Главная Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы
Главная Новости Продолжения Апокрифы Стеб Поэзия Разное Публицистика Библиотека Гарета Таверна "У Гарета" Служебный вход Гостиная


Мара Сэт Делиер

Сауронион

Для вящей памяти Профессора
И славы учеников Крылатого…


Часть первая (Сильмариллион)

Аст Ахэ. Или все-таки Ангбанд?


Приближалась очередная война. А значит, в Твердыне потянулась череда бесконечных учений и смотров. Никому, кроме совсем зеленых новичков, это не приносило удовольствия. Гортхауэр же вообще уже три дня ходил как в бреду. От команд и криков разрывалась голова. А в висках пульсировало это "Война". На этот раз с эльфами, возможно даже с теми самыми, что убили Эленмира. И что? Вновь видеть их лица, слышать их голоса? От подобного становилось противно.

Где-то в Аст Ахэ остался Мелькор. Да, но ему нет дела до такой мелочи, как война. Бог творит и на все остальное ему начихать. И, кажется, вроде бы вот он прошел в нескольких метрах, но ни мысли, ни взгляда, ни слова. И даже не рассказал, что за дело такое, что даже ему, Гортхауэру, нельзя ничего знать.

Майа сел прямо на ступеньку. "Что тут творится?". Он чувствовал, что в Твердыне что-то происходит, даже знал где и кто занят волшбой. Но что? Зачем? Раньше Учитель от него ничего не скрывал, иногда просил помочь, даже если сам был способен все сделать. А теперь вот так. Закрытая дверь, молчание. Что тут творится? Гортхауэр уперся подбородком в скрещенные пальцы и сосредоточился на неровном камушке в стене. Мыслью он потянулся наверх, в личные покои Владыки. Не честно, конечно, но любопытство, обычное ребяческое любопытство брало верх. Еще пару ярусов, выше, к башне, ну-у-у…. И тут, как удар молнии, его отбросило назад. Мелькор почувствовал его приближение и ударил.

Что ж это за тайна такая, что можно вот так лупить по незащищенному астральному телу? Теперь это уже дело чести. Для Гортхауэра это было чистым развлечением в минутку, когда можно забыть об армии. Он уже приготовился опять послать двойника наверх, в этот раз уже не настолько беспомощного, как "великий заговорщик" появился сам.

- Тебе делать больше нечего?

- Нечего… - эхом отозвался Майа.

- И посему ты возомнил, что имеешь право шпионить за мной?

- Просто было интересно…

- Мальчишка, - усмехнулся Мелькор. - Не смей без разрешения врываться ко мне, понял?

- Понял…


Гортхауэр раздраженно толкнул дверь. Вошел и замер. В его сундуке рылся паренек лет пятнадцати. Как он тут оказался? Майа отлично помнил, что закрывал дверь.

- Эй, парень, ты откуда?

Мальчишка замер, потом медленно повернул голову. Глаза расширились от страха. Гортхауэр его узнал, видел пару раз в соседней деревеньке. И все-таки, как этому гаденышу удалось сюда пробраться, когда сам Майа все время был на единственной лестнице, ведущей сюда.

- Ну, я слушаю!

- Повелитель, только не убивай!

- Расскажешь все, и я подумаю. Может быть, даже Учителю не расскажу. Говори! Живо!

- Ну, понимаешь, повелитель - только не злись! - здесь ходы есть тайные. Много. В любую часть замка добраться можно, - робко начал рассказывать парнишка. - Вот я и прошел по одному из них. Он, правда, на карниз выводит, но оттуда легко через окно забраться. Так что меня никто и не видел.

- Зачем тебе это надо было? - голос Гортхауэра все еще оставался строгим, хотя внутри он откровенно праздновал победу над Мелькором.

- Повелитель, может не надо?

- Нет уж раз начал, так давай до конца. Зачем ты ко мне забрался? Кстати, как тебя звать-то?

- Хисар… Повелитель! Если я скажу зачем, ты меня убьешь.

- Я же сказал, что если ты мне все расскажешь, то, возможно, я про это даже забуду. Или ты не веришь моему слову?

- Верю, но…- казалось, парень уже с жизнью прощается. Потом он выпалил на одном дыхании. - Мы с друзьями поспорили, что я принесу твой кинжал с Саламандрами.

Гортхауэр ошарашено молчал. Наследники Твердыни, знающие то, что не знал даже он, промышляют низким воровством. И даже нет, чтобы это им надо было. Просто так воруют, для удовольствия. Надо сказать, противнее всего была мысль о том, что его так просто обманули. В своей же крепости. Пятнадцатилетний мальчишка. Хотелось прямо сейчас оторвать этому гаду голову. Но он не показал своей ярости даже в голосе.

- Скажи, Хисар, а есть ход, ведущий к Владыке?

Парнишка замялся. "Ага! Значит, они уже и туда ползали, черви".

- Проведешь меня туда. Понял? Иначе заложу всем на свете.

- Если я проведу, ты меня точно отпустишь?

- Условия ставить будешь, лишишься головы.

- Идем.


Вдвоем они вышли во двор и пошли вдоль стены. Идти пришлось долго, они обошли чуть ли не весь замок кругом. Потом Хисар махнул рукой в сторону задней двери. Ей редко пользовались, но она ни для кого не была тайной. Парень на удивление легко отодвинул обитую железом створку и юркнул внутрь. Гортхауэр последовал за ним, напрягая глаза, чтобы не упасть в темноте. Вдруг Хисар остановился, начал что-то шептать, видно заклинание или пароль. Майа еле разбирал слова. Да, заклятье простенькое… слишком простенькое. Справа впереди слабо засветился контур двери, парнишка направился к нему.

- Помоги.

Хисар указал на тяжелое кольцо, висящее над замком. Майа со всей силы дернул на себя, створка самую чуточку отодвинулась. Только через минут пять Гортхауэру удалось открыть дверь настолько, что бы в щель мог кто-нибудь протиснуться. Они оказались на узкой лестничной площадке. Ступени вели вниз.

Два "лазутчика" пошли вниз. Лестница была старой, очень старой. Камень чуть не осыпался под ногами, паутина лезла в лицо, и везде витал тошнотворный запах гнили и крысиного помета. Наконец, лестница закончилась, и теперь они шли по широкому, но низкому коридору. Высокому Гортхауэру пришлось низко наклониться. Коридор оказался длинным. Постепенно он сужался так, что вскоре проход оказался квадратным.

В итоге они вышли к винтовой лестнице. Ее конца Майа не видел, сколько не напрягал зрение. Это было долгое и утомительное путешествие. Парнишка выдохся. Лестница закончилась внезапным тупиком.

- Ну и что теперь? - шепотом спросил Майа.

- Да ничего. Пришли мы.

- Как пришли? - начал Гортхауэр, но Хисар сделал знак молчать.

- Смотри, Повелитель, где-то на уровне твоей груди должен быть выпуклый камень. Чувствуешь.

Майа пошарил рукой по стене. Да, один из камней кладки явственны выпирал.

- Нашел.

- Хорошо. Стукни по нему девять раз. Давай.

Гортхауэр исполнил приказание мальчишки. Внутри стены что-то еле слышно щелкнуло, потом закрутились невидимые шестеренки, и часть стены уехала вниз. Открылся новый проход. Они друг за другом вступили в темноту. Ход вел вокруг башни, где находились покои Мелькора. "Великие Силы, - думал Гортхауэр, - неужели даже Учитель не знает?" Этот, не слишком длинный коридор, тоже закончился тупиком.

- Теперь ждем, - не дожидаясь вопроса Майа, сказал Хисар. - Не идти же нам, когда он внутри.

- Может долго ждать придется.

- Может и долго.

- Слушай, парень, а как вы эти ходы нашли?

- Путем долгих проб и ошибок. Простукивали стены, пробовали различные заклятья и пароли из старых книг. Тут главное проявить фантазию.

- Но откуда здесь эти проходы. Не было же никогда.

- Были. Крепость жива, она сама себя достраивает. Мы лишь нашли с ней общий язык, и она нас пропустила. Послушай! - он вскинул руку. - Кажется, ушел. Подождем минуту и пойдем.

Минуту они просидели молча. Гортхауэр, как мальчишка, втянулся в эту авантюру. Это же надо Повелитель Воинов, правая рука Мелькора и ползает по забытым проходам, чтобы разузнать, чем занят Учитель. В душе он смеялся над самим собой. Но не только же гонять орков по двору, можно иногда и развлечься. А как именно это делать… ну почему бы и нет, в самом деле! Возможно, этот ход еще понадобится в будущем.

Минуту ничего не происходило, тогда зашевелился Хисар. Он опять произнес какое-то заклинание, и кладка где-то половины стены исчезла. Парень жестом пригласил Майа войти. Вот они, покои Учителя. А вот и то, что он так хотел знать. Бумаги на столе, разложенные травы. Парочка бутылочек какого-то эликсира. И, конечно же, меч.

Гортхауэр приказал Хисару оставаться на месте и не входить внутрь, а сам прошептал заклятье Распознания. Бесспорно, Учитель хотел создать что-то живое. "Хм… давненько такого не было". Майа взглянул на разложенные бумаги. Несколько скомканных рисунков, набросков. Один, правда, целехонек. "Что это за зверь такой? Огромный змей? Гигантская гусеница? Что он хотел создать?!" Без сомнения зверюга была не для мирных пикников. Гортхауэр попытался проникнуть в линии рисунка, что помнили мысли создателя. Власть над огнем, неуязвимость, гипнотические способности…

Если перед тем как создать что-то сделать его копию - рисунок, слепок или еще что-нибудь - существо получает огромную силу. "Учитель, что ты делаешь? Зачем? Не понимаю. Не хочу понимать. Неужели и ты творишь ради смерти, чтобы убивать? Не будет этого. Прости, Учитель!"

Майа резко распрямил руку. На стол Мелькора хлынуло пламя. Всего четверть мгновения и ничего из вещей, лежавших на нем не осталось. Не осталось и следа от огня. Просто пустой стол. Гортхауэр пошел к проходу в стене.

- Пошли обратно, Хисар.


Дневной свет слепил глаза. Гортхауэр привык быстро, но мальчишка все еще щурился.

- Повелитель, - раздался его неуверенный голос, - ты ведь ничего никому не скажешь?

- Не скажу, Хисар, не волнуйся. Но и ты мне должен пообещать, что забудешь про то, что видел сегодня и вообще про эти проходы в стенах Твердыни.

- Это сложно… забыть.

- Пусть эта вещь послужит залогом твоего молчания, - Майа протянул мальчишке кинжал. Вокруг рукоятки в безумном танце сплелись Саламандры, - Не удивляйся, Хисар, он не настоящий. Но этого никто не распознает, кроме Владыки.

Хисар посмотрел на него, заслоняя рукой солнце.

- Я буду молчать, Повелитель. Но скажи, что было там у Владыки?

- Не знаю, мальчик, не знаю. Что-то… но очень страшное.


Гортхауэр шел к главному входу в Аст Ахэ, и черные мысли не покидали его. Что было изображено там, на рисунке. Зачем это понадобилось Учителю. И что теперь будет. Мелькору не составит труда узнать, кто уничтожил его труды. Как он объяснит свой поступок?

- Командир! - окликнул его грубый орчьий голос.

Майа повернул голову. К нему бежал совершенно счастливый Тхан. Надо сказать, что счастливая орчья физиономия - это нечто незабываемое. Тхан, сотник, служил Твердыне, как вернулся Учитель. Между ним и Майа завязалось даже что-то вроде дружбы.

- Что случилось, Тхан?

- Повелитель, - орк тяжело дышал. - У меня сын родился.

Как он мог забыть такое? Слишком уж много в последнее время стало этих забываний, непростительно много.

- Поздравляю, друг. Такое дело необходимо отметить. Пошли!

В собственную башню Гортхауэра они поднялись вместе. Потом по приказу Майа прикатили бочонок эля. Гортхауэр изо всех сил гнал от себя мысли о бумагах Учителя, стараясь ничем не выдать своего беспокойства.

- Как назвал сына? - спросил он с веселой улыбкой, за которой скрывалась тревога.

- Ой, - махнул рукой орк, - тут целый спектакль был. Нарка моя вообще предлагала его в вашу честь назвать. Потом решила - совсем из ума выжила баба - его на эльфийский манер кликать Гортхэндилом. Вы бы видели, командир, какой тут гам поднялся. В конце концов, решили назвать Утхором.

- Ну, значит за Утхора!

Около часа они веселились, опустошая бочонок эля. Гортхауэру даже показалось, что тревога улеглась, страх притупился. Но потом Тхан спросил:

- А теперь, командир, рассказывай, что такое случилось, что ты сам не свой?

- Обещаешь никому ни слова? Как друг.

- Обижаешь, командир. Могила.

- Хорошо. Ты когда владыку видел в последний раз?

- Ну-у, - орк задумался. - Давно я его видел. Дней десять точно прошло. Наши, кто на этажах дежурят, рассказывали, что он какой-то занятой больно ходил. А что случилось-то?

- Да вот, творил волшбу он какую-то. Даже мне ни слова, ни взгляда. В общем - не спрашивай, как - я разузнал, что он там такое творил. Он собирался создать зверюгу огромную, для войны. Такая тварь всю эльфийскую армию одним ударом хвоста смяла бы.

- Молодец, Хозяин! Если все так, как ты говоришь, то и волноваться нам нечего.

- Я уничтожил ее, Тхан. Погоди, выслушай меня! Эту тварь нельзя было создавать. Она не человек, не орк, не балрог… эта тварь создана, что бы разрушать и только.

- Но мы бы с ней победили, - сразу севшим голосом проговорил Тхан.

- Победили бы, а потом что? Ей бы мало было смерти всех эльфов! Что потом с ней делать?

- Как что? Уничтожить.

- Уничтожить, - повторил за ним Майа. - А сможешь ли? Этакая зверюшка всю Твердыню вместе с подземельями сомнет и не заметит. Да и если удастся ее потом утихомирить, победа будет ее, а не наша. Нельзя ее было создавать.

- Теперь я понимаю, почему Владыка ничего тебе не рассказал, - глаза орка зло сверкнули. - Ты чистоплюй, Гортхауэр, удавишься, если твой клинок окажется хоть на полпальца длинней. И что теперь? Придут эльфы, и что мы будем делать?

- Честно сражаться. Тхан, неужели ты не слушал меня? Эта тварь угробила бы нас всех!

- Думаешь, эльфы не угробят? Пойми, командир, у меня родился сын. Я не хочу, чтобы он, как и я, всю жизнь с латами не расставался. Ты бессмертный, и тебе этого просто не понять. Я не хочу, что бы мой сын умер в младенчестве из-за твоей глупости, Повелитель Ангбанда.

- Ангбанда, Тхан? Ты сказал, Ангбанда? - глаза Майа сузились. - Это к нам эльфийская мода пришла?

- Да причем тут эльфийская мода?! Неужели ты не видишь, что от Аст Ахэ тут ничего уже не осталось? Это именно Ангбанд! Только ни ты, ни Владыка этого признать не хотите.

Орк вскочил и широким шагом направился к двери.

- Тхан, стой! - Гортхауэр тоже встал. - Куда ты направился, харг?

- Домой, командир. Заберу сына, Нарку и подальше отсюда.

- А как же твоя присяга?

- Я не стану умирать ради безумца, - Тхан открыл дверь и ступил на порог.

- Нет, харг!

Зачарованный кинжал пронзил даже кольчужную рубашку орка и вошел в тело по самую рукоятку. Орк замер на мгновение, а потом медленно начал оседать на пол. На лице Тхана так и застыло удивление. Он так и не смог поверить, что его друг и командир ударит в спину. Гортхауэр сморщился. Темная орчья кровь попала на дорогой ковер.

"Да, друг, ты прав. От Аст Ахэ тут уже ничего не осталось. Это именно Ангбанд, и я, Повелитель Воинов, Гортаур. На эльфийский манер. Гортаур Жестокий, вы говорите. Хорошо, будет вам и Гортаур Жестокий".


Пребывая в некотором ступоре от только что совершенного убийства, Гортхауэр выдернул кинжал. Кровь попала на рукоять, и глаза Саламандр горели кровавым огнем. Он позвал стражника, приказал ему унести тело и достойно похоронить, стараясь не замечать бросаемых на него взглядов орка. Как только стражник унес тело Тхана, Майа побежал во двор. Солнце уже почти село. Свежий воздух ворвался в легкие, заглушая боль, проясняя разум. На него косо поглядывали гвардейцы, вести разносятся быстро. Майа бежал прочь от громады Твердыни, туда, где была небольшая рощица. Остаться одному и … "И что, Ортхэннер? Что ты будешь делать, когда останешься один?" - спросил голос Мелькора в сознании. "Учитель, ты уже знаешь?" "Конечно, знаю". "Ты злишься на меня". "Нет. Единственное, что ты сделал, это без спросу пробрался ко мне. Но в том есть и моя вина. Нельзя было скрывать все от тебя. Я не злюсь". "Что мне делать, Учитель?!" "Забыть, Ученик. Ты сделал, а сделанное не исправишь". "Я не умею забывать. Да и не имею на это право. Но скажи, Учитель, разве правда то, что говорил Тхан? Неужели Аст Ахэ действительно превратилась в Железную Темницу?"

Но ответа не было. На Твердыню плавно опустилась ночь, в окнах зажглись огни. Ночные птицы выкрикивали свои трели. Хищники выходили на охоту. Гортхауэр, в образе волка, провел всю ночь, бродя по лесным тропинкам, слушая ночные звуки и вдыхая запахи леса. Не хотелось возвращаться в Твердыню. Не хотелось вообще ее больше видеть. Ангбанд. Какое страшное слово. И неужели Ангбанд - это именно то, что было ему так дорого еще день назад? И неужели он посмел ударить Тхана? Своего друга, помощника, своего воина. Не выдержав, он завыл. "Ты жесток, Гортхауэр, непростительно жесток. Теперь ты можешь хладнокровно убить, оставить ребенка сиротой в день его рождения. И что ты теперь будешь делать? Тебя проклянет этот ребенок, тебя возненавидит его мать. Твои воины буду презирать тебя. И ты еще осмеливаешься называть Твердыню Аст Ахэ, брезгливый безумец, чистоплюй, что удавится из-за клинка? Убийца!"


Вновь принимая образ человека, Гортхауэр всегда терял ясность воспоминаний. И ночь, и день до этого были в какой-то сонной дымке. Обычно он доверялся этим смутным воспоминаниям, сегодня же он не хотел верить. Он ворвался в зал, где он вечером сидел с Тханом. Сердце забилось быстрее. "Ничего не произошло! Видишь, нет ни бочонка эля, ни примятого ковра, где сидел орк! Это был сон! Гортхауэр, ничего не произошло. Просто ты вчера чуточку перепил. Вот и все".

Майа еле сдержался, чтобы не рассмеяться от радости, рассмеяться над своими страхами. "И, конечно же, не было никаких бумаг в кабинете Учителя! И не было никакого Хисара и проходов в стенах Аст Ахэ! Это тебе только показалось!" Гортхауэр счастливо оглядел комнату. Из окна лился солнечный свет, виднелся лоскут чистой лазури, мирно пели птицы…. Майа застыл, у него вырвался невольный стон. На ковре, у самого косяка, чернело пятно засохшей крови…


Гортхауэр


Тол-ин-Гаурот. 465 год Первой Эпохи.


Майа сидел в небольшой комнатке. Был уже поздний вечер, и на столе горела свеча. Света от нее было мало, но больше и не требовалось. Гортхауэр аккуратно выводил изгибы букв, получался, как всегда, безукоризненный подчерк, отработанный за много лет жизни. Он писал почти не задумываясь о том, что пишет, рука сама все знала. А мысли его были заняты совершенно другими думами. Сейчас, как и всегда вдали от Мелькора, ему не давали покоя многие воспоминания. В Аст Ахэ он редко задумывался о прошлом, все время вперед и нет времени смотреть назад. Но этим вечером опять вспомнилась его валинорская жизнь, его приход к Темному Вале, Эллери Ахэ… Какой бы кощунственной ни казалась ему эта мысль, но ему было все равно, что и с кем происходило. Не забывающая память сама отбрасывала ненужное. Нет, он помнил все до малейших подробностей, но эти подробности были лишены всяких эмоций. Прекрасный Валинор? Страх Ауле? Пленение Мелькора? Какая разница? Это было в прошлом.


Воспоминания сами находили дорогу, прорывались наружу. Гортхауэр отложил в сторону перо, дальше писать было бесполезно. Он задул свечу и откинулся на мягкую спинку стула. Чуть прикрытые глаза прекрасно видели в темноте. Он знал, что никто его не потревожит этой ночью. Он улыбнулся и полностью отдался воспоминаниям…


…- Учитель! - Артано вихрем ворвался в мастерскую, его глаза горели радостным огнем. - Учитель! Смотри!

Мастер оторвался от созидания своего нового труда. Он провел рукой по лбу, стирая пот, потом он заметил совершенно счастливый взгляд Ученика и невольно улыбнулся сам.

- Смотри, - снова повторил Артано.

Ауле взглянул на протянутую вещь. Безупречная работа. Прекрасно закаленная сталь клинка, прочная, но гибкая. А рукоятка. Верх мастерства, узор выполнен без единого недостатка. Ауле прекрасно помнил этот узор. Помнил и то, что было после. Его лицо омрачилось. Слова Мелькора, его уход - воспоминания об этом до сих пор причиняли боль.

- Откуда ты знаешь этих существ? - Ауле не смог сказать "Ллах".

- Я… я не знаю, - Артано смущенно посмотрел на Учителя, - я просто знал их. Я почему-то понял, что надо сделать именно так. Не знаю…

- Зато я знаю, - это прозвучало немного грубо, но Ученик не заметил. - Аулендил, ты не должен был этого делать.

- Но почему, Учитель?

- Потому что это… зло.

- Но ты же говорил, что нет во мне ничего, что не имело бы начала в тебе. Ведь так? Тогда откуда?

- Аулендил, во всех нас живет зло. И в тебе, и во мне и даже в Манве.

- И в Мелькоре?

Ауле внимательно посмотрел на Ученика. Ему показалось или когда он произнес имя Мелькора, его голос изменился. "Он знает! Даже если нет, то просто чувствует эту близость! Нельзя, мальчик мой, нельзя!"

- И в Мелькоре. В нем его оказалось слишком много и он не смог с ним справиться. Ты же видишь, что произошло. Аулендил, уничтожь клинок.

Последние слова дались ему с превеликим трудом. Ауле почувствовал, как вздрогнул Ученик.

- Уничтожить? Но Учитель… я не могу.

- Тогда спрячь и никому никогда не показывай. Даже мне. В Валиноре достаточно зла и без этого оружия. И все же лучше уничтожь.

- Я не сделаю этого! Никогда!

Еще недавняя радость на лице Артано сменилась обидой. Он вырвал клинок из рук Ауле и гордо вышел из мастерской. Еще совсем мальчишка и все же горд как Мелькор. "Нет, он слишком на него похож. Но я не могу допустить для него той же судьбы. Вини, ненавидь, смейся. Делай, что хочешь, но только не иди его дорогой"…


Вопреки всем ожиданиям Гортхауэра, его раздумья были прерваны. Орк-сторож громыхнул сапогом по двери.

- Войди!

- Горт! Не поверишь, но там эльфийский принц!

Гортхауэр удивленно уставился на орка. Что здесь мог делать эльфийский принц, да еще и ночью?

- Какой… какой принц?

- Финрод этот, как там его, Фе-ла-гунд. Вот! Имена у них…

- Откуда здесь принц Нарготронда??? Там их вообще много? В смысле не принцев Нарготронда, а тех, кто с Фелагундом.

- Смеяться будешь, но их всего около десятка. И еще… там Берен.

- Уверен?

- Да. Наши его опознали.

- Они далеко?

- Часа два ходу. Шибко быстро идут. В общем, Горт, что делать будем?

Гортхауэр надолго задумался. Орк переминался с ноги на ногу. Ему не нравилось молчание командира, как и все происходящее.

- Если это именно то, о чем я думаю… Короче так, боец, слушай приказ. Подпусти их поближе, что б наверняка. Взять всех, но никого не убивать. Постарайтесь аккуратно и деликатно привести их ко мне. Понял?

- Понял. Чего уж тут не понятного!

- Вот и отлично. Иди.

Орк мгновенно испарился, ушел выполнять приказание. Гортхауэр опять сел за стол. Потом встал, подошел к стене, снял ножны. Вернулся к столу, положил меч перед собой.

- Так будет надежнее, - сам себе сказал он.


… Артано сидел в углу мастерской, которую ему выделил Учитель, в руках у него был тот злополучный кинжал. Майа все еще пытался понять, что сделал такого запретного. Тулкас все время ходит с мечом, и никто ему и слова не скажет. Что же такого в этом кинжале? Точнее, что же такого запретного в этом узоре? Почему его нужно уничтожить? Он не знал ответов, но все же чувствовал страх Учителя. Страх за него, Аулендила. Все же Ауле был мудрее, он знал намного больше. Еще ни разу он не обманулся, поверив словам Кузнеца. Так может в кинжале действительно зло?

Артано решительно встал с пола. Он намеривался разделаться с оружием, пока сомнения в верности его действий, не победили. В двери он нос к носу столкнулся с Курумо.

- Куда ты так торопишься, Артано?

- Не сейчас…

Артано хотел пройти мимо, но сильная рука Курумо схватила его за рукав.

- Я пришел поговорить с тобой, Артано.

- О чем?

- О той вещи. О кинжале. Оставь его. Только не показывай никому.

- А что Ауле?

- Это его слова. Он просил передать тебе. Он не смог прийти сам…


Первые шаги по Эндорэ дались не легко. Оставшийся сзади Валинор звал его обратно. Вернуться. Но что тогда? Извиняться перед Ауле? Пусть. А что его ждет впереди? Мелькор. Он его создатель - спасибо за это. Но Учителем для него стал Ауле. Что бы ни произошло тогда, он любил Учителя. А Мелькор? Чужой. Артано остановился. Потом побежал обратно к берегу. Он по колено вошел в воду.

- Учитель!!!


Последние шаги по Эндорэ. Впереди Валинор. Ему не хочется уходить так же, как не хотелось приходить сюда. Теперь уже эта земля стала родной. Теперь уже Валинор не манит своим призрачным великолепием. Теперь уже любовь к Ауле так непривычна, что он даже боится вновь встретить своего первого Учителя. Ведь его никто не прогонял с Эндорэ! Мелькор сказал "Уходи". Ну и что? Арда принадлежит не ему.

Шорох в кустах. Гортхауэр резко поворачивается. Всего лишь волк. Всего лишь? Больше нет причины врать себе. Да, он хотел увидеть Мелькора. Да, ему хочется вновь, пусть в последний раз, его увидеть, поговорить. Проститься и уйти. Только чтобы Учитель не говорил больше ничего, что бы он молчал.

- Ортхэннэр!


Майа был рад этому крику. Только в душе что-то рухнуло. Все. Если он сейчас появится, будет конец. Тогда уже только "Прощай". Он бросился бежать. Возможно, будет возможность остаться. Жить отдельно, но все же здесь, рядом. "Я не хочу!!!" - вопило сердце. Зачем он так? Зачем пришел? Что бы сказать "прощай"? что бы не оставить пути назад?

- Зачем ты… Учитель…

Ему что-то говорили, он уже не слушал. "Почему он не отпустит меня? Что ему еще от меня надо?" А потом навалилась Тьма. Он уже не понимал, что делает. Просто ему хотелось уйти, прекратить эту пытку. Последние воспоминания: кровь на руках, собственный крик, попытки вырваться, убежать… бежать…


Сон был странным, первый сон. Гортхауэр даже не понял, что это был именно сон. Просто хотелось лежать с закрытыми глазами, всегда. Он все же боялся посмотреть. Боялся увидеть! А потом исчезли, растворились последние крохи сознания…


… Очнулся Гортхауэр только после третьего удара в дверь. Он быстро вскочил, схватил меч на столе, подбежал к двери.

- Кто?

- Свои! - ответил грубый голос стража Утха.

Майа открыл дверь. Орк быстро заговорил.

- Взяли. Всех.

- Веди.


Перед ним стояли все одиннадцать. Рядом Финрод и Берен, остальные девять сзади. Гортхауэр усмехнулся.

- Ну, здравствуй, Король Фелагунд. Что ты мне скажешь?

- Мне нечего тебе сказать.

- Тогда зачем ты пришел? Ясно, что не ко мне ты шел и со мной встречаться, у тебя желания не было. И все же по иронии судьбы мы встретились. Я знаю, что нужно тебе, что можешь ты мне предложить взамен?

- Я не торгуюсь со слугами Врага.

- Король, только ты не начинай. Не надо, умоляю! Я столько раз слышал эту песню. Ты умен, не в сравнении со многими, я признаю это. Поэтому не надо уподобляться им. Ты знаешь, что ни ты, ни Берен, никто другой отсюда без моего согласия не уйдет. Поэтому…

- Сколько будет стоить твое предательство?

- Уже лучше! - Гортхауэр улыбнулся. - Я знал, что разум победит. Я попрошу немного за предательство Врага, Мятежного Валы, за три Сильмарилла. Очень немного. Его жизнь, - Майа указал на Берена.

- Ты знаешь мой ответ.

- Знаю… к сожалению, знаю… Но послушай, Фелагунд, никто из вас не уйдет отсюда. Ни к Ангбанду, ни к Нарготронду. Это я тебе обещаю. Я держу свое слово, ты знаешь.

- Я так же знаю много еще о тебе, Жестокий. Но у тебя за спиной гарнизон, тебе легко рассуждать.

- Я понял. Я согласен. Но вот в чем проблема. Мой меч сильнее твоего, даже если я буду сражаться против нескольких, победа будет за мной. Я предлагаю тебе более честный поединок.


Волшебную песню запел Саурон -
О тайнах раскрытых, о сорванных масках,
О тщетном коварстве и быстрых развязках,
О разоблаченьях пел он.
Но песню его Фелагунд победил,
Запев об упрямстве, о вере и воле,
О сопротивленье и сыгранной роли,
О схватке враждующих сил,
О твердости, стойкости в трудном бою,
О тяге к свободе, о хитростях новых,
О тюрьмах раскрытых, разбитых оковах,
Так строил он песню свою.
Все длилось сраженье магических слов,
Которое вел возле черного трона
Король Фелагунд с волшебством Саурона, -
Сраженье могучих умов.
Все чистое было в глазах короля:
И птиц Нарготронда веселое пенье,
И трав на лугах ароматных цветенье,
И море, и свет, и земля.
Был страшен ответ Саурона и скор,
И вновь в Альквалонде мечи засверкали,
В Лосгаре опять корабли запылали,
И мрак затопил Валинор.
И слышались в песне, что пел Саурон,
Свист ветра и северных льдов содроганье,
И стоны рабов, и волков завыванье,
И хриплые крики ворон.

Так песнь чародея гремела, и вот
Упал перед ним побежденный Финрод!


- Вот и все, Король Фелагунд. У тебя еще будет время подумать над моим предложением. Утх, размести их в лучшие номера!

Гортхауэр, ничего больше не сказав, зная, что его приказ будет немедленно исполнен, пошел обратно в башню. Больше ему делать здесь было нечего. Настроение было прекрасное. Иногда слухи о продажности и жадности Темных играли на руку. Неужели даже Финрод попался на такую уловку? Предательство. Не дождетесь! Возможно Гортхауэр Жестокий, но не Гортхауэр Предатель.

До рассвета оставалось совсем немного. А рассвет означал новые дела без надежды на перерыв. Возможно, Майа и не мог испытывать усталости, но все же все это могло ему надоесть. День за днем на этом треклятом острове в плену своей памяти. Но он уже и не сопротивлялся этому. Это был его шанс на уход от дел острова, от правды Ангбанда, шанс на минуты спокойствия…


… Она была странной девочкой. Вроде бы как все играла в куклы, как все любила составлять букеты, как все завидовала старшим. Но все же она была какой-то странной. Чужой. С ней было интересно разговаривать даже ему, Гортхауэру, но в ее присутствии ему было холодно. Какой-то неживой взгляд, даже освещенный детской наивностью. Она никогда не мечтала. Странно, но от нее он никогда не слышал о планах на будущее. Другие девчонки часто рассуждали о том, что будет, когда они повзрослеют. Кто хотел отправиться путешествовать, кто побывать в замке Мелькора или еще что-нибудь. Но она не хотела ничего.

А иногда становилось жутко от этой недетской мудрости в ее словах. Ну не должны так говорить дети, просто не должны. Раз он указал на нее Учителю. Тот долго всматривался в нее, потом передернул плечами и сказал: "Забудь". И все же Гортхауэр не забыл. Он относился к ней с недоверием, хотя знал, что она не врет. Он чувствовал, что в ней есть что-то неправильное. Так не должно быть…


… Нельзя сказать, что война стала для них неожиданностью. Они знали заранее, да и как можно было не знать? Неожиданным было приказание Мелькора уходить. Да, эльфов нужно было давно отправить в путь, но он-то тут причем? Уж этого решения он никак не понимал. Помимо непонимания в сердце засела обида. Что это? Недоверие? Но почему?

Он знал, что она не уйдет, именно знал. И именно за это ненавидел. За то, что она может ослушаться приказа, а он на это просто не имеет права. Она, маленькая, глупая, ей прощается непослушание. Но ему прощения не будет, несмотря на то, что у него намного больше причин остаться.

"Почему ей можно, а мне нельзя?" Он тут же устыдился этой ребяческой мысли. Скорее уж ей подобало так обижаться, а не ему. Но все же иголка ревности не давала покоя. На пол пути от Хэлгора он не выдержал. Рванул обратно, прекрасно понимая, что не успеет. Но все равно. Доказать самому себе свое непослушание. То, что он не лучше ее…


… В полдень к Гортхауэру привели одного из эльфов. Держался тот хорошо. Не было отчаянной грубости или слезных молитв. Эльф предстал перед Майа с гордым, но не заносчивым видом. Он понимал, что от Жестокого зависит его судьба, а поэтому не позволял себе лишнего. Гортхауэр хотел порасспросить его о Нарготронде, дабы тот уверовал в абсолютной занятости Майа именно в этом вопросе. Но вместо этого спросил:

- Ты хочешь жить?

- Если бы не хотел, не жил бы.

- А вот мне кажется, что не хочешь. Зачем сюда пришел? Что-то от Него нужно?

- Да ничего мне не нужно. Не в моих силах приказать Ему сгинуть, а что еще я могу желать? Да ты не морщись, я действительно хочу Его смерти.

- А ты бы мог так же как Фингольфин сразиться с Ним?

- Так же, наверное, и мог бы. Лучше, наверное, нет.

- А ты хочешь этого?

- Да.

- Я могу тебе устроить это. Если ты…

- Если я выдам тебе все, что знаю? - перебил его эльф. - Меня ты не обманешь, Жестокий, и ты не услышишь и слова о Нарготронде, о Берене или нашем походе. Ты искусен во лжи, но меня тебе не обмануть.

- Да что ты говоришь. Нет, душа моя, ты определенно заблуждаешься. Как твое имя?

- Морвест. {Mor(ёh)west}

Гортхауэр внимательно посмотрел на эльфа. Черное Дыхание. Да, волосы чернее ночи, такие же глаза. Имя подходящее. И красив, очень красив. А так же умен.

- А я ведь могу и не убить тебя.

- Конечно, можешь. А можешь и убить. Твоя воля.

- Но нужная мне информация дороже твоей жизни?

- Несомненно.

- А жизнь твоих спутников? - Гортхауэр с улыбкой посмотрел на эльфа. Теперь ему хотелось, для собственного удовольствия, сломить его волю. Не нужен был ему гордый враг.

- Скажи мне, Жестокий, зачем тебе нужен Берен?

- Да не нужен мне Берен! Без него прекрасно жил и дальше буду жить. И на похоронах его плакать не стану. Мне нужно кое-что другое.

- И что же?

- А ты думаешь, я тебе все так и расскажу, мои секреты, душа моя, только мои. Итак, ты мне ничего не расскажешь?

- Ничего.

- Ну вот и славненько! - Майа повернулся к стоящему у дверей Утху. - Приведи следующего!

Орк немедленно вышел. Эльф молчал, и это бесило Гортхауэра. Вскоре вернулся Утх со вторым пленником. Этот оказался не таким уж и стойким парнем. Судя по внешности, он был, наверняка, дамским угодником, но здесь из его уст срывались не сладкие песни, а низкие проклятья. Но все же он не унизился до выкрикивания их прямо в лицо врагу, а просто себе под нос повторял то, что он думает о Морготе и его рабах. "Типичная песня" - заключил Гортхауэр. Он взглянул на Морвеста. На лице эльфа ясно читалось презрение к товарищу.

- Как тебя зовут, душа моя? - обратился он к эльфу.

- Не твое дело!

- Спасибо. Ну, так вот, Не-твое-дело, ты жить хочешь?

Эльф молчал.

- Значит не хочешь. Утх, дай мне нож.

Орк протянул Майа кривой нож. Гортхауэр показал его Морвесту, как бы доказывая то, что он настоящий.

- Ты мне ничего не хочешь сказать?

- Не думаю, что ты послушаешь моей просьбы. Слезно молить тебя я не буду, закладывать своих не намерен. Что же ты хочешь от меня услышать?

- Что я хочу услышать, ты знаешь. Но раз ты не намерен этого говорить, то… - он сделал паузу. - Да упокоится его душа.

Мгновением позже нож пронзил тело эльфа. Тот успел прошептать извечное "Будь ты проклят", и его глаза, в которых пару секунд назад была злоба, потеряли всякое выражение. Морвест даже не шелохнулся

- Привести еще одного? - спросил Гортхауэр.

- Ты думаешь, что еще одна смерть возымеет действие? Нет.

- Ну, хорошо. Там осталось еще семеро. Обещаю, их смерть не будет такой быстрой.

- Твоя воля.

- Да, моя. Утх, уведи его, но не к остальным. В северную башню.

Орк послушно увел эльфа. В комнате воцарилась тишина. Гортхауэр прошелся от окна к столу, потом обратно. Взял окровавленный нож, кровь начала засыхать. Несколько слов и нож исчез. Гортхауэр поморщился, это был нож Утха, и его нужно было возвращать. Майа подошел к стене, снял роскошный кинжал. Он был не в пример лучше кривого орчьего ножа, отдавать его было жалко, но Гортхауэр подавил в себе эту мелочную жадность. В конце концов, сколько таких он мог себе сделать, зачем же обделять свою же свиту оружием?

За окном слышались веселые разговоры орков-стражников. Но не это привлекло его внимание. Чуткий слух, лучше, чем у любого эльфа, уловил едва слышный стук копыт. Потом отчетливо стал слышен лай. Через минуту прямо под окном Гортхауэра стража взорвалась приветственными криками. В ответ раздался звонкий девичий голос.

Гортхауэр намеренно неторопливо вышел во двор. К тому времени девушка уже сама направлялась к входу в замок. Коня ее под уздцы повел к конюшне один из орков, псу кинули большой кусок мяса. У Гортхауэра почему-то появилось подозрение, что это часть убитого им эльфа. Что ж, вполне возможно.

Гостья легко взбежала по лестнице и остановилась перед Майа, с улыбкой глядя ему в лицо. Она немного запыхалась, что выдавало ее быстрое дыхание. Но все же она выглядела очень веселой и беззаботной. Он невольно залюбовался. Поэт-романтик назвался бы ее Богиней войны. Да, эльфийские доспехи сверкали на полуденном солнце, а светло-зеленые глаза искрились энергией. Красива.

- Что-нибудь случилось? - он попытался говорить как можно более равнодушно.

- Нет, ничего не случилось, - ответила она и бросила вопросительный взгляд на Гортхауэра.

- Значит, ты приехала просто так?

- Да, господин! - она рассмеялась.

- Ну, тогда пошли.

Он повел ее в свой кабинет, по пути отдавая приказания приготовить гостье комнату и позаботиться о собаке. На полу кабинета остались капли крови, и она удивленно взглянула на Гортхауэра. Он отмахнулся от ее немного вопроса, подошел к бару, достал оттуда бутылку красного вина и два бокала. Она, не шевелясь, стояла перед ним как молодой парень-воин по команде "смирно".

- Ну, рассказывай. Как там Элини, как отец?

- Замечательно. По правде говоря, я могу уехать, если хочешь.

- Ну, зачем же сразу прибегать к крайностям? Не скрою, с тобой мне говорить весьма неприятно, однако, не настолько, что бы гнать от себя. Тем более, я обещал Ему.

- Он знает обо мне?

- О тебе нет. Но перед падением Хэлгора я обещал Ему позаботиться об Эллери Ахэ.

- Ну, сколько можно раз повторять, я к ним не имею ни малейшего отношения! - она всплеснула руками и села на стул. Теперь она почти издевательски смотрела на Гортхауэра снизу вверх.

- Не будем об этом, - он вручил ей бокал. - Я так понимаю, что ты приехала абсолютно просто так. Или все же что-то тебе понадобилось от меня?

- Бог мой! Ну, сколько же можно злиться на меня?

- Я не злюсь, а отношусь к тебе с подозрением. Раз ты меня уже предала, не хочу повторения этой пьесы. И я занят, Ахтэрэ, по самое не могу.

- И чем же таким ты занят, что не можешь уделить время ближайшей подруге Феанора? - она сделала большой глоток.

- Я занят одним из Феанорингов, Береном и его компанией.

- Каким Феанорингом? - она подняла на Гортхауэра удивленные глаза.

- Да вот ко мне пожаловал Король Фелагунд. Прямо сегодня ночью.

Она присвистнула. Одним махом Ахтэрэ допила вино, встала со стула, сделала круг по кабинету. В конце концов, она остановилась у двери и буквально приказала Гортхауэру:

- Веди!


Когда ключ начал поворачиваться в замке, Финрод поднялся на ноги. Далеко отойти от своей койки ему не давала цепь, поэтому он мог только стоять на месте и ждать появления гостя. На пороге показалась горбатая фигура ключника, потом она отступила в сторону, и в камеру вошла девушка, за ней шел Гортхауэр. Девушка посмотрела на Фелагунда, как будто пытаясь угадать, он перед ней или нет.

- Суилад, Аран Фелагунд.

- Здравствуй и ты. Мы знакомы?

- Нет, но ты слышал обо мне. Лумэнаре, Огненная Ведьма.

Лицо Финрода потемнело. Видно, что внезапно появившаяся надежда, не оправдалась. Ахтэрэ оглянулась по сторонам в поисках стула или еще чего-нибудь в этом роде. Не обнаружив такого, она пожала плечами и осталась стоять.

- Скажи мне, король, чем я заслужила ненависть со стороны Нолдор?

- А ты не знаешь. Продалась Врагу, а еще хочешь любви.

- Ой-ой-ой. Продалась Врагу, значит. Слушай, зам. Врага, - обратилась она к Гортхауэру. - Какая цена была назначена за меня, ты не помнишь? Вроде бы смерть, или ты не пытался меня тогда убить?

- Мне кажется, что этот разговор несколько неуместен тут, - раздраженно отозвался Гортхауэр. - У тебя пять минут, - он вышел.

- Расскажи мне о Маэдросе, - Ахтэрэ подошла ближе к Финроду.

- Оставь меня, ради всего святого. И вообще уходи отсюда, не твое это дело.

- Мне подсказывает один Вала, что Тингол безумен. Поэтому лучше уйти тебе. Это так дружеский совет. Мне жаль тебя. Знай, на полу у Жестокого кровь.

- Сегодня он позвал к себе двоих. Ни один не вернулся, - глухо проговорил Финрод.

- Уходи, аран, мой тебе совет.


На следующий день на допросе помимо Утха и Морвеста присутствовала и Ахтэрэ. Она расположилась за столом Гортхауэра, лихо закинув на него ноги. Спиной к ней стоял на вытяжку Морвест, спокойный и гордый. Утх охранял дверь от непрошеных посетителей. На середине кабинета стояли Гортхауэр и эльф. Сегодняшний допрашиваемый был самым молодым из всей десятки Финрода. На мальчишеском лице отражался страх, он весь сжался под холодным взглядом Майа.

- Как твое имя? - раздался обманчиво мягкий голос Гортхауэра.

- Тиамон, - еле слышно выговорил парень.

- Ну, так слушай, Тиамон. Вот стоит твой друг, Морвест. Он будет стоять и наблюдать, как тебя будут откровенно избивать. Признаю, будет весьма неприятно, даже больно. Но все зависит от Морвеста, одно его слово, и все прекратиться. Ты меня понял Тиамон? А ты Морвест, понял?

Парнишка еще больше вжал голову в плечи, бросая взгляды на друга. Но эльф сохранял холодное спокойствие. Его лицо не дрогнуло, даже когда Тиамон согнулся пополам, получив сильный удар в живот. Удар ребром ладони по плечам, и парень повалился на пол. Безжалостный, но аккуратный удар коленом в нос. На пол брызнула кровь. Морвест молчал.

- Ты ничего не хочешь мне рассказать? - спросил его Гортхауэр. Эльф посмотрел на него с неистовой ненавистью в глазах, но ничего не сказал.

- Как хочешь.

Острый носок сапога впился в бок Тиамона, он не смог сдержать крика. Эльф дернулся в сторону парнишки, но наткнулся на взгляд Утха. Орк держал его на прицеле, арбалет смотрел ему в грудь. Гортхауэр занес ногу для следующего удара, Тиамон сжался в клубок. Мгновение, и Майа отбросило в сторону. Он медленно поднялся, так же медленно повернул голову к Ахтэрэ.

- Извини, пожалуйста, но что ты делаешь? - зло прошипел он.

- Вопрос в том, что ты делаешь, Жестокий. Как ты вообще можешь избивать мальчишку?

- Душа моя, - так как зло прошептал он, - я не милосердная Эстэ. Я, как ты, наверное, помнишь, Гортаур Жестокий, первый слуга Врага, которому ты, по словам Финрода, продалась. А раз так, то ты подчиняешься моим приказам. А я не приказывал тебе этого делать? Поняла? - он повернулся к Утху. - Убей мальчишку.

- Морвест! - предсмертный крик сорвался с губ Тиамона.

Эльф закрыл глаза, руки сжались в кулаки. Мгновение Гортхауэру казалось, что все, он сломлен, но нет. Морвест взял себя в руки, успокоился. Теперь на его лице была обычная маска бесстрастия. По знаку Гортхауэра Утх увел эльфа обратно в северную башню. Потом он вернулся, немного виновато поглядывая на хозяина, вытащил тело Тиамона в коридор и поспешно закрыл за собой дверь.


Гортхауэр все это время стоял на месте, не проронив ни слова. Он смотрел куда-то в сторону, что-то разглядывая на пустом клочке каменной стены, не покрытой гобеленом. Злость пропала, да и не мог он на нее никогда злиться по-настоящему. В этот раз, как и тогда, им овладела обида. Обычная детская обида. Он пытался справиться со своими эмоциями и не встречаться взглядом с Ахтэрэ, которая не сводила с него испуганного взгляда. Сейчас, когда они были одни, не нужно было играть. Он перестал быть Гортауром Жестоким, она больше не была взбунтовавшейся подчиненной.

Ему даже показалось, что вернулось то время, когда они жили вдвоем в маленьком домике у подножия гор. Вдвоем ждали возвращения Учителя. И все было хорошо, и он был счастлив. Но это счастье оказалось слишком хрупким, одна единственная стрела разрушила все, разлучила на много лет. А потом каждый пошел своей дорогой. Он дождался Учителя и больше его не покидал. Она, как ему тогда казалось, пошла путем Света. Но ночная дорога вновь соединила их, но все было уже по-другому. Он так и не смог ее простить, не позволил быть рядом. А теперь этот удар, как пощечина за все…


… Молодого Артано очень удивил и испугал мир Средеземья. Здесь не было мягкости и нежности Валинора, только дикий бесчувственный к твоей боли мир. Он многого не понимал, просто не мог осознать, ему помогал Учитель, объяснял, рассказывал, учил сопротивляться. Ему казалось, что он привык, ему даже начал нравится этот независимый мир. Но первая война изменила его мнение. Тогда ему стали понятны слова Ауле "Зло живет во всех нас". Да, он воочию увидел это зло на клинках Майар, на наконечниках их стрел, на руках Валар. Сперва он не мог поверить в это, а потом было уже поздно.

Когда он вернулся к разрушенному замку, выжженному дотла городу, увидел множество мертвых тел, узнавал их, называл их имена. Он долго не мог оправиться от этого, очень долго. А потом, однажды предчувствие заставило его оседлать коня и мчаться к побережью. Так он встретил ее. Благодаря ей ему удалось на время забыть о зле Валинора, о жестокости Эндорэ. Но потом судьба лишила его и этого забытья. Он пытался не замечать этого, не вышло, пытался сопротивляться, не смог. Тогда он стал таким же. Гортаур Жестокий. Теперь его звали так. Он удивлялся, почему именно его назвали Жестоким, ведь каждый из них совершенно такой же. А потом он привык и к этому прозвищу, даже старался оправдать его для себя. Получалось…


… И вот теперь этот удар от той, кто даровал ему короткий год счастья. Он понял, что глупо продолжать скрывать то, о чем ему хотелось кричать. Гортхауэр молча сел за стол, напротив Ахтэрэ, заглянул ей в глаза и неожиданно даже для себя улыбнулся.

- Прости, я погорячилась, - донесся до него, как будто издалека, холодный голос Ахтэрэ.

- Оставь меня.


Она выполнила приказ, оставила его. Сразу же после того, как она покинула кабинет Гортхауэра, Ахтэрэ оседлала коня и ускакала прочь с Острова. Гортхауэр так и не сказал, того, что хотел. Ускользнула последняя возможность разорвать будни, и он с головой погрузился в окружающие его проблемы.


Он уже не запоминал лица или имена пленных эльфов, только то, что Морвест молчал. Гортхауэр старался ничем не выдать своего раздражения, чувствуя, что эльф уже близок к тому, что бы сломаться. День за днем одно и то же. Вопрос - молчание, смерть. Смерть ни за что, просто так. В конце концов, остались только Финрод и Берен. Но их ждала иная судьба.

Лютиэн заметили сразу, как только она приблизилась к Острову на расстояние дневного перехода. И то, что с нею валинорский пес не стало для майа неожиданностью. Он уже знал, что будет делать. Главное побольше реалистичности, зла в глазах, резкости в движениях и хрипоты в голосе. Такой Гортаур будет именно тем зверем, которого они ждут.


Гортхауэр тогда был у Морвеста. Одного взгляда на него хватило, что бы понять, эльф умирает. Нет, с ним прекрасно обращались, но психический удар был слишком сильным. Его глаза потеряли всякое выражение, на лице застыла смесь страха и недоумения. Это было именно тем, чего добился Майа. Враг повержен, сломлен. Только Гортхауэр не ощущал полностью этой победы, слишком уж тяжело она далась и для него, и тем более он искренне зауважал этого эльфа. Убить всех друзей ради одного человека, это огромная цена за такую маленькую тайну.

Морвест никак не прореагировал на приход Гортхауэра, даже не посмотрел в его сторону.

- Ты можешь идти.

- Куда? - взгляд эльфа впился в лицо Гортхауэра. - Кто там, у ворот?

- Лютиэн. Другого выхода для тебя нет. Другого шанса выжить тоже.

- И кем я перед ней предстану? Демоном? Орком?

- Эльфом Морвестом. Я бы мог превратить тебя в волка, но зачем? Это было бы слишком просто… для тебя.

- Ты и умереть мне не дашь.

- Все в твоих руках. Все зависит теперь только от тебя. Идем за мной.


Он повел Морвеста не к воротам, а на вершину Северной башни. Оттуда был хорошо виден весь Остров, а так же Лютиэн с притаившимся Хуаном. По приказу Гортхауэра эльфа увели, а он один остался на башне. Именно тогда его и увидела Лютиэн. И он улыбался, ибо знал, что сейчас произойдет. Утх знал свое дело, он спустил собак. Хуан убил всех. А потом у ворот появился Морвест. Он с криком бросился вперед, на Лютиэн, но тут на него обрушилась огромная лапа Валинорского пса. Он упал лицом вниз и больше не шевелился.

Улыбка не сошла с лица Гортхауэра, он знал заранее. Это было лучшим выходом для Морвеста, лучше смерть от Хуана, чем жизнь с друзьями после всего. Это был простейший выход. Майа не сожалел ни о чем. Пришло время, и он в образе волка спустился к воротам, начался бой, началась игра…

<…>

Саурон

3262 год Второй Эпохи.


Мордор.


Жара стояла нестерпимая, особенно здесь на юге. Бард-Дур спал. Спал не в том смысле, что все его обитатели разбрелись по постелям, он просто бездействовал. Коридоры пустовали, у входа стража даже не снизошла до того, что бы встать. У орков не хватало сил не то что бы на игру в кости, а даже на похабные шуточки. Единственной живой комнатой оставался тронный зал. В тот день там расположилось двое, но их смех был слышен далеко в немой крепости. Первым был Король, первый назгул, Хэлкар или как его позже назвали - Аргор. Он единственный в то утро остался без определенного дела и праздно бродил по замку. Так он случайно зашел в тронный зал, где и встретил себе подобного бездельника, то есть бездельницу. Ей стала Ахтэрэ, или как ее называли здесь Гэллиана или просто Гэлл.

Гэллиана с ногами забралась на трон Саурона Ужасного, Аргор же сидел на подлокотнике. Вместе они сидели почти пол часа, все это время смех практически не смолкал. Никто и не был против, время было довольно спокойное, и ничто не мешало веселью кроме жары.

- Я ненавижу Нуменорцев, Хэлкар, - неожиданно серьезно сказала Ахтэрэ.

- Ну и что мне теперь делать? Утопиться? Повеситься? Или ты сама меня прирежешь? - Аргор насмешливо взглянул на подругу.

- Ты не Нуменорец, ты назгул. А я говорю про людей Ар-Фазарона. Ой, не нравятся они мне.

- Я тоже от них не в восторге, но что поделаешь? И вообще, не хочется мне как-то об этом думать. Ты не обидишься, если я попрошу тебя заткнуться?

- Хэлкар, ты не понял. Это Он говорит.

- И что же Он такого говорит?

- Я точно не поняла, но ничего хорошего от них не жду. И, я боюсь, это напрямую затронет Суро (Suro).

- Они его всегда напрямую треплют, не в обход и без посредников.

- Не веришь, ну и Моргот с тобой.

- Ба! Слышу знакомое имечко. Хм, сударыня, а что вы делаете на моем троне? - Саурон с наигранной обидой застыл в дверях тронного зала.

Аргор, пока не переключились на него, встал с подлокотника. Ахтэрэ, наоборот, лишь поудобнее устроилась на троне.

- Нет, ну прям дитя малое, - Саурон подошел ближе.

- Но-но, постарше многих буду, - но ее шуточный тон почти сразу пропал, и дальше она заговорила совершенно серьезно, - Суро, у меня очень плохие предчувствия.

- Прости, душа моя, а обязательно меня называть Отвратительным? Что за предчувствия? - Саурон сел на ступеньку перед троном.

- Точно не знаю, но это связано с Ар-Фазароном и тобой, Мельва (Melwa). Ну, или хочешь не Мельва, Суро. Но не в этом дело, я боюсь за тебя.

Майа откинулся назад, положив голову на колени Ахтэрэ, заглянул ей в лицо. Он уверенно улыбнулся.

- Все будет хорошо. Верь.


Новости приходили быстро. Сначала были замечены корабли Нуменора. Красные паруса не предвещали ничего хорошо. Затем они высадились на берег с огромной армией, разрушив поселения местных жителей. В конце концов, Ар-Фазарону захотелось присяги от Саурона. Услышав эту новость, Майа расхохотался.

- А ничего больше ему не надо? Может Кольцо Власти принести? Или Мордор подарить в знак вечной любви?

Гонец Нуменорского короля испуганно попятился. Он и так не был рад своему поручению. А кто бы радовался поездке в Мордор, прямо к Врагу? В общем, гонец уже прощался с жизнью, когда Саурон сказал такое, отчего у всех присутствующих появилась мысль, уж не спятил ли он:

- Я поеду. Прикажи седлать коня, Аргор!

- Но, повелитель, - начал было возражать назгул, но осекся, взглянув на Саурона. - Да, повелитель.

- А ты, - обратился он к гонцу, - не хочешь отдохнуть или будешь сопровождать меня к королю?

Гонец жестами показал, что не останется, а покажет дорогу. Саурон вышел из тронного зала вслед за Аргором. Отойдя немного от дверей, ровно настолько, что бы стража их не услышала, Майа зло сказал:

- Еще раз возразишь мне при людях Ар-Фазарона, утоплю, как котенка. Понял?

- Да, повелитель.

- До моего возвращения не принимай никаких акций, тем более против Нуменора, понял? Ждать меня, сколько бы я ни отсутствовал. Остаешься за старшего, так что позаботься о Мордоре.

- Да, повелитель.

- Ахтэрэ не выпускай за пределы страны, какой бы предлог она ни придумала. Если с ней что случится, два раза утоплю, а потом четвертую.

- Я понял, повелитель.

Они молча спустились к вратам Барад-Дура. Лошадь привели сразу же. Через минуту появился и гонец, за ним шла Ахтэрэ. Она молчала. Прощание было коротким, каждый, кроме гонца, надеялся на скорую встречу.


<…>


Как только он вошел в роскошный шатер короля, стражник сильно толкнул его в спину, и Майа упал на одно колено. Лучшего приема он и не ожидал.

- Смотри на меня.

Саурон поднял глаза на короля. Это был красивый мужчина лет тридцати по меркам Ханатты, значит, Нуменорцу было около ста пятидесяти лет. Низкий, приятный голос, располагал к себе. В общем, Саурон остался доволен первым визуальным осмотром.

- Я слушаю тебя, король.

- Ты пришел. Один, - будто себе самому сказал Ар-Фазарон. - Теперь ты отправишься со мной в Нуменор.

- Твоя воля, - вдруг вырвалась фраза давно забытого Морвеста.


Надо сказать, обращались с ним по-зверски. На огромном корабле для великого Врага нашлось место только в трюме. Зато цепей они не пожалели, связали по рукам и ногам. Во время путешествия Саурон не раз возрадовался тому, что он Майа, и может обойтись без пищи. Такие отходы, что приносили ему, есть было невозможно. Но страдал он не от сырости или плохого обращения, от скуки. Вот уже целую неделю к нему никто не приходил, кроме надзирателей, приносивших ему пищу.

Обычно он просто слушал шепот волны, ища в этом шуме слова, выстраивая их во фразы. Так проходили часы, потом дни. Вот и сейчас он слушал море. А потом - показалось или нет? - он услышал голос, сначала неразборчивый из-за шума волн, а потом все яснее и яснее.

- Оссе! Брат!

- Артано, это ты? - голос ученика Ульмо сейчас казался дороже всего на свете.

- Я.

- Но что ты делаешь на нуменорском корабле?

- Повторяю подвиг Учителя. Сдался в плен, подлижусь к королю и ударю врага изнутри.

- Тебе видней, - ответил голос Оссе. - Но если хочешь, я могу потопить корабль, и ты будешь на свободе.

- Не надо. Они же люди.

- Ну и что? - искренне удивился ученик Ульмо. Отговорка Учителя не помогла.

- Ничего. Забудь. Оссе, могу я тебя попросить иногда приходить ко мне?

- Конечно, Артано!


Нуменор

Нуменор был прекрасен. Роскошные дворцы, фасады домов с причудливыми барельефами, улицы мощенные белым камнем, прекрасная одежда жителей. Здесь восхищало все: от дома булочника до стройных башен королевского дворца, от маленького садика во дворе до Белого Дерева. Да, Нуменор был прекрасен. А его прекрасные девушки, пусть даже бросающие ненавидящие взгляды? А красивые, сильные войны? По красоте Нуменор был, сравним даже с Валинором. А, по сути, был даже лучше, ведь все это было создано руками людей, а не богов.

Первые дни Саурон провел в одиночестве, изредка переговариваясь со своими стражниками. А потом его отвели к Ар-Фазарону. Надо сказать, король был более ласков в общении и даже не пытался скрыть своего любопытства. Действительно, Саурон был для него диковинным трофеем, которым можно похвастать перед друзьями. И все же Фазарон сдерживал себя и в первые минуты разговора пытался разузнать побольше о делах военных. Какие недостатки есть у Нуменорской армии, как лучше справиться с неверными, с какой стороны напасть на Ханатту? Саурон отвечал ему лишь в общих чертах, избегая подробностей и все же не сопротивляясь. Но первым не выдержал Нуменорец. Он спросил, что так привлекает людей востока, и почему они предпочитают Мордор Нуменору.

Майа долго уже дожидался именно этого вопроса. И все же он не стал раскрываться все тайны и продолжал рассказывать лишь о самых незначительных вещах. Ар-Фазарон прекрасно понимал, чего хочет Враг, и любопытство боролось в нем с доводами разума. Ну, нельзя же поддаваться этим речам извечного врага Нуменора! На этом и закончился первый разговор Ар-Фазарона и Черного Майа.

Первый год на острове только и говорили что о пленении Врага. Самого его видели немногие, поэтому слухов о том, что это за зверь такой Саурон появились превеликое множество. Сам он однажды прослышал о том, что Саурон - это огромнейшей силы волк, который стоя на четырех лапах выше человека, с кроваво-красными глазами, он речи человеческой не понимает, а только рычит. И рассказчик подтверждал свое мнение тем, что сам видел эту тварь, ели ноги унес. Но через несколько месяцев Враг перестал быть первым героем рассказов, о нем больше не сплетничали на базарах, не обсуждали его внешность и поведение.


Кто не менялся в своем мнении, так это король. Ар-Фазарон всегда относился к Майа с великим подозрением, каждый раз проверяя его слова. Нуменорец явно не поверил смирению Врага и был абсолютно прав. Все это время Саурон обдумывал, как лучше укусить Нуменор за толстое брюхо. С какой стороны ударить? С королевского двора или же через народ? И все же все зависело от короля, а тот, скрипя сердцем, разрешил раз в день покидать камеру и прогуливаться по тюремному двору.

Выход нашелся сам. Приближался Эрулайталэ. В это время король снова вспомнил о своем пленнике и решился на великую глупость - привести его на Менельтарму, отдать на суд Эру. Большего Саурону и не требовалось. День выдался солнечный, но не слишком жаркий из-за сильного ветра. По приказу короля Саурону дали белые одежды, как и полагалось быть одетым в этот день. Все же руки ему связали и приставили стражу. Майа поднимался в гору вслед за Ар-Фазароном, сзади шла огромная толпа жителей Арменелоса. Поднимались долго, люди, скорее всего, жутко устали, но не проронили ни слова. Такое же молчание царило и на вершине, только свист ветра да крики орлов в небесах.

Люли выстроились кругом вокруг короля. Саурона сторонились, бросая недоумевающие взгляды: "Это и есть Враг?!" Майа в тот момент хотелось, что бы всех хватил солнечный удар. Анар палила нещадно, от ее лучей страдали все, кроме самого Саурона. Спасал только ветер.

- Всемогущий отец наш, - начал молитву Ар-Фазарон, - Создатель наш и покровитель, тебе возлагаем мы хвалу за жизнь нашу, за счастье наше. Тебя, о Всевидящий, благодарим мы в сей летний день, ибо дал ты нам землю и хлеб, ибо по твоему указу Ученики твои подарили нам свои знания, ибо благодаря тебе Дети твои отдали нам свою дружбу и благосклонность. И мы молим тебя, прости нас за все деяния наши неугодные и не гневайся на нас, ибо мы лишь Дети твои и много не понимаем. А в знак нашей всецелой преданности тебе, Отец, отдаем на сужение Саурона, Врага нашего, захваченного в войне тебе посвященной. Да свершится твоя воля!

Ар-Фазарон взмахнул рукой, и Саурона вывели на центр круга, сам же он отошел в сторону, за ним отступили и стражи. Майа остался один посреди Менельтармы. Пока все складывалось наилучшим образом. Пленник подождал несколько секунд, собирая силы, а потом легко оторвался о земли и поднялся в воздух в объятья ветра. Он не отрываясь глядел на солнце, не жалея глаз, потом вознес руки к небу, где парили орлы. Тут же стих ветер, стало по-настоящему жарко. Представление началось. Начиная с рукавов, потом, переходя все ниже и ниже, одежда Саурона начала окрашиваться в черный цвет. Он откинулся назад, будто бы находясь в руке какого-то гиганта. Оставалось совсем чуть-чуть. Он рухнул с высоты на колени, вознес молитвенно сложенные руки над головой. Последнее усилие, и в вышине прозвучал голос: "Ты прощен".

Саурон, обессиленный, рухнул наземь, вновь задул ветер, приятно обдувая пылающие щеки. Дело было сделано, и сделано прекрасно. Неизвестно какими усилиями сохранялось молчание, молчал даже король, а потом Саурона взяли чьи-то руки и понесли вниз.


3265 год Второй Эпохи.


"И когда за закрытыми дверями Ар-Фаразон спросил Саурона:

- Кто это - Владыка Тьмы?

Саурон ответил:

- Его имя - Мелькор, и он сделает тебя сильнее всех.

И тогда король Ар-Фаразон стал поклоняться Тьме и владыке Мелькору, и люди последовали его примеру".


Не так все было просто с королем даже после происшедшего на Менельтарме. Ар-Фазарон не был слепым фанатиком своей веры, не был он суеверен и поэтому не верил в святость Саурона. Так же не поверил и Амандиль, советник короля. Но если первый не верил благодаря своему уму, то второй отрицал все из простого упрямства. Это упрямство выводило из себя, даже не верилось, что довольно-таки умный человек может быть настолько глупым. Ар-Фазарон тоже это видел, а потому сослал Амандиля в Роменну, что бы тот поостыл. Это немного сблизило Нуменорца и Майа, оба оказались ненавистниками любого проявления человеческой глупости. Но не только Амандиль волновал в то время Саурона.

Приехала в Арменелос дальняя родственница короля, еще совсем молоденькая девочка. В первый же день у нее появилось множество поклонников со всего города. А она была очень красивой. Истинно королевская осанка, огромные карие глаза, обрамленные длинными ресницами и иссиня-черные волосы, убранные в аккуратную прическу. Она с улыбкой принимала все ухаживания, но не проявляла никаких чувств, кроме дружественных.

Саурон часто сталкивался с ней в коридорах королевского дворца, куда его теперь свободно пропускали. Иногда они даже разговаривали, что приносило удовольствие обоим. Сильмиэль, так ее звали, была интересной собеседницей, могла всегда поддержать разговор, даже ничего не зная о предмете беседы.

Сильмиэль не нравился шумный Арменелос, поэтому она часто уединялась в саду или у Белого Дерева. Но наблюдатели рассказывали, что не у всех принцесса вызывала восхищение. Поговаривали о смуте, тем более после ссылки Амандиля недовольство народа возросло, он имел своих сторонников. По приказу Саурона рядом с Сильмиэль всегда находилась стража, что принцессе крайне не нравилось.

Вечером, перед всем запомнившейся ночью, Сильмиэль сама пришла к Саурону. Он жил не далеко от королевского дворца, в небольшом флигеле. Она не часто навещала его, а он был бы рад ее видеть, ибо между ними завязалась дружба.

- Аннатар, можно к тебе? - она осторожно приоткрыла дверь. Почему-то она всегда называла его именно этим именем.

- Конечно, Силь, заходи, - он оторвался от книги, известного в Нуменоре романа о бродячем парне из южной колонии Средеземья.

- Скажи мне, Аннатар, а ты правда был учеником Владыки Тьмы, как говорят?

- Был, Силь, был. Ты садись.

Она села на кровать рядом с окном, не сводя тревожного взгляда с Майа.

- А кто это - Владыка Тьмы?

- Зачем тебе это, девочка?

- Мне попалась эльфийская книга, там говорится о Владыке Тьмы. Он был очень злым, а ты же его ученик и не такой. Там говорится и о его учениках, о Майар и орках. Ты знаешь, там был один Майа, Гортаур Жестокий. Так вот он действительно был жестоким, таким же, как учитель, а ты не такой. Там говорится об ужасных вещах, что творились в крепости Темных, а ты принес благо для Нуменора. Почему так, Аннатар?

- Потому что все мы меняемся. И, поверь мне, я не такой хороший. И Гортаур был не хуже меня. Просто прошло время, его не стало, остался только я, Саурон. И сейчас, здесь, я кажусь тебе добрым и щедрым, а раньше, да и у себя в Мордоре, я жестокий владыка. Ар-Фазарон тоже жесток, и в книгах Ханатты и Умбара он - тиран, а здесь он мудрый правитель. Все зависит от того, с какой стороны взглянуть.

- Значит, и ты был таким же злым, как Владыка Тьмы?

- Наверное, был. Не зря же меня назвали Гортауром Жестоким.

- Так это ты? - спросила она дрожащим голосом, вставая с кровати.

- Да, Силь, это я.

- Нет!

Он не успел ничего сказать, она выбежала из комнаты. Несколько секунд он слушал затихающие шаги, потом рванул вслед за ней. Какое-то гадкое предчувствие засело в груди. Потом он вспомнил, что пришла она без стражи, и прибавил шагу.

В саду что-то происходило. Слышались крики, шум шагов. Саурон побежал прямо на звук, на ходу выхватывая меч. В темноте осенней ночи люди видели плохо, поэтому рубились, не полагаясь на зрение. Саурон видел лучше и поэтому сразу узнал сражающуюся фигуру. Дрался Амандиль одной правой рукой, в другой же что-то сжимал.

- Ну-ка, ребята, разойдитесь! - крикнул он, замахиваясь мечом.

Узнав его голос, стражи расступились. Узнал его и Амандиль, поэтому бросился бежать. Саурон метнул в него нож, попал в левую ключицу, но догонять не стал. На шум сбежалась королевская стража. Тут-то и обнаружилась Сильмиэль. Она сидела, прислонившись к стволу Белого Дерева, зажимая рану на правой руке. Видно, в горячке боя и ей досталось. Майа подбежал к ней, хотел осмотреть ранение, но она со слабым стоном вырвалась из его рук.

- За что, Силь? - только и успел прошептать он.


- Нет, государь, я ее не спасал. Да и не на нее было нападение. Я сегодня утром осмотрел сад и понял, за чем приходил Амандиль. Он забрал плод Дерева. Ты понимаешь, что это значит? Народ Нуменора разделился. За и против Саурона. Мне неприятно осознавать, что я стал причиной раскола, но ничего сделать тут не могу. Я не рвался в Нуменор.

- Я помню, что силой привез тебя, не оправдывайся. Амандиль нарушил закон Нуменора, ослушался приказа, похитил плод. И даже ненависть к тебе не извиняет его. Не скрою, что сам относился к тебе с недоверием, но ты доказал свою преданность Нуменору.

- Благодарю.

- Но ответь мне, - продолжал Ар-Фазарон, - что Сильмиэль делала в саду ночью?

- Она пришла ко мне, мы с ней поспорили, она убежала. Не знаю, как получилось так, что не оказалось рядом стражников, мое упущение.

- Скажи, о чем вы так поспорили, что она убежала вся в слезах? Чем ты ее так обидел? - Ар-Фазарон посмотрел на Саурона довольно красноречивым взглядом.

- Помилуйте, владыка! И в мыслях не было, клянусь. Просто она где-то нашла книгу о Первой Эпохе. Она спрашивала о Владыке Тьмы, я ей ничего не ответил, это знание не для нее. Но все же мне пришлось кое-что рассказать. Она узнала, кто я и убежала.

- Понятно. Ты прав, не для нее это знание. А мне ты можешь рассказать, кто это - Владыка Тьмы?

- Его имя Мелькор, эльфы его звали Морготом. Первая Эпоха закончилась его крахом, он покинул Арду. Но я чувствую его присутствие. Жителям Ханатты вера в него придает сил, она может и тебя сделать сильнее. Ты спрашивал, почему неверные предпочитают Мордор Нуменору. Так вот, теперь я отвечу тебе, государь, нас связывает вера. И сила наша в ее единстве. Вы же думаете по-другому, и, возможно, вы даже правы, но в этом наше различие. Не каждый способен принять правду о том, что было, не каждый хочет знать, не каждый достоин. Но я вижу, что ты хочешь знать, ты достоин этого знания и я расскажу тебе. А если ты не сможешь принять это, тогда делай со мной, что хочешь…


Ар-Фазарон смог принять знание. Не сразу, по-своему, но принял. И с каждым днем он изменялся. Это чувствовали все, кто его хорошо знал. Ни у кого не было сомнений, виноват Саурон, многие присоединились тогда к Амандилю. Но все шло по плану, король, а с ним и Нуменор склонялся на его сторону. Идеальный момент.


Он стоял на вершине Менельтармы. Отсюда был виден весь Нуменор, как на ладони Арменелос, горы, холмы, реки. Прошло три года, как он прибыл сюда на нуменорском корабле. Срок небольшой и все же он привык к этому острову, полюбил его. А теперь надлежало убить то, что стало так дорого. Вот прямо отсюда, один и удар и все в пыли, сравнять с землей или лучше утопить в пучине. И что бы не осталось таких, как Амандиль. Он мог это сделать благодаря Кольцу, но не мог из-за своей любви к этому острову. "Нет"- сказал он себе и пошел вниз по склону Менельтармы.

- Когда ты нападешь? - раздался из-за спины голос Сильмиэль. Они так и не виделись больше после нападения.

- О чем ты? - спросил он, не поворачиваясь

- Ты же пришел сюда, что бы уничтожить Нуменор. Наш народ уже в ссоре, произошел раскол как у Нолдор. И тоже из-за Владыки Тьмы. Да вот и Враг тут. Не правда ли схожая ситуация? Когда ты нападешь?

- Думаю, что никогда. Ты права, Сильмиэль, я пришел, что бы уничтожить Нуменор, - он посмотрел ей в глаза. - Я думал, что смогу это сделать, долго добивался благосклонности короля. А теперь не могу поднять руку и произнести заклинание. А Учитель смог ударить по Валинору, а я вот не могу.

- Потому что он был злым, а ты не такой. Возможно, раньше ты и был Гортауром Жестоким, но теперь ты не такой, я же вижу.

- Прости меня, Силь, - он не смог выдержать ее ледяной взгляд и отвернулся.

Ее ласковая рука вновь заставила его посмотреть ей в глаза. И в них не было больше холода, скорее уж какая-то материнская нежность. И он, как ребенок, зарылся лицом в ее волосы. Хотелось плакать, потому что именно тогда пришло осознание своей слабости. Он так и не смог отомстить Нуменору за Элини, за Эленмира, за тех, кто погиб в Ханатте, за тех, кто умер, защищая Мордор. А она ласково гладила его по голове, слушая его невнятные слова, которые он говорил, даже не замечая того, что говорит вслух.

- Пошли отсюда, Аннатар, пошли.

И он послушно пошел за ней. После он всего один раз поднимался на Менельтарму, хотя летописи Верных говорят иначе.


3310 год Второй Эпохи.


Ар-Фазарон принял знание по-своему. В первое время Саурон ничего не замечал, а некоторые странности короля приписывал к его внутренней борьбе. Но потом не заметить изменений стало невозможно. Ар-Фазарон верил Саурону беспрекословно, воспринимая каждое его слово как аксиому. Фанатики были и в Ханатте, но Нуменорский король побил все рекорды. Однажды он рассказал Саурону о том, что хочет выстроить Храм. Майа был не против, Храмов в Средиземье было много, да и Темных на острове накопилось не мало. Но кто ж знал, что Храм будет на Менельтарме?!

О месте строительства Саурон узнал чуть ли не последним, Сильмиэль рассказала. Майа пытался объяснить, Ар-Фазарону, что это не самое лучшее место для Храма, но тот как будто его не слушал.

Храм был построен на оскверненной земле. И впервые на вершине раздались голоса простых строителей, не короля. Ужасное кощунство лишь еще больше разъединило Нуменорский народ. Теперь явно вырисовывались две группировки: за Мелькора и против Саурона. Так уж повелось, что все горести списывали на Врага, он уже и привык, так происходило всегда и везде. Но сейчас обвинение в осквернении Менельтармы возмутило Саурона. Тогда он решился все высказать Ар-Фазарону.

- Король, мне нужно с тобой поговорить.

- Прости, не могу сейчас. Занят король. О Мелькор, откуда столько жалоб?!

- Я об этом и хочу с тобой поговорить, о жалобах и о причине их возникновения. Послушай меня, Ар-Фазарон, ты помутился разумом. Ты сам не понимаешь, что творишь!

- О чем ты? Ты сам раскрыл мне глаза, сам рассказал правду о том, что было! И что с того, что я принял эту правду и отрекаюсь от былой лжи? Разве это плохо? Большая часть Нуменора поддерживает меня!

- Пойми, что ты не в Средиземье, здесь такого делать нельзя! Ты сейчас ходишь по Дарованной земле. И ты оскверняешь Менельтарму! Ты либо безумец, либо идиот. Или и то, и другое вместе. Послушай меня, друг, откажись, не делай это. Вспомни о своем народе, о Мириэль, о Сильмиэль, пожалей их.

- Неужели я должен врать себе только потому, что три тысячи лет назад моему предку был дарован островок в Великом море? - Ар-Фазарон взглянул на Майа с нескрываемым презрением.

- Ты не должен врать себе, король. Но ты хотя бы должен быть благодарен Западу.

- Да будь проклят этот Запад и его дар! - Ар-Фазарон рассержено топнул ногой и пошел прочь.

- Он проклят, король, давно уже проклят, - прошептал вслед ему Саурон.


С тех пор тень пролегла между ним и Нуменорцем. Они больше никогда не обсуждали действия короля, говорили теперь только о подавлении мятежей. А в Нуменоре настало поистине темное время. Темное во всех значениях. Большая часть населения признала своим властелином Проклятого, из-за этого пошли раздоры. И как будто серые тучи повисли над островом. Сильмиэль все время говорила о пришедшей Тьме, о том, что ей страшно, потому что она не видит будущего. Страшно было всем, каждый предчувствовал близкий конец. И первым показателем его приближения было Белое Дерево, которое начало чахнуть.

В один из зимних вечеров 3311 года во флигеле Саурона случился разговор, которому дано было изменить дальнейшую историю Средеземья. В этом разговоре участвовали двое: сам Саурон и Сильмиэль.

- Король приказал сжечь Нимлот на Менельтарме, - тихо сказала она.

- Удивительно, почему он не сделал этого раньше. С этого и надо было начинать. Ты знаешь, что в гаванях строятся новые корабли?

- Знаю. Он сошел с ума, раз хочет напасть на Валинор.

- А я и не предвидел этих событий. Почему я не знал о том, что он фанатичен?

- Откуда тебе было это знать, Аннатар? Благо, мы не одни. Есть еще Амандиль. Ты помнишь, он забрал плод Белого Дерева? Он должен был сохранить его, потому что знал, к чему приведет твое откровение Тар-Калиону. Нужно его предупредить.

- Ты права, Силь, надо предупредить. Но послушает ли он? Разве примет гордый князь помощь от Врага?

- От Врага не примет, но если он не узнает о том, кто ему помогает. Скажи, ты можешь послать ему видение или сон?

- Если очень захотеть, - Саурон внимательно посмотрел на нее. - Тебе когда-нибудь говорили, что ты слишком умна для женщины?

- Ты забыл, Аннатар, я дочь Нуменора, - Сильмиэль очаровательно улыбнулась. - Мне непозволительно быть глупой, ибо ты ненавидишь глупость. Но даже ум мне не помог.

- О чем ты, Силь?

- Ты сам знаешь, Аннатар, ты же Майа. Что ж поделаешь, видно такова моя судьба.

- О чем ты говоришь, девочка! - он взял ее холодные руки в свои, поцеловал замерзшие пальцы. - Мне больно слышать это от тебя, Силь. Ты дорога мне, не многие люди добились моего доверия, а ты сделала это сразу. Но мое сердце принадлежит другой, я не могу дать тебе что-либо больше дружбы. Прости, Силь, и это не потому что я Майа.

- Не надо оправданий, Аннатар, - она спокойно улыбнулась ему. - Я давно свыклась с той мыслью, что нам не быть вместе. Просто я хочу, что бы ты знал, что я никогда не покину тебя. Что бы ни случилось.


Амандиль получил предостережение о намереньях короля. И он позаботился о спасении тех, кому надлежало спастись. Никто не знал, кто посылает вещие сны Амандилю, сам он думал, что это владыки Запада, а то и Сам Единый. Но он поступал правильно. Время шло, конец приближался.


Гибель Нуменора (3319 год Второй Эпохи).

Гроза была страшной - черное небо, низко нависавшее над землей, и огненные шрамы молний. Дождь лил сплошной стеной, ничего не было видно. Оставалось три дня до отплытия кораблей. Страшно было видеть лица Нуменорцев, зная, что возможно, через три дня они все умрут. Саурон молил все силы Арды, что бы Ар-Фазарон не прожил эти три дня. Что бы в него попала молния, что бы его убили на улице Верные, что бы его сразил Амандиль. Да хоть сам Илуватар!

А почему собственно не сделать это самому? Саурон знал, что Ар-Фазарон сейчас в Храме, в очередной раз просит благословения. Майа с наслаждением думал о том, что сейчас он может избавиться от этого фанатика. Он уверенно взял свой меч, который помнил кровь многих врагов Мордора. Сейчас ему предстояло испить кровь еще одного Нуменорца. Что ж не велика потеря, не великая цена за спасение великого народа Нуменора. Кто мог знать, что когда-то Саурон будет убивать ради своих же врагов. Да, это было бы прекрасное решение всех проблем, всех воин людей. Когда-то он хотел этого, но не смог. А сейчас они сами шли навстречу гибели, лучше не смог бы подстроить и Саурон, даже если бы хотел смерти Нуменору.

Он побежал к Менельтарме, сквозь дождь, по лужам. Он должен был это сделать, ради Сильмиэль. Да, именно ради нее, говорил он себе. И тогда ничто не могло его остановить: ни гроза, ни все люди Нуменора, ни Валар - ничто.

Когда Саурон, наконец, добрался до Храма, он был полностью мокрым. Его вид ужаснул жрецов. В промокшей одежде, с мечом наголо и зверским выражением глаз. Он узнал, что Ар-Фазарон у жертвенника, что находился почти на самой крыше. Вверх по лестницам. Один раз он упал, содрал кожу с колен, но встал и побежал дальше. Он влетел на открытую площадку, где на коленях стоял Ар-Фазарон. Сверкнула молния, и Саурон увидел глаза короля в последний раз. Нуменорец что-то выкрикнул, но из-за грома Майа не расслышал его слов. Саурон вознес меч над головой Ар-Фазарона, на мгновение задержал взгляд на гневном небе и увидел там то, что сейчас произойдет. В последний момент он заслонил левой рукой лицо. Молния, беспощадная стрела Единого, ударила прямо в незащищенную ладонь…


… Боли не было, Майар не чувствуют боли. Но он не мог пошевелиться, он так и застыл с мечом в руке. Король хотел было ударить его, но сам отлетел в сторону. Потом в дверях появились жрецы. Что они увидели, как поняли все происшедшее, не знаю. Так говорит об этом Квэнта Сильмариллион "Ужасная молния ударила в купол храма и расколола его на части, и пламя охватило его, но сам храм не дрогнул, и Саурон стоял наверху, и люди называли его тогда богом…" Но он был беспомощным богом. Он не владел даже своим телом, хотя звездное свечение охватило его, и пожар не причинил вреда. Когда пламя стихло под напором дождя, люди увидели, что Саурон не сдвинулся с места. Его отнесли в дом. Глаза Майа горели бешеным огнем, огнем, которому поклонялись в Ханатте, Негасимым Пламенем.

Его дух разделился на две части. Одна оставалась с телом и видела все, что происходило с ним. Видела Сильмиэль, которая почти все время сидела там, видела и слышала разговоры жрецов, что приходили каждый день. Видела, как настало утро, а потом еще одно и еще. Другая же его часть вознеслась над Ардой и видела все, что происходило в мире. Видела Амандиля, Валар, флотилию Ар-Фазарона, все Средиземье и крошечную точечку - Нуменор.

Очнулся Саурон только вечером четвертого дня, когда первые подземные толчки сотрясли остров. Он сразу понял, что произошло. В это время Сильмиэль не было рядом, поэтому он сразу побежал во дворец. Земля уходила прямо из-под ног, здания рушились, хлестал холодный дождь, теперь он шел все время с отплытия Ар-Фазарона. Видеть можно было только благодаря зареву на западе. Впереди показалась темная громада дворца. Крепкий фундамент пока удерживал здание, но и оно перекосилось на один угол.

Дворец был пуст, все слуги и лакеи разбежались. Майа позвал Сильмиэль, но только эхо ответила ему. Он побежал в глубь дворца и шум его шагов гулко раздавался в пустых коридорах. Вдруг здание тряхнуло и с ужасным гулом балка начала прогибаться внутрь одного из залов. Потом треснула и с грохотом упала на пол, покосилась одна из стен, частично обрушился потолок.

- Сильмиэль! - еще раз крикнул Саурон.

- Аннатар, где ты?! - ответил ему издалека тонкий голосок.

- В большом бальном, но не иди сюда! Жди, я сейчас!

Он побежал на голос и вскоре увидел ее. Рядом на полу лежала Мириэль, на ноге у нее зияла кровавая рана. Дворец опять тряхануло. Судя по звукам, обрушился не один потолок. Саурон подхватил на руки королеву и быстро пошел обратно, обходя бальный зал.

- Силь, за мной, - крикнул он Сильмиэль.

Они очень успешно покинули дворец. На улице уже был хаос: люди беспрерывно бежали куда-то, причем все в разные стороны, слышались крики и стоны, плач детей и грязная ругань мужчин. В толпе были и крестьяне, и князья, никому уже не было дела до чинов. Так, скорее всего, бросили и Мириэль.

- Бежим в порт, - на ходу бросил Гортхауэр.

- Там наверняка не осталось кораблей, - ели слышно ответила королева. - Оставь меня, спасай Сильмиэль. Капитан последним покидает корабль, так и я должна умереть вместе с моей страной, раз сбежал Тар-Калион.

- Не надо так, Ар-Зимрафель. Я не оставлю тебя умирать.

- Ты забыл, Аннатар, - она попыталась улыбнуться сквозь боль, - я из рода Элроса и сама могу призвать свою смерть. А так я лишь обуза для вас.

- Не говори так, Мириэль, - Сильмиэль уткнулась в плечо королевы и тихо заплакала.

- Не надо, девочка. Беги с ним, спасайся. Времени мало.

А потом она закрыла глаза, и тело ее обмякло. Так умерла последняя королева Нуменора, Ар-Зимрафель. Саурон аккуратно положил ее на ступени дворца, схватил Сильмиэль за руку и потянул ее в сторону гаваней. Тут была огромная давка, наверняка задавили уже кучу народу.

- Нам не пробраться к кораблям, - крикнула Сильмиэль. Он кивнул в ответ.

- Я могу перенести тебя по воздуху. Я могу взлететь на некоторое время, а там тебя уж точно примут на борт.

- А как же ты, Аннатар?

- Малышка, я бессмертен, спасайся сама.

- Я не оставлю тебя здесь.

- Не глупи, девочка, - он попытался взять ее на руки, но она вырвалась.

- Пусти, я не уйду! Разве ты бы покинул того, кого любишь? Аннатар, я остаюсь!

- Однажды мне пришлось покинуть того, кого я любил. Потому что это было необходимо, понимаешь? Как необходимо сейчас. Сжалься, Силь, уйди, я не прощу себя твою гибель.

- Нет, Аннатар. Ты остаешься, остаюсь и я.

- Какая же ты, глупая, Силь, - он прижал ее к себе, поцеловал в лоб и оторвался вместе с ней от земли.

Она вырываться не стала, испугалась высоты, но все равно пыталась возразить, но он уже не слушал. Наконец, внизу показался корабль, и он опустил ее на палубу рядом с капитаном. На счастье Сильмиэль это оказался один из ее обожателей. Естественно он с радостью принял ее на борт, даже предлагал остаться Саурону. Сильмиэль вцепилась в него мертвой хваткой, не давая сделать и шаг в сторону.

Капитан отдал приказ отчаливать. Это оказалось не так просто, потому что люди бросались с пирсов прямо в воду, надеясь догнать кораблю вплавь. Но все же они начали удаляться от берега. Отсюда можно было наблюдать гибель Нуменора. Землетрясения сотрясали бедный остров, трескалась земля, расходились берега рек. Постепенно поднималась вода, затопляя поля и луга Андора. Когда с берега их кораблик был уже почти неразличим, треснула верхушка Менельтармы.

Ветер доносил до них крики утопающих. Нуменор уходил под воду. Затоплялись дома и целые города, в морской воде тонули все: воины и дети, женщины и старики, домашняя животина и лесные звери, птицы и насекомые. Теперь на смену прекрасному острову пришло царство рыб. Вскоре скрылся в воде и Небесный Столп. На этом закончилась история великого человеческого королевства Нуменор.

Судна Элендила и несколько кораблей спасшихся в последние минуты шли на полных парусах на восток, в Средиземье.




На следующее утро небо расчистилось, и люди впервые за много дней увидели солнце. Они посчитали это хорошим предзнаменованием и с надеждой встречали рассвет новой жизни. В то утро королем спасшихся Нуменорцев стал Элендил. Ар-Фазарона теперь уже упоминали лишь в проклятьях. Нуменорцы держались, ничем не выказывая своей горечи, несмотря на то, что они только что похоронили свой дом и многих родичей. И эти люди, что плыли на восток, стали основателями великих королевств Средиземья - Гондора и Арнора.