4-07.txt
Копыта цокают неспешно и легко, Телега катит, пыль чуть поднимая. С развилки в поле видно далеко, И путник путника, заметив, поджидает. - Привет, купец! - окликнули, шутя. Очнувшись от полуденной дремоты, Тот вздрогнул, и мгновение спустя Сверкнул кинжал неведомой работы. - А, менестрель, - торговец посмотрел, Убрал кинжал и подобрел глазами: - Ты не шали, а то б и залетел, Лежал бы в церкви щас, а может, и в канаве. Садись, приятно будет подвезти. А то со скуки я и до базара Порой просплю, - Ан как не по пути? - Споёшь - сверну где надо, - Мне до Хара. Купец нахмурился: - Нам вместе. Если б нет - Не напоёшь ты столько на дорогу. - Что, так далёко? - Близко! - был ответ: Так близко то ли к чёрту, то ли к богу. Возница мрачен. Расхотелось петь. Скрипит телега. Цокают копыта неспешно, как стараясь не успеть... Куда? Зачем? Не спрашивай открыто...
...
- Нет, нет и нет, почтенный рыцарь. Я честная и уважаемая ведьма, а не какая-нибудь авантюристка вроде Морган ле Фэй. И за такие дела я никогда не берусь.
- Но разве моя просьба таит в себе какое-то зло? Вернуть обратно того, кто и так рожден здесь и лишь недоброй волей был заброшен в другой мир... А что до Морган ле Фэй, то хоть она и мастер своего дела, однако эта работа по силам тебе и только тебе.
- Ах, лорд Сарах, лорд Сарах! Все-таки вы, мужчины, всегда остаетесь наивными, как дети, сколь бы ни были умелы и сильны. Ты хоть знаешь, какие Силы держат в руках судьбу твоего Хольгерда? И так ли уж будет много значить для нас, что они сражаются не за Хаос?
- Я слишком много наслышан о тебе, чтобы посметь оскорбить эти стены предположением о том, что даже те, кого ты упомянула, способны иметь власть над тобой.
- Это так, лорд Сарах. Никто не смеет говорить мне, где ходить и что делать! Но! Можно быть гордым и отважным рыцарем и, однако же, завидев дракона, не мчаться ему навстречу чтоб помериться силой. Не так уж много храбрецов остались после этого в живых чтобы поведать о своей доблести.
- Ты, как всегда, права. Но есть храбрость и есть хитрость. Могущественные существа зачастую бывают слишком беспечны в своем могуществе. И если найдется хитрость, способная отвести им глаза, то кто нам велит вступать в открытую схватку?
- Твою решимость впору уподобить урагану...
Собеседник жестко улыбнулся:
- Хольгер - мой друг!
- Да, да, и ради этого ты готов сломать шею не только себе, но и мне... - она задумчиво покачала головой, - счастлив тот, кто имеет друзей, подобных тебе. лорд Сарах. Но все же я предпочту не рисковать. К тому же твое предложение не сулит мне никакой выгоды. Вряд ли у тебя найдется чем расплатиться за такую работу.
Сарах почувствовал - пора.
- Большой риск - большой выигрыш. А ведь сорок лет назад Серая Чайка не стала бы задумываться перед возможностью переиграть в поединке ***.
Он помолчал и, точно рассчитав - когда, не повышая голоса произнес:
- А плата - не обязательно деньги... Люди из Дома Корвина ищут друзей в этом мире...
- Хорошо. Ты убедил меня.
Тяжелая шелковая [малиновая] занавесь, пощелкивая кольцами, заскользила вбок и открыла за собой дымчатую глубину зеркала.
Три свечи в обрамлении зеркала, подставка для курений перед ним и диадема с сумрачно-красным камнем над переносицей стоящей перед зеркалом Хэльги.
Ее руки птицами взметнулись вверх в мягких отточенных жестах. Но отражение не стремилось за ней. Иногда вязь его движений шла в согласии с волшебницей, но иногда противилась ей. Тогда Хэльга замирала на мгновение, и что-то менялось в том, что она плела.
Клубы дыма от курильницы, казалось, жили своей жизнью. Они оплетали руки волшебницы, соединялись в диковинные узоры, колыхались вокруг отражения, и Сарах уже не мог понять - то ли ему кажется, то ли и впрямь накидка Хэльги по ту сторону зеркала засеребрилась мягким отливом птичьих перьев, и вот уже исчезли куда-то стенки комнаты и зеркало. Только распахнутое во всю ширь небо, стремительно мчится внизу земля, и мерно взмахивает крыльями летящая на него, но все не долетающая птица.
И стремительно мелькающие в ее широко распахнутых глазах лица - старые и молодые, мужские и женские, желтые, белые, черные.
- Смотри! - раскатился внутри него повелительный голос.
Он смотрел в похожие на зеркало глаза птицы, вглядывался в отблески лиц и искал Хольгера, вспоминал его облик, походку, речь... Теперь те, кто проносился перед ним, были схожи с Хольгером - одни больше, другие меньше - но только схожи.
- Ищи! - еще раз вспыхнул голос, и он мучительно вытаскивал из памяти каждую мелочь, каждую подробность, которая могла помочь.
- Стой! - теперь уже вскрикнул он. И бег меняющих друг друга лиц остановился, картинка раздвинулась, стала ощутимой, живой.
Незнакомая одежда, в чем-то иное лицо... Но это был он...
- Хольгер! - отчаянно, в страхе, что тот вдруг снова исчезнет, крикнул Сарах. - Хольгер!
...
- Я не хотел спрашивать там... Алианора с тобой?
- О ком ты спрашиваешь? Я здесь один. Так и остался странствующим рыцарем.
- Алианора, девушка-лебедь. Наша спутница... Погоди, может с ней что случилось? Она жива?
- Алианора... Я действительно не знаю такого имени. И девушку-лебедя я тоже не знаю.
- Что случилось, Сарах? Почему ты так говоришь?
Они посмотрели друг на друга.
- Ты действительно не помнишь ее.
...
- Мы уже месяц гоняемся за ней. Ты всё ещё надеешься? - спросил Сарах.
- Месяц назад след был холоден как покойник. А теперь хоть что-то...
- Да уж. Неделю назад бродячая певичка по имени Алианора слегка поколотила местного бабника. Теперь он уже неделю как трезв и всем об этом рассказывает. - Сарах сплюнул. - И что самое противное, отправилась она в Хар. Теперь там молодой принц неясных кровей силу набирает. Его не поколотишь...
- Это как посмотреть. Но я думаю, она парнем туда явится. Не первый раз.
- Да. - Сарах улыбнулся, - Как будто нарочно нас со следа сбить хочет!..
...
- Простите, у вас вчера или сегодня менестрель не останавливался?
Хозяин постоялого двора посмотрел на Хольгера мутным взглядом:
- А пошто тебе он?
- Старый знакомец, давно не виделись. Проезжал мимо - сказали, сюда пошёл, будет на площади петь.
Хозяин отвернулся и раздумчиво перебрал стоявшие на полке бутыли:
- А лошади-то у вас едва не загнаны. Видать сильно нужен старый знакомец.
- Так есть или нет?
- Сядьте, отдохните с дороги.
Он ушел. Через какое-то время дверь открылась, и из неё вышел невысокий паренёк. Сзади настороженно маячил хозяин.
Лицо вошедшего оставалось в тени. Впрочем, Хольгер уже понял, что это девушка.
- Алианора!
Она шагнула вперёд.
- Меня зовут Эланор, - ответила она и очень внимательно посмотрела на Сараха. Тот слегка поёжился под её взглядом.
- Вы уж простите, что имя похожее...
...
Тихо потрескивал огонь в камине. Хольгер еще раз пошевелил дрова и снова смотрел на пламя, стараясь ни о чем не думать.
Сарах отшвырнул ткань, которой полировал меч, прошелся по комнате и резко повернулся к сидевшим:
- Неудачи и неудачи на каждом шагу! Будто кто-то колдовство наложил.
- Среди людей мы ее не нашли. Значит - Срединный Мир. А когда там без колдовства обходилось?
...
- Я невольно оказалась причиной вашей неудачи. Может быть, вы согласитесь принять мою помощь?
- Мы ценим ваше участие, милая девушка, но что вы можете сделать? Вы же не волшебник и не прорицатель.
- Да. Я всего лишь менестрель, - она улыбнулась, а остальные переглянулись.
- В конце концов, что мы теряем, Стольен? К тому же неучтиво отказываться от искренней помощи.
Хольгер устало-безразлично пожал плечами:
- Будь по-твоему. Что я должен делать?
- Почти ничего, - ответила Эланор, настраивая банджо, - Только попробуй как можно лучше вспомнить ту, которую ищешь. Лицо, походку, привычки - все, что сумеешь. А остальное - моя забота...
Ее голос отдалялся, становился похожим скорее на шелест листьев на ветру, но часть листьев была, кажется золотой, часть - серебряной, и они зазвенели музыкой:
- Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно...
Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад совершенно...
...
Сначала пришла боль и тоска. Горло сдавила горечь утраты.
Затем - запах. Дыма, пожара и еще чего-то. Этому последнему трудно было найти имя, но от него передергивало, как от прикосновения к мерзкому и тошнотворному.
А потом... Они по-прежнему сидели в гостинице у камина, но были уже не здесь. Серое, затянутое гарью небо, распахнутое во всю ширь море... Догорающие дома... Догорающие корабли...
- Люди не смогли остановить последних, отчаявшихся бойцов Хаоса. А мы не успели. Они рассчитывали уйти от нас на чудесных кораблях Альквалонде в другие миры и там творили бы все, что хотели. Но этого не случилось. Корабли Лебединой Гавани сожгли себя. Они убиты, но их души еще не переступили Порог, и их еще можно вернуть. Достаточно послать за ними другую душу, способную показать им путь в мир живых. С моей помощью это может сделать почти любой их брат - лебедь, но тогда он умрет. Душа-проводник останется в мире мертвых, вместо спасенных. Таков закон. А ты можешь сделать это и остаться в живых. В твоей Нити сплетены две жизни - человека и лебедя. Если прервется одна - останется другая. Но дар превращаться в лебедя ты утратишь навсегда.
- Я... готова помочь.
- Хорошо.
И черным сполохом взметнулось полотно мрачного пейзажа, открыв другую картину - бесконечную пустыню. А спокойный голос Эланор произнес:
- Это было в прошлом. Мы искали Алианору-лебедя. А с того дня ее не стало...
Караван размеренно шел по песку. Рядом с первым верблюдом, задавая темп остальным, широким шагом шла девушка в белом платье.
- Алианора!... - воскликнул Хольгер. Она обернулась, удивленно сощурившись, но не остановилась и не сбилась с шага.
- Нет, не она...
И пустыню смыла, как со стекла, шипящая волна.
Их взгляд летел над самой водой, как бы следуя усиливавшемуся с каждым мгновением ветру, срывавшему пену с гребней волн. Узкая стройная шхуна под зарифленными парусами летела, сильно накренясь. Капитан на мостике отдал приказание, но слова унес шквал. Рулевой повернул голову навстречу ветру, и капюшон откинулся за спину. Длинные волосы светлым флагом рассыпались в воздухе. Капитан прокричал приказ, и шхуна чуть привелась к ветру и полетела вперед еще быстрее...
- Не она...
И пламя сожгло эту картину, как старую кинопленку...
Они смотрели в мерцающий огонь камина. Струны замерли под пальцами Эланор.
- Я не в силах найти ту, которой уже нет. Мы можем бесконечно метаться по миру.
...
Алианора, вернувшись в мир живых, оказывается совершенно одинокой - ее никто не узнаёт. И сможет узнать только Хольгер.
Волосы ее стали пепельно-серыми. А черты лица изменились так, как у человека, который прожил жизнь. Но она прожила смерть.
Взглянув в ее глаза, понимаешь, что ответ на любой вопрос ей теперь ничего не стоит. И поэтому не спрашиваешь.
...
- Мои волосы - пепел сгоревшей Альквалонде, как парус этого корабля - его собственный пепел.
...
- Я хочу заговорить с людьми - я им не знакома. Я слышу голоса животных, растений, рек и ручьев - а они не слышат меня. Я поднимаю глаза к небу - и Звездный Лебедь взмахивает крыльями и улетает. И нет теперь созвездия Лебедя, рассыпалась мозаика его полета.
...
Гэндальф укрывает своим серым плащом Алианору на палубе корабля.
...
(Алианора о пёрышках)
- Ты можешь унести на них хоть весь мир, но не поднимешь и крошечной капли тьмы, ненависти, страха, равнодушия. Любую живую вещь, сделанную от души, можно взять с собой. И не поднять того, что сделано холодными, не чувствующими руками.
...
Для меня они теперь - игрушка, знак чудесного детства. А чтобы подняться в небо, необходимо другое. У каждого - что-то своё. Есть люди, лёгкие как тополиный пух, есть - как одуванчик. А есть - как опадающие листья осени. Они ещё летят, но только вниз, и лёгкость их полёта обманчива. В тебе тоже есть что-то такое, но я не знаю, кем ты станешь, одевшись в эти пёрышки. Разве что чайкой?
...
(О дальнейших похождениях данной компании:)
Каким-то ветром их в результате заносит на Дальний Запад, где на паровозе служит мальчиком-кочегаром Алианора.
(О мышах технически повернутых - предках Гайки из "Чипа и Дейла":)
Англия.
Предки их были привезены с тюками шерсти из сельской местности на первые ткацкие мануфактуры. Тут и осели. А поскольку первые фабрики работали на армию, то недалеко было и оружейное производство. Мыши пристрастились ко всякого рода технике.
Затем на первых пароходах (точнее, еще парусно-моторных судах) некоторые мышиные семьи перекочевали в Америку. Тут они частично осели в паровозных мастерских, где занимались корректировкой чертежей паровозов, вагонов, дрезин и т.п.
Так на всей железнодорожной технике появлялись трубы, по которым не идет ни пар, ни вода, не проходят тяги управления. По ним ходили мыши. Так появились "лишние" крепежные элементы, к которым мыши привязывали леера, "лишнее" пространство в больших ацетиленовых фонарях, где за горелкой, куда обычно никто не забирается, в проветриваемом, но не продуваемом помещении находились мышиные комнаты.
И появились мыши железнодорожные, проводящие жизнь на колесах - мышинисты.
...
Странное это было зрелище: мышь в капоре и мокасинах. Нет, на ней была замшевая курточка с бахромой, драные заплатанные на коленках джинсы, но капор с бумажными незабудками, мокасины с нашитыми бисеринами и отвертка в кобуре на поясе бросались в глаза прежде всего.
Мышь поняла, что ее заметили, оправила пышную челку и застенчиво стала крутить в лапках черный от туши хвост.
Алианора сняла свой "стетсон" и поклонилась слегка. На мордочке мыши промелькнуло испуганное выражение, но она быстро овладела собой о сделала книксен. Алианора надела шляпу, снова подобрав под нее рассыпавшиеся волосы. Мышь нарушила молчание первой:
- Вижу, вы не боитесь мышей, мисс?
- А вы, мисс, боитесь нервных девиц? - сумела ответить Алианора.
...
На крыше паровоза, между свистком, точнее, выводом тяги к нему и рядом заклепок примостилась коробочка с односкатной крышей. Насколько Алианора помнила, никто сюда не заглядывал. Отвертка сдвинула пару крохотных засовов, и коробочка раскрылась. Внутри оказались два хорошо смазанных кольта сорок пятого калибра, привинченные за обрезки рукояток к медной подставке от глобуса. За их барабанами уютно примостилось креслице с бархатной обивкой, видимо, выкраденное из дорогого набора кукольной мебели. Между стволами находилось прицельное устройство из толстой проволоки. Горизонтальную и вертикальную наводку обеспечивали маховички от школьного телескопа, а спусковые крючки системой рычагов были соединены с одной педалью. Будь здесь Хольгер, он сказал бы, что эта конструкция напоминает спаренные зенитные эрликоны на британских транспортах.
Отвертка села в креслице и лихо прокрутилась, поднимая и опуская стволы.
- Вижу, ты ограбила двух ковбоев и воскресную школу, чтобы собрать эту артсистему, - усмехнулась Алианора.
- Нет, только одного учителя географии. Он был большой неряха, никогда не чистил револьверы, ломал глобус и терял подарки дочке. - ответила Отвертка, - а теперь приглашаю вас, коллега, на чай. Моя семья будет рада видеть вас.
...
Это была обычная семейная фотография, каких в последнюю четверть девятнадцатого века на Дальнем Западе было немало. На переднем плане церемонно сидела дородная мышь-дама с пышной прической, в очках велосипедом, и солидный мыш в бакенбардах с изогнутой трубкой в зубах. Через его тощее пузечко тянулась настоящая часовая цепочка. Между их головами просунула любопытную мордашку молоденькая мышка в капоре с бумажными незабудками. Размером фотография не превышала почтовую марку, и проницательному взгляду было ясно, что этот клочок бумаги был вырезан из куда большей фотографии, где мышиное семейство расположилось на полях чьей-то шляпы.
Но если бы обладатель проницательного взгляда увидел бы эту большую фотографию, то удивление его было даже большим, чем при обнаружении мышиного архива.
В центре живописной группы сидели две девчонки - одна, на шляпе которой и примостились мыши, была одета вполне нормально по меркам Дальнего Запада - нормально для мальчика-кочегара, которого она изображала, судя по перемазанной копотью и угольной пылью физиономии. Вторая выглядела более странно, хотя для того, кто знается с менестрелями позднего средневековья, в ее облике не было ничего странного, кроме банджо, заменявшего привычную для менестрелей лютню. Двое рядом с девушками тоже вызывали воспоминания о картинках с рыцарских романов, различаясь только стилем доспехов. Рядом с "менестрелем" встал на одно колено рыцарь-сарацин в гибкой кольчужной броне черного цвета, с чалмой на шлеме, оттеняющей тонкое смуглое лицо, а к плечу Алианоры приник типичный воин-северянин, этакий потомок викингов, которому положено было бы с изумлением взирать на чудеса цивилизации. Он же, напротив, с иронией смотрел в объектив фотокамеры, умело сжимая в руках двенадцатизарядный короткий винчестер. В ногах у них примостился типичный янки с восточного побережья, любовно и не менее умело поглаживавший тяжелый меч.
За их спинами стоял японец с красивой парадной саблей, украшенной драгоценными камнями. Справа - высокий старик с белыми волосами, слегка выпученными глазами и длинным винчестером с квадратным оптическим прицелом. Перед ним маленькая брюнетка держала за руку мальчишку в морском костюмчике. Мальчик прижимал к груди розового цвета доску, очень похожую на скейт, но без колес.
Слева - двое солдат, похожих друг на друга, только один - в форме армии северян, другой - южан. Один из них сидел на подогнутой под себя собственной третьей ноге. Перед ним выстроились с патронами в лапах несколько енотов. За ним улыбался бородатый мужичок очень странного вида, а рядом пялился в объектив парень, на вид лет тринадцати, ковыряющий в носу.
На заднем плане была видна двухосная железнодорожная цистерна с надписями: "НДМГ ОГНЕОПАСНО С ГОРКИ НЕ СПУСКАТЬ!" и тендер необычно выглядевшего паровоза.
...
Маленькие пушистые мышиные радости.