Возвращение Рингвен "Мелькор - жив", - сообщала ядовито-сиреневая надпись на стене. "Наверняка снова Намо", - подумал Манве, приглядываясь. Он тяжело вздохнул и подошел вплотную к стене - Стене Ночи - и попытался отскрести надпись ногтем, начав с последней буквы. Та поддалась подозрительно легко, и ветерок закружил сиреневые крошки. Тут же Манве почувствовал саднящую боль: он сломал ноготь. Он выругался - разумеется, про себя: не к лицу Королю Мира - беспристрастному судье, воплощению Высшей Справедливости - показывать свои эмоции. Стараться дальше не имело смысла. Сулимо пообещал себе - в который раз! - поговорить с Мандосом о его бурном проявлении чувств к старшему брату и угрюмо побрел вдоль стены, стараясь не обращать внимания на кислотно-сиреневое "Мелькор - жи..." Проходя мимо дома Ниенны, Манве услышал доносящийся откуда- то шум. Он не сразу понял, что шум доносится из самого дома: Скорбящая Валиэ почти никогда не принимала у себя гостей, а шумели явно несколько голосов. Манве стало любопытно, что заставило его печальную сестру отступить от традиций. Он решительно позвонил в звонок. - Кто там? - спросили из-за двери. Манве только раскрыл рот, чтобы ответить, как дверь распахнулась. Его глазам предстала странная сцена: Ниенна, сидящая в высоком кресле около окна, о чем-то спорила с Ирмо - тот сидел на подлокотнике. Спор был настолько ожесточенным, что отдельных слов даже не было слышно: брат и сестра орали друг на друга, не заботясь особенно о внятности сказанного. Рядом стоял Намо, он, похоже, пытался урезонить обоих и что-то на одной ноте бубнил. Его никто не слушал. В дальнем углу зала примостилась со своим вечным блокнотиком Вайре. Она делала вид, что стенографирует, хотя не разбирала ни одного слова: четыре страницы блокнота были исписаны фразами типа "Мелькор+Элхэ=Любовь", "Гори, гори, моя Звезда", "Посетителей не будят", и тому подобными цитатами из Черной книги. (В Валинор это произведение попало сразу после его выхода в свет и произвело на каждого разное впечатление. Больше всех, конечно, была взбешена Ниенна. Но факт остается фактом: многие поверили в описанные события.) Около двери стояла какая-то совсем уж незнакомая девица. Очевидно, открыла Манве дверь именно она, хотя как ей удалось расслышать звонок - непонятно. - Кто ты? - спросила девица, внимательно оглядывая Короля Мира. Сапфировая корона ей явно не понравилась, и она сосредоточила все свое внимание на его правой руке. Той самой, на которой был сломан ноготь. Манве был слишком удивлен происходящим, чтобы заметить кровь на ладони. - Кто ты? - заорала девица, решив, очевидно, - и тут ее можно понять, - что пришедший не услышал вопроса. - У тебя все руки в крови! В крови были не только не ВСЕ РУКИ, но даже и не ВСЯ РУКА, но Манве испугался. - Думаю я, - как мог величественно ответил он, - что это я должен задать тебе сей вопрос. Валинор - моя страна, и нет здесь никого, кто был бы неведом Королю Мира Манве. Тебя же вижу я впервые, и не знаю я причин, побудивших тебя, о пришелица, скрыть от меня свой приход в нашу страну. Наконец-то Ниенна и Ирмо обратили внимание на Манве и замолчали на полуслове. В наступившей тишине все наконец расслышали, слова Намо: "... три тысячи триста восемнадцать. Три тысячи триста девятнадцать" - Владыка Судеб, чтобы заставить брата и сестру замолчать и обратить на себя внимание, тихо и размеренно считал. Откуда старый психологический прием, используемый школьными учителями, стал ему известен, так никто и не узнал... Обрадовавшись, что не придется вспоминать разряды чисел после миллиона, Намо сказал: - Брат мой Манве, ныне, возможно, более чем когда-либо нуждаемся мы в твоем совете. Расскажу я тебе, что заставило нас, Феантури, и сестру нашу Валиэ Ниенну, спроить друг с другом подобно женщинам Атани на рыночной площади... "Горазд заливать", - подумал Ирмо. Велеречивости брата он по-доброму завидовал. - Имя этой девушки - Эленхел, Элхэ. Она... - продлжал Намо, кивая в сторону незнакомки. Та и не подумала поклониться Королю Мира, а лишь задумчиво наматывала на палец прядь своих длинных светлых волос. Ниенна ободряюще улыбнулась ей и встала с кресла. Услышав такое имя. Манве, конечно, придет в ярость, бросится на девушку и на Владыку Судеб с кулаками, и тогда она, Ниенна, сможет сквозь слезы крикнуть: "Ты же брат ему... Одумайся, молю тебя!" Кому брат - уточнять не станет. Получилось бы весьма эффектно. И в русле созданного имиджа. Манве, однако же, ни на кого ни с чем бросаться не собирался, а внимательно слушал Владыку Судеб. Ниенна, правда, на всякий случай осталась стоять, и Ирмо незамедлительно переместился на удобное, мягкое сидение. - Элхэ - из рода Эллери Ахэ, которых, как ты привык считать, никогда не было, но о которых столь много написано, что, боюсь я, придется все-таки примириться с их существованием. Манве продолжал внимательно слушать. Вайрэ оторвалась от разрисовывания очередной надписи причудливыми завитушками и, перевернув страницу, начала записывать слова родича. Завтра она сделает гобелен, изображающий эту сцену, и повесит его в какой- нибудь башне своего дома. - Эленхел, как сказали бы многие, отвергла... - Намо, если ты думаешь, что я не знаю, кто такая Элхэ, - ты... - Манве хотел сказать: "Ты-таки или пьян, или не выспался!", но вовремя одумался: - ... ты в корне неправ. - Выдерживать разговор в манере официально-почтительно-красивой становилось все труднее, может быть, потому, что Элхэ неотрывно смотрела ему прямо в глаза. - Я - Король Мира, все деяния живущих открыты мне. И как может быть неизвестно мне хотя бы литературное произведение? И об Эллери Ахэ, и об их казни, и о многом другом мне ведомо, быть может, лучше, чем тебе или супруге твоей. - Тогда поведаю я тебе, что привело Элхэ сюда, в дом моей сестры. - Да уж, - вмешался Ирмо. - Ты думаешь, Сулимо у нас книжек, газет не читает, неграмотный, и вообще?.. - Как Человек, - продолжал Намо, делая вид, что не обратил внимание на слова брата, - Элхэ не привязана ни к одному миру. Так было решено изначально нашим Создателем? - Благословен Эру Отец наш. - Вайрэ, не поднимая головы от блокнота, произнесла обычные слова. - Я говорю не об Эру, а о Профессоре, - оборвал ее Намо. - Некоторые вещи даже авторы книг не могут изменить... - Он сделал внушительную паузу. - И вот, о Король Мира, Элхэ вольна возвращаться на землю и уходить, когда пожелает. - Ну и? - Манве никак не мог понять, в чем проблема. Элхэ взяла инициативу в свои руки. - И я! Возвращаюсь! Да! На Землю... Туда, где прошла моя юность! - Ее высокий голос то и дело прерывался от напряжения. - Туда, где жил - ОН! А там! Там!.. - Элхэ заметила, - вступила Ниенна, - что на свете существует множество девушек, влюбленных в Мелькора. Причем во многих из них чувство зародилось еще до выхода в свет "Хроник"... - Я не ревную! - отчаянно прокричала Элхэ. - Нет! ОН - для всех! И его нельзя - нельзя не любить! - Так ведь Мелькор ныне скитается за Стеной Ночи, - осторожно вставил Манве. Неожиданно он понял, что автором надписи является не Намо, действительно питающий к Мелькору теплые чувства (проведя в его Чертогах триста лет, Мелькор успел расположить Владыку Судеб к себе), а сама Элхэ. Испуг по поводу окровавленной ладони тоже стал ему ясен: Элхэ умерла до ареста Мелькора, но, возродившись, прочитала... - Дело в том, - сказал Намо, - что все эти девицы называют себя ее именем. Считают себя ее инкарнацией. Причем их совершенно не смущает, что таких Элхэ в одно время и в одном месте оказывается иногда по несколько штук. Конечно, каждая имеет еще и свое собственное имя - Ахтэнэ, там, Двойра... Простите, Дайра... Нариэль, Иэллэ... Ну, это уже из позднейших... Исилме, опять же... - Намо запинался, произнося эти непривычно звучащие для него имена, а Элхэ, почкему-то поуспокоившаяся, согласно кивала головой. - Эти - только из Книги. Отличились, как мы с Элхэ полагаем, чем-то, что попали в Книгу. А остальных... - И вот Элхэ пришла в Благословенную Землю, - начала Ниенна, - чтобы, во-первых, сказать, что она ни в коем случае не ответственна за деятельность этих девушек, - торжественная речь, подобающая Валар в официальной беседе, как-то сошла на нет, и уже никто не старался загнуть фраз покрасивее. - А во-вторых, она... - Я сама это скажу! - раздался пронзительно-высокий голос. - Ниенна, благодарю тебя. Я, ученица того, чье имя вспомнить не смеют, да, это мое выражение у меня тоже украли, девицу одну сжигали, она кричала, я прошу Валар что-нибудь с этим поделать. Был бы Мелькор здесь - не простил бы меня. Не любил он вас. Но его нет, и вы, вы в ответе за это! Так сделайте же хоть что-нибудь во искупление! Она не очень понимала, что говорит. Но Манве, понимая, что просьбу в присутствии Ниенны не исполнить невозможно, сказал: - Эленхел, я вижу, сколь горька участь твоя. - Он решил, что все-таки хорошо бы вернуться к привычной медлительно-торжественной манере. - И ныне говорю я - будь по-твоему. Если ты согласишься уйти из мира за Стену Ночи, туда, где пребывает в изгнании твой возлюбленный, называющие себя твоим именем исчезнут. Ты согласна? - Это - как же? Уйти? К нему? Нет, о Король Мира! Никогда, никогда не признаюсь я ему в своей любви. Пусть Ахтэны с Исилмами уходят! Они в проявлении чувств не стесняются. А он - он не услышит от меня ни слова! Элхэ знала, что говорит. Высказать то, что у нее на сердце, ей не по силу. Но тем не менее она обрадовалась: все-таки Король Мира оказался лицемерной сволочью, Ниенна - сердобольной страдалицей, а пыль на подоконнике - алмазной крошкой. Кстати, по дороге к дому Ниенны Элхэ увидела Финрода и Амариэ и поразилась точночти описания: малышка, которую она когда-то знала, выкрасилась в пошловатую блондинку, и Финрод по понятным причинам старался по возможности не смотреть на супругу... - Милосердие - долг хранителей Арды, - произнес Манве, - и отвергнувшие его... Но Элхэ уже не было, а в распахнувшееся от удара двери окно ворвался Нездешний ветер. Ирмо, Намо, Вайрэ и Манве вышли на улицу. Надпись на Стене Ночи на следующий день смыла Варда: сочетание черного с фиолетовым ей не нравилось. Это противоречит эстетике.Текст размещен с разрешения автора.