Главная Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы
Миры Перекресток миров Книга серебряных рун


Фирнвен

Попытка творчества

Будет вечер. Облака истают белесой бессонницей и стекут за линию горизонта. Ты выйдешь на балкон, все еще переживая сладковатый ужас, сочащийся с каждой из двух сотен страниц в мягком глянцевом переплете, - выстрел, брошенный в тишину, и тяжесть застывших линий, - и долго будешь вглядываться в мельтешащий полет стрижей, - перечеркнутые полумесяцы на бледно-золотом и розовом, - вспоминая собственные жалкие потуги выдавить из себя хоть что-нибудь, хотя бы подобие такого вот чтива, - небо, брошенное о стол, и тяжесть застывших мыслей; - а потом улыбнешься тогдашней своей наивности, но улыбка выйдет бледной и неуклюжей, и дальше ты будешь просто смотреть.

Будет светло; ты будешь стоять, облокотившись о перила, и смотреть на шелест листьев под ветром. И волосы, забывшись, будут трогать твое лицо - тонкую горбинку носа, уголки век и высоким косым взмахом срезанные скулы; и странный запах, принесенный качнувшим кроны порывом, будет тревожить их непрочную паутину и будоражить дремлющее сознание.

Это будет ночь, прозрачная в пугающе пронзительной ясности; ночь - из тех, что на северной окраине равнины, на берегах великих озер зовутся белыми. И эта белая ночь, пронзающая самое себя тоскливым шепотом древесной безнадежности, заглянет тебе в глаза, и ты поймешь, - весомое, веское и вязкое что-то, что некогда ты не смог облечь в слова, - серпик ущербной луны, как влитой, ложащийся в размах крыльев стрижа, литой, белизной отсвечивающий изгиб коленей, - пальцы, брошенные к звонку, и тяжесть пустой ладони... Ветер ворвется в твои глаза, в зрачки, ставшие вертикальными, как у кошки, движения твои сделаются плавными и неосторожными, и тебе захочется плакать от одиночества, - но ты сдержишься и заставишь себя уйти, и белая ночь будет беззвучно шелестеть за окном и глотать слезы досады.

Ты будешь писать до утра - торопливо, бессмысленно, ломая карандаши один за другим, захлебываясь словами; весь остаток ночи, до самого утра, ты будешь писать, - пальцы, брошенные о гриф, и тяжесть немого звука, - рисуя чеканное золото лунного луча единственным штрихом клонящегося над пропастью внутреннего взора, - ты будешь писать, и в твоих кошачьих зрачках будет плавиться и плакать ночь, заклиная тебя - опомниться и остаться, - волны, брошенные о мол, и тяжесть немого страха, - но ты не осмелишься...

А потом будет утро. Горизонт зальет зеленоватым и розовым, и ты не сразу вспомнишь правильное слово для этого. Ты снова будешь стоять на балконе, вслушиваться в тишину и смотреть на шелест листьев под ветром, - выстрел, брошенный в висок, и тяжесть немого крика, - а тишина будет смотреть на тебя кованым серебром ивовых листьев - пристально и в упор, и в набухшей золотым узкой щели между краем земли и краем неба будет отчетливо виден размах крыльев стрижа и изъеденный бесконечными дождями изгиб лунного серпика, - душа, брошенная в ладонь, и тяжесть затекших пальцев...

июнь 1997 г.