слова теснятся в груди, но темная память пуста. Находит его под кустом: "О принц мой, что с вами?" Он молча глядит на нее, он не тронут словами: "Офелия, друг мой, не говори слов красивых, Я пью и солю огурцы и сегодня я самый счастливый, Сядь рядом со мной, похрустим малосольными огурцами, К чертям катись Дания с призраками и отцами!" И сошла на Данию ночь, и были забыты слова. Кто чего сколько выпил - того не расскажет молва. И слышал уснувший дворец в своем бесконечном бреду, Как они огурцами хрустели в темном дворцовом саду.

Текст размещен с разрешения автора.