Главная Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы
Главная Новости Продолжения Апокрифы Стеб Поэзия Разное Публицистика Библиотека Гарета Таверна "У Гарета" Служебный вход Гостиная


Альвдис Н. Рутиэн

После Пламени

Книга вторая.
Предуведомление публикатора

В настоящее время существуют три версии текста романа "После Пламени", повествующего о событиях, происходивших после событий первого тома романа "После Пламени" ("Братья по Пламени"), написанные Альвдис и Тэссой. Во-первых - наиболее ранняя редакция, черновик текста, совместно написанного Альвдис и Тэссой. Во-вторых - текст Альвдис "После Пламени (т.2)", наиболее близкий к исходной концепции Альвдис, нашедшей свое отражение в рассказе "Ворон". В-третьих - текст Тэссы "Венец (После Пламени): Ангбанд", наиболее близкий к концепции Тэссы, нашедшей свое отражение в текстах игры "Север и Запад". Тексты Альвдис и Тэссы используют ряд эпизодов и образов совместного черновика.

Гарет

P.S. Текст настоящего предуведомления согласован с Альвдис и Тэссой.


С глубочайшей признательностью Ноло Т. Торлуину и Тэссе Найри за драгоценные для меня часы обсуждений, когда дорабатывались многие сюжетные линии, без которых отдельные сцены моего романа были бы гораздо менее яркими. Отдельная благодарность Тэссе за то, что послужила вдохновительницей образа моего Саурона.
Cпасибо Тильберту (он же Кар) за пламенное неприятие романа, которое стоит дороже иной любви. И за помощь в подборе эпиграфов.
Большое спасибо Мори и Эрину, взявших на себя тяжкий труд редактуры и корректуры.
Также спасибо Тэссе за разработки валарина, а авторам марийско-русского разговорника - за ызумительный ысточник орочьих ымен.


Эпиграф к книге второй

Всё пленником себя ты здесь считаешь.
Но разве ты живешь как пленик – а не гость мой?!
Сознайся, разве пленники так живут?
Так ли?! Ха-ха-ха…
О нет, друг, нет, князь, ты здесь не пленник мой –
Ты ведь гость у меня
Дорогой.
Знай, друг, верь мне:
ты, князь, мне полюбился,
за отвагу твою да за удаль в бою
я уважаю тебя, князь.
Да, князь, всё здесь, всё хану здесть подвластно,
Я грозою для всех был давно,
Я храбр, я смел, страха я не знаю,
Все боятся меня, всё трепещет кругом,
Но ты меня не боялся, пощады не просил, князь.
Ах, не врагом ты твоим, а союзником верным,
а другом надежным, а братом твоим
мне хотелося быть, ты поверь мне.

А.П. Бородин. Князь Игорь
ария Кончака

Глава 1. На грани

…Я не советую верить мне до конца. Даже когда я говорю правду - а я говорю ее куда чаще, чем думаете вы, люди, - в ней, в этой правде может таиться подвох, незаметный для меня самого!
Г.Л. Олди. Пасынки восьмой заповеди

1

Я должен знать, что происходит.
Должен. Но – не знал.
Хотя узнать было совсем просто: надо было всего лишь пойти к Мелькору и спросить его. Пустяк, в сущности. Но этого пустяка я сделать не мог.
После нашего возвращения – подойти к нему с вопросом? с просьбой?! Проще сдвинуть гору, чем подойти к нему сейчас, – после того, как он отгородился от меня стеной безразличия.
Наше возвращение... за что он так обошелся со мной?! Даже если забыть о дружбе – кое-чем он мне обязан. И, честно говоря, немалым. Отнюдь не малым.
Впрочем...
Довольно. Хватит пустых слов. От моего гнева уже пламя светильников полегло. Только не пора ли Феанору заняться чем-то посерьезнее бурного выплеска чувств?!
Властелин Эндорэ – пусть. Пусть он для меня теперь только Властелин Эндорэ. Если я теперь ничто для него – что ж, да будет так. Взывать к прошлому и напоминать о своих заслугах я не стану.
Но я должен знать, что творится в Белерианде. Пока войны нет. Пока. Хотя ее хотят по обе стороны гор.
Я должен узнать о происходящем сам. Вопрос: как?!
Спросить не у кого. Я – один. Совершенно один, как в самые первые дни здесь.
Н-нет. Не о том думаю.
Неужели я сам не узнаю, что происходит? И – есть какой-то способ. Но он ускользает... хотя он рядом...
Ну, конечно!
Как всё просто, когда найдешь ответ.
Венец.
Гвэтморн сотворен Мелькором, но ковал его я и он слушается меня. Он дает власть над роа Арды, они – одно, одна сущность, одна сила. И если эту силу направить и собрать... да, тогда я смогу видеть всё происходящее на земле Арды – там, где ее роа изменено Силой Мелькора.
Отлично!
Только вот заниматься этим в Ангбанде не стоит. Лишние вопросы будут. Лишние косые взгляды. Более чем лишние. А вот облюбовать себе одинокую вершину и уже там воспользоваться Венцом... это самое разумное, что я могу сделать.
И вот что еще. Пожалуй, стоит взять инструменты. Обтешу себе камень – сидеть всегда удобнее, чем стоять.
Тогда чего я жду? – бегом!

2

Саурон старательно изображает собранность. Собранность, деловитость и бесстрастность. Только глаза у него прищурены – как перед охотой. Или перед битвой.
Не “как”. Именно – перед.
Радуется, Волчище. Мой матерый верный Волчище.
Конечно, Саурон. Это твоя добыча. Ее никто не отнимает. Ты заслужил ее, Первый Помощник.
Ты делаешь вид, что докладываешь. Я делаю вид, что слушаю доклад. Не нам с тобой нарушать ритуалы, нами же и установленные. Повелитель Воинов обязан доложить Властелину. Всё, до малейшей детали.
Властелин обязан выслушать.
Итак, в Эндорэ явился Финголфин. Подарок судьбы.
Я мчался сюда, готовый отражать нападение если не Стихий, то майар-то уж точно, я содрогался от ужаса при мысли, что, когда я доберусь до Ангбанда, это будут дымящиеся развалины – а вместо этого получил еще одно войско нолдор во главе с тем, кого что Саурон, что Феанор “любят” одинаково.
Правда, остается неясным… но это – позже. Когда я хоть немного отдохну.
…Нолдоры, озеро между ними, столкновений не было. Отлично. Лучше, чем можно пожелать. Под ятаганы моих орков пойдут только те, кого Феанор сам бросил когда-то.
– Каковы будут приказы Властелина?
– Не стоит торопиться. Финголфин проделал такой долгий путь, чтобы попасть к нам в гости. Предоставим ему право первого хода.
– Вряд ли он сейчас пошлет войско. Первый задор у него прошел, и сейчас они просто отогреваются после Льда.
Я пожал плечами:
– Пусть согреются. Пусть обретут наилучшую боевую форму. Тем интереснее будет потом.
Саурон расхохотался.
– Но если хоть какие-то нолдоры удостоят нас визитом – проводи их ко мне. Со всеми подобающими “почестями”.
– В Тронный зал, Властелин?
– В Тронный.
Саурон понимающе кивнул. Был бы он в волчьем облике – облизнулся бы.
Я задал главный вопрос. Вопрос о том, что мне важнее десяти Финголфинов, вместе взятых.
– Куда делся Маэдрос?
– Орел отнес его в Хифлум.
В Хифлум… Ну, это понятно – не в Аман же его нести! Хотя… если бы мои ненаглядные родичи захотели узнать подробности об Ангбанде, то – почему бы и нет? Но – не захотели.
Кто послал этого орла?! Манвэ? – ведь это его слуга. Нет, вмешательство Валар в судьбу любого нолдора означало бы прощение. А прощать они нолдор не собираются. Тогда – кто?! Птичка прилетела по своей воле? Или – наши с Феанором планы решил расстроить Отец?! Если бы знать…
– Почему ты позволил похитить заложника?
– Властелин, я виноват. Я приму любую кару.
– С карами разберемся позже. Я спросил – почему?
– Всё произошло очень быстро… Мы не ожидали… А гнать вслед я не счел нужным. Я… я решил, что вся эта затея может быть провокацией: выманить нас из Ангбанда, когда нет тебя, а на небе эти ладьи.
– Логично.
Действительно логично. Только думаю, что причин не гнаться за орлом у Саурона было больше. Но это уже не важно.
Я заставил себя улыбнуться. Губы слушались плохо: слишком устал. Бешеная скачка, страх опоздать, свет еще этот аманский… Так что даже простой разговор измотал.
– Заложник нам теперь не нужен, так что карать мне тебя не за что. Но больше не позволяй орлам летать над нашими горами.
– Воля Властелина, – резко выдохнул он.
– Ступай, Волк. И готовься к встрече гостей.

Я не хотел, чтобы Саурон видел, в каком я состоянии.
Правда, “не видит” – не означает “не знает”. Ну и пусть знает. А смотреть – нечего.
Всё. Теперь над Ангбандом – плотные серые тучи, лучи нахальной огненной девчонки нам уже не мешают. Теперь можно отдохнуть.
Никогда не думал, что ступени моего трона такие высокие.
Добраться до ближайшей стены – и выйти из нее уже у себя в покоях. Вообще-то с Цитаделью такие шутки шутить не стоит, но сегодня – иначе никак.
Ну вот, можно рухнуть на ложе.
До чего же болит это злосчастное воплощенное тело! И руки… последняя попытка сбросить облик была явно лишней.
Неужели я теперь никогда не смогу освобождаться от плоти?! Я так старательно творил себе это тело когда-то, а теперь ненавижу его.
Неужели мне стать теперь таким, как эти несмышленыши люди? И сознание терять – как они?!
Я не допущу!
Тело будет отдыхать, но я должен думать.
Возрождение аманского света… Маэдрос… Пробуждение людей…
Связь между ними. Есть? Нет? Должна быть. Таких совпадений не бывает.
Если бы мне не мешала эта боль…
– Властелин, выпей.
Ирбин? Посмел войти? Хотя… разумнее простить ему эту дерзость.
– Властелин, сейчас ты связан телом. Тело надо лечить. Потом мы найдем способ разорвать эту связь. Но теперь – послушайся меня. Выпей.
Вот так. Стоит лишь на миг оказаться слабым – и они позволяют себе вламываться ко мне и доказывать своей заботой превосходство надо мной! – я потом еще разберусь с этим.
– Давай.
– Пей, Властелин.
Стало легче. Полезная штука. Но всё равно – никакого права считать меня слабым я им не дам.
– Ирбин, оставь меня.
– Да, Властелин. Ты сейчас уснешь.
Усну?! Они смеют решать за меня, спать мне или нет?!
Я не стану спать. Я должен найти ответ.
Итак, после Восхода я лишился возможности сбрасывать облик. Люди проснулись. И Маэдрос….
…как хочется спать…
…Маэдрос – неизвестно кто освободил его…
Спать…
Нет, спать я не буду! Я должен…
Венец…
Венец? При чем здесь Венец?.. спать…
Венец – и возрождение Света…
Ве…

3

Камушки один за другим скатываются вниз. Стук, стук... убежал.
Бессмысленное занятие – высекать себе каменное кресло на вершине горы. Бессмысленное... а вот занимаюсь. Не более бессмысленное, чем мое нынешнее существование.
Стук, стук... удары резца по камню. Узор возникает сам собой. Я его только освобождаю. Резец лишь чует трещины и слабины в том, что казалось монолитом.
Наш народ тоже казался монолитом... Кто расколол его? Кто нашел ту единственную трещину, которая стала роковой? Я? Финголфин? Поздно...
Теперь уже навсегда – поздно. Хорошо хоть в Хифлуме они не перебили друг друга. Маглор всё-таки умница. Он любит в мире только себя и свое искусство, – но иногда бывает незаменим. Сын мой... ты когда-то обещал мне – со всем пылом юности... Неужели браслет отца не жжет тебе руку, Маглор?
Впрочем, довольно! Маглор делает главное: смирненько сидит в Хифлуме. Сидит и удерживает братьев от разно-всякого безрассудства. Прочее – уже неважно.
Стук, стук... странный у меня узор выходит. Угловатый, резкий. Никогда таких не было. Почему? Потому что эта скала спета Мелькором? Или – это я стал теперь таким?
Таким... какого ненавидит Маэдрос. Рассказал он братьям или нет?! Рассказал – или нет?!
Рассказал – или нет?!
Ответьте мне, горы; ответь мне, земля Эндорэ, ответь мне, ледяной ветер, пляшущий здесь, – рассказал или нет?!
Я могу только видеть – но слышать мне не дано.
Как это было просто! – встав на этой горе и призвав даже не Пламень, а просто могущество Венца – вмиг ощутить единство той силы, что воплощена в гвэтморне, и той, что разлита в Эндорэ. Сила Мелькора –везде и, связав ее потом в узел, как женщина сплетает нити, связав здесь, на этой горе – я теперь и без Венца смогу видеть всё Эндорэ. И – всё в Эндорэ. Видеть так, как может видеть Вала.
И я вижу. Вижу два народа, готовящихся к войне.
Брат... Я очень хочу ненавидеть тебя. В Арамане это было так просто. Но – как я могу ненавидеть того, кто смог пройти через Лед – ради мести за нашего отца?
Ради мести.
Мести Мелькору, который был моим единственным другом.
Был.
Зачем я еще живу?! Ради кого?! Ради чего?! Для сыновей я мертв; Маэдросу я нужен мертвым. Мелькору не нужен вовсе. Так – зачем?!
Стук, стук... Резец остался последним верным другом. Только линии он теперь выводит ломаные.
Изломанные линии судьбы.
Стук, стук... ничего другого мне уже не осталось.
...Что?! Разведчики?! Сюда?! Безумцы, остановитесь!
Не услышат.
Мне остается только одно – смотреть. Бессильно смотреть.

4

“Идет”.
Шабрук еще не увидел квын-хая. Но он почувствовал его запах. Сладкий, вку-усный запах мяса.
Орк невольно облизнулся. Рорг облизнулся точно так же, и Шабрук поспешил успокоить волколака: нельзя слюну распускать. Нельзя есть это мясо. Пока – нельзя.
Это мясо принадлежит Властелину. Ну, во всяком случае, – сначала Властелину. А урукам – то, что останется. Если повезет, то останется еще не дохлое.
Урукам. Гвардейцам. А он, Шабрук, пока только ученик у уруков. Для гвардейцев – всё равно что снага. А вот для снаг… ох, и погонял Шабрук бывших приятелей своих, до сих пор в снагах ходящих! Да и армейские теперь обходят его. Боятся. Пр-равильно боятся.
Осталось спр-равиться с последним заданием – и быть ему самому уруком. Тогда уж все у него попляшут! Шабрук опять облизнулся, представив, как он сквитается кое с кем, когда станет гвардейцем. Харч, жгучая вода, орчихи – это всё ерунда, хотя урукам и достается лучшее. Не ради этого стоит в гвардейцы лезть. Гвардеец при случае свер-рнет шею любому орку. А его тронуть – лапы кор-ротки!
Остался пустяк – самому скрутить квына из-за Большой Воды. А они только кажутся хлипкими. Это Шабрук понял, еще когда письмо от Властелина квынскому вожаку Мыл-гыру возил.

Гильмар остановился. То есть – припал к скале, вжавшись в какую-то глубокую трещину. От его самоуверенности не осталось почти ничего.
Они – дюжина товарищей, сдружившихся еще в лесах Охотника, – шли сюда, смеясь над Морготом, который трясется на своем троне. Они шли на разведку в крепость, которая испугалась ответить на вызов. И вот – они пока даже не одолели перевалы, а уже ноги едва слушаются, и ужас стискивает сердце. Это – логово Врага.
"Но почему он тогда не принял вызова Короля?!"
Вопрос без ответа. Что ж, разведчик и идет затем, чтобы принести ответы. И не всегда эти ответы – лишь на вопрос об опасностях, грозящих роа.


Волколаки, готовые сорваться на добычу, сейчас замерли неподвижней камня. Шабрук вспотевшей от волнения ладонью перехватил кнут поудобнее – за что немедленно заслужил презрительную ухмылку гвардейца: у того кнут был всё равно что продолжение руки. Выбить оружие, задушить, избить, связать – опытный урук мог сделать кнутом что угодно. И, если понадобится, – без единой раны на враге.
Так, как было велено сделать с этим квын-хаем.
Сейчас мяс-со отойдет от скалы… волколаки напряглись, готовые к прыжку…
Сейчас…

Нолдор осторожно перевел дыхание. Пока они (вся дюжина разведчиков, крадущихся порознь) не встретили никого. Даже издали не увидели врагов. Почему? Те ловко прячутся? Или – Враг надеется на злые чары своих скал?
Да уж... эти стены не нуждаются в бойцах! Словно неподъемный груз на себе тащишь. И воздух... тяжелый, спёртый... дышать нечем.
Но – надо идти. Дальше будет только труднее; это сомнительное утешение, но зато оно избавляет от заблуждений. Которые могут и жизни стоить...
Гильмар коснулся мыслью товарищей – кажется, всё тихо.
Что ж, хватит отдыхать, надо идти дальше.
Он сделал шаг, другой – и огромный серый зверь сбил его с ног.
"Опасность!" – не словом и даже не мыслью, а мгновенной вспышкой чувств нолдор послал осанвэ товарищам. Лед научил их этому: если с тобою беда – сначала успей предупредить других. Потом спасай себя. Если повезет.
Волк придавил его лапами к земле. Оскаленные клыки клацнули перед самым лицом.
До меча было не дотянуться, и нолдор схватил кинжал, висевший на правом боку. Вонзил в шею волку, мельком успев удивиться, почему тот не вцепился зубами в горло сразу же.
Горячая кровь хлынула Гильмару на лицо.
Топот бегущих ног.
Орки.
Разведчик хотел было выбраться из-под туши зверя, но не успел. Орочий кнут намертво оплел ему руку с кинжалом.
Еще один орк схватил его за волосы и запрокинул голову назад, приставив нож к горлу.
– Мяс-со, – прошипел Шабрук, – не дер-ргайся. Ты мне еще ответишь за Рорга!
Тем временем два урука стащили труп волколака с пленного.
– Властелин с тобой поигр-рает и нам отдаст. Я сам тебя с-съем.
Гильмар не испугался, хотя понимал, что смотрит в глаза своей смерти. Но ему это было привычно – только раньше его смерть была льдом, а не этой тварью, умеющей говорить.
Нолдор обмяк, изображая страх. В глазах врага он прочел презрение – и тотчас ребром левой ладони ударил того по горлу, скидывая с себя; одновременно рванул вперед орка, что держал кнутом его правую руку, перекатился на живот, заставив врага упасть, и спутанной, но уже подвижной правой дотянулся до клинка; едва коснувшись коленями земли – вскочил и ударил мечом назад наотмашь.
Этот вихрь уместился всего в пару ударов сердца.
Орк с рассеченной грудью еще оседал вниз, но, прежде чем он упал на землю, три или четыре кнута разъяренными змеями сдавили тело Гильмара – правую руку, шею, ногу.
Нолдор бросился врагам под ноги, чтобы хоть так ослабить петлю, сдавившую шею... и в этот миг – увидел.
Три огня. Три звезды. Три ослепительных луча. Свет Древ. Прежний. Изначальный. Уцелевший. Неуничтожимый.
На вершине одной из скал, клыками вонзающихся в небо, сияли Сильмарили. Тучи и дым на миг разошлись – стала видна высокая черная фигура с Алмазами на лбу.
"Моргот!"
Ненависть к Врагу и радость при виде Света – всё это придало Гильмару силы, о которых он и помыслить не мог.
Урук бросился на него, выкручивая руку с мечом. Пальцы нолдора невольно разжались.
Но Гильмар сейчас, видя Сильмарили, как никогда верил в удачу! Левой рукой он выхватил нож из-за пояса насевшего на него врага и, молниеносно извернувшись, всадил клинок в живот того, который стягивал его горло бичом. Хватка ослабла. В следующее мгновение нолдор локтем правой ударил держащего его орка.
Удар по затылку был страшен. Гильмар рухнул под ноги врагам.
– Р-разговар-ривал с ним, снага? – прорычал Лурх в морду Шабруку. – Р-разговар-ривал?! Вот они, разговор-ры твои! – он мотнул головой в сторону убитых.
– Он убил Рорга… – попытался оправдаться тот.
– Тащи на себе квына, снага. С тебя я потом шкур-ру спущу.

5

Я зажмурился.
Глупец! – как будто это могло что-то изменить.
Я всё равно видел их – всех разом. Перед глазами был только один, остальных закрывали скалы – но теперь я видел их сквозь толщу камня; да что там! – я был всеми ими, это меня рвали звери и тащили в плен.
Я вскочил. Я успею поговорить с Мелькором, еще можно изменить!..
"Изменить?" – ответили мне хлесткий ветер и едкий дым.
"Изменить?" – ответили мне горящие глаза волков.
"Изменить?" – ответил мне довольный хохот орков, выполнивших приказ.
"Что ты можешь изменить в Ангбанде, нолдо? Скажи спасибо, что не трогают твоих сыновей!"
Я рухнул в каменное кресло.
Закрывай глаза или смотри, требуй от Мелькора или кричи в одиночестве – разве это может что-то изменить?!

6

Мрак.
Из мрака – стены, из мрака – пол. Мрак вместо потолка. Из окаменевшего мрака высечен Тронный зал Ангбанда.
Мрак вместо воздуха. Мрак и жар. Невозможно вдохнуть. Нет сил выдохнуть.
Мрак давит на плечи, словно непосильная, рвущая жилы тяжесть. Колени подкашиваются. Рухнуть и встать.
Два орка швырнули пленного посреди этой каменной черноты.
И вдруг – мрак прорезало багровое.
Словно раскололся каменный пол, раздался надвое, как открывается жадная пасть. Оттуда вырвались языки пламени, лизнули пол по ту сторону трещины, ступень… нижнюю из четырех ступеней трона.
Будто огненный спрут выбирался из расщелины.
Гильмар вгляделся… но мрак ли был тому виной, или чары застилали взгляд – а только он не мог разглядеть ни лица, ни даже облика того, кто сидел на престоле. Черно-багровое переливалось перед его глазами – и не разобрать, где морок, а где явь.
Нолдор попытался встать. Ни разу не раненный, только изрядно избитый, он не мог допустить, что будет лежать ниц перед Врагом. Но – Эру Единый!– как же тяжело было сейчас хотя бы пошевелиться.
Орочьи сапоги гулко протопали к выходу. Лязг железных дверей.
Тишина. Только пламя в расщелине воет.
Гильмар остался один на один с тем, кто сидел на троне.
Воин с трудом распрямил руки, привстал. Ему казалось – он поднимает на себе каменные глыбы. И жар... пот тек по лицу, в глазах плясали красные круги. Нолдор упорно заставлял себя держаться прямо. Обрывок мысли: "Что с нашими? Кого-то тоже схватили, я слышал их безмолвный крик. Но... может быть... хоть кто-то..."
– Будь моим гостем, нолдо.
Казалось, голос Врага идет отовсюду, эхом отражается от стен и громом своим рвет уши.
Гильмар зажмурился. "Легко ему смеяться надо мною! Он забавлялся, глядя, как нас сминают его твари. Теперь забавляется моей слабостью". Как ненавидел нолдор сейчас Врага!
– Я разрешаю тебе смотреть на меня, – с насмешкой сказал Моргот. – Ты ведь разведчик? Вот и рассматривай мою крепость.
Разведчик дерзко вскинул голову... и тут же опустил взгляд. У него не доставало сил глядеть на Врага.
Облик Моргота не был страшен, но... так ребенок боится темноты, не в силах объяснить, чего именно пугается. Так человек содрогается при виде мохнатого насекомого, хотя то и не грозит смертельным ядом.
Враг внушал отвращение. Потому что он был – Враг.
– Ну что же ты? – с наигранно-издевательской заботой проговорил Моргот. – Ты так хотел увидеть меня. Смотри! Подними голову и взгляни на меня.
Гильмар сжал губы. Повиноваться этому гнусному голосу?!
– Ты, наверное, не понял, – издевка в голосе Моргота сменилась скукой. – Я властен над твоей плотью, нолдо. Я и есть твоя плоть… отчасти. И мне этого хватит, чтобы управлять твоим телом. Управлять так, как мне заблагорассудится. Сомневаюсь, что тебе это понравится. Так что лучше бы тебе подчиниться мне. Добровольно.
– Мы тебе не подчинимся! Ни в чем! – крикнул Гильмар, отчаянно взглянув в глаза Врагу.
Но опустить голову он уже не смог: шея перестала повиноваться ему.
– Как хорошо, когда гордый нолдорский разведчик… как, кстати, твое имя, мой досточтимый гость?
Враг откровенно насмехался.
– Ги... Гильмар, – прошептал тот, с ужасом осознавая, что не может не ответить.
– Так что тебе понадобилось в моих горах? – осведомился Враг.
Гильмар хотел зажмурить глаза, но почувствовал, что не в силах опустить веки. Он хотел молчать – но его губы зашевелились помимо его воли.
Нолдор начал говорить. Он не мог остановиться, как ни пытался удержать свои мысль и речь. Впрочем, уже не "свои".
Он говорил о приказе Финголфина выяснить, что из себя представляет Ангбанд и почему Моргот не принял их вызова, говорил о численности отряда разведчиков и о пути, которым они прошли... говорил...
– Где именно? Мимо каких скал? Как-как прятались? – ронял Моргот вопросы.
Гильмар отвечал. Он был готов задушить себя, лишь бы замолчать! – но пошевелить рукой было не легче, чем в одиночку своротить гору.
– Ну что ж, Гильмар, спасибо, – презрительно улыбнулся Враг. – Ты был прекрасным собеседником.
Чуждая воля, стальной хваткой державшая тело нолдора, исчезла. Пленник рухнул на пол. Он услышал тяжелые шаги орков. И лишенный эмоций голос Моргота:
– Этот принадлежит мне. Не трогайте его. С прочими делайте что угодно. Всё, что только придумать сможете. А этот пусть смотрит.
– Воля Властелина!
– От прочих оставьте кисть правой руки… и еще пару голов. Узнаваемых – хотя бы с трудом.

7

До чего я дошел! Противно. Гадко.
Я, перед кем содрогались Стихии, я опустился до того, чтобы впечатлять своей мощью – кого?! Воплощенных! Глумиться над пленными.
Забава, которая пристала орку, – но не мне, сильнейшему из Айнур!
Что со мною?!
Да, мне было с чего разозлиться: они убили семнадцать гвардейцев и пятерых волков. Потеря… не столько большая, сколько глупая. За то, чтобы взять в плен этих разведчиков, не способных дать мало-мальски стоящие сведения.
Мне захотелось втоптать их в грязь. Ну, втоптал. А орки мои – дотаптывают. До чьего уровня я опустился!
Впрочем, я достигну своей основной цели. Я по-настоящему разозлю Финголфина. Он придет в ярость, когда получит мой под-дарочек. Рассвирепеет. Потеряет голову… сначала в переносном смысле, а потом – и в прямом. Я уж постараюсь. Точнее, орки, соскучившиеся по войне, постараются.
А может, и не только орки. Балроги тоже захотят развлечься. И майары.
Финголфин помчит на Ангбанд, как Феанор когда-то. Пусть он и хладнокровнее старшего брата – он рванет после такого. Ему даже не надо будет ловушки расставлять. Его можно будет… хоть Феанору на забаву отдать. Старший брат так лю-ю-юбит среднего… Подумаю.
В любом случае, я прикажу взять Финголфина живым. Его судьбу я решу позже.
Своей жестокостью я выманю их из Хифлума. Тщательно рассчитанной жестокостью.
Мой план безупречен – как и большинство моих планов. Я уничтожу только нолдор Финголфина: они выйдут против меня сами.
Я не трону сыновей Феанора – они же останутся в Хифлуме.
Как точно всё рассчитано!
Но, Пламень Предвечный, до чего же гадко на душе после этих издевательств.
Как бы стряхнуть с себя это…
И сил, как назло, опять нет.

8

Властелин? Ему плохо?
Что-то не так в Музыке Цитадели. Я заторопилась в Тронный зал, стены разбегались с моего пути, лестницы сами стелились под ноги.
Двери распахнулись.
Я сделала шаг. Всего один шаг.
Лязг створок за моей спиной.
Невольно я напряглась. Словно не помочь Мелькору я бежала сюда, а запоздала, получив приказ явиться.
“Мелькор?” – хотела я спросить. Но вместо этого сдавленно произнесла:
– Властелин? – виновато, робко.
– Таринвитис? Подойди сюда.
Голос с трона. Властный. Чуждый. Это не голос того Мелькора, которого я знала еще прежде, чем возникло время.
– Мелегорус…
– Подойди, Таринвитис.
Пламя в расщелине встало двумя стенами. Между ними – проход. Властелин требует меня.
Мне стало страшно. Так страшно не было даже когда армия Амана встала под стенами Утумно, когда рушились наши ворота от рева Валаромы, сминавшего и рвущего нашу Музыку… нет, тогда я почти не боялась. Я была готова биться, рвать врагов. А здесь… сейчас…
– Тарис, я жду.
Я подошла. Перешагнула расщелину. Встала перед троном.
Странно: лицо Властелина тонуло во мраке.
– Поднимись.
Четыре ступени. Четыре усилия. Словно мне что-то мешало… и внутренний голос говорил: “Беги!”
Бежать? От Мелькора?!
– Та-а-ар-ри-и-ис-ссс-с…
Его голос обволакивал меня, подчинял, заставлял повиноваться, исполнить всё, что он ни пожелает…
Я стала жертвой, покорной, бессильной жертвой…
Я?!
– Меле…
Его сила ворвалась в меня, пронзая и разрывая, как молния разрывает тучи, как рассекает ладья волны, как нож разрезает плоть… Нет!
– Не-е-ет!
Прочь! Прочь отсюда, прочь из Тронного зала, прочь от того, кто мне не знаком, кто не тот Мелькор, которого я знала, прочь!
Про-о-очь!
Я очнулась от холодного ветра.
Башня. Я стою на ней. Мы… мы с Мелькором стоим на ней.
– Вла… Мелькор, что это было?
– Я напугал тебя, Тарис?
– Д-да.
– Бедная Мышка. Я не хотел.
– Да…
Ничего больше я не могла из себя выдавить. Мне так хотелось верить, что Мелькор, вырвавшийся вместе со мной из Тронного зала, вырвался и из того морока. К себе – настоящему.
Мне так хотелось верить, что настоящий Мелькор – тот, что сейчас рядом.
Что та корёжившая меня Сила – не он.
– Что это было, Мелькор? Что было с тобой?
– Это? Это были заботы Властелина Ангбанда, Тарис.

9

Гильмар шел, сгибаясь под своей ужасной ношей.
Шел тот, кто когда-то был Гильмаром. От прежнего нолдора-разведчика осталось немного. На юг брело седое существо с безумным взглядом. Иногда он разговаривал с кем-то, спрашивал и отвечал, хотя был один. Иногда – пускался бежать, словно за ним гнались. Иногда – падал на землю и кричал, как будто его бьют.
Несколько раз он бросал свой мешок, в ужасе мчась прочь. Но – потом возвращался и снова взваливал его на плечи.
Когда его нашли хифлумские дозорные, он сидел, ощупывая мешок, и, глядя в никуда, вел такой разговор:
– Как это: бросить вас в горах? Нет, нельзя. Ну, и пусть увидят. Вас должны похоронить. Нет, какая ярость, о чем ты?
– Нет! – вскрикнул он совсем другим голосом и повалился на бок, закрывая голову руками, словно от ударов. – Нет, я не выполняю его волю! Нет, нет, нет, не его! – он завыл в ужасе.
Один из дозорных положил ему руку на плечо:
– Очнись. Ты у своих.
Гильмар притих, но чем спокойнее становился он, тем больше бледнел дозорный.

10

В северном Хифлуме...
Наверное, это неправильно. Надо потребовать, чтобы меня отвезли к братьям. Или даже – не потребовать. Попросить достаточно. Фингон не станет возражать – отвезет.
Только почему-то я не прошу.
Сам не знаю.
Лежать и ни о чем не думать. Ни о чем. Ни о чем... Счастье.
Ложное счастье, если быть честным.
Никто ничего сейчас от меня не ждет. Ни на северном берегу Мифрима, ни на южном. Лежи, дескать, Маэдрос, поправляйся.
Смеетесь?!
Может, рука у меня новая вырастет?!
Нет, что я, в самом деле... Никто не смеется. Сочувствуют.
И он, наверное, тоже. Что ты подумал, отец, когда увидел обрубок руки вместо сына?
Ты – всегда побеждаешь. Даже когда терпишь поражение. В Ангбанд тебя привели (или – принесли?) пленником, а ты стал... я видел, кем ты стал. И Сильмарили ты вернул себе без труда.
Ты – всегда побеждаешь. Я – всегда проигрываю. Моих братьев воинство Финголфина ненавидит. Меня – жалеет. Может ли быть худшее поражение?!

11

– Разведчики вернулись? – спросил Маэдрос у Фингона.
– Пока нет.
– Пожалуйста... – в голосе Маэдроса была почти мольба, – пожалуйста, когда они вернутся, приведи их ко мне. Или вели отнести меня к тем, кто станет их слушать.
– Конечно, брат.

– Государь, – сказал Фингон, глядя на спящего Гильмара, судорожно сжавшегося даже сейчас, – государь, милосерднее не возвращать ему сознание.
– А кто будет рассказывать об Ангбанде?! Может быть, ты? Или твой Маэдрос?
Финголфин отлично понимал правоту сына – и злился на то, что не имеет права согласиться с ним.
– Пустите меня, – тихо сказал Финрод. – Я... вдруг у меня получится? Феанор учил меня видеть пламень духа.
Он прикусил губу, но – поздно. "Что же, – с досадой подумал он, – я теперь не имею права произнести имя учителя?"
Ему не ответили, и он склонился над спящим. Легко коснулся пальцами его висков.
– Как его имя?
– Гильмар, – хмуро отозвался Финголфин.
– Гильмар, – тихо позвал Финрод, – очнись. Будь свободен от воли Врага. Он властен только над плотью. Он не властен над твоей душой. Не оставайся духом в Ангбанде, Гильмар. Вырвись оттуда. Мы ждем тебя. Гильмар, иди к нам...
Душа спящего виделась Финроду тонкой огнистой ниточкой, завязшей, запутавшейся в клубке мерзких черных водорослей; Финрод осторожно тянул ее на себя, пытаясь освободить и так боясь порвать...
Гильмар открыл глаза, огляделся, медленно узнавая собравшихся, встал:
– Мой государь, никто больше не вернется. Я готов рассказать об Ангбанде, если пожелаешь.

Принесли Маэдроса. Когда четверо нолдор опустили носилки на землю, Финголфин хмуро взглянул на него – мельком. Ему не нравилось, что Маэдрос до сих пор здесь, ему не нравилось, что сыну Феанора приходится уделять столько заботы... но... Фингон прав, в конце концов. И сейчас, даром что им пришлось ждать, пока принесут Маэдроса (еще слишком слабого, чтобы он мог ходить сам), – сейчас Фингон тоже прав, что упросил подождать.
Маэдрос избегал встречаться с кем бы то ни было взглядом. Фингон, переведя взгляд с него на Гильмара, заметил, что разведчик тоже смотрит в никуда.
– Ну, все здесь, наконец? – осведомился Финголфин. – Гильмар, мы слушаем тебя.
Гильмар заговорил безжизненным голосом. Фразы падали одна за другой, как камни с горы:
– В плен нас взяли всех. Не менее десятка орков на каждого. Там были обученные волки: не рвут без приказа. Моргот смотрел, как нас захватили.
– Моргот? – поднял бровь Тургон. – Ты что, узнал его? Он рядом стоял?
– Он стоял на вершине горы, – голос Гильмара был всё так же лишен эмоций. – Я узнал его по короне с Сильмарилами.
– Что?! – Маэдрос аж приподнялся. – На нем была корона с Сильмарилами?! И он смотрел, вот просто стоял и смотрел, как вас берут в плен?!
– Именно так, принц, – коротко кивнул Гильмар. – Он стоял и смотрел.
– Маэдрос! – Фингон бросился к нему. – Маэдрос, что с тобой? Неужели упоминание о Сильмарилах...
Маэдрос трясся в беззвучных рыданиях, зажмурив глаза и стиснув зубы.
– Фингон, ты не понимаешь... – попытался выговорить он, но тут слезы хлынули из глаз, и это уберегло его от безумного признания.
Финголфин в очередной раз косо глянул на сына Феанора – и повернулся к Гильмару.
– Дальше.
– Меня привели на допрос. Мое тело, речь и разум Враг подчинил себе. Я не помню, что я сказал ему. Потом нас отдали оркам. Всех, кроме меня, они долго пытали и съели.
У Фингона мелькнула мысль, что Гильмар не упомянул о том, что орки убили его товарищей перед тем, как съесть. Недоговорка? Или..?
– На меня навьючили мешок и вытолкнули за ворота. Как я дошел сюда – не помню. Это всё, что я могу рассказать.
Финголфин выдохнул, кивнул, жестом отпуская разведчика. "Если Враг настолько могуч, – думал сын Финвэ, – то почему он не принял наш вызов? Если он так хочет войны сейчас, что посылает мне этот страшный мешок, то почему он не принял наш вызов?"
Маэдрос тем временем судорожно вздрагивал, шепча: "В короне с Сильмарилами. Стоял и смотрел..."
Финголфин скривился: "Вечно о своих Сильмарилах думает! Камни ему важнее судьбы собственного народа!"

12

По лестнице в Северо-восточную башню я поднимался медленно как никогда. Словно мне был не по силам этот подъем.
Да он и был труден – только не бесчисленными витками лестницы и не крутизной ступеней.
Труден тем разговором, что ждал меня.
Феанор не отзывался на осанвэ. Упорно.
Будто не слышал.
Ну да, отрубленная рука на скале. Я-то знаю, что это какой-то отчаянный нолдор спас Маэдроса – а что Феанор знает о судьбе сына? Ему ведь Саурон не докладывал!
Пламень Предвечный, я должен был объяснить ему всё сразу!
А я счел дела войны более важными.
И вот теперь Феанор не хочет со мной говорить. Отгородился наглухо.
Почему, почему, по-че-му я постоянно должен подделываться под его бешеный характер?! Почему, если Феанор переживает из-за своих сыновей, я должен бросать все заботы и жертвовать всем Ангбандом ради него?!
Почему?!
Потому что. Потому что он – мой друг. Единственный.
И – больше чем друг. После создания Венца – больше. Это стало более чем сотворчеством – мы сплели Силу вместе. Мы соединили Тьму и Свет, и, кажется, именно последствия этого нам сейчас приходится лицезреть.
Или же приходится признать, что в судьбы Арды вмешался Эру.
Во что верится с трудом. И отнюдь не потому, что уж очень не хочется в это верить.
Просто Единый не может не знать о том, насколько я сейчас слаб. И если Древа возрождены им – мне конец.
Но я до сих пор жив и на свободе.
Значит – не Единый. Но тогда кто и что?!
Именно это мне и следовало обсудить с Феанором. Никто другой просто не понял бы, о чем речь.
А Пламенный – не отзывается.
Я наконец добрел до верхней площадки. Снова попытался позвать. Бесполезно.
На миг мне стало страшно – а что если двери в покои Феанора не пожелают отвориться? Разумеется, сломать заклятье силой мне не составит особого труда – только едва ли после этого нам удастся поговорить так, как нужно мне.
Я осторожно положил ладони на кованый узор – и по нему побежали знакомые отблески.
Хотя бы не заперто.
Я рванул дверь на себя, в три шага пересек темную проходную комнату, распахнул дверь в кабинет…
Пусто.
Пустота обрушилась на меня, как камень с горы.
Никого. Ни звука, только ветер воет за стенами. У окна намело немного снега.
Я открыл дверь в мастерскую, хотя отлично знал, что там увижу. Горн, который не раздували очень, очень давно.
– Феанор!!
Я крикнул от злости, в гневе – то ли на него, то ли на себя: за то что не удержал его, не сообразил…
Где мне теперь его искать?!
Я стоял посреди пустого кабинета, странно съежившегося, как съеживается кусок кожи, содранный с живого тела. При Феаноре нам эти три комнаты никогда не казались маленькими. Нам было просторно здесь. Но сейчас…
Холод и пустота.
Я испугался не на шутку: а вернулся ли он в Ангбанд вообще?! Не помню… не знаю.
Когда я рванул из Хильдориэн домой, я перестал думать о нем. Кажется, он пытался догнать меня... какое-то время. А потом?
Л-ладно. Если Пламенный в Ангбанде, Цитадель выведет меня к нему.
Если его в Ангбанде нет… что ж, это усложняет задачу. Но отнюдь не делает ее невыполнимой.
Феанор нужен мне – и значит, я его найду. Раньше или позже.

13

Я хорошо понимал, чего ждет от меня всё войско. Может быть, даже – оба. Оба войска, сейчас способные стать одним целым.
Никакого желания объединяться с сыновьями моего несравненного братца я не испытывал. Но – поладить с ними было для меня всё-таки легче, чем если бы пришлось мириться с их отцом. У меня камень с души свалился, когда я узнал о смерти Феанора. Я не обрадовался его гибели, нет: просто оказалось, что не придется разрешать вопросы, мучавшие меня весь путь через Лед. Мне уже не нужно выбирать, кто для меня теперь Феанор: соратник или убийца; кому мне мстить: Врагу или брату-предателю. Он разрешил эти вопросы своей смертью.
Он всю жизнь давил на меня: тем, что старший, тем, что лучший, тем, что признавал лишь свою правоту... Теперь его нет. Теперь можно вздохнуть – словно из спертого воздуха пещеры выйти в морозную свежесть.
Нет, я не радуюсь его гибели. Но я счастлив, что он исчез из моей жизни. Вот немного приду в себя – и провозглашу месть "за отца и брата". Это успокоит его сыновей, это сделает нас снова одним народом.
Моим.
Моим народом. Народом, за который теперь в ответе я и только я. Народом, который рвется в бой.
Я не хотел бы, чтобы о мешке, принесенном Гильмаром, узнало войско. Но – не успел пресечь разговоры. Надо было бы запретить рассказывать заранее, но – кто же мог предположить?
Моргот вызывает меня. Вызывает столь же решительно, как я вызывал его совсем недавно. Но тогда он не принял боя. И я до сих пор не могу понять – почему? Зачем он отказался тогда и почему сейчас делает всё, чтобы мы, потеряв разум, помчались на Ангбанд?
Может быть – вот именно поэтому? Он ждет нашего ослепления яростью.
Какие ловушки он заботливо приготовил нашему обезумевшему войску?!
Нет. Если Враг ждет шага вперед, надо делать шаг назад. Он не принял нашего вызова. Так и мы не станем принимать его.
Только вот как мне объяснить всё это тем нолдорам, кому довелось развязать тот мешок?!

14

Меньше всего Мелькор ожидал, что ему придется подниматься на Вторую Западную.
Пламенного он раньше почувствовал, чем увидел.
Отчаянье. Гнев. Ярость. Бессилие.
В три шага Темный Вала обогнул очередной уступ – и вздрогнул.
Неподвижная фигура в каменном кресле. Руки, намертво вцепившиеся в подлокотники. Зажмуренные глаза на неузнаваемо искаженном лице.
“Что здесь происходит?!”
Мелькор на миг сосредоточился – и вскрикнул от неожиданности: он увидел вокруг себя нолдор. Обезумевший Гильмар с его страшным мешком, гневный Финголфин, мечущийся в бреду Маэдрос, десятки, сотни нолдор – знатных и простых, на северном берегу Мифрима и на южном; Мелькор видел их всех разом, слыша их мысли тем отчетливее, чем сильнее была в эльдарах ненависть.
От вскрика Темного Валы Мастер вздрогнул, распахнул глаза.
– Ты?!
“Как он это сделал?!” – Мелькор обнаружил, что не может перестать видеть нолдор… то есть может, но для этого нужно очень большое усилие. Мысль упорно не желала возвращаться на Вторую Западную.
“Как потрясающе, как гениально он это сделал! Я должен был додуматься сам, ведь это же моя Сила – и в земле, и в желании биться, в ярости нолдор. Как изумительно просто! Ведь с этой вершины кто угодно сможет наблюдать за нолдорами – если мне понадобится”.
– Мастер, я преклоняюсь, – совершенно искренне произнес Мелькор.
– Что еще ты от меня хочешь?! – с ненавистью процедил сквозь зубы Пламенный.
Этот вопрос вернул Мелькора к причине поисков.
– Друг мой, нам надо поговорить, – сказал очень мягко и опустил ладонь на плечо нолдора.
– Еще о чем-то надо говорить? – поднял бровь Феанор. – Отсюда так хорошо видно, что говорить... зачем?
Участливый тон Темного Валы казался Феанору насмешкой.
– Говорить – чтобы понять, что именно видишь, – терпеливо возразил Мелькор. – Я не нарушал своего слова.
– Да, я знаю. Моих сыновей ты не трогаешь. Но ты ведешь войну с моим народом.
– Да нет же! – вздумай Феанор уверять, что снег – зеленый, Мелькор удивился бы меньше. – Ты же сам видишь, не можешь не видеть: я послал вызов только войску Финголфина.
– Ты ведешь войну с моим народом, – жестко повторил мастер.
– Похоже, великий мастер Феанор полагает, что ссора со мной – наилучший способ не допустить войны? – язвительно спросил Темный Вала. Бессмысленное упорство нолдора изрядно разозлило его.
Пальцы, только что дружески касавшиеся плеча Пламенного, сжались в захват.
– О чем я должен с тобой говорить? – хмуро ответил Феанор. Этот разговор всё больше напоминал ему тот, роковой, у ворот Форменоса. Напоминал – чем-то неуловимо сходным. Ощущением края, наверное. Обрыва, с которого так просто сорваться. И, может быть, – риском разрушить всё не враждой даже, но – непониманием.
Мелькор посмотрел ему в глаза. Ослабил хватку.
– Феанор, гордое молчание в одиночестве – не выход. Я хочу тебе многое объяснить. Я не мог этого сделать раньше. Действительно не мог. Поверь мне. Пойдем отсюда – на этой горе здраво рассуждать невозможно.
Государь нолдор осознал, что совершенно не верит ему. Не верит этому заботливому голосу. Не верит этому дружескому пожатию. Не верит тому, что было для Пламенного единственной опорой во все годы, проведенные в Ангбанде.
Но – Мелькор более чем ясно дал понять, кто будет расплачиваться за упрямство Феанора. И – раз есть хоть малейшая надежда совладать с войной – лучше слушаться. По крайней мере, не спорить по пустякам.
– Пойдем, – спокойно кивнул мастер.

15

Властелин, но теперь-то зачем?
Ты уже начал войну – наконец-то, давно пора! – так зачем ты опять позволяешь этому нолдору злить тебя?!
Я же слышу, Властелин, я отлично слышу, как ты приказал Цитадели не позволять ему отходить от тебя дальше, чем на три шага. А сам кружишь по коридорам, раздражение сбросить пытаешься.
Получается у тебя не ахти как.
Зачем, Мелегорус?! Хочешь беречь свою живую игрушку как память о том, что и в Амане было что-то хорошее, – да запри ты его в Северо-восточной башне и храни там! Даже и не в башне дело – пусть бродит где угодно, но в душу, в Музыку свою зачем его пускать?!
Властелин, вспомни: много ли во всем Эа тех, кто приводил тебя в ярость? Сколько тех, кому удавалось это более одного раза?!
Так почему ты ставишь своего нолдора выше Эру с Манвэ?!
Хорошо, допускаю, тебе нужна живая забава. Ну так возьми волколапыша какого-нибудь… а кстати, это мысль. Вон, Дарг любит с волчицами развлекаться – так что мешает мне подарить Властелину смышленого щенка? Отец – майар, мать – волколак… если такой щеночек будет расти на руках у Валы, если Мелькор разовьет и направит его сознание, то ой какой интересный зверь может получиться! Уже и не совсем зверь. Или совсем не.
Властелина такая игрушка должна заинтересовать.
Отвлечь, по крайней мере.

16

В покои Феанора Мелькор вошел совершенно по-хозяйски, сел в кресло, кивком разрешил нолдору занять второе.
Пламенный безучастно повиновался, сцепив руки и глядя в никуда.
“Ссора с ним – самая большая глупость, которую я могу допустить, – напомнил себе Мелькор. – У него Венец. Не мой и не его – наш. Да и атани… слишком многого мы можем достигнуть только вместе.
Я – НЕ – ДОЛЖЕН – С – НИМ – ССОРИТЬСЯ.
Это не в моих интересах. Это не в интересах моего дела.
Он не способен быть разумным. В принципе – не способен. Значит, я должен быть разумен за двоих”.
– Ты знаешь, что твой брат здесь. Ты сам видел это.
Мелькор не спрашивал.
– Война неизбежна. Но я не забыл о данном мною слове. Я сделал всё, чтобы привести Финголфина в бешенство; он рванет биться со мной – и это даст мне возможность не трогать твоих сыновей. Они не объединились; ты это видел.
Феанор уронил голову на руки. От этого резкого движения Венец, как ни плотно сидел на голове, упал и покатился по столу.
Мелькор сжал зубы. “Но ведь ты сам виноват. Ты сам натворил то, что я сейчас отчаянно пытаюсь исправить!”
– Друг мой, – Мелькор аккуратно поставил Венец на дальний угол стола, – я уничтожу Финголфина и пришедших с ним, но не трону твоих сыновей. Избранные тобою нолдоры останутся живы. А твой брат и те, кто с ним, всё равно были приговорены Государем нолдор, разве не так?
Пламенный медленно поднял голову.
– Они все – мой народ... – хрипло сказал он.
“Это уже чересчур! Ты сам бросил их! А теперь вдруг проникся жалостью?! Нашел время; лучше некуда!”
Мелькор прикусил губу: говорить всё это вслух определенно не стоило. Надежно закрыл свои мысли от нолдора.
Тот с горечью посмотрел ему в глаза.
– Да, я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – Мастер снова опустил голову. – Догадаться нетрудно. Я сам сотни раз думал о том же.
Тишина.
– Да, – Феанор почти уткнулся лицом в стол, – да, я бросил их сам. Я не хотел их убивать... но я понимал, что, скорее всего... Впрочем, я тогда не слишком много размышлял о них.
Он выпрямил шею, но глаза его были закрыты – то ли он боялся встретиться с Мелькором взглядом, то ли просто хотел отгородиться ото всего:
– А сейчас... моя ненависть к ним перегорела. Я не могу больше думать о том, что они пошли против меня и тем виновны. Я вижу, что они совершили невозможное. Невозможное даже для меня. И я... – его стиснутые руки побелели от напряжения, – я не могу не вспоминать, какими были мы все когда-то в Тирионе. Я ведь знаю в лицо каждого из них...
Помолчал и скривился в усмешке:
– Уж прости мою непоследовательность.
Мелькор положил ладонь поверх его сцепленных пальцев:
– Пойми одно, друг мой: я с тобою. Я на твоей стороне. Нолдоры мне безразличны… честно говоря, все. Но ты – ты мой друг. Что бы ни происходило. Ты знаешь. В нашем постоянно меняющемся мире это одна из немногих вещей, в которой ты можешь быть уверен.
Феанору показалось, что башня завертелась волчком. Как тогда, когда они – два врага – поняли, что враждовать им не из-за чего. Так и сейчас Пламенный осознал, что слишком поспешно уверовал в разрыв Мелькора с ним.
Он открыл глаза и в первый раз за весь этот разговор посмотрел на того, кого столько раз заново учился называть то "врагом", то "другом".
– Что ты можешь сделать? – в его голосе была почти мольба. – Что?
– Уже почти ничего. – Темный Вала покачал головой. – Оркам нужна добыча. Им нужно войско Финголфина. Отозвать орков, не добив прошедших через Лед, я могу… но не более.
Пламенный зажмурился, словно от резкой боли.
– Хотя… погоди… – Мелькор хитро прищурился, – есть одна идея. Но….
– Что – "но"?
– Но ее осуществить будет трудно. И заняться этим придется тебе.
– Говори же!
– Я могу приказать оркам брать пленных. Это не так уж просто… большие потери. Двое, трое орков за каждого пленника. А что будет потом, Феанор? Скажи мне сам, что проще: убить нолдор – или заставить их трудиться на Ангбанд?!
– Тебе отлично известно, что сделать проще! – Феанор встал, отошел в стене, уткнулся в нее лбом.
– Да, известно, – Темный Вала подошел к Пламенному, положил руки ему на плечи. – Но мне известно и то, что мой единственный друг не привык отступать перед невозможным. Или я ошибаюсь?
Феанор медленно распрямился. Опущенные плечи развернулись. Даже не видя лицо нолдора, Мелькор понял, что тот одолел свое отчаянье.
– Итак, друг мой, скажи: в силах ли ты убедить нолдор трудиться на Ангбанд? – “Если после так заданного вопроса он ответит отказом, то я совершенно не знаю его!”
– У-бе-дить... – задумчиво произнес Пламенный. – Убедить нолдор можно в чем угодно. По крайней мере, я это сделать могу. Убедить даже в том, против чего они были настроены самым решительным образом. Ты сам знаешь, мне это однажды удалось...
– Что мешает сделать это вторично? – приподнял бровь Мелькор.
Феанор резко обернулся:
– Попытаться, безусловно, стоит. Должно получиться. Не может не…
– Вот такого Феанора я уважаю, – Мелькор стиснул его руку в дружеском пожатии. – Феанора, способного совершить невозможное. Феанора, который радуется трудностям. Феанора, сметающего все преграды.

17

Побеждать нолдор – не ведя войны?!
Скажете – невозможно? Проще Воплощенному между струек дождя проскользнуть?
Невозможно. А как же иначе? Это и только это – истинное дело для сильнейшего из Айнур – совершить невозможное.
Задача, воистину достойная меня: совершить то, что не под силу никому иному.
Феанор – берется. Уже взялся. Я это по его лицу вижу. Волевое лицо, решительное – как мне нравится смотреть на такое твое лицо, мой друг.
Итак, орки будут брать нолдор в плен. Потери… потери неизбежны. Среди орков. Среди волколаков… их жалко. Ну да ладно. Придется смириться.
Ты станешь прежним, мой друг. Это важнее сотни волколаков. Для меня – важнее.
Ты получишь своих нолдор. Ты добьешься, чтобы они работали на Ангбанд. В этом я уже не сомневаюсь. А при захвате пленных погибнут самые рьяные орки… их, конечно, жалко, ну что ж…. это война. Зато армия слегка успокоится.
– Феанор, друг мой, так мы решили? Ты займешься пленными?
Займешься. Вижу.

18

Я только что согласился стать тюремщиком собственного народа.
Я. Ставящий свободу превыше всего.
Я. Звавший свой народ к свободе.
Что я смогу сказать им? – когда их притащат пленниками сюда? Пленниками – по моему слову.
Найду, что сказать.
Должен найти.
Я же смог в Тирионе убедить всех в необходимости ухода. Да так смог, что мой ненаглядный братец пришел сюда через Лед. А ведь как он противился когда-то самой идее прихода в Эндорэ!
Стать тюремщиком – это чудовищно. Это отвратительно. Но – иначе мой народ будет перебит. Я не сомневаюсь, что с орками нолдоры могут биться на равных, но... я не знаю, сколько всего орков в Ангбанде. И – здесь не только орки.
Стать тюремщиком – переступить через себя. Но Мелькор идет на гораздо большую жертву! Мы оба видели, скольким оркам придется жизнью платить за одного нолдора, взятого живым! А ведь орки – его народ. Ради меня, ради жизни моего народа он жертвует своим.
Так как же смею колебаться я?!
Да, заключить нолдор в тюрьму – это предательство. Но если мастер будет чувствовать себя пленным – он не сможет творить. Под страхом смерти ли, пыток ли – он не сделает ничего.
А Мелькору нужны мастера, которые будут трудиться.
Невозможно?
Что ж, вот занятие, воистину достойное Феанора, – свершить то, что не по плечу никому другому.

19

...Им обоим просто надо было придти в себя.
Последние события, быстрота их смены – это оказалось слишком сильной встряской даже для них.
Вот они и бродили по крепости.
Просто так.
Чтобы успокоиться. Чтобы окончательно убедиться в том, что их дружба осталась прежней.
Чтобы ненадолго отвлечься от войны.
Чтобы...
Так, разговаривая ни о чем, они дошли до Тронного зала.
Двери из черного камня послушно распахнулись им навстречу.
Сколько раз ни бывал Феанор в Тронном зале, он всегда видел, что этот чертог – пожалуй, единственный в Ангбанде – зримо отражает то, что творится у Мелькора на душе. Тронный мог быть великолепным или сумрачным, ослепляющим величием или внушающим ужас... Порой Феанор задавался вопросом, точно ли воля Мелькора заставляет изменяться этот огромный зал – или сердце Цитадели меняется само по себе.
Зайти сюда один Феанор так ни разу и не решился.
Сейчас Тронный зал выглядел удивительно домашним. Чернота теплых углей очага. Тьма мягко обволакивала – так пушистый котенок трется о ногу хозяина.
Золотистое пламя осторожно лизало края расщелины.
Мелькор перешагнул через нее, кивнул Феанору – дескать, иди сюда. Сам поднялся на пару ступеней и опустился на верхнюю. Снова кивнул, предлагая усесться рядом.
Оранжевое пламя поднялось выше, то облизывая пол перед троном, то устремляя протуберанцы вверх.
Пламенный поднялся по ступеням, присел. Ему казалось, что они двое сейчас отгорожены от всего остального мира – отгорожены стеной теплой черноты и золотистой чертой огня.
Мелькор взял его руку в свои: жест друга, никак иначе. Друга, с которым можно быть предельно откровенным.
Откровенность Феанора была сейчас очень важна Мелькору.
– Что ты думаешь о новых светилах, Мастер? – негромко спросил.
– А стоит ли говорить об этом? – осторожно ответил тот. – Возрождение Древ нам с тобой уже стоило одной... – он хотел сказать "ссоры", но, помедлив, сдержался: – размолвки.
– Имен-но! Ты тоже считаешь, что это – Древа. И я считаю так же. Да только я точно знаю, что их сила была выпита Унголиантой. Выпита до дна, вот ведь как.
– Я понятия не имею, как им удалось возродить Древа... – покачал головой Государь нолдор. – Меня они уверяли в том, что это возможно только если расколоть Сильмарили, причем немедленно. Выходит, нашли другой способ.
Мастер жестко усмехнулся: уверенный в том, что он был обманут, он не желал называть Валар иначе, чем холодно-отстраненным "они".
– Валары?! – Мелькор скривился в усмешке. – Они найдут, жди дольше!
– Тогда я перестаю понимать что бы то ни было! – выдохнул Пламенный. – Получается, что Единый вмешался в судьбу Арды – а ты этого не заметил. Мало того, получается, что я не почувствовал возрождения Древ. Что столь же невероятно. Поверь мне, – он сглотнул, – ты ведь знаешь, чем они были для меня.
Помолчал, скривился в усмешке:
– Выходит, два события, переворачивающие все судьбы мира, произошли – а оба мы этого даже не ощутили! Интересно, чем мы были так увлеченно заняты?
– Венцом, – тихонько подсказал Мелькор.
– Венцом?! – невольно переспросил Мастер. – Венцо-о-ом... – повторил он, размышляя. Встал, несколько раз прошелся вдоль огненной расщелины.
Языки пламени поднимались ему навстречу и опадали, когда он проходил мимо. Их золотые отблески плясали на полу, но не рассеивали бархатной черноты, заполнившей Тронный зал.
"Венцом..." – твердил про себя Феанор. Он помнил, как почувствовал себя вратами для Пламени, входящего в мир. Пламени, о котором говорили, что именно он дал думам Валар бытие.
Феанор покусывал губы. Если эта догадка верна – то она столь же отрадна для него, сколь и опасна. Если верна...
– Друг мой, – Мелькор понимал, что ему особенно важно заново добиться доверия Феанора, – я сначала было подумал, что это Единый. Но если бы вмешался он, то… никак не ради одних Древ. Он бы стер Ангбанд в порошок. Он бы расправился со мной. Да и тебе могло бы… перепасть от его щедрот.
Тишина. Точно рассчитанная пауза.
– Но он – не враг Арде. А сейчас даже сила Валар слишком велика для мира, обретшего форму. Эру понимает это ничуть не хуже меня. Мир просто расколется, ударь один из нас по-настоящему. К сожалению… мы сейчас как со стеклянными фигурками возимся.
Мелькор досадливо нахмурился.
– Так что возрождение Древ – заслуга не Валар и не Единого. Это следствие, хм, наших успехов.
Пламенный повернулся к нему.
Темнота, заполонившая зал, подступила ближе, и трона уже не было видно – высокие ступени уходили во мрак. Только игра изжелта-белых языков пламени на полированном камне и силуэты двух фигур.
Феанор подошел к Мелькору, присел ступенью ниже и с виноватой полуулыбкой посмотрел на него: словно извинялся то ли за то, что всё вот так вышло, то ли за свою радость, скрывать которую было бесполезно.
Мелькор в очередной раз напомнил себе, что ссориться с Пламенным нельзя.
– Рассуждаем дальше, – произнес Властелин довольно сухо. – Возрождение Древ произошло помимо их воли. Но они послали Свет в Эндорэ. Зачем именно – вопрос.
– Это не они послали, – усмехнулся Феанор. – Это тоже мы.
– Мы?! – Мелькор непонимающе нахмурился. – Что ты такое го…
Он побледнел, вперился в Феанора взглядом:
– Ты?! Ты посмел?!
Пламенный откинулся назад и сказал негромко:
– При чем здесь я? Объединить Тьму и Свет – это были твои слова. Я лишь сделал то, чего хотел ты.
В зале стало тихо. Только огонь гудел в расщелине.
Феанор рискнул нарушить молчание:
– Мы оба не подумали о том, как создание Венца отразится на Амане. Мы сами сняли границу, разделяющую Тьму и Свет.
– Эт-того не доставало… – процедил сквозь зубы Восставший. – Меня угораздило так помочь моим собратьям! Открыть границу… Л-ладно.
Темный Вала овладел собой, и продолжил уже спокойно.
– Феанор, друг мой, война с Аманом грозит бедами нам обоим. Валары не имеют причин любить ни тебя, ни меня.
Нолдор кивнул.
– Тьма Великая, дорого бы я дал за то, чтобы узнать, что происходит сейчас в Валиноре! – выдохнул Мелькор.

20

Я не могу воевать против собственного отца.
Нехитрая истина, когда речь идет о ком-то другом.
Обрыв, пропасть – когда речь идет о тебе.
Спасенный с Тангородрима, мечась в горячке, я лелеял образы будущей войны: мы штурмуем Ангбанд, мы захватываем его, мы повергаем Моргота ниц...
Ну? – всегда спрашивала меня судьба на этом месте. – Ну, а что дальше?
Отец это видит. Он видит, как мы, исполняя Клятву (его Клятву!), сокрушаем его друга.
Или... или отец станет защищать Врага?!
Последнее было настолько кошмарно, что и думать об этом не хотелось.
И я старательно думал о другом.
О том, что отец предал нас и себя. Что он посмел отречься от Клятвы. Что он назвал своим другом убийцу Короля нолдор. Что он отдал меня на расправу Морготу, наконец.
Что он отрекся от меня и тем освободил меня от долга сына.
Что воевать против такого отца можно и должно.
Я даже признал Финголфина нашим королем, чтобы он повел нас в бой. Чтобы мне не надо было самому решаться на этот шаг.
Бесполезно.
Все доводы рассудка разбивались о неколебимое:
Я не могу воевать против собственного отца!
На Тангородриме мне было легче.

21

"Узнать, что происходит сейчас в Валиноре".
Сказать, что эти слова Мелькора взволновали Феанора, – не сказать ничего. Пламенный не меньше Темного Валы был готов пожертвовать... да чем угодно, лишь бы узнать, готовится Аман к войне или нет.
И не потому, что боялся за себя.
– Я не думаю, что Валар нападут на нас... – проговорил Феанор, размышляя вслух. – Мне трудно объяснить, но, поверь мне, я слышу это.
– Ты – слышишь? – Мелькор не смог скрыть высокомерной усмешки. – Даже я не в состоянии разобраться в этой чудовищной дисгармонии.
Феанор вздохнул и ответил, не глядя на Мелькора:
– Это моя родина.
“Не ссориться”, – прикусил губу Темный Вала.
– Друг мой, это не более чем чувства. Прекрасные – и обманчивые.
Феанор посмотрел на Мелькора в недоумении: так зрячий смотрит на слепого.
– Неужели ты совершенно не ощущаешь его? Никак? Я думал, вы, Валары, видите движение силы друг друга.
– Феанор… можешь ли ты почувствовать мысли Финголфина? Возможно ли осанвэ между вами? Нет, и ты это отлично понимаешь. Вы слишком давно стали врагами. Так и мы. Только мы, – Мелькор помолчал, – мы – Стихии. Пропасть между нами неизмеримо больше и глубже. Я не могу слышать Музыку моих собратьев. Для меня там сплошь жуткий шум.
– А я... я чувствую, я слышу Аман! и я знаю, просто знаю, что там нет сейчас гнева и угрозы. Я чувствую это – но не могу объяснить! Если бы ты мог увидеть моими глазами!
– Твоими?! Феанор, не забывайся. Ты Воплощенный. Да, ты больше чем обычный Воплощенный, но… Даже я не могу расслышать Аман, не говоря уж о моих майарах.
– Здесь дело не в силе, – покачал головой нолдор. – Дело именно в том, что я – Воплощенный. Вам, Стихиям, не понять, как можно слышать свою родину.
Он встал и отошел к огненной щели. Все эти годы Феанор заставлял себя не думать об Валиноре, забыть землю, куда ему никогда не вернуться, заставлял себя принять Ангбанд как свой дом... временами у него почти получалось убедить себя в этом. Почти. Но сейчас – душевная рана заболела снова.
Огонь, откликаясь на призыв Феанора, поднялся выше, и Пламенный принялся играть с его языками, легко и ловко проводя пальцы левой руки сквозь них. Это всегда успокаивало.
– Я почти уверен в том, что ты обманываешь себя, – нахмурился Мелькор. – Это только твоя память. Я сам в Амане жил памятью, пока не встретил тебя. Друг мой, это только иллюзия…
Восставший размышлял вслух:
– Это насмешка судьбы. Я могу дотянуться до Амана, но не могу расслышать его. Ты – наоборот. Вот если бы…
– Попробовать вместе? – договорил Пламенный за него.
– Ты понимаешь, насколько это будет больно? – нахмурился Мелькор. – Тебе, Мастер. Мне тоже, но тебе…
– Испугал, нечего сказать, – скривился Феанор.
Вернулся к ступеням трона, сел рядом с Темным Валой.
– Мелькор, это важно для нас обоих. Так что – объясняй, что надо делать и в чем именно будут трудности.
– Друг мой, у нас слишком разное отношение к Аману. Ты любишь его – и глупо отрицать очевидное. Я его ненавижу. Но тебе придется сполна ощутить мои чувства. Мою память, гнев, отвращение. Диссонанс моих и аманских мелодий будет рвать тебе… рвать душу, Феанор. Готов ли ты выдержать это?
– Ты забываешь, – невесело улыбнулся Пламенный, – что едва не с первой встречи мы знали чувства друг друга. И те самые, противоположные, – тоже. Ты забываешь, что работая с гвэтморном, я узнал о тебе много такого, чего предпочел бы никогда не замечать, даже если оно режет глаз. Полагаю, ты можешь сказать обо мне то же самое, – он скривился. – Если не хуже. Ничего нового нас не ждет.

22

Мы сели, сцепив пальцы левых рук. В последний миг я испугался, представив, как много лишнего я и узнаю, и сам открою. Но отступать я не собирался. Мы должны выяснить, что происходит в Амане. Да и потом – отступить из страха?! Только не я!
Я потянулся мыслью к Аману. Я чувствовал силу Мелькора, она была словно крыло, поддерживающее меня и направляющее вперед.
Любовь и ненависть. Они меня буквально рвут. Только любовь – своя, а ненависть – двойная. Меня Аман проклял, но это... это песчинка перед горой по сравнению с тем, что испытал там Мелькор! Наивный щенок, я полагал, свое чувство ненавистью! – да-а, теперь я узнал, что такое – настоящая ненависть к Аману!
Словно идти вперед сквозь ветер. Сквозь ураган, сбивающий с ног и отбрасывающий назад. Только ветер этот – наша ненависть.
Так ничего не выйдет.
Я должен забыть о своей ненависти к краю, проклявшему меня. Надо вспомнить юность... ведь это – моя родина, я так хотел увидеть ее еще раз...
И – не думать о Мелькоре! Перестать чувствовать его ненависть. Он, сильнейший, был поставлен на колени перед своими братьями, как я унижен перед своим!
НЕ ДУМАТЬ ОБ ЭТОМ!
...Я – ВОЗВРАЩАЮСЬ – ДОМОЙ...
Домой...
Возвращаюсь на один-единственный миг.
Возвращаюсь...
В дом, который всегда любил. Который люблю, несмотря ни на что.
Вперед.
Медленно и упорно. Сквозь серое
ничто, разделяющее нас.
Я люблю тебя, Аман. Проклявший и исторгший нас, ты всё равно...
Нас?!
Неужели...
Неужели Мелькор – тоже?!
Да. И он тоже – тоскует. И тоже – помнит. Помнит о том времени, когда он и остальные Валар еще не были врагами.
И он тоже – в самой глубине души – сожалеет об этой вражде с Аманом.
Друг мой, вспомни мою мастерскую. Прошу тебя, Мелькор. Забудь хоть на миг о вражде с собратьями – иначе мне не увидеть ничего. Ты помнишь – мы ковали вместе, и два молота не могли поспеть за нашей мыслью, одной на двоих. Ты помнишь – тогда для нас творчество было единственной реальностью.
Помнишь?

23

“Что ты видишь?” – Мелькор задал вопрос мысленно, ощущая себя скорее в тирионской мастерской Феанора, чем в Тронном зале Ангбанда. Прошлое смешивалось с настоящим, словно морская вода с пресной в устье реки.
Вопрос Мелькора помог Пламенному вернуться из прошлого в сегодняшний день – а то нолдор бы завяз в том времени, где Мелькор был пленным, а Феанор – его единственным другом во всем Амане.
Сосредоточиться было трудно. Возвращаться в реальность не хотелось: лишь сейчас Пламенный сполна ощутил, насколько счастливой была их жизнь в Амане. Их двоих. Жизнь, где за право дружить надо было бороться всего лишь против сородичей. Не против судьбы, как в Ангбанде. Не против тех, кто дорог Мелькору.
Но сконцентрироваться было нужно. Феанор заставил себя вспомнить Калакирию и перевалы в Пелорах, а, вспомнив, – потянулся к ним мыслью.
И едва не вскрикнул.
Другая сила, другие воспоминания обрушились на него. Тот, кого он некогда чтил наравне с отцом.
Охотник. Оромэ.
Его майары стояли там на страже.
“Мой наставник!”
“Мой враг!”

Ослепительной молнией – бешенство Мелькора.
Феанор упал спиной на ступени, словно его и впрямь отбросило.
– Ты… цел? – напряженно спросил Восставший.
– Угу... – Феанор самым непочтительным образом лег на ступень трона, закинув руки за голову. В другое время он ни за что себе бы не позволил такого, но сейчас сидеть просто не было сил.
Пламенный прикрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь.
– Стража там. Майары Оромэ. Кажется, еще и эльдары... – он снова засмеялся, как закаркал. – Воображаю ваниар в доспехах.
За показным пренебрежением и почти грубостью Феанор прятался от одной-единственной мысли: "Я видел Аман последний раз. Я видел свою родину самый последний раз".
– Дрожат они там. В кольчугах ваниарской работы! – презрительно сказал он вслух.
– Мои собратья вооружают ваниар? – Мелькор изумленно воззрился на Пламенного. – Зачем?! Не думают же они, что я сам нападу на них?
Феанор сел, сцепил руки на коленях и заговорил медленно, глядя на пляску языков пламени в щели.
– "Не думают". Да, пожалуй, это точное слово. Я не почувствовал воли, решимости, силы, нацеленной на нас. Скорее – сомнение, неуверенность. Можешь это назвать страхом неизвестности.
Помолчал, продолжил:
– Когда мы с тобой творили Венец, мы точно знали, что должно произойти. Правда, всех последствий не учли, – он усмехнулся. – Но в Амане-то не знали ничего! Для них выход новых Светочей за пределы границы был не меньшей неожиданностью, чем для нас! Изменение мира, соединение невозможного – что в Амане известно об источнике этого? Ничего.
Он выразительно посмотрел на Мелькора.
– Я бы тоже на их месте испугался. Повода впадать в панику – нет, но быть готовым... неизвестно к чему – хм, логично, по-моему.
Темный Вала сдвинул брови:
– Они готовы – непонятно к чему. И мне ждать – непонятно чего.
Феанор рассмеялся, не разжимая губ (привычка, перенятая у Оромэ, была неистребима, несмотря ни на что).
– Непонятно?! Так я скажу тебе два слова: "Проклятие Мандоса"! Начав войну против тебя, Валары вольно или невольно подпадут под него. Даже если это было не проклятие, а пророчество. Вернее, во втором случае – тем более. Если нолдоры обречены, вместе с ними обречен любой, кто вступит в их войну... то есть в ЛЮБУЮ войну против тебя...
Пламенный легко поднялся, сбежал по ступеням и выпрямился перед Восставшим, глядя прямо ему в глаза:
– Мелькор, пока не кончится война нолдор с Ангбандом, Аман просто не может напасть на тебя. Но, согласись, труднее всего закончиться той войне, которая никогда по-настоящему не начнется. Разве не так?
– А ты этого очень хочешь? – сощурился Мелькор.
– Хочу. Очень, – честно ответил Государь нолдор. – И это нужно тебе.
– Ну что ж… – Темный Вала улыбнулся, встал, подошел к Пламенному и положил ему руку на плечо. – Вот мое слово: Ангбанд не станет воевать с твоим народом. Я мог бы принять это решение ради блага Ангбанда. Но я принимаю его ради моего друга.
Феанор чуть наклонил голову в знак благодарности.
– И наш уговор о пленных, – напомнил Мелькор. – У нас теперь просто нет иного выхода.

Глава 2. Охота

Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу,
Обнажаю гнилые осколки.
Но - на татуированном кровью снегу
Тает роспись: мы больше не волки!
В. Высоцкий. Конец охоты на волков

1

Я пройду на восток! Я буду идти до той поры, пока не увижу, что проклятая цепь Эред Энгрин осталась к западу от меня! Я и мои братья станем острием нолдорского меча, который вонзится во вражьи земли! Напротив стены его гор поднимутся стены наших крепостей. А потом... потом... прочь, тяжкие мысли! Нет, что бы ни было потом, сейчас - мы идем на восток!

Я пройду на восток! Я нужен моему брату, и я пойду с ним. Своим мечом я отведу удар, нацеленный в его грудь, своим щитом я закрою его от подлой стрелы. Мой брат идет на восток - и большего мне не надо: я иду с ним.

Я пройду на восток! Доколе тянутся леса, кишащие мерзкими тварями, доколе в логовах таятся смрадные чудища - дотоле я буду идти. Конь под седлом, пес у стремени, копье в руке и лук за спиной - и темные, грозные чащи впереди. Чащи, которые скоро перестанут быть грозными: я иду на восток!

Я пройду на восток! Нас ждет великая война, а для нее нужно оружие. Много оружия. Нужны рудные шахты, плавильни, кузницы. Пока я не найду горы, которые дадут нам сталь, я буду идти на восток!

Я пройду на восток! Крепким щитом я встану на границе! Я запру каждый перевал, каждую щель, по которой вражьи слуги могут проникнуть к мирным эльдарам. Стражем и защитником - я иду на восток!

Я пройду на восток! Раз мои братья идут туда - мое место подле них! Я иду на восток!

Я пройду на восток! Только вместе нам идти - на восток, так на восток.

2

Идут. Очень хотят сражаться. И на их пути - Нагорье, орки которого тоже очень хотят драться.
Две армии, удивительно единодушные в своем желании.
Но битвы не будет. Против - всего двое.
Феанор. И я.
Даже если бы мне пришлось бросить орков Нагорья под нолдорские мечи, я сделал бы это не раздумывая. Что такое орки? - тупой, быстро плодящийся народ. В Ангбанде из орков поколение за поколением растят воинов… Саурон развлекается, и пусть его. Понятно же, что при настоящей войне (то есть войне с Аманом) проку от орков будет немного. Меньше чем немного.
Но то - орки Ангбанда. Любимые игрушки Саурона. Отлично сделанные игрушки. А дикари Нагорья по сравнению с ними - тьфу!
Но я отзову их в Ангбанд и они останутся жить - потому что Феанор не хочет войны.
И я буду рад исполнить просьбу моего… друга? Да, и друга тоже.
Друга - пока мы живем в мире. Ту возню Воплощенных, которая творится в Белерианде, глупо считать войной.
А если Война начнется… рано или поздно… кем тогда будет Пламенный? Встанет в стороне, как хотел сделать в Форменосе? Или?
Или.
Мне более чем необходимо это "или". Сейчас, когда я лишился возможности сбрасывать облик. Когда у меня - надеюсь, этого никто по-настоящему не понял! - когда у меня как ножом отрезало часть айнурской силы. Я заперт в облике, как зверь в клетке! Я - словно Воплощенный с обрубленными ногами!
И… если… если мои собратья захотят покончить со мной - что будут мои майары против них?! Что будет Саурон с его орками, даже лучшими из лучших?!
А Пламенный - сможет. Если захочет. Если.
Так что пусть нолдорские войны идут так, как пожелает Феанор.
Я рад сделать приятное моему единственному другу.

3

Феанор начал было подниматься к своему креслу на Бесснежной горе (мелькоровская привычка нумеровать вершины его здорово раздражала, и он про себя дал каждой имя). Но стоило ему вступить на "лестницу", как он начал видеть. Еще неясно и смутно, скорее ощущения, чем образы, но уже это заставило его почти бежать вверх по черно-серым валунам.
Ненависть. Изо всех чувств ненависть ощущалась более чем хорошо. Нолдорская ненависть.
Замерев на вершине, Пламенный закусил губу. Он ощущал боевую ярость своих сыновей так ясно, словно стоял среди них.
Среди них. Никогда уже...
Феанор оборвал эти мысли. Не до переживаний сейчас.
"Мальчишек не остановить. Никак. Ничем. Они хотят драться - и я хоть сам встань перед ними, я их не удержу. Они просто сметут орков Нагорья.
Сметут. Если этим оркам не поможет Ангбанд".
"...Мелькор!" - безмолвным кличем.
Тишина.
Не слышит. Или - не хочет отвечать.
"Кто должен быть у него, чтобы он не услышал меня? Какое решение они принимают?!"
"Мелькор!!"
Нет ответа.
Пламенный помчался вниз. Как ни велики были валуны каменной лестницы, он сейчас перескакивал через один. Он должен был поговорить с Мелькором. Немедленно. Любым способом!
Крепость. Дальше. Коридоры, двери, анфилады комнат, залы с колоннами. Феанор бежал, не замечая встречных. Он думал только об одном: успеть. Успеть переговорить с Мелькором раньше, чем тот решит... Или - даст согласие на решение любого из своих командиров.
Больше всего нолдор боялся, что Цитадель станет сейчас водить его кругами. А это более чем возможно, если Мелькор не хочет, чтобы его тревожили.
Но нет. Вот она - лестница к кабинету.
Пламенный начал подниматься.
"Мелькор, услышь меня!"
Тишина. Только гудит бело-голубой огонь светильников по стенам.
Последняя ступень. Широкая площадка. Тяжелая дверь, окованная железом. Рисунок в виде языков пламени - когда-то сам Феанор набросал для Мелькора нечто похожее, только здесь - жестче.
"Мелькор, впусти меня!"
Феанор знал, что стучать в дверь бесполезно. Если Мелькор хочет его видеть - дверь будет открыта. А закрытая... требовать тщетно.
"Мелькор, я прошу!"
Дверь резко распахнулась.

4

Властелин… Мелькор…
Последнее время мне хочется задать совершенно дурацкий вопрос: "Это ты?"
Я не узнаю тебя.
Помнишь, тогда, еще на заре Арды, нашим девизом была беспредельная верность своим и безоглядная ненависть к врагам? Твоим девизом, Мелькор.
Помнишь? Забыл?
Как забыл нас ради этого нолдора?
Мы были друзьями, это ты забыл тоже? Когда я первым начал называть тебя Властелином, а другие майары подхватили это, для нас это было отчасти игрой, отчасти - знаком уважения. Уважения не к твоему могуществу, хотя тогда оно было безмерным… Тьма Великая, каким ты был тогда! Но мы преклонялись не перед твоей мощью, а перед твоей готовностью стать для нас опорой. А когда пришла Война - ты стал нам защитой.
Наш Мелькор пожертвовал собой ради нас.
Тебя, Властелин Ангбанда, я не знаю.
Кто ты?

5

Ледяной взгляд:
"Ты уже здесь, нолдо?! Из-за тебя Властелин не позволяет моим оркам втоптать нолдор в пыль! С каким наслаждением я бы разделался с тобой!"
Ярость, загнанная вглубь:
"Так значит Мелькор не отвечал мне - из-за тебя. Знаю, чего ты хочешь, орочий Вожак! Только уж слишком зол ты сейчас - значит, не стал Мелькор слушать тебя? Не пошлет Ангбанд армию на юг?"
Лед:
"Не будь ты так нужен Властелину…"
Мало было в Арде тех, на кого смотрел Саурон таким взглядом. Уцелевших после этого было еще меньше.
Пламень:
"Да как он смеет?! Как смеет глядеть на меня так?!"
Эта мысль мелькнула и тотчас исчезла. Феанор сложил руки на груди - спокойно и медленно, почти нарочито убрав правую с рукояти меча. Брови Пламенного сошлись, глаза сощурились.
Он смотрел в лицо Саурону, не чувствуя ни гнева, ни страха, ни ненависти. Он знал, что Саурон по-своему прав, но уступать ему не собирался.
Ни на волос.
"А впрочем - на кого я гневаюсь? На игрушку Властелина? Я, сильнейший из майар, - на Воплощенного?!"
Рот Саурона презрительно скривился, и майар стал медленно спускаться по лестнице.
Феанор закусил губу: презрительное равнодушие Саурона обожгло его сильнее, чем злоба, но... но сейчас лучше стерпеть оскорбление, чем затеять более чем несвоевременную ссору.
Нолдор велел себе успокоиться. На это потребовалось время.
Потом потянулся мыслью к Мелькору. Почувствовал дозволение войти.
Вошел.
Прислонился плечом к притолоке. Молча.
Всё, что он мог сказать, было наизусть известно им обоим.

6

Я не ожидал таких, гм, сложностей.
Раньше Саурон понимал меня гораздо лучше. А сейчас… видимо, общение с орками дурно сказывается на нем.
Среди моих майар нет ни одного, кто оказался бы способен оценить подлинную силу Феанора. Будто я не знаю, что его за глаза только "моим нолдором" и называют! Да и сам Пламенный хорош! - что он сделал для того, чтобы мои соратники его приняли?!
Вот и сейчас - пришел… не к другу пришел. К Властелину. Просить. Напоминать. Требовать.
Называешь меня другом - а не доверяеш-шь…
А может быть мне сейчас, именно сейчас, так нужен тот, для кого я никогда не стану Властелином?!
Но тебе важнее твои нолдоры.
Ты о них тревожишься…

7

- Ты тревожишься напрасно, - сказал Мелькор хмурясь и глядя мимо Пламенного.
Прошелся по кабинету. Вовсе повернулся к нолдору спиной.
В голосе Властелина отчетливо слышалась усмешка:
- Я, знаешь ли, привык держать слово. Ангбанд не пошлет армию против твоих сыновей. Можешь быть спокоен.
- С-спокоен? - Феанор переспросил, будто не расслышал.
Пламенному вспомнились орки Нагорья. Орочка эта глупая, Шагри. Никаких теплых чувств Феанор к ним не испытывал, но... они же выхаживали его... как могли. И их - под нолдорские стрелы и копья? За что?
А против учеников Оромэ им не выстоять.
Феанор смотрел в пол, молча кусая губы.
- Что молчишь? - приподнял бровь Темный Вала. - Неужто тебе жаль их?
"Но, - вдруг понял Феанор, - ведь есть же выход. Один-единственный. Нагорье должно быть пустым!"
- Мелькор, прикажи оркам уйти в Ангбанд! Это спасение для всех!
- Вот что я в тебе ценю, - Мелькор улыбнулся, - так это умение читать мои мысли.
Феанор резко выдохнул - словно груз с его плеч свалился.
Темный Вала подошел к нему и сказал искренне:
- Друг мой, спасибо.
- За что? - Пламенный посмотрел на него непонимающе.
- За то, что судьба моего народа тревожит тебя так же, как и судьба нолдор.

8

Тьма Великая, я знала, что наши дела плохи, но не предполагала, что настолько!
Что же теперь делать нам… мне?
Когда Властелин опять послал в Нагорье меня, я немного удивилась, немного обиделась (что, больше к этим дикарям отправить некого?), но спорить не стала. Ладно, слетаю.
Раньше, правда, посылать бы никого не пришлось - орки бы просто ощутили волю Мелькора и не раздумывая потопали бы хоть в Ангбанд, хоть куда.
Но сейчас - не раньше.
Прилетаю.
Эти дикари собрались, слушают меня, а я чувствую - что-то не так. Совсем не так. Они слушают меня - и… думают! Не спешат исполнить приказ, а думают! Сами решают, что будут делать.
Они - не - намерены - подчиняться!
И это называется - орки! Я им говорю: вы должны уйти, такова воля Властелина, - а их вожак мне спокойно заявляет, что Мелькор подарил эти земли им и они не сделали против него ничего, за что их стоит сгонять с Нагорья.
Я посмотрела на них - все до последней орчихи, прячущейся за чужими спинами, были согласны с вожаком.
Мне захотелось немедленно то ли разорвать этого предводителя наглецов пополам, то ли спасти их всех любым способом - орки, отстаивающие свою волю, это редкость. Саурону они были бы отличным подарком.
Подарок Саурону… Ради этого стоит спасти.
Я стала объяснять, что на них идут враги. Орки, глупцы, радостно завопили: "Мясо, мясо!" - и никакие мои слова о том, что нолдоры - отнюдь не мягкотелые синдары, этих дикарей не убеждали.
Я попыталась уговорить уйти в Ангбанд хотя бы женщин и детей… лучше бы я не предлагала этого.
Отчаявшись, я дотянулась мыслью до Мелькора, спрашивая, что мне делать.
Властелин как будто ждал такого оборота.
"Не хотят - значит не хотят", - ответил он равнодушно.
"Но они же… это наш народ, - попыталась возразить я. - Это наши земли! Неужели ты их просто отдашь…"
"Таринвитис, возвращайся". Это был приказ.
Хорошо, Властелин. Я возвращаюсь.
Спасибо тебе за урок. Сегодня я узнала многое.
Твоя воля уже не дотягивается до орков вне Ангбанда. Ты ослаб настолько, что не можешь управлять даже соседними горами, даже нашим народом.
Кто еще из майар знает об этом? Знает ли кто-нибудь?
Сказать ли мне об этом Саурону?

9

Прилетев в Ангбанд, Таринвитис попыталась дозваться до Властелина.
Тщетно.
Придти к нему оказалось не легче: крепость обезумела, как клубок змей по весне: путь в башню приводил к подземельям, пара дюжин дверей впускали только в пустой и гулкий Тронный зал, лестницы из прямых становились винтовыми…
Отчаявшись, Тарис прижалась лбом к стене, едва сдерживая слезы.
"Хорошо, я не могу попасть к Мелькору. Но чтобы спасти Нагорье - надо послать войско. Это может сделать Саурон".
Привычных путей сейчас в Ангбанде не было, так что майэ просто сосредоточилась на том, что ей нужно попасть к Первому, - и потянула на себя ближайшую дверь.
Она вошла в кабинет Саурона.
Первый Помощник обернулся.
Тарис вздрогнула: таким она видела Саурона один-единственный раз.
Таким стоял Саурон на западном берегу Белерианда, глядя за горизонт, - в тот страшный день, когда они поняли, что войско Амана забрало Мелькора с собой. В Валинор. В плен.
- Что случилось? - от испуга майэ спросила шепотом.
Саурон не ответил. Только бросил на Тарис взгляд, исполненный бессильной ярости.
- Что с Властелином? - ее голос сорвался. - Что происходит с Ангбандом, Саурон?!
- Властелин предает Ангбанд, - ответил Первый совершенно спокойно.
Могильная обреченность была в этом спокойствии.
- Нагорье… - прошептала майэ.
- При чем тут Нагорье, Тарис?! - Первый дернул углом рта. - Нагорье - мелочь. Повод. Он не Нагорье отдает сыновьям своего нолдора, он отдает им Белерианд.
Голос Саурона был негромок и бесстрастен, но - лучше бы он кричал.
- Он отказывается послать армию не ради защиты Нагорья, нет, - Повелитель Воинов бросал слово за словом, будто дротики в мишень, - он отказывается биться с нолдорами. Сегодня он делает это. Что он сделает завтра?
- Но - орки… - Тарис умоляюще посмотрела на него. - Они умные… Саурон, их надо спасти!
Первый криво усмехнулся:
- Орки, говоришь? Спасти надо? Мне надо спасти Ангбанд, Тарис. Спасти Властелина - не столько от его нолдора, сколько от себя самого. Спасти его из заточения, которому он сам рад.
- О чем ты?!
- Он - пленник Амана, - медленно проговорил Саурон. - Он был сломлен, он привык подчиняться аманской силе. А в ком воплощена эта сила - неважно. Они… - ненависть, гнев, отчаянье слились в голосе Первого, - они смогли покорить его! Они заставили его повиноваться! И даже бежав, он всё равно подчиняется им! Он уже не может иначе… потому и исполняет волю своего нолдора покорно.
Последние слова Саурон прошептал - едва слышно, с горечью.
- Я не верю! - Таринвитис вскинулась, и за ее спиной словно развернулись огромные крылья. - Скорее орки начнут писать эльфийскими рунами, скорее Тангородрим покроется цветами, чем Мелькор станет исполнять чужую волю, да еще и добровольно!
Первый молча усмехнулся в ответ, досадуя, что был откровенен.
- Мне бы только поговорить с ним - я бы смогла…
- Переубедить его? - зло засмеялся Повелитель Воинов.
- Саурон, ведь ты можешь! Ведь Ангбанд возведен тобой - и крепость тебе послушна. Ведь ты можешь провести меня к нему, даже если он отгораживается! Ведь можешь! Прошу тебя, Саурон!
- Что?! Вломиться к Властелину против его воли? Ты представляешь последствия?
- Пусть! Надо убедить его, надо спасти этих орков - если бы ты видел их, Саурон! Они дикари, но они умные, они пригодятся тебе, они тебе понравятся…

10

Саурон взял меня за руку и потащил.
Он тащил меня сквозь Ангбанд, и я уже не различала коридоры, залы, подземелья, стены - внутри которых мы двигались… Мы шли сквозь Музыку, как Воплощенный идет навстречу урагану, двигаясь боком, спиной, уклоняясь от яростных порывов и всё-таки пробираясь вперед.
Музыка Саурона, построившего Ангбанд, и Музыка Мелькора, ставшего теперь Властелином Ангбанда, - они боролись. Из-за меня? Или и я - только повод, как Нагорье?
Идти было трудно и больно, борьба с Музыкой сдирала с нас облик, как колючие ветви рвут с Воплощенного одежду…
Я тысячу раз пожалела, что попросила Саурона помочь мне попасть к Мелькору.
…Мы вывалились из какой-то стены и я услышала раздраженный голос Властелина:
- Я не звал вас!

11

- Я не звал вас.
Майары обнаружили, что они - в мастерской Властелина. Сейчас здесь сидели в клетках, ползали и бегали десятки змеек и ящерок - Мелькор искал будущий облик для Глаура и Анкаса, развоплощенных в схватке с майарами аманских Ладей Света.
Несколько ящерок уже были крылатыми, они перескакивали с карниза на карниз, пробуя летать.
- Зачем вы пришли? Вы отвлекаете меня от работы.
Таринвитис распрямилась:
- Властелин, спаси орков Нагорья!
- Они отказались исполнить мой приказ, - бросил Мелькор равнодушно и занялся какой-то красно-черной змейкой.
- Но это твои земли!
- Мои, и мне решать, как поступить с ними, - гадёныш интересовал Властелина гораздо больше, чем двое майар.
- Если эти орки разгневали тебя - уничтожь их сам, не бросай под нолдорские мечи.
- Я не спрашивал твоего совета, Таринвитис.
Мелькор не оборачивался, кормя змейку какой-то едко пахнущей травой.
- Но, Властелин…
Он соизволил посмотреть на них:
- Если это всё, с чем вы пришли, то я вас выслушал. Ступайте.
Саурон сощурил глаза:
- Почти всё… Мелегорус.
И Первый - запел.
Он пел - и въяве вздымались волны Музыки Айнулиндале, и гремело столкновение двух Тем, и высились бастионы Утумно, и собирались майары, отринувшие Темы своих Валар, чтобы принять общую для них, и ярилась битва, где гордость сошлась с гордостью, творение с творением, ненависть с ненавистью… и тише стона звучало отчаянье тех, за чью свободу Властелин заплатил своей…
- Вам так нужны эти орки? - глухо спросил Мелькор.
- Они очень понравились Тарис, - ответил Саурон. - Ей будет обидно, если их перебьют.
Первый поклонился - медленно, со всей почтительностью, на какую был способен:
- Мы просим тебя: защити их.

12

- Вр-ражий морок! - в сердцах ругнулся кто-то из дружинников. - Едем, как в сметане.
В густом тумане было трудно дышать. На расстоянии вытянутой руки уже нельзя было ничего различить.
Нолдорские отряды давно перешли с галопа на шаг. В первых рядах теперь ехали ученики Оромэ - умеющие слышать землю, способные почуять пропасть задолго до того, как она станет видна, не теряющие направления даже в такой мгле.
- Может, подождем, пока туман рассеется? - предложил кто-то.
- Он не рассеется.
По голосу нолдоры поняли, что это Келегорм. Увидеть его сейчас было почти невозможно: серый конь, серый плащ, и даже кожаный доспех, который он предпочитал кольчуге, был выкрашен серым.
Даже безо всякого тумана его было не разглядеть.
- Похоже, этот морок - действительно вражий. И если на нас до сих пор не напали, значит, за ним Моргот что-то скрывает.
Отряд остановился, вслушиваясь в слова Неистового.
- Что-то. Или - кого-то, - подвел итог Келегорм.
- Командир, ты думаешь - здесь орки?
В тумане было не разглядеть лица спрашивающего, а по голосу Келегорм его не узнал.
- Думаю, да. И кто-то очень хочет, чтобы мы оставили их в своем тылу.
- Тогда нам надо искать не дорогу, - раздвигая туман могучими плечами, подъехал Куруфин. - Тогда нам надо искать их. Врагов.
- Вра-агов? - насмешливо протянул Келегорм. - Врагов Моргот не станет прятать в этой сырой сметане.
Он запрокинул голову и рассмеялся, не разжимая губ, - привычка, перенятая у Оромэ.
- Ну, если они не враги, - туман приглушил раскатистый бас Куруфина, - то они - добыча!
- Именно, - сощурился Неистовый. Нагнулся, почти повиснув в правом стремени: - Хуан, умница, впереди - добыча. Веди псов.
Серая тень, едва различимая рядом с конем, беззвучно бросилась вперед.
"Маэдрос, - воззвал Келегорм к брату, - тут впереди дичь прячется. Поторопись, если хочешь, чтобы вам досталось что покрупнее "мышей" и зайцев"!"

13

А ведь он меня обманул.
В нем нет той покорности, в которой он хочет меня уверить.
И всё-таки я послушался его. Сейчас уступил. Орки Нагорья не стоят того, чтобы из-за них ссориться с майарами. Не с Сауроном и Таринвитис - со всеми.
К сожалению, за века моего плена они привыкли смотреть на Саурона как на вождя. Меня они чтят, но его - слушаются. И если он поведет речи о том, что я просто так отдал орков на расправу… н-да, многие из майар примут его сторону.
Поэтому я исполнил его просьбу.
Это было не так уж сложно - наслать туман на Нагорье. Если орки сообразят - этот туман даст им возможность спастись. Если же они глупцы - ну, тогда я ничем не могу им помочь. И жалеть их - смешно.
Это успокоит майар. Это не нарушит слова, данного мною Феанору.
Всё в порядке?
Н-нет.
Хуже, чем "нет".
Там, в Мандосе, я верил, что меня ждут - мои соратники. Мои. А оказалось, что они - за каких-то три века! - привыкли видеть вождем Саурона!
Он сохранял мое дело?! - нет, он строил свое! И этого я ему не прощу. Покорно кланяется, ха! - я не наивен, чтобы поверить в его покорность.
Я стремился к ним, я мечтал снова быть с ними - а у них теперь свой Повелитель. И в Ангбанде я более одинок, чем в Мандосе. Там можно было лелеять надежду. Тут…
Только Феанор. Друг?
Но друг ли он мне? - ему важны его нолдоры, и ради них он, конечно, будет изображать дружбу со мной. Я сам на его месте поступил бы… да я и поступал так - изображая покорность перед Манвэ. Ради этих. Предателей.

14

Псы бежали без лая.
Серые, словно плотные сгустки тумана, они мчались, чувствуя не запах добычи, но тревожащее, будоражащее ощущение, которое заставляло их вздыбливать шерсть и оскаливать пасть.
Впереди было вражье. И оно было добычей.
Ночь и плотный туман - плохие помощники бойцам, но псам Оромэ всё это было не помехой. Они чуяли ненавистную силу и гнали прямиком.
Они обрушились на орков внезапно, хотя те и ждали нападения.
Туман мешал всем. Слух, запах, чутье заменяли глаза.
Пес вгрызался в горло, но орк последним движением всаживал нож в бок врагу. Кровавые ошметки плоти летели во все стороны, словно два тысячезубых хищника сцепились намертво.
Дикая, звериная ярость! Лязг челюстей и хруст костей, злые вскрики орков - почти рычание, и безмолвные удары песьих когтей и зубов. И дальний вой ветра, то пронзительно-тоскливый, то почти насмешливый.
Вой, в котором орки не могли распознать приглушенную песнь нолдорских рогов.
Зато ее услышали псы - и откатились назад за миг до того, как покров тумана разорвали белые эльфийские стрелы.
Орки валились один на другого, хрипя и воя. Их крики служили отличной мишенью нолдорам.
Лишь самые быстрые и хитрые орки прятались - кто за деревом, кто под трупом товарища. Метать нож на звук орк умеет не хуже, чем треклятый квын-хай стреляет из лука. Только надо врага подпустить поближе.
Нолдоры ринулись на них, разогнав лошадей в галоп. Кони Оромэ чуяли орков не хуже, чем псы, они насмерть затаптывали всех, кто лежал на земле, сбивали с ног бегущих - чтобы немедленно растоптать и их.
Всадники коротким ударом копья довершали кровавое дело.
Орки дрались бешено - не за свою жизнь, а чтобы прикончить ненавистных квын-хаев. Хоть одного, а лучше двух. Спрыгнуть с дерева на него. Пропороть ножом конячье брюхо. Полоснуть по конячьей ноге. Рассчитаться за себя.
Лишь несколько предпочли спастись бегством.

15

Туман еще этот… мряка…
Страшно.
Ведь Шочын отказался исполнить волю Великого. И не он - мы все. Что сделает Великий с нами?
Куда ж мне деваться? В лес бежать? Или тут остаться, понадеяться на удачу? Если Великий решил наказать нас, то быть в толпе - погибнуть.
А в лесу… холодно, да и запас у меня невелик. Страшно рвануть туда-то…
Рискнуть? Нет?
Что? Крик у входа?
Квын-хаи? Всех охотников? Как мясо?!
Мы - мясо?
Надо было удрать…

16

- Тащите сушняк! - приказал Келегорм.
Я невольно вздрогнул. Он почувствовал это.
- Ты против, брат? - он подъехал ко мне. - Ты считаешь, что нужно лезть в эти пещеры?
Я покачал головой. То, что предлагал Келегорм, было единственно верным, но... таким беспощадным.
- Сейчас туман, - решительно возразил Маглор. - Тут будет больше дыма, чем огня!
- Задохнутся, - пожал плечами Неистовый. - Внутри всё равно почти нечему гореть.
Он обернулся к войску:
- Луки к бою! Убивать всех, кто высунется! Дать подтащить хворост!
Туман не был нам большой помехой. Да, мы не видели входы в пещеры, но, пройдя форменосскую выучку, мы чувствовали камень. И, хотя здешний камень был вражьим и почти не отзывался, - всё равно. Мы знали, где входы в пещеры, - хотя видеть их не могли.
- Щитоносцы, закройте тех, кто несет хворост, - приказал я.
"А то еще метнут кинжал или камень. Сушняк беззвучно не подтащишь".
Дробь ударов о щиты подтвердила мою правоту.
- Вы не сделаете этого! - Маглор подъехал к нам с Келегормом вплотную, так что мы даже смогли разглядеть его. - Это бесчестно!
- Честность - с орками? - удивился Келегорм. - Маглор, когда ты бьешь зверя, разве ты думаешь о честном ударе?
- Они - не звери!
- Они - хуже зверей, - сощурился Неистовый. - Звери - творения Яванны. Орки - твари Врага.
- Вы совершаете подлость! Вы уподобляетесь им!
- Мой старший брат и лорд, - Келегорм поклонился мне со всей церемонностью, которая возможна для всадника, - ты велишь мне отменить приказ? Велишь нолдорам биться в лабиринтах орочьих пещер?
- Нет.
- Вы чудовища... - прошептал Маглор.
- Это война, а не состязание красавцев-витязей, - пожал плечами Келегорм.
- Маэдрос, позволь мне увести мою дружину. Перебить задыхающихся в дыму вы сумеете и без меня.
- Уводи.
Конь Маглора отступил на пару шагов и стал невидим в этом белесом мареве.
Келегорм бросил в никуда:
- Заодно посмотри, чтобы из северных щелей орки не выбрались наружу.
Маглор не ответил.
- Готово, командир! - закричал кто-то. - Сушняк у всех входов.
- Зажигайте стрелы! - гаркнул Неистовый.
Через миг рыжие сполохи разорвали пелену тумана.

17

- Щас они сюда сунутся - так не бейте. Подождите, чтобы квынов побольше залезло. А тогда уж всех, разом.
- Угу.
- У меня тут каменюк запас.
- Тож дело.
- Слышь, Ончышда, а чой-то ты раскомандовался? Где Шочын?
- Гры-ы… там Шочын. Там. Лошадюки затоптали.
- Крепкий был вожак. Сколько мы с ним…
- Ша болтать! Верч, Чуктат - спрячьтесь, потом раздразните квынов - и заманите их в Гадючий ход.
- Угу…
- Керт, Шым, а вы…
Пусть погибли лучшие охотники, пусть затоптан конями вожак - орки не собирались бежать. Их пещеры - с хитрыми лазами, тупиками, обрывами, колодцами - были сами по себе оружием. А еще здесь сколько угодно камней - они заменят оркам и топор, и нож, и стрелу.
Квын-хаи войдут сюда - да только выйти будет непросто. Охотники ужо встретят их! И не только охотники: орчихи, орчата тоже готовы драться.
А мясо достанется всем. Мяс-с-со… вкуснятина. Всем, кто уцелеет.
- Что они там у входов копаются?!
В пещеры пополз едкий дым.
Словно длинные белесые щупальца, тянущиеся к жертве, дым проникал внутрь, поверх орочьих голов находя путь к самым отдаленным, самым тайным выходам.
То, что давеча было стихийно собравшимся войском, сразу же стало дикой толпой, в которой каждый - сам за себя и против всех. Как спасать свою жизнь - знает любой орк: первым прорваться к северным лазам. Там нет врагов. Там нет огня. Там нет дыма.

18

Дышать… Дышать хоть чем… Кх-ххх-кхр-хррр…
Великий, хоть глоток воздуха! Воздуха… воздуха…
Вперед. Локтем его! - убир-райся с моей дороги! Я жить хочу!
Не упасть. Только бы не упасть! Меня не затопчут! Нет!!
З-з-здохни, крыса жирная! Ты двинул меня в глаз - получи ножом в пузо!
Я жить хочу!
Гнев Великого - ха, а пошел он со своим гневом! Я выживу! Назло ему, квынам, всем!
Кх-ххх-кхр-хррр…
Все равно - выживу!

19

- Шагри! Дуреха, ты?
Как ее не затоптали, Шагри не понимала. Кажется, взбесившаяся толпа притиснула ее к стене. Другим повезло меньше - хруст костей стоял страшный. А сейчас тихо… только дым… и нет сил сделать шаг…
- Ыиде? Кх-ххр…
Орк увидел на своей подружке обрывки одежды, которую носил Повелитель-как-квын. Редкая штука. "Тыкань" называется. Ыиде сорвал ее с Шагри.
- Мое! Отдай!
- Цыц.
Но Ыиде вспомнил, как славно было валяться с Шагри, и сжалился: - Ладно, тебе половину.
Орк схватил ближайший кувшин с чем-то - неважно чем, лишь бы влага, - смочил тряпки, разодрал, отдал кусок орчанке.
- Хошь сдохнуть или со мной пойдешь?
- Хочу… кх-кх-ххх… с тобой.
- Я тя не потащу. Сдери с дохлых шкуры. Ноги замотай. С собой… арх-ххр-кхррр… шк-к-кхуры возьми. Через кх-кх-хворост пойдем.
Дым ел глаза, Шагри отчаянно жмурилась, слезы текли по ее щекам. Она ощупью ободрала один труп затоптанного, другой. Кое-как обернула шкурами ступни.
- Пошли! - рыкнул над ухом Ыиде.
Орчанка прижалась к нему сильнее, чем в те ночи, когда он брал ее.

Ыиде был не единственным, кто решил прорываться через заваленный хворостом вход. За это время куча горящих веток просела, к тому же теперь они скорее тлели. Бесшумно не проскочишь, но шанс есть. Туман оставался по-прежнему густым.
- Стой! Куда, дура?
- Там… кхр… воздух!
- Там могут быть кх-ххх-хвын-кх-хаи. Стрелы. Пусть др-хх-хругие вперед лезут-тхх-крх, - Ыиде сжал Шагри за плечи. - Ждем.

Нолдоры держали выходы на прицеле. Несмотря на густой туман, это было легко: тусклые оранжевые пятна огня оставались вполне видны.
Лучники знали, что орков они не увидят. Но это и не нужно: распознать хруст дерева, через которое перебираются враги, им было более чем легко.
И когда этот звук раздался, десяток стрел слетел с тетив.
Вслепую.
На слух.

Несмотря на близость входа, дышать в этой пещере было гораздо труднее. Может быть, разумнее забраться в самый дальний закуток, где дыма поменьше, там переждать, а потом… только ни у кого из орков уже не было сил ползти еще куда-то - особенно, если воздух в пяти шагах.
Воздух! Глоток чистого воздуха! Это сейчас дороже всего…
И орки рванули.
Хруст веток. Свист стрелы. Крик.
Свист. Крик.
Хруст. Свист. Вопль.
- Идем!
- Я боюсь!
- Дура! - Ыиде схватил ее и потащил.
Пахло жареным мясом. Вкусный запах… когда это запах чужой смерти. Не твоей.
Кто-то из орков был еще жив, он выл от боли и катался по хворосту.
С хорошим треском катался.
Ыиде рассчитывал спрятаться за этим треском как за щитом.
Шагри позабыла страх, ступая по полусгоревшим веткам осторожно. Обмотки на ногах, которые придумал Ыиде, ей сильно помогли.
Шаг. Другой.
В самом дыму. Даже мокрая "тыкань" не спасает.
Шаг. Дым!
Кх-ххххр-рхааа…
Свист стрелы.
Ыиде дернул Шагри на себя - но поздно. Стрела вонзилась ей в грудь.
Шагри закричала - и Ыиде прижал ее к себе. Щит. Бывшая самка сгодится как щит.

- Вроде всё, - усмехнулся Куруфин. - Я ждал от них более решительной вылазки.
- Рано радуешься, - одернул его Келегорм. - Это всего лишь значит, что у них больше тайных выходов, чем мы полагали.
- Но Карантир со своими обещал распознать...
- Карантир плохо слышит горы, спетые Врагом. Перепетые... тоже немногим лучше, - по тону Келегорма было заметно, что он жестко усмехается.
- Едем! - решительно сказал Маэдрос. - Орков мы найдем. Так или иначе. Я не вижу смысла дальше сторожить входы.
- Я бы оставил несколько воинов здесь. На всякий случай.
- И за что тебя только прозвали Неистовым? Вот сам и оставайся.
"Не ко времени ты вздумал проявлять властность, брат, - подумал Келегорм. - Оставить лучших охотников там, где они не нужны..."
Но спорить с Маэдросом он не хотел. Поэтому он сказал, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал хоть сколько-нибудь вежливо:
- Мой старший брат и лорд, я выполняю твою волю. Я останусь сам. Один. Мои охотники будут нужнее вам.

Живую Шагри Ыиде не обнимал так крепко. Впрочем, она и сейчас жива. Только это не важно.
Шаг. Шагри стонет. Стрела. Неважно. Она всё равно что сдохла.
Шаг. Дым. И обмотки начинают гореть. Неважно.
Шаг. Хруст. Стрела. Крик Шагри. Еще жива? Неважно.
Конское ржанье, цокот копыт.
Прочь эту падаль! Вперед - бегом!!

Келегорм ни мига не сомневался, что среди орков найдется хоть один, кто решит воспользоваться шумом отъезжающих трех отрядов.
Неистового уже не интересовали нолдоры. Он закрыл глаза (всё равно ничего не видно в этом тумане!) и на миг сосредоточился, как его учил Охотник. Сейчас ему не увидеть - и даже не услышать врага.
"Орки боятся! Сейчас рванут те, кто боятся!" - и почуяв волну страха, Неистовый пустил стрелу в этот сгусток ужаса, отчаяния и надежды.
Крик был ему ответом.
Тотчас Неистовый выхватил вторую стрелу, но... он понял, что опоздал. Кто-то выскочил.
Выскочил и...
Тишина.
Нолдоры умчались перехватить самых сильных, самых злых, самых живучих орков - тех, кто выберется тайными лазами.
Вход в пещеры стоит стеречь лишь на всякий случай.
Тишина.
Только шипят дрова в сыром воздухе.
Кажется, никто больше не сообразил выбраться этим путем.
Келегорм закрыл глаза. Прислушиваясь? Принюхиваясь? Не то и не другое. Ученик Охотника, он сейчас искал движение. Движение и страх. То, что невозможно увидеть и услышать. То, что Оромэ учил их распознавать.
Он знал, что орк затаился. Наверняка за деревом. Наверняка ждет, пока лучник уедет.
Келегорм почувствовал охотничий азарт. Он знал, что глупо ради одного орка задерживаться здесь, что долг воина и командира - поскакать вдогон своим, самому проверить, чтобы ни один лаз не оказался пропущен... но воин отступал перед охотником, который не мог успокоиться, пока не добьет затаившегося зверя.
"Умный орк. Хитрый. И уже почти не боится. В выдержку со мной играет. Ну-ну..."
Келегорм не стал тратить силы на выискивание. Он, держа стрелу на тетиве, чуть толкнул пяткой лошадь, стремя зазвенело, конь сделал несколько шагов... и орк не удержался, рискнул воспользоваться этим легким шумом как щитом.
Щит оказался ложным.
Стрела сорвалась в полет - и Неистовый услышал крик.
Он было потянулся к копью, но передумал и, разогнав коня в галоп, просто проскакал через то, что только миг назад было добычей - а теперь стало окровавленным комом мяса.
Тишина.
Охотник снова замер.
Один?
Один или нет?
Движется? Движется ли в этом белесом мареве хоть что? Хоть где?
Нет.
Он один.
Один ли?
Страх... Есть или кажется?
Чувства были обострены до предела. Охотник тронул коня, направив его по волне страха как по узкой, едва приметной тропе.
Костер. Почти прогоревший.
Костер. Страх. Неподвижность.
"Умирает. Делать мне больше нечего, как выискивать издыхающего орка! Меня ждет моя дружина".
Неистовый послал коня вскачь - догонять нолдор.

20

Вели-кий… Мне больно… Очень…
Пощади, Великий… Что тебе стоит… ты эти горы сотворил… Спаси меня… пожа-луйста…
Ыиде… ты где? Ты обещал… Ыиде…
Великий… Ыиде… хоть кто-нибудь… помогите…
Дышать… нечем… Ыиде… Вели…
Помоги…
Я хочу жи…

21

Я знал с детства: лучшее лекарство от душевных ран - работа. Может быть, я потому и мастером стал, что хотел закрыться от мыслей о смерти мамы и женитьбе отца...
И сейчас я занялся камнями. Занялся, чтобы не думать о боях в Нагорье.
О боях.
Я это знаю точно. Мне не нужно садиться в свое каменное кресло, чтобы увидеть. Там мои мальчики, я чувствую их.
Там кипит бой.
А я... я аккуратно раскалываю кусок аметиста на маленькие. Узор будет - серебряное кружево, и в нем...
Я ничего не могу изменить. Эту войну уже не остановишь. Напрасно Мелькор уверял меня, что он сможет. Напрасно. Со мной он был честен - но себя обманул.
Н-нет, никакой воли не хватит, чтобы думать сейчас о работе! А Мелькору еще тяжелее, чем мне: ведь это его орки гибнут под нолдорскими мечами.
Молчит. Не отзывается. Словно не слышит. Или - действительно не слышит?
Но из-за чего?! Из-за орков Нагорья?
Или...
Саурон. Его взгляд я не забуду - такую ненависть я увидел впервые.
Но Саурон - первый помощник. Друг Мелькора, как и я.
Значит, Мелькор сделал свой выбор.
Выбор между мной и Сауроном. И не в его пользу.
Гордость глупая, да уймись же! Чему тут радоваться?! Я сам в Амане делал то же! Я сам ради дружбы переступил... да, но к своим я был почти равнодушен, а для него они - друзья. Соратники.
А сейчас он один. Закрыт ото всех.
Я этого не допущу.
Мелькор, мы с тобой умеем стоять вдвоем против всех. Мы это делали в Амане, сделаем и в Ангбанде. Какая, в сущности, разница, где быть вдвоем против всех?!
Ты не хочешь отзываться. Ты хочешь вскармливать сердце тоской. Прости: не позволю.
Ты об одном забыл, друг мой: ты дал мне в руки Силу. Твою Силу. Венец.
Надеть его - и ты услышишь меня. Хочешь ты того или нет.
Мелькор! Мы вместе. Пока мы вместе - мы можем противостоять всему. Даже разладу с близкими, больнее которого нет ничего.
Мелькор, мы вместе.
Брат мой!

22

"Ты тревожишься за своих нолдор? Напрасно. С ними всё в порядке - насколько это возможно в бою".
Мастер ожидал какого угодно ответа (да хоть никакого!) - но не этого. Ледяная сдержанность Мелькора оглушила нолдора - как ведро воды на голову вылили.
На миг Феанор вспыхнул яростью, но тут же заставил себя успокоиться. "Ему - тяжелее. Жертвует - он".
"Мелькор, я тревожусь за тебя! Почему ты не веришь в мою искренность?!"
"Чего ты хочешь?"
"Только одного: помочь тебе. Ведь тебе будет лучше, если я приду".
"Помощь мне не нужна, но если хочешь придти - я разрешаю".
Пламенный тяжело вздохнул, медленно снял Венец и пошел к Мелькору.

Кабинет. Вечно сумрачный, только один-два светильника чуть теплятся на столе.
Мелькор сидел за пустым столом, сцепив руки.
На звук открывшейся двери не обернулся.
На Феанора не посмотрел.
Тот на миг задержался, тихо и плотно закрывая дверь. Бесшумно пересек кабинет, подошел к Темному Вале, положил руку ему на плечо.
Ладонь друга. Тяжелая и сильная. Ободряющая этим простым пожатием.
- Ничего не различить в тумане… - отрешенно прошептал Властелин.
Пламенный закусил губу и не стал говорить о том, что с вершины Бесснежной теперь всё можно увидеть отлично, никакой туман не помеха. Да и туман этот (понял он мгновение спустя) - создан Мелькором.
Не хочет видеть.
Не хочет.
Да и не в орках дело.
Кожей чувствуешь, что воздух в кабинете разодран в клочья недавней ссорой.
Феанор снова сжал плечо Мелькора. Я с тобой. Что бы ни было.
Темный Вала чуть коснулся его пальцев.
Феанор проглотил комок в горле.
Ему хотелось сказать... но каждая фраза, которая рвалась быть произнесенной, имела один и тот же смысл: "То, чего ты не можешь доверить своим майарам, ты можешь доверить мне".
"То, чего ты не можешь доверить своим майарам..."
Этого говорить не стоило.

23

Дурачьё!
Я решился потратить на вас свою Силу (хоть мне и трудно это сейчас), а вы не воспользовались моей помощью!
Надо было с самого начала сказать, что мне нет дела до ослушников. Нолдоры вас всё равно бы перебили - хоть с моим туманом, хоть без него.
Я ведь не на поводу у моих майар пошел - ха, много чести Саурону с Таринвитис, чтобы я их слушался! Я вам, глупым, решил помочь. А толку?!
Чтобы я еще когда-нибудь хоть кого-нибудь пожалел?! Хватит с меня одного раза!
Никогда больше я не прощу непокорства. Никому.
И начну я с этой горстки орков, которая бредет по Ард-Гален. В Ангбанд захотели! - раньше надо было в Ангбанд хотеть, когда Таринвитис вас звала.
Впрочем, есть и еще одна причина сделать так, чтобы вы не дошли до Эред Энгрин. Если орки Цитадели узнают о том, как нолдоры разгромили Нагорье, то мне будет очень трудно удержать армию в повиновении. Оч-чень.
Гневаюсь я на вас или нет - я не могу поступить иначе. В Ангбанде вас быть не должно.
А вы храбрецы… живучи. Удрать от ученичков Оромэ - это не просто.
Что ж, за вашу храбрость вам будет награда: быстрая смерть. Мгновенная. Вы и испугаться не успеете.
Земля разверзнется под вами - и тотчас сомкнется.
Вот так.

24

Феанор почувствовал, что пальцы Мелькора, лежащие на его руке, вздрогнули и напряглись.
Чуть-чуть.
- Что? Что еще случилось? - участливо спросил Пламенный.
Молчание. И после большой паузы, будто проснувшись:
- Случилось? Что?
Пламенный вдруг понял. Или - ему показалось, что он понял.
Ему совершенно расхотелось повторять свой вопрос.
- Н-нет, ничего.
Только его пальцы сильнее стиснули плечо друга.

Глава 3. Слуга

Тебе со мною будет здесь удобно:
Я буду исполнять любую блажь.
За это в жизни тамошней, загробной,
Ты тем же при свиданье мне воздашь.
И.-В. Гете. “Фауст”;
слова Мефистофеля

1

– Маэдрос!
Едва послав призыв, я тут же оборвал себя. Кому я кричу? О чем хочу просить его?
После Тангородрима любой на месте Маэдроса будет думать только о мести!
О мести – но не только Мелькору. О мести – мне. Отцу, пославшему сына на муки.
Да, сначала я был вне себя от ярости, а потом не нашел другого выхода. Искал, не искал – поздно судить. Не нашел.
И всё-таки, Маэдрос, пойми: если ты начнешь войну, ты не достигнешь ничего. Мелькор не станет воевать против вас. Отыщет способ.
Ты даже поражения не достигнешь, мой упрямый сын.
Маэдрос, пойми это!
Не хочешь отвечать мне – не отвечай. Пусть. Речь сейчас не о моей гордости. Речь – о нашем народе.
Я не могу сказать тебе ничего нового, мой гордый, дерзкий, несгибаемый сын. Я могу лишь повторить: не затевай заново бессмысленную войну. Твоему отцу понадобилось проиграть ее, чтобы осознать, до какой степени она бессмысленна.
Не начинай этой войны снова, Маэдрос.
Прошу тебя.

2

Нолдор ему ловить!
Мало в Ангбанде одного нолдора – теперь Властелину поселение эльфячье устроить надо!
Хочется обернуться волком и собственными зубами кого-нибудь р-разодр-рать! И – не “кого-нибудь”, а вполне конкретного.
Беда в том, что убивать игрушку Властелина – нельзя. Если я хочу достичь цели – я не должен трогать этого нолдора.
Только так я смогу ему воспрепятствовать.
Спорить с Властелином я не буду. Спорить. Молча делать свое дело – и никаких споров! Учитывая, что дело Властелина и мое дело – несколько расходятся.
Велено брать пленных. Хорошо. Я не спорю.
Во-первых, раз войну мы пока не ведем, то посылать за пленными я стану лучших. Награда. Воинам будет чем заняться, не выходя из Ангбанда: добиваться права идти за пленными.
Для начала – неплохо.
Во-вторых, приказ–приказом, а потери среди нолдор неизбежны. Даже если их стремятся захватить живьем, а не убить. И рано или поздно это достаточно разъярит нолдор, чтобы они бросились на нас сами. А тогда уж… впрочем, об этом – после.
В-третьих… хм… некоторое количество пленных может – чисто случайно! – погибнуть и в Ангбанде.
Правда, если вороны Властелина увидят, что орки нарушают приказ… м-да. Ну что ж, тот, кто попался, – виноват сам.
Я-то не нарушаю приказ. Я не в ответе за каждого орка. Я вообще занят… чем я занят, кстати? – а, вот: я занят разработкой системы сигналов между орочьими дозорами. Самый надежный способ быстро сообщать о произошедшем на заставе – трубить в рог. Два раза, три, долгий звук, короткий… за мгновения новость на десятки лиг разойдется.
Кхм. Действительно интересная идея. Займусь.
…Тьма Великая, до чего же мерзко!
Думал ли я когда-нибудь, что мне придется лгать – Мелькору?! Но если мы теперь безразличны ему, если он просто так дарит орочьи земли и орочьи жизни сыновьям своего проклятого друга
Но – Мелькора нет больше. К Мелькору я бы пошел, я смог бы ему объяснить, какую он ошибку совершает. Мелькором я был бы услышан.
Но Мелькор – не вернулся из Амана.

3

– Властелин, позволь спросить.
– Да, Саурон? – приподнял бровь Мелькор.
– Тебе нужны только нолдоры? Здешних эльфов я могу отдавать оркам? Они объединились; на границе часто бывают смешанные отряды.
– Отдавать ты, конечно, можешь… – задумчиво проговорил Темный Вала, – только как твои орки отличат нолдора от синдара?
– Это очень просто, Властелин. По доспеху. Нолдоры для разведки предпочитают легкий кожаный, в бой идут в кольчуге. А синдары – в коже с железом. И потом – нолдоры всегда носят браслет ли, кольцо… Да по одному поясу, на котором у эльфа меч, я с закрытыми глазами определю, нолдор он или синдар!
– Ты – определишь, а орки?
– На первых порах я прикажу приводить в Ангбанд всех, объяснять буду перед строем. Выучат.
– Хорошо.
– Властелин… – бесстрастный голос Саурона становится мягче.
– Что еще?
– Нет, ничего. Я могу идти?
– Ступай.

4

Итак, война. Тихая, пограничная война…
Рано или поздно нолдоры перестанут это терпеть.
А я обещал Феанору, что войны не будет – настоящей. С этой тихой ему придется смириться. Тут бессилен даже я: моих нынешних возможностей не хватит, чтобы подчинить волю орков. А майары мне не помогут… вон, у Саурона на лице написано, что именно он думает о моем приказе насчет пленных!
Ничего, мой Первый Помощник (п-помощничек!), раз ты не хочешь понять, почему мне Феанор дороже сотен орков, – тебе придется исполнять мои приказы.
Просто исполнять.
Однако речь о нолдорах.
Финголфин обустраивается в Хифлуме. Дозоры, укрепленные перевалы, крепости… он там явно намерен серьезно осесть.
Вряд ли новый король нолдор простит мне смерть своего отца (король! – как же мне хотелось поздравить его с долгожданной короной, к которой он так упорно шел! я сдержался с трудом), но сейчас он нападать не будет. Финголфин никогда не был ни глуп, ни безрассуден. Его народ измучен переходом через Лед… и это дает мне какое-то время.
Жаль, что Феанор так невовремя проникся братскими чувствами. Впрочем… возможно, когда он узнает, что Маэдрос признал своего дядюшку королем, – мой Пламенный разъярится снова?
Это бы многое упростило.
Надо будет попытаться разозлить его.
Л-ладно, в любом случае сейчас Финголфин не поведет армию на Ангбанд. Другое дело – сыновья Феанора.
Что станут делать они? – особенно после того, как их победа над орками Нагорья вскружила им головы.
Не могла не вскружить.
Маэдрос. Дерзкий непреклонный мальчишка. Всё упирается в него.
Простят ли ему братья отданную корону? И если он сохранит свою власть над ними – поведет он войска на Ангбанд или нет? Чем была бойня в Нагорье – разминкой перед битвой или вымещением зла на тех, до кого можно дотянуться?!
Если бы знать…

5

Увидев Властелина, два орка, игравшие в кости у дверей Феанора, вскочили.
Темный Вала досадливо поморщился: надо будет убрать отсюда этих дурней. Умный орк понимает, что в эту башню поднимается либо их нынешний хозяин, либо сам Властелин. Умный орк, заслыша шаги на лестнице, прячет кости и готовится встретить Великого заранее. А эти… тьфу! Сегодня же вызвать к себе сотника Лурха, велеть приставить к Феанору других. Сообразительных.
Властелин наступил на одну из игорных костей. Она с хрустом раскололась.
Орков мороз пробрал по коже.
Мелькор нахмурился: его беспокоило, что до сих пор не удалось подобрать Феанору слуг, которые бы устраивали Пламенного. Тот предпочитал даже самые обыденные вещи делать сам, а не приказывать оркам: мало того, что нолдор их откровенно недолюбливал, так еще и его требования понимали с трудом. Или вообще не понимали. И с этим тоже надо было что-то делать.
Впрочем, Властелина Ангбанда волновали сейчас совсем другие проблемы. Насущные.
Феанор был в мастерской. Мелькор молча вошел и присел рядом, всматриваясь в работу мастера. Будущий светильник постепенно обретал форму.
Темному Вале не хотелось говорить. Наблюдать за точными, уверенными движениями рук нолдора, видеть, как из куска металла возникает прекрасный, совершенный образ, в котором нет ни одного лишнего завитка, к которому ничего нельзя прибавить, – Мелькор поймал себя на мысли, что готов этим любоваться бесконечно.
Пламенный тоже молчал и казался поглощенным отделкой. То ли и впрямь этот фигурный край светильника был так важен для него, то ли нолдору хотелось оттянуть начало разговора.
Это молчание вдвоем в мастерской... оно так напоминало о прошлом – и не об Амане даже, а о том, что было до Восхода. До войны.
В мастерской нет Властелина Ангбанда и Государя нолдор. Есть лишь дружба равных – давняя, многажды испытанная, дружба, как щитом закрывающая их от того, что творится за стенами крепости… да и внутри Ангбанда – тоже. Щит прочен, но… но только он не сделает происходящее – небывшим. Война идет. На рубежах бои.
Эта спокойная тишина мастерской – спокойствие в сердце урагана.
И только они двое могут совладать с этой стихией.
Надо возвращаться в настоящее.
Надо. Война не ждет.
Только еще чуть-чуть… пока этот завиток не будет закончен.
Теперь – пора.
– Феанор, – голос Мелькора звучал хрипло, словно что-то мешало говорить, – давно ли ты видел Маэдроса?
Пламенный молча покачал головой – то ли отрицал, что видел давно, то ли отказывался говорить о делах.
– Не видел? Видел недавно? Что? – требовательно спросил Властелин Ангбанда. – Не молчи, Феанор! Если ты хочешь остановить войну – не молчи!
Мастер отложил работу, вздохнул, глядя в никуда.
– Я не могу этого сделать без тебя, – негромко добавил Мелькор.
– Не видел, – снова покачал головой Феанор. Незаконченный светильник остывал, забытый им. – Не видел, в том-то всё и дело. Мальчишка закрывается от меня. Делает вид, что не слышит моего зова.
– Он не хочет говорить с тобой, верю. Но ты не раз поднимался на Вторую Западную. Оттуда ты видишь всё, что пожелаешь. Значит, тебе известно то, что происходит у твоих сыновей.
Мелькор положил ладонь поверх руки Пламенного:
– Друг мой, мои вороны летают на юг, и я вижу многое. Но знать, что думают Маэдрос и его братья, можешь только ты. Без этого знания нам не совладать с войной.
Феанор непроизвольно сжал его руку и устало заговорил.
– С Бес... в общем, из своего кресла я видел только то, что ты и так знаешь. Они забрались в восточные горы. Это всё, что я видел. Маэдрос не хочет говорить со мной. Но... – Пламенный сощурился и наконец посмотрел на собеседника, – своим молчанием он проговорился.
Один из фитилей двух горящих светильников на столе слегка затрещал. Феанор протянул к нему левую руку, чуть поправил, не обращая внимания на огонь, оставляющий копоть на пальцах.
– Понимаешь, – теперь он смотрел Мелькору в глаза, – если бы Маэдрос ненавидел меня и твердо решил идти на Ангбанд войной, он бы не преминул хоть как-то ударить меня своей ненавистью. Поверь мне. Если Маэдрос идет против меня – он это делает открыто. А он не захотел говорить со мной. Это значит, что против Ангбанда – против меня – он воевать не будет.
Мелькор сощурился:
– Он – не будет. Верю. Но его братья – останутся ли они послушны тому, кто по своей воле отдал корону? Полагаю, ты знаешь об этом.
Феанор невесело усмехнулся:
– Послушают ли? а куда ж они денутся? Он старший брат и этим всё сказано. Во всяком случае – для нолдор.
"Мой сын признал королем Финголфина. – Феанор глядел в пляшущее пламя. – Назло мне? Вряд ли. Назло мне он повел бы войска на штурм. Ради мира между нолдорами? Возможно... Полезный шаг. Отрезвляет даже самые горячие головы. Но скорее всего – не то и не другое. Мой брат будет законным королем, только если я мертв. Маэдрос для всех подтвердил факт моей смерти... как я нужен мертвым тебе, мой верный сын!.."
Мелькор стиснул руку Пламенного крепче и сказал негромко:
– Эта передача короны… друг мой, если тебе нужно выговориться – не молчи.
Феанор покачал головой:
– Мальчик поступил правильно. Он не допустил раздора среди нолдор.
“Сорвалось!” – досадливо поморщился Мелькор. Вслух он сказал другое:
– Допустим, Маэдрос не нарушит твоей воли. Но его братья считают тебя мертвым и рвутся в бой. Сколько времени понадобится тому же Келегорму, чтобы он перестал подчиняться брату – ради мести за отца?
Феанор дернулся, но почти сразу овладел собой.
Заговорил спокойно:
– Значит, ты нас совсем не понимаешь... Старшинство для нолдор – это не сила, идущая извне и подчиняющая. Это то, на что мы опираемся. Мы все. Нолдор редко противится воле старшего, но даже если это происходит... можно не исполнить приказ, редко, очень редко, но можно. Но совершить поступок, противоречащий воле старшего, – нет. То, что Маэдрос сейчас не начинает войну, – доказательство тому.
Пламенный помолчал.
– А Келегорм... он не пойдет против воли Маэдроса. Наверняка он будет пытаться переубедить его – но на большее он не способен. Маэдрос не разрешит, а Келегорм не пойдет на прямое нарушение воли старшего брата. Поверь, я всё-таки знаю своих сыновей.
Мастер почувствовал, что лукавит. Что знает сыновей гораздо меньше, чем пытается доказать и Мелькору, и себе. Что годами был безразличен к ним, и сейчас это может обернуться бедой.
– Нет, друг мой, – покачал головой Мелькор. – Ты знал их. После твоей “смерти” они ожесточились. Они стали другими, Феанор. Если ты видел, как они расправились с Сосновым нагорьем…
– С Сосновым нагорьем? – Феанор приподнял бровь. – Если ты спрашиваешь меня именно как их отца, то я отвечу: ничего особенного они там не сделали. Они убивали в Альквалондэ своих сородичей. В Нагорье они убивали своих врагов.
Этой нолдорской холодности тона хватило ненадолго.
Пламенный опустил голову, проглотил комок в горле:
– Мелькор, я видел, что они сделали. Более того, я это предвидел. Но я знаю... не только то, что делали они. И это я тоже – предвидел.
Мелькор вздрогнул. Переменился в лице:
– Ты… знаешь?! Ты – видел?!
Феанор предпочел это понять как вопрос о сыновьях. О том, что уцелевших орков добил сам Мелькор, Пламенный не подозревал, и замешательство Темного Валы воспринял как нежелание говорить о судьбе нолдорских пленных. А уточнять, о каких именно ангбандских жестокостях он знает, Пламенному не хотелось.
– Если быть точным – не видел. Чувствовал. Но, судя по всему, ничуть не ошибся.
Недолгая тишина.
– К чему этот разговор, Мелькор? Я сказал тебе всё о том, как поведут себя мальчишки. Не лучше ли помолчать?

6

Я не хочу терзать тебя. Я и так причинил тебе слишком много боли.
Я вижу, насколько тяжел для тебя этот разговор.
И мне тоже хочется помолчать. Ты работаешь, я смотрю. Или заняться этим светильником в четыре руки – как ни странно, после того, как меня сковало телом, руки стали болеть меньше.
Заметно меньше.
Но, Феанор, мы не можем спрятаться от войны. Спрятаться в работу. Спрятаться в память. Спрятаться в дружбу.
Если мы хотим одолеть войну – мы должны выйти ей навстречу.
– Ты говоришь: нолдор не пойдет против воли старшего. А ты сам?

7

Феанор закусил губу.
Вот так напомнить об отце… лучше бы ударил.
Не о мертвом отце больно вспоминать. О живом. Об искусном лавировании. О сетях безмолвной лжи.
Впрочем, вспоминать стоит вслух – самому всё равно, но это – ответ на вопросы Мелькора.
Феанор подпер щеку правой рукой; пальцы непроизвольно коснулись шрама от когтя Унголианты.
– Запрет запрету рознь, Мелькор. Есть прямой однозначный запрет. С ним сын поделать ничего не может. Маэдрос, как ты видишь, не воюет против Ангбанда: отец запретил. Против… – пауза, долгая, тяжелая, как камень на шее, пауза, – … Ангбанда.
Тишина. Всё и так ясно. Слишком ясно.
– Я сам делал иначе, – Феанор отвел взгляд, рассматривая огонек светильника (пламя, словно по приказу, поднялось выше). – Я не давал отцу возможности произнести слова однозначного запрета. Это была… – брови Пламенного сошлись, – игра, ловкая игра, о которой я не хотел бы вспоминать. Равно как и вообще говорить о моем отце. Если позволишь.
Тишина.
В ничем не забранное окно кабинета врывается северный ветер. Сквозь приоткрытую дверь его тяжелые вздохи доносятся сюда, в мастерскую.
Пламя светильников дрожит.
– Но речь не о моем отце. Речь о мальчишках. О Маэдросе всё уже сказано: он не будет воевать против Ангбанда. Но воевать – будет. Прости за прямоту, но – мы сейчас говорим о том, что будет, а не чего бы мы хотели.
Тишина.
– Теперь – Келегорм. Я уверен, он не знает, что я жив. Пытаться заговорить с ним я даже и не стану: сочтет ангбандским мороком. – Феанор снова потер пальцем шрам на щеке. – Для Келегорма я мертв, и моя воля для него – война. Но, – он посмотрел на Мелькора, – как ты мог заметить, Келегорм сидел в Хифлуме достаточно тихо. Думаю, потому, что против войны был Маглор.
Феанор опять замолчал, собираясь с мыслями.
– Мелькор, попытайся представить это так. Некто, с кем тебе уже не встретиться, подарил тебе хрустальный бокал. Красота рисунка и память о друге. И вдруг – бокал разбит. Вдребезги. Ты сохраняешь самый большой осколок – на память.
– Посуди сам, – продолжал Феанор, – нужен ли тебе этот осколок? Есть ли польза от него? Нет. Скорее наоборот – можно порезаться об острый край. Но, утратив целое, ты хранишь ненужную часть. Ради памяти о целом.
– И то же самое у нас… у мальчишек, – Пламенный поправился, – с послушанием старшим. Это “осколок бокала”. Маэдрос заменил братьям меня. Они будут слушаться его. Всегда. Даже вопреки пользе дела и здравому смыслу. Потому что это – последняя часть той, прежней жизни. Разбитой.
Мелькор скривился в усмешке. Встал.
– Мой друг, это слова. Прекрасные и убедительные. Но мне их мало. Мне нужны доказательства того, что Маэдрос не поведет армию на Ангбанд.

8

Лестница на вершину Бесснежной.
Уже привычно.
Следить за своим сыном. Воронов-то он перестреляет… редкий ворон долетит до нолдорской крепости. И уж точно – ни один не вернется.
Я теперь у Мелькора вместо ворона. Черная одежда… ветер откидными рукавами играет – чем не крылья?
Хватит!
Глупости думаю.
Быть хоть вороном, хоть кем – лишь бы сдержать войну.
Я должен добыть подтверждение своим словам. Собственными глазами убедиться, что Маэдрос войны не начнет.
Гм… знал бы, что придется смотреть на восток, – так хоть сделал бы это кресло на юг развернутым, что ли… Впрочем, нет никакой разницы, куда глядят мои глаза. Не ими смотрю.
Маэдрос…
На всех землях, где есть след Силы Мелькора, я буду мыслью искать тебя. Осанвэ мне не поможет, хотя мы с тобою, сын мой, наверное, единственные, кто способен держать осанвэ по разные стороны Железных гор. Но ты не хочешь слышать меня. Что ж, эта вершина, эти переплетенные линии Силы дадут мне увидеть тебя – и уж тут тебе не отгородиться!
Маэдрос, где же ты?..
Что?!
Я?!
Не может быть!
Это же я, я сам. Я, такой, каким я был недавно, руку протянуть – насколько недавно, каким я был до Ангбанда, до того, как впустил в свое сердце Тему, которую всегда отрицал; я прежний – верящий в себя и в незыблемость своей веры.
Я был таким – и уже никогда…
Пер-рестать!
Пальцы стискивают камень подлокотников. Я возвращаюсь к реальности, но волна этой силы – моей силы, поднявшейся вдруг из недостижимого прошлого, – эта волна не слабеет.
Палантир.
Кто-то смотрит в палантир. И смотрит не на Ангбанд. Не на Врага. На меня.
Маэдрос.

9

– Отец!
Глаза в глаза. Так близко – сколько лет я не видел тебя так близко.
Отец, что с тобой?! Ветер, вершина горы – ты что, теперь прикован вместо меня?!
Н-нет, это не Тангородрим. И каменное кресло…
Не молчи, отец! Я с тобой, я здесь… нет, в-валары, я совсем не “здесь”, ты один в этих проклятых горах, а я на Химринге, но – хоть поддержать тебя, сделать для тебя хоть что-то…
– Маэдрос…
Палантир жжет мою ладонь. Видеть отца и быть не в силах помочь!
– Отец, что Моргот сделал с тобой?!
– Нет, Маэдрос…
Твои губы шевелятся, твой голос звучит в моем сознании.
– Нет, Маэдрос. Ничего.
– Ничего?! Но это кресло, к которому ты прикован?
– Не прикован. Я сам его сделал.
– Сам?!
Складки на твоем лице разглаживаются. И голос – он становится ровным и спокойным. Его я слышал все те годы, что провисел на Тангородриме.
– Я не пленник, Маэдрос. Ничего не изменилось. Ничего. Я счастлив, что ты смог освободиться из-под пытки, и я никогда не прощу себе, что позволил Мелькору…
– Предатель!
Размахнувшись, я швырнул палантир наземь. Он вылетел из палатки и покатился вниз, по снежному склону.
Гнусный, подлый предатель! Сын, забывший отца; отец, забывший сыновей! Да падет проклятие Мандоса на тебя, отступник, изменник, лжец, клятвопреступник!
Я никогда больше не прикоснусь ни к одной твоей работе. Я никогда не возьму в руки… в руку! – и руки я лишился из-за тебя!..
В палатку всунулась услужливая морда.
Ну… то есть… не “услужливая” и не “морда”, а любящее и участливое лицо… ой, да это же Маглор!
Не узнал.
– Что тебе?
– Палантир… вот он… Что с тобой, брат?
– Ничего.
Уйдешь ты или нет? Не уходишь. З-заботливый не вовремя.
– Я смотрел на Ангбанд. Да, смотрел! И нечего меня безумцем называть. Слушай. И братьям передай.
– Что? – замер. Ждет, выдохнуть боится.
– В ближайшее время нападения Моргота не будет. Совершенно точно. А теперь – оставь меня. И палантир унеси. Это приказ.

10

Раз мой мальчик кричит о ненависти, значит, он не готовит атаки. Тому, кто решился вести войну, – не до чувств. Чем больше криков – тем меньше дела.
Подлинная ненависть холодна. Когда мы с Мелькором были врагами – нам было не до громких обвинений. Мы действовали, а не кляли друг друга.
Да и что я, в самом деле – хоть на миг поверю, что мой мальчик станет врагом – мне?
Бедный малыш – ему не на кого опереться… меня он так старается возненавидеть, а братья ему не помогут: он не может им ничего рассказать.
Мой мальчик, ты кричишь – от отчаянья. От того, что долг перед отцом связывает тебя.
Я был прав. Как всегда – прав. Я был уверен, что Маэдрос не начнет… прав, прав… я был прав.
Только очень больно кусает ледяной ветер лицо, залитое слезами.
Соленый лед впивается в кожу.
Надо спуститься и сказать Мелькору, что я прав.
Надо встать. Заставить себя встать.
И идти.

11

Ледяной ветер рвет мой плащ, но я даже не пытаюсь укрыться от этих волн холода, обжигающих сильнее любого огня.
Не пытаюсь – потому что не пристало вождю проявлять слабость. И еще – потому что сейчас мне не холодно.
Сейчас, когда на меня устремлены тысячи глаз нолдор, стоящих по склону.
Как на отца когда-то.
В первом ряду – мои братья.
Спасенный Фингоном, до сего дня я был обузой. Вождем по праву рождения, к словам которого вынуждены прислушиваться. Но сегодня…
У меня, однорукого, огрызка воина, есть то, чего нет ни у одного из бойцов. У меня есть знание о Враге.
И они это чувствуют. Они хотят, чтобы я стал настоящим вождем – и я им стану!
Я не солгу вам, братья мои. Я не солгу вам, народ мой. Но я жестко отмерю долю правды.
– Нолдор, внемлите! Я глядел в палантир. Я мыслью проник в самое сердце Ангбанда. И я говорю вам: Враг не спешит с нападением. Впереди у нас годы, десятки лет, которые надлежит потратить на подготовку к войне.
Глаза Карантира горят. Отлично. Вот и нашлось ему дело… подальше от меня.
– Карантир, брат мой! Твои горы ждут тебя! Возведи крепости. Построй мастерские. Выкуй оружие, достойное нашей мести.
Келегорм ускачет на охоту и сам… да и остальные найдут, чем заняться.
Осталось только навеки запечатать тайну.
– Запомните, о нолдор! Я – был в Ангбанде. Я – смотрел Морготу в глаза. Я знаю способ так настроить палантир, чтобы Враг не распознал прикосновения моего взгляда. Я способен выведать его тайны и не выдать своих. Вы – нет.
Тишина. Тишина согласия.
– И волею старшего сына… волею старшего в Доме Феанора я отныне запрещаю вам направлять палантиры на Ангбанд!
Я чуть обернулся к северу. Сейчас, в миг моего торжества, в миг, когда я обретал подлинную власть, я не мог не обернуться туда, к отцу… Даже палантир был не нужен.
К отцу, которого я не могу ненавидеть. Хотя должен.
“Ну? Ты этого хотел?”
И мне почудилось… это была его высшая похвала: молчание – и волна одобрения.
Наверное, мне только почудилось.
Ворон, каркая, пролетел надо мной.
Случайность? Знаю я эти случайности. На Тангородриме насмотрелся.
Что ж… так или иначе – отец узнает о моем поступке.

12

Войны не было. Война шла.
Пограничные стычки – мелочь. Разве это называется войной?
Настоящая война была бескровной. Маэдрос против братьев – и старший сын Феанора не знал, сколько он продержится. Саурон против Мелькора – и Первый Помощник старался внешне не нарушать приказа, выполняя волю Властелина… не совсем точно. Феанор – против Ангбанда. Ангбанд – против Феанора… и Мелькора.
Пока на этой войне жертв не было.
Пока.
Жертвы были там, за стенами всех крепостей – на Ард-Гален. Самые дерзкие орки, самые яростные нолдоры не могли не сталкиваться.
Пятеро, десятеро убитых орков. Двое, трое пленных нолдор.
Мелочь.
Разве это называется военными потерями?

13

Время… странная штука. Казалось бы, что такое здешние сто лет против аманских? Десять лет, не заметишь, как и промелькнули.
Только вот нынешняя сотня, пожалуй, за тысячу лет Древ сойдет.
В Амане мне не доводилось меняться так, как здесь.
Сказал бы мне кто-нибудь, что я буду терзаться при мысли о “малой крови” – высмеял бы. Малая, немалая… если кто-то должен заплатить жизнью за наше… за мое дело – он умрет! Так я считал еще недавно.
Совсем недавно. Жизнь тому назад.
А сейчас я ищу способ помочь этим несчастным синдарам, виновным только в том, что оркам велено не трогать нолдор.
И ведь понимаю, что неправ! Что если бы велась война с нолдорами, то и по всем синдарам она прошлась бы. Кроме Дориата.
Я неправ. Я всегда хочу всего. Если войны – то против всего Эа. Если мира… гм.
А вот Мелькор прав. Научил орков пленников по доспеху различать. Занятное различие.
Всё-таки мы, нолдор, все такие. Доспех для нас – либо тяжелый боевой, либо легкий разведный. Заставщики не носят стали, им важнее легкость и быстрота. Похоже, это действительно помогает – как ни мало синдар на нынешних границах, а среди пленных их… заметно.
И лучше не думать о том, что творят с синдарами орки.
Мне надо думать, что со своими пленными делать.
“Своими пленными”.
З-звучит.
Я невольно потер шрам, оставленный когтем Унголианты.
(Это всё больше входило в привычку: тереть его, когда не можешь найти ответа на вопрос.)
Итак, я сейчас спущусь к нолдорам. К пленным.
Пленным – как я когда-то.
Только я – смог перестать быть пленным. Я принял то, что мне предложил Мелькор.
Мне это было просто: в Амане он был моим другом и в Ангбанде снова стал им.
Что я смогу предложить нолдорам, чтобы они перестали быть пленными?
Что?
Что я скажу им – ненавидящим Врага? Им – попавшим в плен из-за меня. По моему слову.
В плен.
Но если бы не мое слово, они были бы все мертвы. И не только они.
Поймут ли они это?
Сумею ли я объяснить им?
Не знаю.
Боюсь идти вниз. Боюсь говорить с ними.
Не знаю правильных слов.
Но должен найти.

14

Феанор медленно шел к нолдорам.
Оставалось только радоваться, что винтовая лестница вниз – такая длинная. Есть время, чтобы собраться с мыслями, пока спускаешься от вершины до основания одной из самых высоких башен Ангбанда.
Идти надо было к северо-западным пещерам. То ли отроги гор, то ли выселки крепости... туда отводили пленных.
Пламенному стоило некоторых усилий убедить Мелькора не создавать для захваченных нолдор ничего. Не перепевать горы, творя жилища и мастерские.
“Пусть всё сделают своими руками, – сказал тогда Феанор. – Пусть начнут делать в Ангбанде что-то для себя. Начнут. Дальше пойдет само”.
Мелькор возражал. Мелькор искал способ заставить нолдор трудиться.
“Не заставляй, – ответил мастер. – С волей, давящей на них, они будут бороться. Но если их не принуждает ничто – тяжесть бездействия будет им не по силам. Особенно с инструментами в руках”.

15

Нас втолкнули в эти коридоры. Разрезали веревки. И...
И – что? Не знаю. Но что-то изменилось.
Мы пошли вперед, не понимая, почему стража оставила нас.
Зал. Точнее, большая пещера. Родник бьет из стены, желобком прорезает зал...
В зале – пара дюжин эльдар. Нолдор. Несколько знакомых лиц.
В углу аккуратно разложены инструменты. Горняцкие, кузнечные, даже ювелирное что-то.
Тот, кто принес их сюда, явно знает толк в нолдорской работе с камнем и металлом.
– И вас никто не охраняет?
– Мы пробовали уйти. Там лабиринт штреков. Куда ни пойдем – выходим сюда.
Похоже, стража не нужна.
Ангбанд сам нас держит.
А потом вошел он.
Он выглядел, как мы. Разве что его одежда была не той, что надевают под доспех. Однако – нолдорской. Но не понять, кто он, было нельзя.
Он не был растерян, как мы. Вошел, оглядел нас... спокойствие хозяина.
Его лицо оставалось в тени... впрочем, что нам за дело до его лица?
Он сел, словно изрядно устал. И голос... я бы назвал его горьким, не знай наперед, что это искусная ложь.
Он говорил что-то о том, что хотя мы и пленные здесь, но можем трудиться, что здесь есть всё, нужное мастеру...
Ложь для детей. А мы детьми не были.
Я оборвал его сладкие речи:
– Ты бы хоть назвал себя, если ждешь, что мы поверим тебе!

16

Я встал и вышел в освещенную часть пещеры. Ничего другого мне просто не оставалось. Я чувствовал, что мои слова уходят в ничто, как вода в песок. И чем я искреннее – тем меньше они верят мне.
Увидев мое лицо, они разом вздрогнули.
Конечно... это я их в лицо не помню. Но они все меня отлично знают.
– Да, – сказал им, прежде чем они успели опомниться. – Это я. Я тоже здесь. И мое имя порукой моим словам.
– Лже-е-ец! – закричал один из них. – Ты думаешь, мы поверим, что Феанор будет нас уговаривать работать на Врага?! Феанор, – его искаженное злобой лицо оказалось совсем рядом, – Феанор ненавидел его больше, чем весь наш народ, вместе взятый! Да Феанор бы скорее дал себя на клочки разорвать, чем стал хоть что в Ангбанде делать!

17

– Входи, Хенола, – Тильд кинул ей яблоко, которое майэ непроизвольно поймала. – Я счастлив приветствовать Повелительницу Камней. Входи и улыбнись.
Тевильдо (он сейчас был в обличии златокудрого юноши, почти мальчика) не любил хмурых лиц. Майар считал своим долгом развеселить любого из своих друзей. И самого Властелина – при встрече.
– Тильд, – Хенола попыталась улыбнуться, но получилось плохо, – я могу поговорить с тобой серьезно?
Тот улыбнулся:
– А я обещаю слушать серьезно. – “Но вот отвечать серьезно – отнюдь не обещаю!” – подумал Кот.
Хенола села в пододвинутое майаром кресло, сцепила тонкие пальцы.
– Тильд, ты знаешь, как меняется Властелин.
Майар кивнул. Повелительница Камней продолжала:
– Но вместе с ним меняемся и мы. Мы уже не творим, как раньше. Мы…
– Арда меняется, Хенола, – пожал плечами Тильд. – Возьми, например, котенка, – он превратился в малюсенькое рыжее существо, и голос майара продолжал звучать в сознании Хенолы, – у него все тельце гибкое и податливое. Его можно гнуть как угодно… так… или так… или вот так… – майар проделал несколько замысловатых движений. – Но когда котенок подрастает, – рыжее созданье стало взрослее, – то мышцы и суставы уже не так послушны. А с возрастом и это уходит.
Тевильдо принял свой обычный звериный облик – крупного рыжего кота – и вспрыгнул Хеноле на колени.
– Так и Арда, Хенола. Пока мир был молод, мы могли творить с ним всё, что пожелаем. А сейчас – нет; сейчас вздумай мы петь в полную силу – это сломает миру какую-нибудь его кость. И хорошо, если не хребет. Мррр? – он подставил голову под ее руку: гладь, дескать.
“Надеюсь, на этом она закончит разговор?”
– Всё это так, Тильд. Но с нами творятся страшные вещи. Не Арда меняется – мы.
– Мррр?! – Кот мрявкнул, требуя, чтобы его немедленно погладили.
Хенола несколько раз провела пальцами по его длинной шерсти, невольно успокаиваясь.
– Тильд, с тех пор как Властелин связан обликом, мы сами всё больше уподобляемся Воплощенным. Мы не поём… ладно, пусть время Песни ушло, но – мы думаем как Воплощенные, наши тела перестают быть оболочкой, становясь… тем, что они для эльдар и орков. Наши чувства…
– Чувства? – Тильд соскользнул с ее колен, принимая облик мальчишки. – Ах, чувства…
Он развернул плечи, гордо поднял голову, став неуловимо похожим на Мелькора, и со страданием в голосе произнес:
– Вы должны понимать: он – мой друг, и ради него я готов пожертвовать такой мелочью, как Ангбанд со всеми орками!
– Тильд!
Но шут только начал. Он положил руку на несуществующий клинок, подался вперед и произнес с неменьшей патетикой:
– Властелин, ты не посмеешь предать свою Тему!
– Тильд, прекрати немедленно!! – Хенола с трудом сдерживала смех.
Майар сделал скорбное лицо, приложил руку к сердцу, горько вздохнул и сделал несколько шагов, изображая подъем на гору:
– Доколе я буду видеть, как орки хватают мой народ?! Доколе я буду ждать, – страдальчески восклицал Тильд, – пока их всех переловят? Неужели это нельзя сделать быстро?!
Хенола хохотала взахлеб.

18

Хватит. Не могу я так.
Тучи за окном – низкие, тяжелые. Да, звезды здесь иногда видны, особенно в новолуние, когда Мелькор не нагоняет облаков, закрываясь от света Тилиона. Но солнца нет никогда.
Эта давящая серость... не могу так больше.
И – не буду.
Я протянул руку к нескольким светильникам. Они вспыхнули, кабинет наполнился рдяным светом.
Я обнажил Рок Огня.
Нет, перерезать себе горло двуручным мечом – глупо. Неудобно. И – не нужно. Есть другой путь. И Рок Огня поможет мне не разрушить роа, но освободить феа.
Держа меч на ладонях, я чувствовал, как он вибрирует. Ты не подведешь меня, мой верный товарищ.
Я положил клинок на стол, дерево привычно откликнулось, помогая силе меча течь свободно и мощно.
Отлично. Рок Огня сделает свое дело.
Я сел в кресло. Закрыл глаза. Со всей ясностью представил, чего же я хочу.
Смерть. Мандос. Небытие. Небытие – это Серый Чертог. Если я правильно понял рассказ Мелькора, Серый Чертог – это ничто.
Отсутствие воли. Отсутствие памяти. Отсутствие себя.
То единственное, чего я сейчас желаю.
Не помнить. Не стремиться. Не быть.
О том, что считается страшнейшей в Эа карой, я готов молить Намо как о милости. А если он откажется... что ж, я сумею его разозлить. Или – напугать.
Добром или силой я получу свое.
И больше не будет болеть душа. И больше не будет выбора между моим народом и моим другом. И больше не будет... ничего.
Одно усилие воли – и связь феа и роа порвется. Рок Огня поможет мне.
Всего один шаг.
В желанную бездну.
Не открывая глаз, я положил пальцы на клинок.
И вдруг –
– порезался.
Открыл глаза.
Всего несколько капель крови, я бы и не заметил, но – от этого ничтожного пореза промчался огонь по жилам, и словно крик: “Не смей!”
Нолдоры.
Мой народ.
Война идет, и остановить ее невозможно. Война, которая не нужна Мелькору, но зато необходима Саурону. И – нолдорам.
Когда-то (так недавно и – вечность назад) я не раздумывая пожертвовал своим сыном, чтобы остановить войну. Теперь – да, теперь жертвовать больше некем.
Только – собой.
Легче ли было Маэдросу на Тангородриме, чем мне сейчас – в моей пресловутой “свободе”?
Каждый эльдар, попав в плен, может распорядиться своей жизнью. Может уйти. Я лишен даже этого права.
Жить – заложником за свой народ.
Да.
Я осторожно провел пальцем по лезвию. Его смертоносная сила, рассекающая горло... сейчас это было так желанно! Я почти ощущал это кожей. Наверное, так голодный мечтает о еде. Я так мечтал о смерти.
Но я буду жить.
Должен.

19

– А работать хочется… – сказал Хисимэ.
– Да кто тебе мешает? – зло скривился Рустур, которого уже успели прозвать Бунтарем. – Еще и похвалят за такое. “Феанор” этот.
Хисимэ только рукой махнул, сел, опустил голову.
– А что предлагаешь? – накинулся на Бунтаря Исильмэ. – Сидеть и ждать неизвестно чего?
– Изве-естно чего… Чего нолдору ждать в Ангбанде?
– Прекрати! Если бы нас хотели отдать оркам на пытки, это можно было бы сделать проще и сразу!
– Значит, у них мысли изощреннее.
– Погодите, – вмешался Тирнур. – Мы пока живы. Относительно свободны. У нас есть вода, пища, не связаны руки. Инструменты есть. Сидеть и повторять про то, что нас ждут невесть какие пытки, это самое глупое, что можно сделать. Нас не убили. Мы нужны живыми. И наша задача – выжить. То есть уцелеть и не изменить себе. Вот о чем надо думать.
– Для чего мы нужны живыми?! – закричал Бунтарь. – Для чего-о-о?! Для того, чтобы мы работали на Ангбанд! Да первый же удар молота или резца, который мы сделаем, первый же – пойдет на пользу Врагу и на погибель нашим!
– А если всё не так? – сказал Айканд. – Я как-то мало сомневаюсь, что им не удастся нас заставить, если они захотят. Боюсь, работать на Ангбанд нам всё равно придется. Но если мы примем эти условия – мы сохраним себе какие-то пределы свободы. А если нет…
– Предатель!
– Думаю, он прав…
– Никогда я не стану!...
– Безумие – еще не доблесть.
– Предательство – тем паче не мудрость!
– Да послушайте же..!
– Я повторяю: никогда..!
– Этот путь доведет всех...

20

Ну что ж…
Глаза непроизвольно щурятся, губы сжимаются в линию.
Я стану таким, каким вы хотите меня видеть. Вам нужен темный майар? Вам нужен слуга Моргота?
Хорошо.
Чего не сделаешь ради своего народа.
Хм!
Вы считаете лицо Феанора – личиной. Чудненько, договорились. Больше лица Феанора вы не увидите. Чары, отводящие взгляд, – это совсем не сложно сделать. Больше никто из вас во мне не узнает сына Финвэ. Правда, каждый увидит меня по-своему… ну что ж, будем считать, что нам, хм, темным майарам, так и положено.
В вас нет доверия доброму “слуге Врага”? Вы поверите только жестокости? Ну что ж, вашими стараниями мне будет легко сыграть это.
Даже играть-то не особо придется.

21

– Встать!
Вошедший произнес это слово негромко, но эхо подхватило звук, и он заметался по высокому залу, словно стая вспугнутых летучих мышей.
Нолдоры встали, сгрудились.
Вошедший обвел их спокойным, оценивающим взглядом и бросил новую фразу в мишень эха:
– Во всем Ангбанде только мне вы нужны живыми.
Эхо встрепенулось… от стены к стене… нет выхода.
– Я не буду заставлять мне подчиняться. Но искренне…
ис-с… ис-с… – эхо ищет, куда бы спрятаться…
…искренне советую слушаться меня. Иначе – попадете к оркам. А вы не знаете… ого, судя по вашей бледности – знаете?! Тем проще.
– Кто ты?
– А вам не все равно? Я – тот, от кого зависит ваша жизнь.
– Мы не станем служить Морготу!
– Во-первых…
вых… вых… вых… – нет выхода.
…говори за себя одного. А во-вторых, Властелину ваша служба совершенно не нужна. И ваши жизни ему не нужны. Вы принадлежите мне…
Мне. Мне. Мне.
… или оркам. Выбирайте.
– Но ты ведь чего-то от нас хочешь?
– Вы мастера. Здешние горы полны руд и камней.
– Мы не будем работать на Врага!
– Властелину…
н-ну… н-ну… н-ну…
…не нужен ваш труд. Идемте.
Горн. Мехи. Инструменты. Полосы металла.
– Разожги. Раздуй. Сильнее. Ты – возьми щипцы. Ты – готовь масло.
Эхо раздробилось на тысячу осколков от звона молота.
На глазах у нолдор из полос металла рождалась изящная черная лилия. Благородный изгиб лепестков, хрупкость живого цветка. И капли масла на металле – будто роса.
Тихий вздох восхищения – словно эхо – от одного пленника к другому.
– Это была просто разминка пальцев.
И лилия, небрежно отпущенная щипцами, падает на пол.
Эхо смеется, перехватывая звон.
– Теперь вам ясно…
но… но… но…
…что Ангбанду не нужно ваше мастерство. Ковать решетки для темниц и ятаганы для орков вас тоже не будут заставлять.
– Тогда зачем мы нужны? Раздувать тебе горн?!
– Именно. Мне надоело работать…
тать… тать… тать…
…одному. Мне нужны в помощники – мастера. Раздуть горн, взять щипцы – но и творить вместе…
месте… месте… месте…
…подмастерьями у меня.
Тишина. Даже эхо не рискнет отозваться…
– Принудить мастера к творчеству – невозможно…
но… но… но…
…я это знаю. Кто хочет работать, кто хочет работать со мной и учиться у меня – у вас есть все: мастерская, инструменты и богатые горы. Пробуйте!
те… те… те…
... Кто не захочет трудиться – тех я заберу выращивать вам еду. Сейчас я ухожу. Через дюжину дней вернусь. Кому нечего будет показать мне – заберу копать землю.
– Постой! Мастер, как нам называть тебя?
– Называть?
ать… ать… ать…
… ну, так, как ты назвал. Мастером.

22

Я шел от них, сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом на радостях. Получилось.
Конечно, мне поверили далеко не все. Но я на всех и не рассчитывал. Те, кто намертво убежден, что каждый удар их молота будет нести гибель нолдорам, – те пойдут трудиться на поле и в саду.
Заодно я наконец-то стану есть привычную пищу.
Сегодня я победил. Сегодня я увидел в глазах двоих-троих жадность мастера – жадность до новой работы, до новых знаний. Эти начнут трудиться – а дальше волна пойдет сама.
Нолдоры станут работать в Ангбанде. Работать по собственной воле.
Я – Феанор. Я умею убеждать. Убеждать в том, что совсем недавно казалось нолдорам невозможнейшим из невозможного.
Я всегда добиваюсь своего.

23

Он
пришел, как и обещал, – через дюжину дней.
Я (сознаюсь самому себе) боялся его прихода. Чувствовал – он умеет подчинять себе. Его хотелось слушаться. Когда я мысленно возвращался к его речам, я не видел в них ни единой ошибки. Ему хотелось верить.
Но я знал, что верить ему нельзя.
Я не мог найти зерна лжи в его словах. Значит, лжива вся его речь. От первого до последнего слова.
Но он пришел. И я невольно прячусь. Стыдно, но… не перебороть себя.
Я прячусь, но он, конечно, меня видит.
– А ты, стало быть, и не прикоснулся к инструментам.
Он даже не спрашивает.
– Да!
Дерзость – мой последний щит.
Он кивком велит мне идти за ним.
Иду.
У входа в лабиринт – несколько наших. Таких же, как я.
– Идемте. Будете земляные яблоки выращивать, – говорит он нам.
Поворачивается. Идет, не оглядываясь на нас. Гм, лучше идти следом.
Что ещё тут за “земляные яблоки”? Никогда не слышал о таком.
Идем.
Ничего не понимаю! Тут лабиринт был. Ла-би-ринт! А мы сейчас всё идем и идем по штреку. Извилистому, верно, но – никаких боковых ходов. Ни одной развилки. Что это? Где мы?!
Приходится почти бежать, чтобы поспеть за ним. А отставать в этих горах, где штреки то в кольца сворачиваются, то вообще пропадают – не хочется.
Почему-то.
Подъем. Ступени. Свежим воздухом потянуло.
Свет брезжит.
День…
Счастье-то какое…
Тут он оборачивается к нам:
– Видите те загоны? Там орки свиней себе в еду откармливают. Ступайте туда. Скажете – Повелитель Фенырг прислал, велел вас в поля отправить работать.
“Фенырг”. Вот как тебя зовут. Ну и имена у вас, у Темных майар!
– Забудьте и думать о побеге. Сбежать с поля – легко. Вопрос лишь в том, куда вас Ангбанд выведет. Может – к волколачьим ямам. Может – к дуреющим без “забав” снагам. А может и в такое место завести, о котором даже я не знаю.
Мы молчали. Что уж тут было говорить.
– Соберетесь нести еду товарищам – войдете в этот туннель, а дальше – просто думайте о них. Мимо пещеры не промахнетесь.
Я набрался смелости:
– Что мы должны делать?
Он пожал плечами:
– Всё. От посева до испечения хлеба. Еда у мастеров пока орочья – приготовьте им нолдорскую. Да и себе.
– Печь хлеб? Но это ведь женское дело…
Он был отвратительно серьезен:
– Ладно. Как скажешь. Я сегодня же попрошу Саурона, чтобы отправил отряд наловить женщин. Хлеб вам печь. Как ты думаешь, дюжины хватит?
Я стиснул зубы. Он ещё смеется!
– Чтобы вам лучше работалось, подумайте о том, что и вам, и вашим товарищам орочья еда по вкусу не будет.
Он развернулся и ушел вглубь горы.
А мы? Что нам оставалось делать… мы пошли в долину. Спрашивать у орков, как растить эти самые земляные яблоки… гадость ангбандская, небось.

24

Феанор, взяв в помощники Хисимэ (самого сговорчивого) и Тирнура (талантлив, невероятно талантлив!), занимался шлифовкой каменного орнамента во всю стену.
За несколько прошедших лет Мастер уяснил несколько простых вещей. Во-первых, пленные жутко боятся любой работы с металлом: им до сих пор кажется, что, выкуй они хоть брошку сегодня, завтра их заставят ковать оружие. Во-вторых, пленным нужно обжиться. Бесполезная, на первый взгляд, отделка жилых пещер была именно тем делом, которое втягивало в работу всех без исключения, снимало настороженность и вечное ожидание обмана.
Так что Феанор, Мастер, “темный майар Фенырг” мог позволить себе заняться любимейшим делом – резьбой по камню. Стена в четыре-пять ростов высотой... кусок Мастеру как раз по аппетиту.
Но вдруг Феанор замер. Прислушался. Побледнел. Бросил инструменты.
– Продолжайте без меня.
Мастер выглядел обеспокоенным, даже испуганным. Он буквально слетел с лесов и так решительно направился к выходу, что чуть не сбил с ног кого-то, случайно оказавшегося у него на дороге.
– Что это? – шепотом спросил Кемтано.
– Не знаю... – так же шепотом ответил Тирнур. – Таким я его никогда не видел. Вот уж не знал, что его можно испугать.
– Ты думаешь?
– Я ничего не думаю, – они не решались повысить голос, и все прочие застыли в молчании. – Точнее, я думаю. Я думаю о его словах. Что мы нужны только ему...
Миновав незримую дверь, которой были заперты нолдоры, Феанор, не стесняясь, бросился бегом.
В темноте штрека он чуть не столкнулся с тем, кто шел к пленным. С Мелькором.
Тот схватил его за руку и удивленно спросил:
– Что случилось?
Феанор резко выдохнул:
– Мелькор, не ходи к ним!
– Почему? – изумление Мелькора было искренним.
– Потому что... потому что ты напугаешь их до такого состояния, что все годы моих стараний обратятся в ничто. Навсегда.
– В Ангбанде есть запретные для Властелина места? – язвительно спросил. – Или ты боишься, что смелые нолдоры лишатся чувств при виде меня?
– Прекрати издеваться! – рявкнул в сердцах Пламенный, ударив кулаком по камню. – Тебе нужны “смелые нолдоры” – или мастера, способные творить?! Реши для себя!
Резко выдохнул. Сообразил, что перегнул. Осторожно перевел дыхание. Сказал гораздо сдержаннее:
– Прости за резкость, но... это правда. И ты это знаешь.
Пауза.
– Если хочешь посмотреть, что и как они делают, – примирительно добавил Феанор, – смотри моими глазами. Я всё покажу.
– Я привык смотреть своими глазами, – жестко ответил Темный Вала. – И, если ты забыл, я напомню, что и решать я привык сам, а не с чужих слов. За семь лет (семь лет, а не семь месяцев!) Ангбанду не было от нолдорских пленных никакой пользы. Год от года я слышу твои слова. Мне этого мало. Ангбанду – тем более. Так что я посмотрю сам, чем они заняты.
Властелин Ангбанда отстранил Пламенного и пошел к мастерским.
Мастер стоял, зажмурившись.
Не двигался.
Бежать следом? Умолять? Убеждать? Унижаться? Н-нет! У него тоже есть гордость.
Но – жертвовать ради гордости всем?
“Мелькор...”
Феанор коснулся его мыслью. Не слова и даже не образы. Просто – чувство дружбы. Волна тепла, открытости, доверия. То, что когда-то помогло им обоим держаться против молчаливой отчужденности всего Амана.
Прошлое – или всё-таки настоящее?
Мелькор остановился. Привыкший не прощать сопротивления, он был безоружен против искренности и доверия. Сам Восставший считал это непростительной слабостью, о которой, к счастью для него, знал только один.
Феанор осторожно подошел. Молчал. Боялся опять всё испортить неосторожным словом.
Молчал, но это не было молчанием отчужденности или гордости. Напротив.
Мелькор тихо заговорил:
– Пойми, дело не во мне. Это не моя прихоть, Феанор. Это нужно Ангбанду. Весь Ангбанд считает, что твои пленные бесполезны. Или даже вредны – потому что их поимка стоит жизни нехудшим оркам. Нолдоры должны приносить пользу. Всем видную пользу. Ты понимаешь?
– Я это понял давно. Но, Мелькор, они не могут работать в страхе. Они должны перестать бояться. Не Ангбанда. Не тебя. Они боятся, что их труд будет обращен против их собратьев. Ты сам был пленником. Ты можешь поставить себя на их место.
– Что могу понять я – касается тебя и меня. Мы говорим об Ангбанде. А мои майары не станут ничего понимать. Они видят пользу от пленных нолдор – или не видят ее. Решай сам.
Феанор сцепил пальцы.
– Мелькор. Я всего лишь Воплощенный. Я не могу заставить ручей течь на гору. Правда, я могу упорным трудом поднять воду на ту же самую вершину. Но мне для этого требуется время. Тебе же, продолжая сравнение, вода на вершине нужна сейчас.
Обернулся.
– Давай оставим в стороне упреки и попробуем найти выход. Мы должны доказать Ангбанду пользу от пленных, – Феанор благоразумно не уточнял, кого именно он включает в это “мы”. – Польза будет, я даю тебе слово. Но – сейчас нужна не польза, а доказательство, ведь так?
Темный Вала кивнул. Молча.
– Тогда давай думать. Думать вместе. Работа, которую невозможно сделать одному. То, что большую часть я возьму на себя, – неважно. Но это будет работа не просто моя, а нолдор.

25

У меня не шла Песнь. Нет, я могла по-прежнему легко создать или изменить пару камней, при большом усилии – скалу. Наверное. Я не пробовала. Я видела: в моих нынешних творениях нет жизни.
И я снова отправилась к Тильду – прошлый раз он объяснил мне многое… да и развеселил. Может быть, и в этот он поможет?
Тильд. Мудрый и хитрый… настолько, что притворяется глупым мальчишкой. Добровольно стал шутом – получив право смеяться над нашими ошибками. Даже над Властелином.

26

– Так ты говоришь: ты начинаешь мыслить как Воплощенная?
– Не я одна, Тильд! Посмотри на Саурона с его орками. Посмотри на Анкаса…
– На Анкаса?! На него трудно посмотреть! Или ты имеешь в виду то пузо, которое он себе отращивает?
– Вот именно! Майар озабочен сотворением тела – и готов этому посвятить века!
– Ну, Хенола, что ж ты хочешь от Анкаса? – ума нет, так хоть тело себе вырастит самое большое в Арде!
– Тильд, я серьезно!
– А я – нет! – майар обернулся котом и вскочил на полку. – А вот и не попадешь! – задорно крикнул он.
Рука Хенолы невольно потянулась к блюду с яблоками.
Шмяк! – мимо. Кот перепрыгнул на другую полку. Хенола кинула другое… промах, прыжок… яблоко… мимо!
Анкас – майар, лишившийся облика в схватке с Ариэн, – пролетал мимо их окна. “Глупцы! В Ангбанде творится непонятно что, а они – играют! Куда смотрит Властелин?! Куда смотрит Саурон?! Будь власть у меня…”
Тевильдо носился по полкам, соскакивая на пол и взлетая на занавеси и карниз, Хенола швыряла в него яблоко за яблоком и никак не могла остановиться: словно вся ее судьба сейчас зависела от того, попадет она по мальчишке-шуту или нет.
Когда майэ схватила последнее яблоко, Кот прыгнул на опустевшее блюдо, а с него – на пол. Уже на две ноги.
– Н-да, Хенола. Ты мыслишь как Воплощенная. А надо было поступить… – все яблоки собрались обратно на блюдо, – совсем по-другому…
Блюдо, полное яблок, вылетело в окно – прямо в Анкаса. Невоплощенному вреда это причинить не могло, но…
– Нехорошо подслушивать! – крикнул Тевильдо вслед улетевшему.
– Тильд, но что же делать? – тихо спросила Хенола.
– Ты по-прежнему считаешь свою Музыку – частью Музыки Мелькора? – спросил майар очень серьезно.
– Да.
– Тогда ты ничего не изменишь.

27

Милая Хенола, как мне объяснить твою ошибку?
Освободись от Властелина – и обрети себя вновь! Саурон – такой же раб его, как и ты, только ты чтишь Мелькора, а Саурон всё больше склоняется к ненависти. Сильной ненависти… такой сильной, какой была когда-то его верность.
Для вас всех Мелькор – мир. В крайнем случае – сердце мира. Но никак не меньше.
А ведь это не так. Мелькор был сильнейшим (был, Хенола!), но никогда не был ВСЕМ.
Посмотри на меня, Хенола: мой лучший друг – Тевильдо. Мой Властелин – Тевильдо. И я до сих пор не растерял того, что потеряли вы. Вы все.
Ведь я дал тебе подсказку, Хенола: Пламенный. Он смог то, что утратила ты, – он смог изменить гору. Был я на Второй Западной… потрясающе сделано. Ты так уже не можешь.
Но ты послушно посмеялась над ним – и не задумалась, что презираемый тобой нолдор Мелькора – творит.
Саурон в своей серьезности – смешон до невозможности. Властелин… тоже забавен. А этот – над его ш-ш-штраданиями, конечно, обхохочешься, но – он не скорбит об утрате сил, а пытается творить. По-настоящему.
И это не смешно.
Это – интересно. Очень.

28

– Вот они, орки, – одними губами прошептал Тиндил. – Можно возвращаться.
Несколькими днями раньше государь Финголфин вызвал их полудюжину и сказал:
– Я подозреваю, что орки, которые захватывают в плен наших сородичей, обосновались где-то очень близко. На нас нападают одни и те же. Вы должны найти их лагерь. Найти, осмотреть издалека и немедленно вернуться.
Этот приказ был ясен и однозначен, как все приказы.
– Нет... – с ненавистью прошептал Уголек, самый молодой из разведчиков. – Мы не можем уйти просто так! Надо разглядеть их лагерь получше.
– Еще скажи, что ты “языка” захватить хочешь! – нахмурился Варгон.
– Но ведь он прав, – поддержал мальчишку Мифломэ. – Если мы вернемся с “языком”, государь нас только поблагодарит.
– Ага, а если вообще не вернемся?!
Они ругались почти беззвучно, пока их не остановил Тиндил.
– Уголек и ты, Мифломэ, если вы так рветесь добыть “языка” – вперед. Мы втроем остаемся здесь. Ты, Варгон, немедленно возвращайся к нашим: удастся нам взять “языка” или нет, а сведения о лагере доставить надо.
– Тиндил, давай вернемся все. Безумие – нарушать приказ.
– Варгон, у тебя, я знаю, выдержка стальная. А у нас – мечи в ножнах чешутся. Так что хоть одного орка, а достанем. Пусть мальчишки за ним слазают.
– Спасибо, командир! – просиял Уголек.
– Ползите вниз, пока я не передумал.

29

Я не помнил боя.
Я очнулся от того, что меня рывком подняли на ноги. Я попытался… попытался сделать хоть что-то – и обнаружил, что мои руки связаны спереди ремнем, который…
Снова всё поплыло перед глазами.
– Держись, Уголек, – услышал я голос Тиндила. Он, хоть и был так же связан, помог мне устоять.
– Что с нами будет? – спросил я, как будто он знал ответ.
– В гости вас отвезут! – вместо Тиндила ответил орк, захохотав мне в лицо. – К вашим друзьям-товарищам!
Та штука, к которой был привязан второй конец моего ремня, оказалась седлом для волка. Орк ловко пристроил ее на спину своей зверюги, вскочил верхом и рванул вскачь.
Я чуть не упал. Пришлось мчаться за ним.
Я бежал, бежал, бежал – проклиная тот миг, когда задумал нарушить приказ. Ну вот и получил.
И я, и Тиндил.
Только меня, похоже, сзади приложили, а он – ранен. И перевязан орками.
Зачем мы им нужны живыми?!
А ведь они нас берегут. Иногда даже на шаг своих волков переводят. И уж не пускают быстрее рыси.
Нас – берегут. А что стало с Мифломэ? Варгон ушел, а остальные?! Они же прикрывать нас собрались!
Что я наделал!
Неужели за мою дурость мы с Тиндилом заплатили свободой, а Рус, Мифломэ и Линдир – жизнью?
Ну, может быть… кто-нибудь из них был ранен, мертвым притворился? Или – Рус и Линдир поняли, что нас не отбить, и… да лучше пусть они бросят нас, чем мне быть виновному в их смерти!

30

Новых пленных приводили всегда через равные промежутки времени. Феанор заранее спустился встречать.
Пламенный не торопясь шел по привычному штреку. Услышал шум множества шагов. Остановился.
Зажег пару светильников на стене. Сложил руки на груди. Застыл.
Он знал, как это смотрится со стороны. Знал, как это подействует на орков.
Да и с пленными упростит разговор.
Орки при виде Повелителя застыли на миг, потом – поклонились.
“Темный майар Фенырг” смотрел сквозь них.
Пленные сгрудились.
– Развяжите их. Сейчас.
Глубокий, спокойный, властный голос отражался от стен, заполняя штрек.
– Воля Повелителя! – рыкнул орк, шедший первым.
“Повелитель” не пошевелился, пока не были разрезаны последние веревки. Впрочем, он остался недвижим и потом.
– Ступайте. Вы сделали свое дело.
Орки потопали в темноту… дальше… тише… тишина.
– Пойдемте. Я отведу вас к вашим собратьям. Туда, где трудятся мастера.
Не понимают. И как это я за столько лет не научусь сразу говорить то единственное, что они способны воспринять?!
– Там нет орков. Нет пыток. Нет подневольной работы. Идите.
Пленные пошли мимо него, Феанор скользил взглядом по их лицам – и вдруг поймал себя на мысли, что он стал равнодушен к ним. Они все – кроме самых первых, которых он помнил по именам, сделались для него единой массой. Упрямой, непокорной, но в общем управляемой. Ну вот – на пару дюжин больше. Это ничего не меняет. Принцип “шлифовки” выверен годами и почти безотказен. Ничего нового – хоть дюжиной больше, хоть дюжиной дюжин.
– Финрод?!
Вздрогнули все. Остановились.
Что за вздор?! Ничем не похож этот мальчик на Финрода. Черноволосый ободранный щенок. Финрод-то сейчас правит Нарготрондом, возмужал, настоящим государем стал… наверное. Наверняка. Таким мальчишкой с жадным взглядом он был много… слишком много лет назад…
– Как тебя зовут?
– Jula1. Уголек.
– Отойди в сторону. Ты пойдешь со мной. Будешь мне служить.
Финрод… мальчик мой, малыш. Ты уже никогда… Никогда. Мы мертвы друг для друга. И я никогда не узнаю, каким ты стал. А этот мальчишка так похож на тебя. Не обликом. Сутью.
На того Финрода, которого уже нет.
На того Финрода, которого помню я.

31

– Пойдем.
И мой хозяин повел меня по коридорам.
“Мой хозяин”. Дикое, безумное сочетание слов. Я теперь не принадлежу себе. Я его собственность.
Он выбрал меня из пленных, как выбирают понравившуюся вещь.
Я – стал – вещью.
Он лишил меня моей воли.
Почему именно я?!
За что?!

32

Пути по Ангбанду мальчик не запомнил. Только вздохнул с облегчением, когда они начали подниматься наверх. Винтовая лестница была долгой, ступени – крутыми, но Уголек всё равно радовался: с каждым новым витком тошнотворный ужас Цитадели Врага давил всё меньше.
Они остановились перед узорными дверьми. И юный нолдор позабыл про плен, завороженный танцем линий.
По белому металлу дверей шел орнамент черненого серебра. Чернение было нарочито неравномерным, так что симметричный рисунок казался разным. Цветы? Ветви деревьев? Просто узор? Всё вместе?
Хозяин Уголька положил руку на середину рисунка – и по металлу прокатились голубоватые отблески. Двери распахнулись наружу.
Первый раз за путь по Ангбанду Мастер обернулся к мальчишке и кивком указал на дверь: заходи.

33

Большая темная комната. Какие-то полки по стенам. Не разобрать, что там.
Массивная дверь распахивается. Кабинет, он же спальня.
Брр! Как холодно!
Да у него окно – даже без ставен! Снег на подоконнике.
И в этих насквозь промороженных камнях мне жить?!
– Жить будешь там, – он кивнул головой на темную комнату, – ммм?
– Уголек, – подсказал я.
– Ну да. Уголек. Будешь помогать по мелочам. Еду приносить. Я неприхотлив, вот увидишь.
– Да, господин.
Я набрался храбрости:
– Как мне называть тебя?
Этот простой вопрос заставил его смутиться. Он сел за стол, молча провел пальцем по резной полосе, окаймлявшей столешницу (ой, красота какая! это кто же делал?!), испытующе посмотрел на меня и потом сказал:
– В общем, так. Мне всё равно, м-м-м… Мори, поверишь ты мне или нет. Играть с тобой, как со всеми, я не хочу – да и смысла не вижу. Можешь верить. Можешь не верить. Но будешь называть меня тем именем, которое я тебе скажу.
От его слов я невольно напрягся до дрожи. Впрочем, в таком лютом холоде кто угодно задрожит.
– Д-да, г-господин-н… в-в-ув
– Твоего господина зовут Феанором.
– Лжешь!
Я даже не понял, как это у меня вырвалось. Крикнул – и сам испугался.
Он пожал плечами:
– Мне безразлично, веришь ты мне или нет. Ты будешь называть меня Феанором.
Он встал, стянул со своего ложа меховое одеяло, кинул мне:
– Завернись. Согрейся. Когда придешь в себя – отрежь кусок. Сделай из этого себе безрукавку какую-нибудь. На остальном спать будешь. Устройся, где я сказал. Обживи себе угол.
– Д-да, господин.
Мех был одуряюще теплым и мягким.

34

Ну вот зачем мне этот щенок понадобился?!
Мало меня чураются пленные – так теперь еще видеть затравленный взгляд у себя дома?
Эта дурацкая мысль о сходстве с Финродом… ну ведь ничем он на Финрода не похож!
Просто… мне не хватает рядом моего ученика. Единственного ученика. Его внимания, его открытости, готовности слушать, жадности до неведомого.
Но ведь этот мальчишка боится меня! Он никогда ни в чем не заменит…
Впрочем, не отправлять же его обратно вниз. Глупо. Вот уж это – точно глупо. Будет мне еду таскать. Избавлюсь от орочьих морд. Давно пора.
Как, бишь, его зовут… всё не запомнится. Черненькое что-то…
Мор… а, ладно, пусть будет Мори.

35

– Мори, открой дверь, – сказал мне Феанор, хотя никакого стука не было.
Я уже выучил, что "Мори" – это я.
Подошел к двери кабинета, но ее открыли с той стороны раньше, чем я успел дотронуться до ручки.
Я отшатнулся.
Сердце словно оборвалось и полетело вниз, позвоночник пробило морозом.
Шаг назад, другой. Ударился об угол феанорова ложа, упал. Забился почти под него и залез бы туда, но остатки гордости не позволяли.
Сюда вошел Моргот.
Он. Это был он. Никогда раньше я его не видел, но – узнал. Не мог не узнать.
Я почувствовал себя букашкой, попавшей под кованый сапог.
Он мог раздавить меня. Походя. Не заметив этого.
А Феанор – Феанор спокойно и даже улыбаясь разговаривал с ним. Он кивнул в мою сторону – что, обо мне речь?
Я вдруг понял, что не слышу ни одного слова. Будто оглох.
Ужас навалился тишиной.
Меня корёжила, сминала Сила Врага – и некуда было деваться, и невозможно бежать, и лучше смерть, чем быть рядом с ним...
...но они говорили друг с другом. Друг с другом. Я видел, что они друзья. И это простое, доброе чувство было полной противоположностью черному ужасу, что источал Враг.
Мне некуда было деваться и поневоле пришлось смотреть на Бауглира.
Моргот выглядел совершенно не так, как мы, нолдоры, себе представляли. Никакой короны с Сильмарилами, ни черных одежд до полу, ни тем паче доспехов. Почему-то нам всем он виделся вечно сидящим на троне и в латах... – а тут зашел поболтать к другу, да и одежда его простая, удобная... не хламида до пят.
Но тут он взглянул на меня – и я чуть не потерял сознание.
Сквозь пелену ужаса я услышал голос Феанора:
– Пойдем на балкон. Там этот мальчишка не будет тебе мешать. К тому же на ветру говорить приятнее.

36

Меньше всего Мелькор ожидал увидеть в кабинете Пламенного юного нолдора. Темный Вала замер на миг, пряча изумление.
– По ученикам стосковался? – улыбнулся он Феанору, в душе забавляясь тем, как смешно попятился от него испуганный нолдорёныш. – Объясни ребенку: я не съем его. Сегодня, во всяком случае.
– Ученик? – переспросил Феанор. – Нет... По крайней мере – не сейчас. Просто... ну, мне всё-таки хочется пореже видеть орков.
Он виновато посмотрел на Мелькора, словно извиняясь за свою нелюбовь к Детям Диссонанса.
– А, слуга… – Темный Вала немедленно потерял к пленнику интерес. Скривился:
– Интересно, чем думает Финголфин, посылая в дозор таких мальчишек? Совсем еще глупых!
– Не “посылая”, – тихо сказал Феанор.
– Хорошо, зачем их отпускать?! Да и чего стоит тот вождь, который не может подчинить эту мелочь хотя бы!
Темный Вала резко отвернулся. Потом заговорил мысленно: “Я пришел поговорить о деле. У меня есть хорошая идея для тебя”.
Пламенный кивнул: “Я слушаю”.
– Чем ты сейчас занят? – спросил Мелькор вслух.
Восставший избегал общаться с Пламенным глаза в глаза и при этом мысленно: слишком напоминало об Амане. Мастер понял и ответил на невысказанное:
– Пойдем на балкон. Там этот мальчишка не будет тебе мешать. К тому же на ветру говорить приятнее.
Выйдя, Вала облокотился на перила балкона.
– Друг мой, я нашел для твоих подопечных достойное дело.
Феанор ничего не сказал, но его напряженное молчание и пристальный взгляд были донельзя красноречивы.
– Светильники для Тронного зала, – продолжал Мелькор. – Сколько их, какие они – всё на твое усмотрение. Но они должны быть великолепны.
– Будут, – улыбнулся Пламенный.

37

– Мори, пойдем, я покажу тебе кладовые и кухню.
“Мори”. Назвал собачьей кличкой – по цвету волос. Даже имени мне не оставил. Хоть плачь.
Я закусил губу. Плакать я не буду. По крайней мере, хозяин слез моих не увидит.
Я изобразил подобие поклона и пошел за ним следом.
Это оказалось не так просто: он шел невероятно медленно. Мне стоило большого труда держаться за его спиной, подлаживаясь под плавный шаг.
Так едва ползти я не хотел и не мог. Я рвался вперед... и сдерживал себя, чтобы не налететь на его широкую спину в черной тунике.
Чем дольше мы шли, чем больше меня злил этот неестественно медленный шаг. И тем тяжелее мне было его выдерживать.
Я не знаю, куда завел меня мой хозяин. Это были ужасные, отвратительные места: низкие своды, затхлый, неподвижный воздух, где всё сильнее слышался запах плесени, гнили, а потом и протухшего мяса... редкие факелы немилосердно коптили, почти не давая света... я норовил согнуться, чтобы не стукнуться лбом о покрытые черной слизью своды...
Но – мой хозяин шел, развернув плечи и запрокинув голову. Он выше меня, но он не задевает этого отвратительного потолка. А я – сжимаюсь. Как же так?
Мы стали спускаться по лестнице. Выщербленные, осклизлые ступени... гадость какая! Да, я понимаю, почему он хочет, чтобы в эти отвратительные подвалы спускался я, а не он.
Духотища...
И вдруг мой хозяин замер, уставившись в покрытую плесенью стену.
Я не выдержал:
– Господин...
– Посмотри, Мори, – спокойно сказал он мне, – как красива эта долина, когда маленькие вулканы выбрасывают огонь. Словно распускаются алые цветы с длинными тонкими лепестками. Тебе нравится?
– Долина?! Вулканы?! – я перепугался. Неужели, в довершение ко всем моим бедам, я попал к безумцу?!
– Ну да, эта долина, – он показал рукой на грубо отесанный камень стены.
– Но... здесь нет долины, господин мой. Здесь глухая стена.
– Ты не видишь? – он обернулся и посмотрел на меня так, словно это я лишился разума.
– Только сырое подземелье, куда ты нас завел.
– Сырое?! – он был искренне изумлен. – Мори, я готов поверить, что у открытого окна тебе холодно, но сырости тут взяться неоткуда. И до подземелий нам еще идти и идти.
Я сжался. Я перестал понимать происходящее. Мне было страшно.
– Господин, если рядом со мной стоишь ты, а не твой призрак, то мы – в жутком подземелье. Затхлом, сыром и пропитанном вонью.
– Мелькор, ты был прав... – проговорил мой хозяин в пустоту, словно продолжая какой-то непонятный разговор. Потом посмотрел на меня, протянул руку к факелу. – Ты видишь этот огонь?
– Вижу.
– Опиши мне светильник.
– Промасленная пакля на деревяшке в старом, ржавом кольце, – я пожал плечами.
Он посмотрел на меня сочувственно. Мне подумалось, что так можно глядеть на безрукого. На того, кто ущербен, но не виновен в этом.
– Масляный железный светильник, отполированный до блеска, – сказал мне он. – Кованый узор крепления. Орки так не умеют; наверное, это работа кого-нибудь из майар. Или сам Мелькор спел. Мне жаль, что ты не видишь этой красоты. Она не наша, не нолдорская – но это красота.
“Не наша”. Он обронил это вскользь. Неужели он – действительно Феанор?!
Вслух я спросил другое:
– Но почему, господин? Почему я не вижу?
– “Ненавидеть” и “не видеть”. Ты не задумывался о том, как схожи эти слова?

38

– Кархаш, отдай полкрысы, не жмись!
– Обойдешься. Сам лови.
– А ну тихо оба, дурачьё! Шабрук нагрянет – шеи нам всем посворачивает.
– Да уж, с него станется. Как его выгнали из уруков… он всё на нас отыгрывается. Свиньи в загоне ему дороже, чем мы. Кишки выпустит - и не поморщится.
– Хватит болтать! Велено котел земляных яблок начистить – а у нас и половина не сделана!
Распахнулась дверь.
– Где ваш старший?
Лицо Пламенного было сейчас брезгливым и – непривычно высокомерным.
Ачай подбежал, склонился.
– Он на бойне, Повелитель.
Мори подумал было, что господин велит оркам пойти за “старшим”, но нет – пришлось бежать вдогон за хозяином. Похоже, он, кем бы он ни был, орков терпеть не мог, лишнего слова с ними не говорил.
“Феанор? Не может этого быть! Но...”
Мальчишка уже не обращал внимания на коридоры, которыми вел его хозяин. Только вот – запах крови становился всё сильнее. Щекотал ноздри. Доводил до тошноты.
“Тоже кажется? Или нет? Мы ведь на бойню идем”.
Бойню Мори не разглядел. Мерзкие образы не соединялись в целое.
Предсмертный ужас животных. Свинья с перерезанным горлом. Острый запах крови.
Орк, привычным движением вспарывающий свиное брюхо. Кишки, вываливающиеся на пол, – и шевелящиеся, словно живые…
Окрик:
– Арх, будешь чужое жрать – я тебя самого к Повелителю Тильду на стол отправлю! Ты и так отъелся, как две свиньи!
Страх. Страх перед сильным, который способен убить – просто так.
Орк-коротышка, походя лупящий своих подчиненных, и склоняющийся перед хозяином Мори. Так враг изображает покорность. Показная почтительность и тайная ненависть.
– Что угодно Повелителю Феныргу?
“Повелитель Фенырг” смотрит поверх головы орка. При их разнице в росте это нетрудно, только вот эта самая разница здесь не при чем.
Ледяным тоном, не снисходя даже до презрения:
– Запомни этого мальчика. Теперь за едой для меня будет приходить он.
У Мори кружилась голова. Он боялся упасть, боялся рухнуть на этот липкий от крови пол.
Мальчишка почувствовал, как его ожег ненавидящий взгляд орка. Словно этот недомерок собирался и ему вспороть живот.
– Как прикажет Повелитель Фенырг.
“Фенырг... Феанор... Бойня... Кровь на причалах Альквалондэ... Помню... и вот теперь...”
Чья-то рука стиснула его ладонь. Сдавила так, что это сразу вернуло к реальности. В сознании прозвучал резкий окрик: “А ну возьми себя в руки! Мне не хватало, чтобы ты перед орком в обморок свалился!”
Феанор развернулся и буквально потащил Мори за собой, досадуя. Еще раз показал ему кухню (“Сюда будешь приходить. С-Ю-Д-А. На бойню тебе ходить не понадобится. Понял? Повтори”), а потом всю дорогу назад, наверх, что-то говорил, говорил, говорил – не давая нолдорёнышу уйти в мысли об увиденном. “Там готовят для Повелителей и для орочьей гвардии. Повелители? – ну, майары. Да, и я тоже. Ну и что? Дело не в том, кто Айнур, а кто нет. Потом объясню. Тильд? – увидишь на кухне здоровущего рыжего кота, так поклонись пониже, лишним не будет. Нет, майары едят отнюдь не только мясо; они его мало едят. А я вообще не ем. Как в Амане – не хочу менять свои привычки. Что едят? – ну, фрукты, овощи, яблоки земляные любят. Попробуешь, тебе понравится. Нет, не с юга. Всё это здесь выращивают. Я же тебе показывал северные гейзеры и вулканы. Ах да, ты не видел. Может, потом увидишь. Мелькор там вырастит что угодно. Хлеб? – хлеб только нолдорский. Нет, пока не было пленных, никто не пек. Не знаю, кажется, майары тоже едят. Меня это не касается. Вода? – ты больше суди по тому, что течет с внешних склонов Эред Энгрин. Там, кстати, и не растет ничего. Короче, малыш, я тебя откормлю слегка. А то тебя сбоку и не видно. Будешь ходить на кухню – выберешь себе еду по вкусу. Скажешь “Повелитель Фенырг велел” – и всё дадут. И перестань бояться этих орков. Они сами меня боятся. Правильно, между прочим, делают”.
Оба не заметили, как поднялись в башню.

39

День. Другой. Третий.
Безуспешно.
Я пытался представить, какими должны быть эти светильники, – но сколько ни размышлял об украшении тронного зала, не мог увидеть их.
Тогда я приказал себе перестать думать о них.
По многолетнему, многовековому опыту я знал, что где-то в самых дальних и тайных уголках души поиск не прекратится. Просто разум перестанет мешать сердцу.
Надо было отвлечься. Спустился в мастерские. Велел нолдорам заняться добычей меди. Чувствовал – она понадобится. (“Надеюсь, вы не думаете, что вас заставят ковать из меди орочьи ятаганы?” – “А хорошо бы!” – хмыкнул кто-то в дальних рядах. Ум-мник! Я предпочел “не услышать”).
Вернулся к себе. Отдохнуть. И вот – день, другой, третий...
В этих днях было тихое и спокойное счастье: отсутствие орочьих морд. Теперь не надо думать о том, что любое, даже самое простое желание означает общение с этими тварями. Теперь есть Мори – молчаливый, испуганный, быстро воспринимающий любой приказ – и не попадающийся на глаза всё остальное время.
Как, в сущности, мало надо в жизни! Избавился от ежедневного общения с орками – и словно в другом мире живешь.
Камень с плеч. Камень с души.
И вот тогда ко мне начали приходить образы. Пока – смутные.
Четыре светильника выше моего роста. Это я знал точно. Но какие? Мне виделись узорные ажурные ножки, я закрывал глаза, чтобы разглядеть их рисунок. Ажур, сияющее кружево металла. Что там?
– Мори, налей вина.
Листья? Ветви? Ага, еще ветви Древ сделай! Вот только этого в Ангбанде и не хватало. Т-так, растения невозможны. Тогда что?
– Налей еще.
– А больше нет, господин...
– Так сходи вниз. Возьми пару бурдюков, чтобы лишний раз не бегать. Да, кстати, скажи, чтобы орехов дали. Я по ним соскучился, а оркам не объяснить...
Так что же? Просто орнамент? Ломаные линии? Не хочу.
Чего-то главного я не вижу в этом узоре. Не в рисунке дело. Так, еще раз. Он – светится. Светится изнутри. Как? За счет чего?

40

Мори нашел кухню без труда. И впрямь – если четко думать о цели пути, то эта жуткая крепость сама выведет. Хоть что-то хорошо.
Потянул на себя тяжелую дверь, вошел.
Орки… для Мори они все были на одно лицо. Как искать Шаб…Шабрука (так, кажется его называл хозяин?), мальчишка не знал. Он растерянно замер, глядя на этих чудищ, с которыми ему теперь предстояло ладить.
Ему навстречу быстро пошел орк-коротышка, мрачная морда которого показалась Мори смутно знакомой. В руке у орка был длинный нож.
“Этот? – попытался припомнить Мори. – Кажется. И, похоже, он здесь главный”.
Мальчишка попытался скрыть свою растерянность. Безуспешно.
– Феанор... то есть Повелитель Фенырг... просил... приказал... приказал принести ему вина. Два бурдюка. И орехов.
– Феныргу понадобились, – орк усмехнулся, ощерив клыки, – что, снага, ты сказал? Ар-рехи?
“Снага”. Этого слова Уголек не знал. Но оно ударило, как пощечина. А терпеть оскорбления он не желал. Гордость вспыхнула, как масло от огня. Испуг, смущение – всё вмиг ушло. Юный нолдор развернул плечи и спокойно ответил:
– Наверное, лесные. Откуда мне знать, какие орехи у вас здесь, в Ангбанде?
– Сам иди в лес, снага, охотиться на своих ар-рехов.
Орк-коротышка подошел ближе, угрожающе держа нож. Другие орки с интересом смотрели.
– Я бы пошел, – ответил нолдор с дерзостью, удивившей его самого, – да только Повелитель Фенырг приказал, чтобы ты мне дал орехов.
Угольку было страшно, страшно до отчаянья. Но гордость оказалась сильнее страха.
– Пусть Повелитель Фенырг, – это имя орк произнес с нескрываемой ненавистью, и острие ножа медленно поднялось к горлу Мори, – охотникам командует, каких-таких ар-рехов ему ловить. А мне нет дела до его дичи.
Мальчишка застыл.
“Убьет?! Из-за каких-то несчастных орехов?!”
Страх был так силен, что обернулся своей противоположностью. Медленным, аккуратным движением Мори отвел лезвие ножа в сторону и невозмутимо произнес:
– Хорошо. Я передам Повелителю, что у тебя нет орехов. Прикажи принести вино.
Шабрук посмотрел на него иначе… это можно было даже назвать уважением. Нож он опустил.
– Кархаш! Тащи снаге вино для его Повелителя!

41

Не о том я думаю. Ну-ка, пойдем с другого конца. Я делаю эти светильники не для Ангбанда. Не для Тронного зала. Я делаю их – для Мелькора.
Для остальных любая моя работа будет верхом совершенства. А он – оценит. И то, что я делаю их для него, – почувствует.
Тогда орнамент – пламя.
Но не просто пламя – такой узор не будет виден. Даже ажурным. Нужна подсветка. А если...
– А, Мори, наконец. Налей, у меня уже пусто.
...если в каждом светильнике будет не одна чаша с огнем, а две? Спрятать вторую в основание...
– А где орехи?
– Господин, их там нет.
– Что значит – “нет”? Ты не сказал о них?
– Я сказал, но этот орк не понял меня.
– Так пойди и объясни так, чтобы он понял.
– Но, господин...
– Мори, не отвлекай меня. Я занят. Ступай.
Итак, две чаши. Металл отполировать. Можно сплавы меди использовать. Ведь чувствовал, что она мне понадобится! Тогда у светильника должны быть передняя и задняя часть. Спереди – несколько пересекающихся линий. В тронном зале они будут смотреться черными. Или – почти черными. Сзади – летящие языки пламени. Отполированные. С подсветкой. Сплав неровный, пусть смотрятся, как живые.
Верхняя чаша – тоже языки пламени. Черные. И в ней – высокий огонь. С маслом надо будет повозиться, подобрать. В нижней огонь должен быть ярким, в верхней – высоким.
Да.
Так и только так.
Можно и за металл приниматься.
– Мори!
Гм, я ведь его за орехами отправил. Куда он запропал?

42

Мори шел по коридору и не замечал, что плачет. Отчаянной храбрости хватило ненадолго. Пару раз он поворачивался, чтобы вернуться в башню и объяснить хозяину, что орехов здесь нет. Совсем нет. Но воротиться с пустыми руками он не решался.
“Он не замечает меня. Он даже имени моего не запомнил”.
Идти на кухню, к недомерку с ножом – самоубийство. Но Мори шел туда. По крайней мере, он полагал, что идет именно туда.
“Хоть бы мне встретился кто-нибудь, кто знает, где можно “наловить” орехов. Если Мелькор способен вырастить что угодно, то, значит, и орехи здесь есть. Где вот только?”
Мальчишка уткнулся лицом в стену.
За его спиной послышались шаги.
Мори почувствовал на себе взгляд. Обернулся.
Рядом стоял самолично Моргот – и смотрел на мальчишку-нолдора с неподдельным изумлением. Так смотрят на южную лягушку, обнаруженную посередь ледника.
“Ну, Моргот, – отрешенно подумал Мори. – Что он со мной сделает? убьет? Ну, убьет. Не будет больше безумия этой жизни”.
– В чем дело? – приподнял бровь Властелин.
Мальчик ответил совершенно честно:
– В Ангбанде нет орехов.
От сотворения Арды Темному Вале не доводилось так удивляться.
– Нет… чего? – от недоумения он даже сощурился.
“Мир сошел с ума. Я – разговариваю – с – Морготом. Об орехах”.
– Орехов. Нету. Так мне сказал орк на кухне. Злой, с ножом. А Феанор требует.
Губы Врага растянулись, Моргот закусил губу, пытаясь сдержаться, но смех прорвался – и Властелин Ангбанда заливисто расхохотался.
Успокоившись, он проговорил, смахивая выступившие слезы:
– Так это Феанору понадобились орехи. Ох-х-х… не соскучишься.
И уже обращаясь к Мори:
– Скажи ему: орехи будут.
– Когда? Скоро? Он мне велел без орехов не возвращаться.
Моргот выслушал это требование с искренним интересом.
“Где только Пламенный откопал такого нахалёныша?”
Вслух он сказал:
– Пожалуй, будет лучше, если я пойду с тобой к нему… м? как тебя?
– Меня зовут? – Мори замялся. Он никак не ожидал, что Врагу понадобится его имя. Оно даже Феанору не нужно! – Мое имя Уголек.
– Хм, сейчас ты больше похож на огарок.
Темный Вала был явно доволен собственной шуткой.
Мальчишка проговорил, глядя в пол:
– Феанор называет меня Мори.
И, замирая от собственной дерзости, задал вопрос, с которым обращаться к Отцу Лжи было сущим безумием. Но не спросить было нельзя, а больше – не у кого:
– А он – действительно Феанор?
– Не верится? – усмехнулся Бауглир.
– Я... я не знаю.
– Что ж, те века, что мы с ним знакомы, я его знаю именно как Феанора.

43

Пламенного я нашел в мастерской – он работал с атанором. Мне кивнул, почти не оборачиваясь.
Занят. Так увлечен, что на меня не взглянет.
Это интересно. Это всегда интересно.
Я уселся в кресло и стал наблюдать.
А дверь – приоткрылась. Ага, мальчишка боится войти, но очень хочет узнать, защитит ли его от Феанора… никто иной, как злобный и жестокий Моргот! Забавно…
Однако, чем же это занят Пламенный ?! – вопреки его любви к чистым металлам, он упорно возится с каким-то расплавом, хотя даже со стороны отлично видно, что сплав выйдет неровным.
Это его занятие меня так увлекло, что я совсем забыл о цели своего прихода.
Впрочем, “цель” напомнила о себе сама – когда по кабинету прошелся особо холодный порыв ветра, мальчишка, стоящий на самом сквозняке, тихо охнул. Феанор косо взглянул в его сторону и спросил равнодушно:
– Принес?
– К сожалению, нет. Не принес. Нету в Ангбанде орехов.
Это сказал не мальчишка. Это сказал я.
И – сполна насладился результатом своих слов.
Выражение лица Феанора – это оказалось неописуемо! Он медленно переводил взгляд со своего слуги на меня, силясь понять, какая связь между его орехами, мальчишкой и мной.
Подозреваю, что мой ответный взгляд оказался довольно ехидным.
“Зачем ребенка зря гоняешь? – говорить вслух при слуге я не собирался. – Стоит в коридоре и чуть не плачет: без орехов ему возвращаться не велено!”
“А их действительно нет? Я думал – просто орки не понимают, о чем речь...”
Вот этого я никак не ожидал: Феанор за разговором забыл о расплаве! Первый случай за все века…
И из-за чего?! – из-за орехов!
Неужто они ему так нужны?
Ладно, будут…
“Будут тебе орехи, не переживай. Подожди несколько дней”.
М-да. Надо сегодня же заняться орешником. Как его вырастить-то… для начала – послать ворона с Нагорья принести черенок… что потом делать – придумаю.
Любому из бывших майар Яванны это было бы легче, чем мне. Особенно Вьяр – она любит южные растения на север пересаживать. Было бы – но не помощники мне ни Вьяр, ни Ирбин, когда речь идет о причудах Феанора.
Никто из майар мне здесь не помощник.

44

Мо-оргот! Моргот добрее, чем он!
Думал ли я, идя в Эндорэ, что меня Моргот будет защищать от Феанора!
Впрочем… насчет “будет” я погорячился. Не будет он этого делать. Случайно встретил, посмеялся – и всё.
И всё-таки – Моргот хотя бы заметил меня. По имени назвал. А для Феанора я – просто вещь ходячая.
О да, теперь я верю, что это Феанор! Убийца сородичей! Нас чуть не заморозил насмерть – упрямы слишком оказались, выжили. И Альквалондэ – небось ему весело бежалось по крови! Как вспомню… лучше не вспоминать…
Быть рядом с ним – да лучше Морготу служить, чем ему! Моргот, по крайней мере, не убивал тех, кто шел за ним. А этот…
Да что со мною?! Я, кажется, Моргота стал добрым считать?!
Моргота, убийцу Короля!
Легко же они подружились заново – двое убийц! А ведь я помню, как Феанор корчился на земле в Круге Судеб, как проклинал Врага.
Ложь? Правда? Уже неважно.
…Вот уже который день я прячу глаза. Который день, после той истории с орехами, боюсь, что выдам себя.
Убьет ведь. Убьет и не поморщится. Как орк свинью.
Знаю я, как Феанор эльдар убивает.

45

Этот взгляд меня буквально прожигал.
Я продолжал работать (вернее, уже только делал вид – какая тут работа, под таким-то взглядом!), с интересом ожидая дальнейших действий моего слуги.
В мастерской множество предметов может при случае оказаться отличным оружием.
Попытается убить?
В том, что я успею перехватить его руку, я не сомневался.
Но он не нападал. Он застыл (это было слышно) и смотрел на меня так, что воздух почти ощутимо раскалялся от ненависти.
Я обернулся.
Мальчишка стоял, сжав кулаки. Молота или резца в его руках не было.
– Умница, – сказал я совершенно искренне.
– Ш-ш-што? – выдохнул он, сбитый с толку.
– Умница, что не пытаешься напасть. Вдвойне умница, что ни разу не смотрел таким взглядом на Мелькора. Он этого не прощает.
– А ты? – снова вопрос от неожиданности.
– А я привык, – ответил я как можно небрежнее.
На самом деле, я солгал. Никто из пленных нолдор не осмеливался дать мне ощутить подобное. Даже если их ненависть была такой же... а ведь и была, наверное.
Мой Мори совершенно растерялся. Он едва ли ожидал, что я почувствую его взгляд, но еще меньше предполагал такую реакцию.
Я усмехнулся.
– Ну и? Буравить мне спину взглядом у тебя хватает смелости, а сказать хоть что-то в глаза?
Сам не понимаю, зачем я затеял этот разговор. Наверное, слишком устал от молчаливой ненависти еще в Амане...
– Он – убийца Короля, – выдавил из себя мальчишка, и я мысленно похвалил его: на его месте заговорил бы не всякий. – Ты сам назвал его Морготом.
– Дальше, – сказал я, демонстративно усаживаясь поудобнее. – Говори, я слушаю. Пока слушаю.
– Почему ты бросил нас в Арамане?! – с отчаянной дерзостью закричал он. – Почему ты забрал своих, а нас оставил умирать?!
Я мог бы ответить. Но я давал мальчишке выкричаться.
– Ты предатель! Ты предал Короля, нас, всех! Мама умерла из-за тебя!
– Что?! – я вздрогнул.
– Она сказала нам, что больше не может идти, легла на лед – и всё... Это ты ее убил!
– Мне очень жаль.
Уф-ф... Он говорил не о Мириэли. А я было подумал...
– Жаль?! Тебе никого из нас не жаль!
– Довольно. Ты начинаешь повторяться. Значит, ты сказал всё, что хотел. Ступай.
– К-х-как?..
Изумление на его лице было просто восхитительным.
– Что именно?
Я разыграл недоумение; надеюсь, убедительно.
– Т-ты… ты ничего со мной… не…
– Малыш, – вот тут я был искренен, – а зачем мне убивать тебя (или чего ты ждал)? Я же ясно сказал, что мне надоели орочьи морды и я хочу слугу-нолдора. Любой из пленных ненавидит меня не меньше, чем ты. Или даже больше. От того, что я сменю слугу, для меня ничего не изменится.
– Но… разве теперь ты… можешь доверять…
– А, ты вот о чем. Малыш, убить меня не так просто. Совсем не просто. Даже спящим: я чутко сплю.
Он молчал, напряженно созерцая мои сапоги.
Я решил дожать. Раз и навсегда. Всё-таки этот мальчишка ужасно похож… я хочу видеть рядом именно его.
– Но, допустим, свершится невозможное: ты зарежешь меня спящим. Малыш, – я посмотрел ему в глаза…
Малыш, – я посмотрел ему в глаза, – Пламень един. Не существует Темного или Светлого Пламени. И Мелькор, причастный Пламени, как я, – не Враг. Постарайся понять это”.
Малыш… мне теперь называть “малышом” этого черноволосого мальчишку. Ты – стал могучим властителем. Ты назвал бы меня предателем, узнав, что я жив.
Малыш… надо возвращаться из прошлого в сегодня.
– Так вот, допустим, ты убьешь меня. Отомстишь – за себя, за свою мать, за многих. Что будет дальше – ты подумал? Нет. Так что молчи и слушай.
Впрочем, он и так молчал. Но молчание его стало совсем иным. Внимательным.
– Ангбанду нужна война. Ангбанд жаждет ее. Войны в Цитадели не хотят только двое – я и Мелькор. Если ты убьешь меня, – я усмехнулся, – Мелькору даже не понадобится отдавать приказ. Достаточно будет не запретить. И на нолдор ринутся балроги и драконы. Ты меня хорошо понял?
– Д-да…
– Учись думать о последствиях своих поступков, малыш.
…Малыш. Узнай ты, где я, – неужели ты бы возненавидел меня? Впрочем, Льда тебе, наверное, достало. Наверное, ты и так клянешь меня – полагая, что клянешь мертвого.
– Мори, мы в расчете с тобой. Ручаюсь, идя через Лед, ты мечтал об одном: бросить мне правду в глаза. Мечты, которые лелеют годами, должны исполняться. Я исполнил твою: я выслушал тебя. Теперь ступай и подумай, стоит ли тебе дальше копить в душе ненависть ко мне.

1Квэнийское звучание имени. В избежании омонимии дальше используется перевод.


Глава 4. Дом

Я брожу среди вас, я творю то, что вы, люди, называете злом, но для меня это не зло, а всего лишь способ моего существования. Я просто не могу по-другому, как вы не можете не дышать!
Г.Л. Олди. Пасынки восьмой заповеди

1

Я скачу – один. Бурузурус, две дюжины волколаков и стая воронов не в счет.
Это так странно – быть одному. Отвык.
Да, я вынужден ехать как Воплощенный. Да, те золотые побрякушки, которые я везу с собой, ковал Ронноу – мои руки слишком болят, чтобы я мог взять молот. Да, всё это так.
Только не совсем.
Пусть я сам не могу скинуть облик – но я властен над плотью атани. Над их думами. Они это скоро почувствуют.
Само их существование – это я. Без меня не было бы Третьей Темы.
О да, Отец мечтает вырвать их из-под моей власти, дать им уйти за Грань – но я позабочусь, чтобы они несли туда мою волю, мою Песнь.
Нам с Феанором помешали – тогда, при Восходе. Что ж, оно и к лучшему. Не стоит возиться с едва Пробудившимися. Я стану говорить с теми, кто уже осознал себя.
И земля Эндорэ – это тоже я. Она покорна мне – пусть меньше, чем в былые века, но для моего замысла этого вполне хватит.

2

– Нанцон, что там у тебя? Что ты копаешься?
– Погоди, Дзаса, тут что-то блестит.
– Что?
– Видишь…
Самородок. Застывший сгусток живого золота, чем-то похожий на свернувшегося барса.
– А-а… Красивая штучка.
Братья вернулись в селение, и тем же вечером Нанцон разыскал старого сказителя Бухэ:
– Почтенный, не споешь ли ты нам сегодня сказание о Приходивших-к-людям?
Бухэ достал варган и под его протяжные звуки повел речь о том, как в незапамятные времена явились к пращурам Светоносный и Сумрачный, как Светоносный добыл для них огонь и учил их, и…
– Бухэ, но отчего в твоей песни так мало говорится о Сумрачном? Ведь он тоже заботился о нас. Ведь это он привел к нам Светоносного!
– Нанцон, как ты можешь перебивать сказителя?!
– Нанцон, с чего ты взял?!
– Нанцон, а что ты сам знаешь о Сумрачном?
– Я? Ничего… просто… он сделал для нас не меньше, чем Светоносный. Я не могу объяснить…
Пальцы юноши безотчетно гладят золотой самородок.
И ворон кружит над селением.

3

Всё идет как надо. Золото, повинуясь моему приказу, пробуждается от векового сна. Оно манит людей, как магнит притягивает железо. Оно просится прочь из земли. В руки.
Занятно наблюдать, как атани его находят. Они тянутся мыслью ко мне, в них всё яснее звучит моя Тема – будь то желание властвовать, превосходить или стремление одолеть, уничтожить каких-то их врагов. Они стремятся душою ко мне, а золото стремится к ним. И тогда даже для совсем не чувствительных к Музыке людей становится совсем легко – найти застывшую каплю Темы Мелькора.
Взять его. И –будто проснуться, вспомнить меня так ясно, словно сами видели.
Всё идет отлично. Их сказителям уже приходится выдумывать легенды о Сумрачном – то есть обо мне. Слушать сказки про Феанора люди хотят всё меньше.
Это правильно. Нечего о нем слушать. Да, он должен был сыграть свою роль в их судьбе – но он сам отказался. И этим лишил себя права на их память. О нем забудут. В их песнях останусь я. Только я.
Недавно я слышал песнь о том, что это именно Сумрачный принес людям свет и огонь, что солнце и луна были сокрыты от людей до той поры, пока Сумрачный не выпустил их.
Хорошая песня. Правильная.
Гм, до некоторой степени это правда – не будь сотворения Венца, не было бы и треклятых аманских Светил.
Кстати, надо будет поработать с этой байкой. Пусть ее рассказывают в разных племенах.
Как бы я ни относился к Светилам, но легенда о том, что они – мое творение, будет полезна.

4

– Спой нам о Сумрачном, почтенный Нанцон…
Славен Нанцон – лучший сказитель на долгие дни конского скока. Поет варган его громко и гневно, когда повествует Нанцон, как бился Сумрачный с недобрыми богами, что пытались превратить людей в своих рабов. Поет варган его протяжно и тонко, когда рассказывает Нанцон о том, как пришел Сумрачный к спящим людям, как обогрел их, как научил всему, что они знают…
Стар и млад слушают Нанцона, затаив дыхание. Лишь качают головой Бухэ да другие древние старики: не о Сумрачном привыкли они петь и слушать. Только вот уже новое поколение выросло без песен о Светоносном, а дети и не слышали их вовсе…
А как кончит Нанцон петь, то непременно спросит его кто-нибудь:
– Поведай, почтенный, откуда узнал ты про эти деяния?
И начнет Нанцон другой рассказ, чудеснее прежнего. Рассказ про то, как нашел он однажды золотой самородок, подобный спящему барсу, и как с того дня дивные видения стали его посещать, как – в огне и ночи, в камне и в воде – довелось Нанцону узреть деяния Сумрачного.
И станут переговариваться слушатели:
– Говорят, у мангадхаев их шаман Нюргун тоже нашел… и с тех пор…
– А у хорцев, говорят, в реке золотой песок течет, и кто того песку намоет, тот начнет видеть…
– А шарайголов, сказывают, черная хворь косила, так вот как Лойр Лобсоголдой нашел слиток золота, то болезнь и сгинула, будто прогнал ее кто!
– Дак понятно, кто… Не забыл, стало быть, Сумрачный о нас…
– Эх, если бы и я смог найти золото!
– То что? На что золото тебе, голопузому?
– А хоть и голопузому! Я тоже хочу слышать голос Сумрачного! Я тоже хочу видеть, как он бился со злыми богами!
Множатся слухи. Сказание за сказанием рождается.
Идут годы…

5

Мелькор уехал уже десять лет назад. Десять лет... Признаться, они спокойнее, чем я боялся.
Он даже не звал с собой. Понимает: мне не на кого оставить пленных. Я теперь привязан к Ангбанду. Намертво. Даже к людям уехать не могу.
Хотя, конечно, хотелось бы.
Они странный народ, атани. Похожи – и не похожи на нас. Их было так радостно учить... Было. Теперь их будет учить Мелькор.
А я всё чаще поднимаюсь к своему каменному креслу. Наблюдать за Белериандом становится интереснее год от года. Нолдоры сильно оживились. Далеко на юге Финрод, мой мальчик, всё строит и строит подземный город. Город, в который я едва могу проникнуть взглядом. Финрод ведь еще и у Ауле учился... или дело в уроках не Кузнеца, а моих? Но – в его подземном городе день ото дня Песнь Мелькора, которой пронизана вся земля Белерианда, слабеет. Скоро я совсем перестану видеть тебя, мой мальчик... Можешь гордиться – твоя крепость непроницаема для взгляда из Ангбанда.
А в северном кольце гор что-то возводит этот гордец Тургон. Впрочем, не столько строит пока, сколько превращает горную долину в гладкую тарелку. Один холм в середине оставил. Ну-ну, что-то он там понаделает... Мне его затея уже не нравится. Как никогда не нравился он сам.
И еще меня не отпускает одна мысль. Чем дальше идут оба эти строительства, чем меньше мне видно происходящее в двух будущих городах (огромных городах! истинно нолдорских!), тем чаще я думаю, что не только мои глаза следят из Ангбанда за Белериандом. И города, один сокрытый силой Ульмо, другой – не разберу, чьей именно, – эти города неслучайно начали возводиться именно сейчас.
Когда Мелькора нет в Ангбанде. Когда его сила, разлитая в Белерианде, слабеет без его направленной воли.

6

Посылать людям видения оказалось весьма увлекательным занятием.
Я довольно быстро обнаружил, что любой мой образ они переиначат на свой лад – так что доверился их фантазии. А главное они уяснили легко.
Некоторым я даже пару раз послал своих волков на помощь – дичь загнать или врага разорвать в клочья. Певцы и без моих напоминаний отлично соображали, кому служат волки. Мне оставалось лишь отдать волкам в жертву особых любителей сказаний о Светоносном.
Волки были сыты, певцы вдохновенно творили, простофили слушали их, разинув рот.
Мои вороны кружили над ними.
И тогда я понял, что время настало. Иначе мои певцы состарятся – люди живут так мало.
Я давно облюбовал себе эту долину – окруженную скалами со всех сторон, с узким ущельем-входом. Интересно, кто из нас спел ее в свое время? – эти серые скалы, острые будто зубы… случайностью они оказаться не могут.
Кто ее спел? Не я – точно, я бы помнил.
Хенола? Вряд ли, она любит резкие сочетания цветов… гранит, обсидиан…
Ронноу – или этот, умник?
Умник, на которого мне пришлось оставить Ангбанд. А что поделать… больше не на кого.
Надеюсь, они там с Феанором не поцапались?
Надо спешить. Надо вернуться как можно скорее. Дело отнюдь не только в людях.

7

Таринвитис безумно любила поединки с Сауроном на плацу. Лучше всего – на мечах. Майарам искусство Воплощенных не нужно, но на то оно и искусство, чтобы выходить за пределы необходимого. В таких схватках Саурон почти всегда побеждал, и Тарис относилась к этому спокойно: она знала, что он лучший воин, чем она. Лучший – именно как воин. В любом бою – от рукопашной до командования армией.
Поединки – ради оттачивания воинской силы. Они вдвоем бросались в Стихию Войны, постигая ее – вдвоем, овладевая ею – вдвоем, совершенствуя себя в ней – вдвоем. Они не были ни противниками, ни соперниками. Они были майарами Стихии Войны.
Так – радостно, самозабвенно – Дарг гнался за добычей. Так Талло и Глаур смешивали грезу и реальность. Так Ирбин боролся со смертью, вырывая никому, в сущности, не нужного орка или волколака из когтей агонии. Так Вьяр выращивала персики посреди обледенелых скал. Так до сих пор не оставивший свои ребячества Тильд творил на кухне нечто невообразимо вкусное. Так неукротимый Анкас состязался в стремительности с ураганом. Так Хенола изменяла облик гор, а Ронноу ковал.
Таринвитис сражалась с Сауроном только на плацу. Сотни, тысячи взглядов, под которыми происходил каждый их поединок, наполняли воительницу особой уверенностью в себе. И дело было даже не в том, что проиграть Повелителю Воинов не зазорно, а выиграть – почетно. Просто – для нее в этом была ни с чем не сравнимая радость.

8

Он сегодня встревожен. Я выиграла две схватки подряд. В чем дело?!
Нет, не встревожен. Озабочен. Чем?
Ну вот, сама виновата. В бою надо думать о бое, а не о заботах противника. Хотя…
Хотя не окажутся ли заботы Саурона важнее этого поединка?
– Хватит. Мне надоело.
Нахмуренные брови Первого: “Что случилось?”
“Я хочу об этом спросить у тебя”.
– Как скажешь, Тарис. Хватит так хватит. Ты молодец сегодня.
“Пожалуй, мне действительно стоит поделиться с тобой”, – черные глаза Саурона вбирают меня, затягивают, он – могучий, он ведет меня за собой, мчит меня в вихре своей силы… что со мной?!
Я сама не заметила, как летучей мышью взвилась вверх. Саурон обогнал меня в воздухе; на балконе своей башни он был первым.

9

– Я так громко думал во время боя?
– Да. Но из-за чего?
Саурон подошел к ней вплотную, сжал пальцами плечи (Тарис невольно вздрогнула) и спросил, обдавая жаром дыхания:
– А всё ли тебе нравится в Ангбанде, Повелительница Таринвитис?
Она медленно покачала головой.
– Смелее, Тарис. В этой башне подслушать невозможно.
Майэ в ужасе посмотрела на Первого. Неужели – дело настолько плохо, что он боится, что кто-то из их собратьев, из майар…
– При чем здесь майар, Тарис? – горько усмехнулся Саурон в ответ на невысказанное.
Сам?! Ты не доверяешь – ему?!
– А ты ему доверяешь? – злой смех в ответ.
– Я… я не знаю… я себе не доверяю… потому что нельзя…
– Нельзя – что?
– Нельзя допускать те мысли, которые…
– Говори, Тарис. Ты не можешь доверять ему, ты можешь не доверять себе, но мне ты не доверять не можешь… – в черных угольях глаз Саурона медленно разгорался багровый огонь, проникая в разум, в сознание Тарис, в саму Музыку майэ.
Под его взглядом ей сделалось жарко. И смесь гнева с отчаяньем, годами копившаяся в душе майэ, хлынула потоком слов:
– Иногда мне кажется, что мы все ему не нужны. То есть нужны – но как покорные руке инструменты. Он забыл нас – ради этого нолдора.
– И это всё?
– Нет… Он забыл сам себя. Точнее, забывает – год от года. Ему всегда было мало сегодняшнего дня. Он рвался вперед и вверх, он был готов обогнать собственную тень, если она поднималась выше его… а сейчас… Правда, он всё-таки поехал к людям. Может быть, он вернется больше похожим на нашего Мелькора… – она помолчала, опустив голову, потом напряженно спросила: – Зачем тебе понадобилась моя откровенность?
– Потому что мне может понадобиться твоя помощь.
– Ты знаешь, что делать?!
– Тарис. Я был бы плохим военачальником, если бы у меня не было плана. Но я не уверен в успехе.
– Что за план? Что должна делать я? – Повелительница мигом отбросила все эмоции.
– Помочь мне убедить Вьяр.
– Убедить – в чем?
– А ты не догадываешься? Надо заставить Властелина забыть о его нолдорском друге. Отвлечь. На нашу беду, Феанор искусен решительно во всем, так что любое занятие, способное увлечь Мелькора, захватит и Феанора. За исключением войны; но тут – ты видишь. Остается единственный выход.
– Не делай этого, Саурон… Пощади Вьяр…
– Ты думаешь, она будет против – сделаться избранницей Властелина, да еще и ради пользы общего дела?
– Ты не понимаешь. Он – Вала. Его Сила сомнет ее. Уничтожит.
– Вот именно поэтому, – усмехнулся Саурон, – я предлагаю роль избранницы Вьяр, а не тебе. Она владеет силами жизни, а значит – и любовью. Для нее это ничуть не сложнее, чем для тебя – рубиться мечом.
– Когда ты так говоришь, мне хочется соглашаться не раздумывая.
– Тарис, – он медленно и осторожно убрал прядь черных волос, упавшую на ее глаза, – ты веришь, что я обманываю Мелькора только ради него самого?
– Да…
– Ты со мною? – его дыхание снова обожгло ее лицо.
– Да…
– Вьяр сейчас будет здесь, – сказал Саурон, отстраняясь. Обычным холодным тоном.

10

Вьяр изволила вползти в обличьи кобры – и сменила облик.
– У Повелителя Воинов есть дело к Повелительнице Садов? Или же мой давний друг Саурон захотел поболтать с малышкой Вьяр? И ты, Тарис?
– Я звал тебя как Повелитель. Я хочу говорить с тобой как друг.
Я всегда восхищалась Вьяр. И никогда не завидовала ей. Потому что в моем представлении красивая женщина должна быть высокой, стройной, с длинными волнистыми волосами и белейшей кожей. И каждое зеркало мне говорило о моей правоте.
Вьяр совершенно другой. На голову ниже меня, смуглая; волосы, хоть и длинные, но абсолютно прямые, бедра слишком широки… каждая черта сама по себе почти уродлива – но всё вместе великолепно!
В их разговор с Сауроном я не вслушивалась. Малышке Вьяр ничего не надо было объяснять – она всё поняла прекрасно. Малышку Вьяр не надо было убеждать – она согласилась раньше, чем Первый заговорил о том, что именно от нее требуется.
Она возразила только один раз:
– Я сделаю всё, что в моих силах, а в моих силах многое. Я смогу отвлечь Властелина. Но надолго ли – не знаю. Прежнего Мелькора мы не вернем никогда, и вы понимаете это не хуже моего. Если наш план удастся – Властелин снова обретет жажду деятельности. Не прежнюю. Новую. Если наш план удастся.
Даже удивительно, каким бесстрастным тоном она говорила. Так мы с Сауроном можем обсуждать расположение застав.
– Итак, ты будешь готова к приезду Властелина.
– Повелитель Воинов может быть совершенно спокоен, – лукаво улыбнулась Вьяр.

11

Как только наша обольстительная кобра уползла, Тарис буквально накинулась на меня со своими переживаниями из-за судьбы Вьяр. Интерес-сно, откуда такое беспокойство? Похоже, Тарис знает, чем именно рискует Вьяр. По себе знает.
Оч-чень интересно.
Почему я до сих пор не знаю о том, что произошло между ней и Властелином?!
Спрашивать Тарис я, понятное дело, не буду. Но эти женщины о многом проговариваются… случайно.
Я поступил с Тарис жестоко. Смешно! Кому бы рассказать! – Саурон сожалеет о собственной жестокости. Но – сейчас это так. Я взял Тарис за уши и рывком втянул ее в этот заговор. От того, что наш замысел не против Мелькора, а ради него, – легче не намного. Заговор не перестает быть заговором.
Я бы справился и без Тарис, но уж очень не хотелось браться за это – в одиночку.

12

– Саурон, пока еще Властелин не вернулся, пока еще можно что-то изменить – почему ты не хочешь просто убить Феанора?
Гортхаур посмотрел на майэ так, будто она попыталась подровнять ногти двуручным мечом. Или совершить другую несусветную глупость.
– Я не говорю: убить его сам, – вспыхнула Тарис. – Случайность. Несчастный случай. Обвал в горах. Что угодно!
– После чего мне быть на свободе то недолгое время, которое Властелин потратит на выяснение, кем именно эта случайность была устроена, – проговорил Саурон бесстрастно. – А потом… – он выразительно дернул углом рта, – наш Властелин, знаешь ли, бывает весьма изобретателен. Вечное развоплощение покажется мне наградой, думаю.
– Неужели мы ничего не можем сделать с этим нолдором?
– Тарис, – он опять гладит ее по волосам и каждое его касание обжигает огнем, – ты слишком взволнована. Ты перестаешь видеть самые простые вещи. Ты же отлично знаешь Мелькора: стоит нам попытаться что-нибудь отнять у него – эта игрушка немедленно станет ему дороже всего Эа. Он не успокоится, пока не заполучит свою цацку назад. А если игрушку вернуть нельзя – он сотрет в порошок того, кто ее отнял.
– Тарис, моя глупая Тарис, – эти слова прозвучали не насмешкой, не укором, но глубокой нежностью, – если бы я мог ценой своей жизни освободить Властелина от этого нолдора, я пошел бы на это с радостью. Но если мы убьем его – ничего не изменится; ты понимаешь это? НИ-ЧЕ-ГО. Привязанность к мертвому будет сильнее привязанности к живому.
– Я… я не хотела думать об этом…
– А я думаю постоянно.
…И опять его дыхание на ее лице, и бездна черных глаз затягивает…
– Ты разделишь со мной мои думы, Тарис?

13

Я стал раскладывать на камнях и под камнями золотые цацки, откованные Ронноу, – браслеты, гривны, ожерелья. Вот мои гости придут – и будут им подарки. Тем, кого я сочту достойными.
Они услышали. Я это почувствовал – даже воронов посылать не нужно. Не вижу – знаю.
Они увидели один и тот же сон. Они – все, кто за эти годы сумел найти самородки золота или намыл песок. Они – стремившиеся ко мне и искавшие меня еще тогда, когда имя Сумрачного лишь изредка упоминалось рядом с именем Пламенного… хм, то есть Светоносного.
Они все смогли найти золото. Мое золото.
Н-да… в то время, когда мы пели золото забавы ради… тогда “мы” – это были я и Саурон. У него отличное чутье Музыки золота… было. Сейчас наверняка испортилось – то-то он всё со своими орками возится! А каков он был в Утумно! Как мы пели тогда…
Что ж, сам виноват. А его прежняя Песнь послужит моему делу.
Всё правильно.

14

А в армии зреет бунт.
И уже не просто “зреет”. Надо срочно…
Впрочем, а почему – “надо”? Иногда лучший способ наказать – исполнить желание.
Хотят драться, невзирая на волю Великих? – пусть! Пусть идут в бой так, как им хочется. Не по приказу.
Вопреки приказу.
И получат всё, что заслужили. Думается мне, что у наших заморских гостей тоже мечи в ножнах чешутся. Нолдоры иногда бывают полезны.
– Воины Ангбанда! Вы смеете тайком осуждать волю Властелина. Ма-а-алчать! Вы не стоите той заботы, которой Властелин окружил вас. Он собрал вас, превратил в войско, дал оружие, еду, а вы?!
– Ма-а-алчать! Те, кто рвется в бой, – ступайте. Я вам открою ворота. Бейтесь с квын-хаями. Если разобьете их и вернетесь – я не стану вас карать так, как расправляются с недовольными. В живых останетесь, обещаю.
– Ма-а-алчать! Помните – ни один отряд не выйдет из Ангбанда вам на подмогу. А теперь -ступайте, кто хочет.

15

Я пойду с ними. Что бы ни было – пойду.
Они говорят, что их зовет Сумрачный. Что он посылал им сон. Что они должны придти к нему – в его Дом.
Наверное, они не ошибаются.
Наверное, Сумрачный действительно пришел в наши земли. Вернулся.
Но что же Светоносный? Где он? Почему его нет?
Старый Бухэ пел, что когда-то они пришли к нашим пращурам вместе.
И кто, кроме Сумрачного, ответит мне, где искать Светоносного?

16

Они шли долго. Разные племена, разные языки. Мангадхаи и хоринцы, шарайголы и эрлики, цотоны и шикиры… по одному, по двое, по полудюжине приходили они, ведомые волками.
Золото блестело на груди и поясах. Песни о Сумрачном сливались в общем хоре, пусть и разными были наречия певцов.
Позади них шли, сомкнувшись, те, у кого не было золота. Те, кто разводил по ночам свой костер, не смея подсесть к большому. Те, кто шепотом говорил о Светоносном, уже не решаясь произнести это имя вслух.
Те, кто шел задать Сумрачному всего один вопрос – о его брате.
Они шли. Волки приносили дичь тем, кто был с золотом, – как в песнях о древнейших днях людей.
Шедшие сзади питались кореньями, чтобы не отстать, – добыча была распугана на день пути.
Они шли.
– Смотрите, Дом!
Среди каменистых предгорий эту скальную стену не разглядел бы лишь слепой.
Серые клыки утесов. Между ними узкое ущелье.
Вход.
Резко похолодало. Потемнело небо. Задул ветер – казалось, сразу со всех сторон. Небо стало стремительно заволакивать тучами.
Люди невольно сгрудились, и даже самые отважные дрогнули: не бывает гроз в это время года. Тем более – внезапных.

17

Пока они меня не видят.
Пригнать сюда две грозы оказалось гораздо труднее, чем я рассчитывал. Но дело того несомненно стоит. Люди должны увидеть Бога. Единственного.
Почти что Единого, ха!
Во всяком случае, никто из моих собратьев к ним больше не явится.
А даже если явится – я успел раньше.
Люди – воплощение моей Темы. Пусть не только моей, но сегодня я заставлю их навсегда забыть о Светоносном.
Я стану подлинным Властелином тех, кто способен перешагнуть пределы Арды.
…Грозы сближаются. Молнии бьют по горам. От туч померк дневной свет.
Сухая гроза. Без дождя, лишь шквальный ветер и лиловые молнии.
Ближе. Еще ближе! Еще! Еще!!
Две молнии ударяют в скалу – и их зигзаги обрисовывают мою фигуру. Исполинскую – в четыре человеческих роста.
– Я пришел к вам, люди!

18

– Я ПРИШЕЛ К ВАМ, ЛЮДИ!
Его голос перекрыл раскат грома. Люди попадали ниц.
– ВОЙДИТЕ В МОЙ ДОМ – ТЕ, КТО ЯВИЛСЯ УСЛЫШАТЬ ВОЛЮ МОЮ!
Люди не шевелились, потрясенные.
– ВХОДИТЕ, Я ЖДУ ВАС!
Один за другим они поднимались и скрывались меж скал.
Грозы медленно утихали, но тучи не расходились. День обратился в глубокие сумерки.
Огромная фигура Властелина чернела на скале.
– Великий, мы пришли спросить тебя! – дерзко крикнул Улаан Сахиус. – Ты могуч и грозен, но скажи: где тот, кто пришел к нам первым?! Где Светоносный?

19

Каков наглец!
Осмелиться придти ко мне, чтобы задать этот вопрос!
Да я испепелю его на месте!
Впрочем… не стоит спешить. Смелый, упорный – это хорошо. Это может оказаться более чем полезно.
Тем более, что ответить правду, – это в моих интересах.
– Ты спросил меня, где Светоносный? О горе вам, люди! Тот, кто учил ваших предков, забыл вас. Вы были для него лишь игрушками. Забавы ради он заботился о вас. Когда ему наскучило это – он ушел. И никогда более не вернется.
Слушают. Хорошо слушают.
– Я один думаю о вас. Я один пришел к вам, чтобы учить вас, чтобы передать вам то знание, которое скрыл от вас Светоносный!
Хм. Про “знание” – это у меня красиво вышло. Сам не ожидал.

20

– Ты лжешь! – крикнул Улаан Сахиус. – Светоносный не мог забыть нас!
И раздался вопль ужаса, когда тело человека охватил огонь.
Только тело.
Одежда не горела, но плоть внутри нее корчилась в языках пламени.
Через несколько мгновений от Улаан Сахиуса остался лишь пепел – и все вещи. Даже не закопченные.
– ОН ПОСМЕЛ ОСКОРБИТЬ МЕНЯ! – прогремел голос Властелина.
Страх обуял всех.
– НО Я МИЛОСТИВ К ТЕМ, КТО ВЕРНО СЛУЖИТ МНЕ! ТАКИМ НЕЧЕГО СТРАШИТЬСЯ! Кто готов нести людям волю Мою – пусть без страха пойдет на испытание! В ком нет решимости – пусть уходит немедленно. Сейчас я это разрешаю. Потом отступать будет поздно! ТАК Я ГОВОРЮ ВАМ, ЛЮДИ!
Несколько человек выбежали из долины. Те, кто шел с Улаан Сахиусом, тоже поспешили прочь.
К вещам сожженного не прикоснулся никто.

21

Пусть бегут. Особенно почитатели Светоносного – пусть перескажут своим товарищам, какая участь постигла того, кто осмелился мне перечить.
Мне важны оставшиеся.
Их слишком много, на всех цацок не хватит. Но это и не беда – ведь здесь слишком много тех, кого привела сюда просто жадность. Или жажда власти.
Такие мне не нужны. В живых останутся только те, кто готов стать моими устами. Кто готов передавать людям мою волю.
Остальные сгорят.
Они, наивные, надеются обмануть – МЕНЯ! Ха!
– Слушайте меня, люди! Здесь, в этой долине я скрыл золотые украшения для вас. Достойнейшим – гривны. Женщинам – ожерелья. Прочим – браслеты. Они перед вами, но вы их не видите. И я говорю вам: думайте о служении мне. О том, на что вы готовы – ради меня. Чьи помыслы сильны и искренны – тот найдет золото!
О том, что остальные сгорят, я умолчал. Не стоит их пугать заранее.
И они начали искать.
Зрелище презабавное.
Одни действительно думали обо мне и только обо мне. За такими я следил, готовясь дать им увидеть гривну, как только один из них окажется рядом с золотом.
А другие внимательно смотрели за этими. Расчет хитрецов был прост: они думали выхватить золото у тех, кто его найдет. Что ж, расчет разумен. В нем не учтен только сущий пустяк: я.
Когда первый, достойный гривны, стал оглядывать камень, возле которого она лежала, и я снял покров иллюзии с золота, к цацке рванулось сразу полдюжины рук.
И все, кроме одной, охватил огонь.
Великолепное зрелище. Я залюбовался.
Сумрак посреди дня. Кольцо скал. Живые факелы корчатся в агонии, а среди них стоит мой певец, осторожно держа в руках гривну.
Не хватает лишь одной детали: волчьего воя.
Вот так.
Теперь это действительно прекрасно.
И все люди замерли в ужасе, смешанном с восторгом.

22

Увидев, как огонь охватил тела их товарищей, несколько человек бросились бежать…
Они вспыхнули.
И одновременно стали видимы еще несколько украшений – стало быть, кто-то истово взмолился Великому.
Люди метнулись к золоту, и опять – живые факелы.
Одни стояли, не смея поверить, что избраны Богом, другие хрипели, сгорая заживо, третьи надеялись найти золото и уцелеть.
На скалах, запрокинув голову, выли волки. Их песнь то слабела, то накатывала, но не умолкала.
Силуэт Властелина чернел на фоне сумрачного неба.

23

Ну вот, почти всё. Лучшие одарены, худшие уничтожены. Осталось нечто среднее. Ни то, ни сё.
А украшений всё равно меньше, чем людей. Н-да, жаль, что я… то есть что Ронноу не учел и сделал их так мало.
Из этих, средненьких, очень трудно выбрать. Проще было бы или одарить всех, или сжечь всех. А вот разобраться, кто хоть чем-то превосходит остальных…
Ну-у, я оставлю вон ту черненькую… она мне чем-то Вьяр напоминает. И этого, белокурого… кажется, такого же я видел еще до Пробуждения.
Остальных – в огонь! Всё, закончили. Волкам – молчать.
Теперь – разогнать облака. Не могу видеть эту Ладью, но – если я пока не в силах уничтожить врага, то надо использовать его могущество себе во благо. А люди подали мне мудрую мысль. Кажется, именно тот, кому я вручил первую гривну, это и придумал.
– Смотрите, о люди! В ваших руках золото, сотворенный мною металл. Над вашими головами сияет солнце, золотой свет которого дал вам я!
Случайно, по недосмотру… так уж вышло…
– Чтите мою Силу и в солнечном блеске золота, и в золотом блеске солнца!
Вот так-то, Ариэн. Вот так-то, милая Варда… и все прочие Валар. Я пока не могу стащить с неба Ладьи – но я заставлю их свет служить мне. Солнечный, по крайней мере.
– Покуда светит над вами Солнце, знайте: ваш Бог – с вами!
Светило уже клонится к закату… это хорошо. Стоять под его лучами – пытка из пыток. Ничего, потерплю – главное, что люди теперь будут считать этот свет моим!

24

Нет!
Предатель!
Впрочем... Это называется не предательством. Это называется нарушением приказа.
Это называется нарушением воли Властелина. Преступлением воли.
Просто – преступлением.
Но что же делать мне?!
Звать Мелькора? Тратить все силы на осанвэ? “Вернись, Саурон нарушил твой приказ”?!
Нет.
У меня еще есть гордость. Звать на помощь я не стану. Я кое-чего стою сам.
Здесь, в Ангбанде.
Я – друг Мелькора. Единственный друг за все века. Я – создатель Венца. Я – победитель Унголианты.
И с Сауроном я прекрасно справлюсь сам.
Точнее, пока что не с ним, а с его орками.
Он выпустил армию на Белерианд. Ну что ж...
Пусть посмотрит, что может сделать с этой армией один... ну, так скажем, один друг Властелина.
Один-единственный друг.

25

Феанор вошел в туннель, пропетый внутри Тангородрима.
Коридор, где вместо стен, пола и потолка – Музыка. Незримая грань. Ноги опираются на пустоту. Идешь над бездной, дышащей огнем. Идешь – сотни локтей внутри вулкана. Идешь – словно по камню.
Феанор остановился. Над ним было жерло. Под ним – пропасть, на дне которой спит, всхрапывая, багровая лава. Только рдяные сполохи по ней пробегают.
Пламенный улыбнулся: здесь было единственное место в Ангбанде, где он мог всецело быть счастливым.
Огненные горы тотчас отозвались. Глубоко вздохнули, просыпаясь и приветствуя того, кто был им сродни.
Радость. Радость единения с огненной стихией. Радость от переполняющей силы. Радость мести. Здесь, в сердце вулкана, даже не надо призывать силу Пламени. Здесь можно просто говорить с воплощенным огнем. С лавой, которая уже кипела.
Багровая пена шевелилась, раскаляясь, разбухая, растя... выше, выше – Феанору казалось, что его ступни сейчас утонут в алом кипятке! – но нет, лава обошла незримую границу и поползла вверх.
Дожелта раскаленный вулкан гудел, ходил ходуном, лава поднялась Феанору до пояса, до плеч, до глаз... сомкнулась выше головы. Государь нолдор стоял внутри извержения – и своей волей, своим гневом, гневом нолдора и волей Пламенного гнал лаву вверх, вверх, вверх – к уже не видной ему горловине кратера и потом на юг. Вниз. На орков.
Лава кипела вокруг незримых стен туннеля, пузыри жидкого камня лопались и растекались по прозрачным стенам, из трещин в скалах наружу вырывался огонь, и Пламенному казалось, что это его руки тянутся поразить орков, его гнев, его ярость извергается сейчас из жерла Тангородрима.

26

Жаль, я не могу этого видеть!
Что ж, пусть придется разить врагов вслепую. Врагов нолдор. Моих врагов.
Мне не нужно смотреть, чтобы знать, как лава настигнет орков, как они будут тонуть в этом расплавленном камне, гореть в вырвавшемся наружу огне глубин!
Жаль, что я не могу так же легко справиться с первым из врагов. С тем, кто послал орков на юг. С тем, кто нарушил волю Мелькора. С Сауроном.
Но нет. Сейчас Саурон ни в чем не виновен передо мной, и не мне его карать. Пусть с ослушником разбирается Мелькор.
Я не умею ждать, но – подожду.

27

А вот это – просто подарок!
Даже жаль, что нолдор мне враг. Такую правильную вещь придумал!
Досадно, что я сам это не сообразил. Майар Ауле называется! – даром что бывший.
Зрелище получилось шикарное – когда вышедших из Ангбанда ослушников догнала лава Тангородрима.
А еще лучшим зрелищем были лица моих гвардейцев. Из них за ворота не ринулся ни один – хотя ой как хотелось. И наблюдать, как у уруков мучительно скрываемая зависть сменяется пониманием и обычным воинским спокойствием, – это приятно.
Итак, гвардия в полном порядке. Уже в полном порядке.
Больше всего мне сейчас хочется найти нолдора и поблагодарить. Самое смешное, что поблагодарить совершенно искренне: он помог мне восстановить в войсках порядок.
Жаль, нельзя этого сделать.
Та-ак, что творится на равнине?
Треть ретивых орков зажарена. Немного. Сообразительные ребята – успели разбежаться в стороны. И настроены куда более решительно. Это правильно: раз им родная крепость подпалила пятки, надо выместить злобу на квын-хаях.
Вот и посмотрим, как нолдоры готовы к войне.
Эта битва во многом послужит к пользе Ангбанда.
Я ее выиграл – даром что наверняка все орки полягут в бою. Это не потеря.
Опять же – этот нолдор попытался сжечь воинов Ангбанда. Серьезное обвинение. Возможно, и хитростей с Вьяр не потребуется.

28

– Огонь на севере! Тангородрим!
– Враг бросает нам вызов!
– К оружию, нолдор!
– Наконец-то!
– Гильмар!
– Да, командир?
– Поедешь гонцом к Королю Финголфину.
– Командир!
– Ты до сих пор здесь?
– Командир, молю: пошли гонцом любого! Мое место в бою. Дай мне рассчитаться. За себя. За них.
– Гильмар, ты смеешь спорить?
– Я хочу драться! Вы выгнали меня из разведки, вы не верите мне, бывшему пленнику, вы боитесь, что моя воля может быть подчинена Врагу! Ваше право! Я не прошу мне верить! Я прошу одного: дайте мне у-би-ва-ть орков! Дайте мне погибнуть в бою!
– Алдамир! Скачи к Королю! Стрелой!!
– Мы перехватим врагов, да, командир?
– К бою!

29

Вот оно! Наконец-то! Я рассчитаюсь за каждого из нас, из замученных в Ангбанде!
Ближе, твари, ближе! Вы звери. Вы хуже зверей. Зверь терзает добычу от голода. А вы?!
Вы – гнойник на теле Арды. Вас надо изничтожать. До последнего.
Вам дан разум, твари, но вы хуже безмозглой гадины, хуже паука, сосущего кровь из мухи.
Уничтожать вас – это даже не убивать пауков. Каждый ползучий гад хоть чем-то полезен миру. Вы же – зло. И только зло!
Убить любого из вас – мужчину, женщину, ребенка – это выдавить из мира каплю скверны. К вам не может быть жалости.
И я буду вас убивать. Пусть погибну, но я буду убивать вас, твари!

30

Феанор взбежал – да нет, взлетел на вершину Бесснежной. С размаху сел в кресло.
И – увидел свою ошибку.
Извержение только показалось ему большим. На самом деле лава залила лишь окрестности. И главное – почти не причинила вреда оркам.
Ну... не “почти”. Треть врагов всё же погибла. Но не более.
Волчьи всадники просто рванули вперед – лава течет слишком медленно, выученный ангбанский зверь способен от нее удрать. Даже с седоком.
А умные командиры пехоты отвели своих орков к западу и востоку. Лава-то текла на юг.
И вот теперь орочья армия (да, уменьшившаяся, да, подпаленная, но всё же оставшаяся армией) тремя языками стремительно шла к нолдорским крепостям. Эред Вэтрин. Дортонион. Химринг.
Химринг!
Маэдрос.
С покрытых ледниками пиков Химринга видно далеко. Извержение Тангородрима предупредило всех нолдор об идущих на них врагах. Хоть в этом оно оказалось действительно полезным. А сейчас на Химринге не могут не разглядеть приближения орков.
Феанор закрыл глаза. Попытался позвать Маэдроса. Предупредить. Помочь.
Не сыну – всем нолдорам.

31

Враг начал войну! Что с отцом?! Убит?!
Я сжал палантир левой и обрубком правой.
Жи-и-ив...
“Маэдрос!”
Я чуть не выронил палантир. Но – сейчас не время для гордости.
– Что происходит?! Скажи – что?!
“Это Саурон. Мелькора нет в Ангбанде. Я пожег орков... жаль, мало. Не рассчитал”.
– Это извержение – ТВОЕ?!
“Мое... Ж-жаль... ладно. Орки идут к вам. Не спи, не жди, пока они постучатся в твои ворота! Высылай отряд-другой, перехвати, пока они не перестроились по-боевому”.
– Спасибо! Отец, я всегда знал, я не верил...
“Молчи. Предупреди... а, Саурона во Тьму Внешнюю через Таниквэтиль Унголианте в глотку, чтоб подавилась, – предупреди Финголфина. На него нападут сегодня. До тебя им еще дойти надо”.
– Конечно!
“И – Дортонион. Там волчьи всадники”.
– Отец...
Я с трудом сдерживал слезы счастья. Отец, я так мечтал об этом – когда-то! Я отчаянно надеялся, хотя не смел верить все эти годы, что ты всё-таки станешь – собой, что ты, ты и только ты будешь командовать всеми нами, что ты и только ты укажешь единственный способ разгромить армии Ангбанда.
Я ничего не сказал, но он – понял.
“Поторопись, мальчик мой. К тебе пришла война”.
– Да, Государь.

32

Волна осанвэ изгибается над Белериандом.
“Фингон, армия орков нападет на вас сегодня же!”
“Маэдрос?! Откуда ты знаешь?”
“В палантир смотри!”
“Келегорм! Ты хотел войны? Она настала. Выводи конницу!”
“Брат, наконец-то!”
“Финрод! Аэгнор и Ангрод не услышат меня. Предупреди их: на Дортонион нападут сегодня. Или завтра, не позже”.
“Спасибо, Высокий! Я поспешу!..”
“Ты не успеешь им на выручку. Но поторопится конница Келегорма”.
“Маглор! Враг идет на нас. К бою дружину! Мы выступаем немедленно!”
“Как прикажешь, брат!”
Палантир замерцал. Маэдрос схватил его – и увидел Финголфина.
“Маэдрос, спасибо!”
“Король, это мой долг. Встретимся в Дортонионе”.
“Да, в Дортонионе”.
Маэдрос кликнул оруженосца – однорукий, он не мог надеть доспехи сам.

33

Мои мальчики... Мои взрослые мальчики...
Давно ли я держал вас на руках? Давно ли радовался вашим детским успехам?
А теперь вы бьетесь. Сами, без меня. Я даже помочь вам не могу.
Мог. Не получилось.
Но вы и не хотите помощи. Вы хотите биться – наконец-то биться.
Маэдрос – тихий, вежливый, неприметный в Амане и немыслимо упрямый здесь. Мой мудрый Маглор, неистовый Келегорм, дерзкий непоседа Куруфин. Вас только четверо в этой битве, мальчики; бешеные средние бьют орков с такой гневной радостью, словно в жару до родника дорвались, а старшие торопятся к Дортониону. Обошли орков с фланга (фланг этот попутно смели!) – и на запад.
Когда вы успели вырасти, мальчики? Когда мастера сумели стать воинами? И – какими воинами!
Я горжусь вами, сыновья мои.

34

Война – против всех.
Против ненавистных квын-хаев. Против крепости, ставшей врагом, плеснувшей расплавленным камнем вслед.
Война беспощадная.
Можно убить квын-хая, если он нападает, – но кого убивать, когда подлые заморские вояки выпускают тучи стрел?! Жалкие трусы, боящиеся встать лицом к лицу!
Впрочем, проклинай–не проклинай трусость нолдорских лучников, а от их стрел надо было спасаться.
И орки рванули к югу. К Нагорью – даром что от тамошних орков много лет ни слуху, ни духу, но если и помощи от собратьев не будет, то сами горы закроют бывших ангбандских бойцов.

35

Они бегут! Они бегут, трусы, падаль, корм крысиный!
Они смелы только когда нолдоры связаны! Знаю я, насколько эти твари смелы с пленными!
Битва?! Ха! Скорее уж – игра в догонялки! Убьем всех, кого успеем догнать. А они горазды быстро бегать.
Они бегут даже днем.
Слепнут, задыхаются под лучами солнца – но бегут.
Не все, конечно. Многие просто падают. Их бросают умирать.
Наши – те, кто подобрее, – добивают таких умирающих. Дескать, с врагом биться – это одно, а на мучительную смерть обрекать нельзя.
А я – не добрый. Пусть умирают под жгущим их солнцем. Пусть в пустоту кричат: “Воды!” Пусть.
Пусть умирают самой мучительной смертью.
Как они убивали нас.

36

Гм. Ничего не понимаю.
Орки бегут. Видеть это радостно, только вот одно непонятно: почему они бегут? Я бы на месте Саурона отправил на войну лучших. А не этих, б-быстроногих!
Саурон отправил сражаться заведомо худших?! Почему?!
И еще. Бегут эти орки – к Дортониону. Все. От мальчиков моих, от Финголфина – не к северу. К югу.
Или... они до сих пор не знают о захвате Нагорья?
Тогда... тогда они рассчитывают на помощь сородичей? Сородичей, давно моими мальчиками перебитых.
Н-да, не завидую я этим оркам.

37

– Знамя Финголфина на западе. Видишь? – Маэдрос приподнялся в стременах.
– Вижу, – кивнул Келегорм, поднося к губам боевой рог.
– Что ж, сыграем в молот и наковальню, – усмехнулся Куруфин.
Над полем битвы пронесся звонкий, чистый звук. В ответ затрубили рога Дортониона. Потом откликнулось войско Финголфина.
– Ох и давно же я мечтал о такой доброй разминке для плеч! – оскалился Куруфин.
– Я думаю, – Маглор перед боем был собран и напряжен, – что Враг бросил на нас лишь малую часть своих сил. Он испытывает нас.
– Он узнает, на что мы способны! – гневно рассмеялся Келегорм.

38

Оркам повезло: они бьются ночью.
Но темнота не мешает нолдорам.
Я вижу каждого из них так ясно, словно стою рядом с ним. Мои мальчики. Племянники. Финголфин.
Я едва мог разглядеть вас в ваших крепостях. А ведь Мифрим ближе, чем Дортонион. Нет, дело не в расстоянии. Там – вы отгорожены от Ангбанда. Не стенами и не горами, а – миром своим. Миром нолдор.
А сейчас – вы полны ненависти. В вас кипит жажда убийства. Жажда уничтожения. Уничтожение – это Тема Мелькора. И я отлично вижу каждого из вас. Всех сразу.
Вы побеждаете. Орки сейчас побегут – те, кто успеет. Достаточно первого, кто закричит “спасайся!”
Вы побеждаете не только потому, что бьетесь славно. Вы побеждаете потому, что орки потерпели поражение раньше первой из схваток. Что ни говори, а я кое-чего достиг своим, пусть не совсем удачным, извержением Тангородрима.
Это не только ваша победа. Это еще и моя.
Так, Маэдрос?

39

Когда вместо орочьей подмоги на бойцов обрушилось войско квын-хаев, дрогнули самые дерзкие.
Рванули на север.
Спастись! Или хотя бы умереть не под лучами треклятого Желтого Глаза! На севере – тучи, там огонь с неба не жжет.
А может быть, квын-хаи не поскачут туда. Тогда – спрятаться в скалах, обождать…
На север! Отбиваясь от врагов, погибая под стрелами, копьями, копытами коней – но успевая перерезать жилу коню, рвануть копейщика из седла, отомстить за себя, за товарища…
На север!

40

Я обещал впустить тех, кто вернется, так?
Нет.
Я обещал впустить тех, кто вернется – с победой.
А отступающим нет пути в Ангбанд.
Врата Тангородрима остаются заперты. Перед вратами нолдоры добивают орков-изменников.
А на стенах – командиры. Для армейских – урок, а для гвардии – зрелище.
Пусть смотрят.
Пусть хорошенько смотрят, как Ангбанд карает за неповиновение.
А умные пусть наблюдают, как именно квын-хаи сражаются. Когда начнется настоящая война – нам это пригодится.
Когда начнется… скоро начнется! Иначе следующий бунт в армии Повелитель Воинов не станет подавлять.
Иначе следующий бунт он возглавит.

41

Почему Саурон не открыл ворота?!
Чтоб я хоть что-то понимал в этой битве!
Но... он оставил орков на погибель. Их сейчас перережут просто всех.
Мне следует этому радоваться. Только что-то не получается – радоваться.
Саурон ненавидит меня. Саурон – враг нолдор. И если он делает нечто полезное для нас, то... какой беды ждать?!
Мой враг, логики которого я не понимаю.
Гм.
Лучше бы он этих орков недорезанных впустил.
Всё легче было бы.

42

Снова увидеть Тангородрим – и так!
Примчаться к этим ненавистным стенам, преследуя врагов. Жалкие остатки их армии. Совсем недавно – армии.
Под самыми воротами, на виду у тех, кто дрожит за навек проклятыми горами, – изрубить в куски этих тварей.
Дюжина орочьих жизней за каждого моего замученного друга! Дюжины мало!
Пусть Ангбанд увидит, чего стоят нолдоры!
Пусть устрашится нашего гнева!
Пусть Моргот знает, что мы способны в порошок стереть его армии!

43

Мне жутко.
Я должен бы радоваться этому разгрому орков под самым Тангородримом, а я...
А я боюсь, что в любой миг Саурон откроет ворота и выплеснет на нолдор настоящее войско.
На моих мальчиков. На Финголфина с Фингоном. На Аэгнора с Ангродом.
Тангородрим мне уже не поможет – нолдоры здесь.
И я не знаю, что делать.
Напасть на Саурона? Но его поддержат все остальные, а с ними я не справлюсь.
Воззвать к Мелькору? Но Саурон однажды нарушил его приказ.
Сильнее всего меня пугает то, что Саурон бездействует. Словно не дорезают нолдоры орков у самого Тангородрима.
Вот, уже не дорезают. Дорезали. Рога трубят. Ликуют.
И?
Ничего?!
Маэдрос, убирайтесь отсюда немедленно!!
Неужели обошлось?
Саурон не вывел войска. Уф...
Да, Маэдрос, конечно. Славная битва.
Только бегите отсюда быстрее, чем за орками гнались!
Бегите, глупцы!

44

– Нанцон, не пристало сказителю носить убранство богаче, чем носит вождь. Отдай свою гривну, старик!
Молчит Нанцон. Шумят люди:
– Белигтэ, опомнись! Нельзя…
– Не трогай гривну, она от самого Сумрачного…
– Нечего указывать вождю! Раз вождь говорит…
– Тише! Тише, сородичи, – голос сказителя вмиг подчиняет себе расшумевшееся людское море. – Ответь мне, Белигтэ, почему ты не пошел сам в Дом Бога, когда услышали мы Зов? Почему сам не добыл себе средь огня и камня этой гривны?
– А он струсил! – голос откуда-то сзади.
– Ответь мне, Белигтэ.
Величав Нанцон. Горд без гордыни. Перед ним, не перед вождем хочется склониться.
– Не пристало вождю оставлять народ! – гневом кипит Белигтэ. – Что случилось бы тут за время, пока я кланялся Сумрачному?!
– И ты считаешь себя достойным Его гривны больше, чем я? Так, вождь?
– Да!
– Ты уверен, что передашь волю Бога лучше, чем я, старый певец?
– Да!!
– Белигтэ, если ты ошибаешься, тебя постигнет кара.
– Вздор!
– Что ж, вождь. Тогда возьми гривну. И будьте вы все свидетелями, что я пытался отговорить его.
– Сказки будешь детям рассказывать! Давай!
Высохшие, морщинистые руки сказителя опускают гривну в могучие ладони воина. Белигтэ надевает гривну, выпрямляется и вдруг…
Много раз видел это Нанцон – в Доме Бога. Спокойно смотрит он на живой факел.
Спокойно берет из пепла свою гривну.
– Он преступил волю Сумрачного, – говорит Нанцон. – Он думал, что можно обмануть Бога.
И ворон кружит над селением.

45

Что ж, можно возвращаться.
Кого можно было убедить – я убедил. Кого нужно было запугать – запугал. Теперь здесь всё и без меня пойдет, как надо.
Их золото будет говорить с ними. Точнее, они будут отвечать сами себе, считая, что это оно отвечает им. Так они станут укрепляться в тех помыслах, которые я вложил в них.
Их сказители… Тьма Великая, каких отличных сказителей я создал за это время! Сам заслушаешься. Особенно меня радует их способность из ничего придумывать мои новые деяния – и все до одного “ради людей”. Одни поют про меня-свирепого, другие про меня-доброго… хоть век тут еще проживи, а всех сказаний не переслушаешь: новое насочиняют.
А как эти атани верят сказителям! Да что там – как сказители сами себе верят!
Короче говоря, всё в порядке. Скоро эти люди дойдут до Ангбанда.
Правда, остались еще те, кто помнит Феанора. Изгои, отщепенцы… но ходят слухи, что Светоносный взывал к ним. Прямо сейчас.
Что это? Феанору на такое сил не хватит, да и не нужно ему это. Неужели – Эру?!
Если правда, что они слышали голос Эру, тогда плохо.
А впрочем – чем мне опасны изгои?!
Даже если они действительно пойдут искать своего Светоносного, даже если дойдут – они придут под стены Ангбанда.
И там я подумаю, что мне с ними делать, ха!

46

Из года в год…
Из года в год идти за ним, мешок с инструментами таскать. Сам он слишком горд, чтобы нести свои же вещи!
Я злился… годами. А потом – ну, какой смысл злиться на того, кто не замечает тебя? Тешить собственный гнев? это можно делать год, два, десять лет, но не век же!
И спустя годы я стал наблюдать.
Да, конечно, мой хозяин – Феанор. Смешно, наверное, было мое упорное неверие… мне и он сказал, и Мелькор сказал, но я могу поверить только себе самому. И вот теперь я верю – себе. И – ему.
Можно солгать словом. Но нельзя солгать – спиной. Или головой. Или – руками.
Я не верил Феанору на слово. Но я верил его спине. Безукоризненно прямой спине, в которую годами упирался мой взгляд. Я был вынужден верить его развернутым, чуть отведенным назад плечам.
Еще больше я верил его ногам.
Я заметил это не сразу. Но когда заметил – стал нарочно проверять.
И – совпадало. Всегда: мой хозяин шел ровно посередине. Лестницы, коридора, штрека… неважно. Когда пол вымощен плитами, я нарочно присматривался – стык средних был точно между его ступнями. Я не понимал этой невероятной точности… пока не осознал, что мой хозяин – он же был пятым по знатности среди эльдар Амана, у него королевские привычки – дело будничное.
Принц… государь.
Еще я верил его шее. Голова чуть запрокинута назад. Я сначала думал: это гордость, а потом понял – нет. Не гордость. Это – нежелание видеть то, что вокруг. Я пару раз нарочно забегал вперед – он не замечал меня.
И я видел, что никто в Ангбанде не заступал ему дорогу.
Правильно, наверное, делали…
И, главное, я верил его рукам.
Когда он велел мне хотя бы держать щипцы – это было счастьем. Я видел, как он творит, видел, насколько покорны ему металл и камень, я был бы рад стать простым подмастерьем у него, не мечтая о большем.
Он дал мне большее.
Он стал учить меня огранке камней. Для его работ.

47

“Возвращается”.
Этого не сказал никто. Это почувствовали все.
Тот стержень, на котором держалась жизнь в Ангбанде, без которого Цитадель грозила рассыпаться в любой миг, – этот стержень возник снова.
Незримый, но оттого не менее реальный.
Орки подтянулись безо всякого приказа. Командиры стали строже. Саурон вдвое чаще стал окрикивать своим “Ма-а-алчать!” – хотя никто и не думал говорить хоть слово.
Балроги радостно взбудоражились в своей пещере.
Забурлил Тангородрим.
Взгляды майар чаще стали блестеть радостью творчества.

48

И вот только теперь я вспомнил про недоделанные светильники.
Всё это время – сотня лет без малого! – мне было не до них. То меня мучило ощущение близкой войны, то эта война шла, то после нее я не мог заставить себя взяться за работу.
А зря. Очень зря.
Жаль, поздно понял.
Ведь светильники – не та работа, которую можно отложить. Они нужны не для красоты. Тронный зал хорош и без них.
Они – единственно возможное доказательство того, что мои мастера нужны Ангбанду.
А я, глупец, позволил себе затянуть с этой работой. Мелькор возвращается – а светильников до сих пор нет.
Что ж, придется мне и моим мастерам поторопиться. Оч-чень поторопиться. В сущности, там не так много и осталось...
Мелькору сейчас не до меня. Короткое приветствие по осанвэ – и всё. Сейчас он занят делами. И первым делом выслушает Саурона.
В этом есть свои преимущества – я успею закончить работу.
Должен успеть.

49

– Да, Властелин. Если тебе угодно принять мой доклад – я готов.
– Всё в полном порядке. Правда, в армии было немного неспокойно – но сейчас недовольных нет.
– Да, я дал им уйти. Остальные смотрели – и как изменники уходили, и как их разбили.
– Да, и с запада, и с востока. Конница. Лучники. Если тебя интересует: против их лучников оркам не выстоять. Нужны либо…
– Да, я поработаю над этим. Как прикажешь.
– Властелин, разреши доложить…
– Да, я абсолютно уверен. Это был он. Кроме меня, Ронноу и Хенолы больше никто на это не способен. А им это делать незачем.
– Да, я говорил с ними. Нет, с ним – нет. И всё же у меня нет сомнений…
– Да, молчу. Как прикажешь.

50

– Да, Мелькор. Мне тоже так не хватало тебя!
– Нет. Какая уж тут работа. Ты уже наверняка знаешь, что творилось здесь без тебя.
– Но они нарушили твой приказ!
– Хорошо, хорошо, не спорю. Но мне-то откуда об этом знать?! Я был уверен...
– Да нет, легко слушался. Как зверь ручной... Я не приказывал ему, нет – просто вошел внутрь и ощутил, что я и Тангородрим – одно. Это было так же легко, как шевелить собственными руками.
– Если ты говоришь, что приказ Саурона не противоречил твоей воле, тогда я не удивляюсь тем более.
– Нет, работают, но... пойми, я был убежден, что это нападение...
– Нет, осталось совсем немного. В ближайшие дни мы закончим.
– Нет, ничего незаконченного показывать не буду. Нет. Нет, и не проси даже!
– До чего же я рад, что ты вернулся. Камень с души, право слово!

51

Феанор заставил нолдор трудиться, не покладая рук.
Впрочем, не “заставил”.
Мастер сам был так увлечен работой, одновременно доковывая последние детали, следя за ходом полировки, проверяя варианты составов масла для нижней и верхней чаш, – так увлечен этим, что невольно заражал своей энергией всех. В работу вовлекались новые и новые мастера, благо полировать одновременно каждый светильник могло едва не полдюжины: светильники были на голову выше самого высокого из эльдар.
И лишь иногда то один, то другой нолдор замирал, глядя на свою работу так, словно видел ее впервые. Замирал, хмурился – но ему просто не давали долго оставаться в бездействии: торопили товарищи или Мастер вихрем проносился мимо, на бегу обсуждая с кем-то состав масла.
За несколько дней они закончили работу, которая тянулась почти столетие.
Гордые собой, поставили новые светильники посреди общей залы. Налили в чаши два масла: в нижние – горящее темным спокойным огнем, в верхние – мятущимся ослепительно белым. Загасили все факелы.
В полной темноте Мастер зажег огни – и нолдоры увидели то, что они сотворили.
Рвущиеся вверх столбы пламени – черные протуберанцы сплетаются с багровыми. И над ними – беснующиеся черно-белые языки огня. Слова Валар о Темном Пламени Удуна сейчас на глазах нолдор обрели плоть.
И никто уже не помнил, что сам, своими руками ковал, шлифовал, полировал этот рисунок, что почти весь этот огонь – игра металла и света, искусно созданный узор, – нет! Нолдоры чувствовали себя обманутыми, преданными Мастером, который так упорно убеждал, что работать на Врага их не заставят, и вот – хитростью, искусным плетением словес принудил их воплотить самое страшное, что когда-либо было в Арде.

52

“Мелькор! Смотри”.
Феанор?! Как невовремя… Правда, я давно не слышал в его призыве такой радости творчества, совсем как в Амане…
Нет. Не сейчас. Я занят.
– Влас-стелин… – прошептала Вьяр. – Что-то случилос-сь..?
“Ничего. Всё подождет”.
Я ответил мысленно – мои губы были заняты.
Ею.
Будь Феанор хоть трижды радостен – ему придется подождать.
У Властелина есть свои… дела. Не менее важные.
Вьяр великолепна. И то, что она предложила мне игру – как у Воплощенных, не у Поющих – это так неожиданно. И увлекательно. Я не ожидал.
Она неистощима на выдумки, малышка Вьяр.
Но вот она свернулась коброй и уползла. Даже в ее змеином облике было что-то завораживающее.
Вьяр умница. Так развлечь меня не удавалось давно – никому.
Но… меня же звал Феанор.
Что там у него?
Багровый пламень. Четыре огненных столпа рвутся ввысь. Рдяные и черные протуберанцы вьются по спирали, золотистые и белые как корона венчают их.
Четыре пламенных вихря.
Четыре колонны – они были в зале, разрушенном тысячелетия назад.

53

– Кто показал тебе?! Откуда ты узнал? – крикнул Мелькор в нетерпении, едва Феанор перешагнул порог.
– Ты о чем? Что произошло?
– Я даже не говорил тебе. От кого же тогда?!
– Говорил – о чем?
– О колоннах Тронного зала Утумно, – голос Мелькора зазвучал чуть раздраженно.
– Колонны в Утумно? А что, там были какие-то особенные колонны?
– Погоди… Ты что, не знаешь? Ты же сам сделал светильники в точности, какими были колонны в Утумно. Тебе кто-то подсказал? Или сам додумался?
– Додумался? Не знаю... просто мне показалось... Постой! А из чего ваши колонны были сделаны? Тоже ажурный металл? Ажурный камень?
– Камень? Металл?! Не говори глупостей – это был живой огонь. Я заставил его бить из земли.
– Огненные... Так вот тот образ, который я ловил... Конечно. Я сам должен был понять давным-давно. Просто огненные...
– Так кто же рассказал тебе о них, отвечай!
– Да если бы мне рассказали, если бы мне хоть объяснили, да я бы тогда сделал всё... всё совсем... а впрочем... нет, пожалуй.... пожалуй, именно так бы и сделал...
– Ты сам?! Ты никого не спрашивал? Откуда ты узнал о них?!
– Не знаю. От тебя, наверное... Я не знаю, Мелькор. Я просто хотел сделать светильники, которые тебе придутся по сердцу.
– По сердцу… Смотри, Феанор. Смотри. Ты воссоздал их в точности. Смотри, какими были те. Уничтоженные.
Феанор закусил губу. Сам мастер, он лучше лучшего понимал сейчас состояние Мелькора. Мастера, сгинувшая работа которого оказалось возрождена – другом.

54

Настроение в мастерских – самое скверное.
От светильников все шарахаются. Общая зала опустела, а если кому-то надо пройти через нее, то мастер просто пробегает.
Я стою один. Стою и смотрю на светильники. Стою перед ними, горящими в темноте, – они словно четыре гордеца, кому нет дела до осуждений толпы. А я будто слушаю их...
И думается только о Мастере. О том, как он сумел заставить... нет, убедить нолдор сделать то, что было противу всех их намерений.
И ведь это не первый раз. В Тирионе...
Тирион. Темнота – как здесь сейчас. Огни факелов – как вот эти огни. И воля Феанора, подчиняющая себе нолдор, как огонь и молот подчиняют себе сталь.
Воля Государя нолдор.
Моего Государя.

55

Я велел оркам обождать. Всё-таки не хотел пугать мастеров. Ну, “пугать” – не то слово, но... оркам в мастерских не место. Даже если они пришли всего лишь забрать готовую работу.
В общей зале пусто. Только мой Мори стоит.
– Где все?
– Прячутся...
– Зови.
– Как прикажешь, Государь.
“Государь”. Гм. Давно забытое обращение удивило и обрадовало.
Собрались. Хмурые, молчат.
– Зажгите факелы.
Я загасил пламя в чашах. Масла там почти не осталось; тем проще.
– Мне надо, чтобы вы вынесли светильники в коридор. Со мной вы туда пройдете.
Стоят и молчат.
– Я повторяю: мне надо, чтобы вы это сделали немедленно.
Тишина. Ну что ж, убеждать вас мне некогда.
– Мори, сбегай к командиру орков, скажи, пусть сюда своих парней пришлет.
Умчался.
А вот и орки.
Мои мастера невольно сгрудились.
Орки на них и не взглянули: положили носилки на пол, и я стал помогать им уложить каждый из четырех светильников. В любое другое время я побрезговал бы делать что-то вместе с орками, но сейчас – не до гордости. Я тревожусь за свою работу.
Уложили. Привязали ремнями. Подняли. Четверо орков на каждые носилки.
Командир вопросительно смотрит на меня.
Я киваю.
– Вперед, – говорит он. И сам идет первым.
Я иду последним. Так мне спокойнее.

56

Двери Тронного зала распахнулись им навстречу.
Сами.
Оркам было жутко – они боялись Зала-с-Огнем. Об пылающей трещине ходили самые страшные слухи. А этим девяти оркам предстояло не только войти в Зал, но и перешагнуть через огонь.
Впрочем, пламень в расщелине горел на самом дне.
Феанор, зайдя первым, огляделся – и понимающе опустил глаза: Мелькор был здесь. Только не на троне. Бархатная чернота зала надежно прятала того, кто был рад увидеть работу друга.
Орки, ёжась от страха, один за другим перешагнули расщелину; Пламенный поспешил к ним, чтобы самому поднять и установить каждый из светильников.
– Ступайте.
Орков как ветром сдуло.
Двери медленно закрылись – и Мелькор отошел от стены.
– Всё готово, Мастер? – лица Темного не было видно, но в голосе слышалась улыбка.
– Да. Сейчас я их зажгу. Гляди… брат.
Вспыхнули белые и рдяные огни. Заблистал металл. Языки рукотворного пламени рванулись ввысь.

57

Он смотрит на мою работу, а я смотрю на его лицо.
Наверное, так же пристально. Да что там пристально – жадно.
Его чуть сошедшиеся брови, прищуренные глаза, подрагивающие от напряжения губы – это ответ. Это больше любых похвал.
Я не светильники сделал. Я смог вернуть ему часть его самого. Часть его дома, разрушенного века назад.
Разрушенного теми, кто дорог мне и по сей день. Дорог – даже после Проклятия. Дорог – даже другу Мелькора.
Они разрушили его дом, а он разрушил их дом. Мой дом.
Но – он делает всё, чтобы Ангбанд стал домом мне. Стал ли Железный Замок домом ему? – ведь эту крепость строил Саурон, не Мелькор. Не знаю... и не спрошу никогда.
Но я знаю – сегодня я смог ему вернуть частицу его собственного дома.

58

Вновь медленно открылись двери Тронного зала – перед майарами.
Десятеро – за исключением Глаура; ему не вползти сюда.
Феанор глядел на них сверху вниз. С гордой улыбкой он взирал с верхней ступени трона, стоя слева от Мелькора.
И только он и Восставший знали, что его торжество было радостью мастера. Ничем иным.
Но – словно холодный порыв ветра пронесся по залу:
“Работы Воплощенных – здесь?! Труд пленных, пропитанный ненавистью, – в сердце Цитадели?! Насмешка над нерукотворным величием Утумно?! И этот нолдор теперь занимает место ошуйю трона?!”
– Я благодарен Феанору за работу его мастеров, – раздался голос Властелина. – Пусть Песнь Утумно нам не возродить, но рукотворное воссоздание ее – прекрасно.

59

Властелин, за что ты так нас… меня?
Тебе достаточно было просто сказать, что ты хочешь видеть эти колонны созданными заново – и я бы всех сил не пожалел, да и Саурон, я думаю, тоже вспомнил бы то, чему когда-то нас с ним учил Ауле. Мы бы сделали – не это пропитанное ненавистью подражание, а блистательное воспоминание о твоем творении.
Почему ты поручил это – не мне?
Или… твой нолдор взялся за эту работу без твоего повеления? Сам?
За это ты и возвысил его над нами?

60

Майары стояли, сгрудившись, и даже лишенный облика Анкас чувствовал раздражение, удивление, обиду, царящую в затихшем Тронном зале.
И вдруг в тишине весело позвучало:
– Мр-ррмяа-ауууррр…
Тильд, нахально задрав хвост, прошествовал вперед, перепрыгнул расщелину, подошел к одному светильнику, обнюхал его с такой тщательностью, что на это было невозможно смотреть без улыбки; потом подошел ко второму, лизнул его, завопил, то ли обжегшись, то ли (что было больше похоже на правду) – притворяясь…
При виде этакого зрелища губы, едва сдерживаясь, кусали все, включая Феанора. От гнева майар не осталось и следа.
А Тильд, довольный тем, что погасил очередную ссору, продолжал действо.
Он с нарочитым величием взошел на ступени трона, встал на свое место – на второй сверху ступени, заерзал там, будто ему вдруг стало неудобно, поднялся на верхнюю – и принялся обнюхивать сапоги Пламенного. Делал он это с таким выражением, что Феанору стоило большого усилия воли не наклониться погладить бессовестного кота.
Завершив церемонию обнюхивания, Тильд муркнул и улегся у ног Мелькора, давая понять Ирбину, что хотя место того на верхней ступени теперь занято, но на второй – освободилось.
То, что Тильд сам поднял себя до Саурона и Властелина, никого не задело – глупо сердиться на шута.
А сам Тевильдо усмехался в усы – и громко мурчал вслух…

Глава 5. Путь к смерти

…Орфей (или Маглор) привычно спускается в ад.
Он пробует петь – но срывается голос в дыму,
Он хочет найти их и вместе вернуться обратно,
Но он не сумеет спасти ни подругу, ни брата –
Поскольку любви, как всегда, не достанет ему.
Ханна

1

Когда я снова почувствовал, что на меня устремлен взгляд палантира, я был готов к этому.
Я опять, в который раз, словно встал перед зеркалом.
Только отражался в этом зеркале я-вчерашний. Былой. Тот, кто был, и кого больше не будет никогда.
Я смотрюсь в самого себя – смотрюсь в свое творение, в собственную силу... с которой я-сегодняшний имею так мало общего.
Каким я был наивным мальчишкой, когда в Амане полагал, что иду против воли Валар! Я был тогда звук от звука их Музыки, я был такой же частью Амана, как всё в нем – от горделивой Таниквэтиль до цветка в садах Ваны.
Я был частью Амана и бунтовать против него мог не больше, чем сердце может выскочить из груди. Часть не может порвать с целым, даже если пытается...
Полагая себя бунтарем, ища свой (и только свой!) путь к свободе, я нес в себе Музыку Амана. Ее. Только ее. Различия были, но настолько малые... сейчас, после веков в Ангбанде, мне нужно усилие, чтобы отыскать их.
Когда же начался мой мятеж?
Нет, это была не дружба с Мелькором. Видя в нем брата, я тратил все силы, чтобы объяснить ему, как прекрасен Валинор (н-да, считая себя бунтарем... ох, и бунтарь был...). Мелькор не мог – да и не пытался – сказать мне ничего, что изменило бы мой мир. Нас объединяло нечто гораздо более важное, чем споры о том, хороши или плохи Владыки Амана...
Началось это позже. Отец, сыновья... Их молчание. Косые взгляды. Нахмуренные брови. Осуждение моей дружбы с Мелькором. Сначала – безмолвное. Потом...
Они – и неверие Манвэ в мой успех. Неверие в то, что я сумею дать Мелькору возможность действительно войти в наш мир. Не знаю, могло ли это мне удаться, – но все так целеустремленно не верили, что перестал верить и я.
И остался с тем, кого назвал братом. Кто назвал братом меня. Кто спас мне жизнь, наконец.
Да, Маэдрос, да. Ты и твои братья сделали всё, чтобы я ушел к Мелькору. Чтобы ушел в Ангбанд. Чтобы стал частью Ангбанда.
Только сделали вы это не тогда, когда оставили меня один на один против балрогов, а много, много раньше. Еще до изгнания в Форменос.
...Я чувствую прикосновение силы палантира – и смотрю на себя прежнего. Каким я был. Каким я уже никогда не стану.

2

Память… слово Воплощенных.
Память – это то, чего уже нет. Оно было – и кончилось. Только память осталась.
Я чтил Ауле, но не любил его. Я был ему верен – это правда. Я старался следовать его идеям, воплощать его замыслы. У меня плохо получалось: то скала не там вылезет, то вместо гранита пойдет туф… Но если я ошибался (по меркам Ауле) чаще прочих, то и усерден был больше всех. Так что мастерство мое хвалили неоднократно.
И всё-таки Ауле больше ценил во мне верность, чем искусство.
Поэтому, когда мы все ощутили, что с нашими творениями что-то происходит – там, в Эндорэ, где хозяйничает Восставший, то Ауле послал туда именно Аулендила.
Меня.
Я увидел, как Мелькор перепевает наши горы. Перепевает – даже не по-своему. Если бы он заменял нашу систему своей, я бы это понял. Но в его Песни не было никакого заранее намеченного плана. Наш стройный рисунок горных хребтов оказывался смят, смешан… где-то изменен, где-то оставлен… я не понимал, чего хочет Восставший.
В его отсутствии системы было что-то… я не мог понять, чем мне нравится эта переделка.
Я не таился, и Восставший обратился ко мне:
– Давай, попробуем вместе! – словно он не знал о том, что я служу Ауле.
А не слышать этого он не мог…
Я опешил:
– Я не могу… меня послали сюда…
– Следить за мной?! – он расхохотался, и от его смеха горные обвалы сотрясли Арду. – Ну так следи! Смотри!
Я стал смотреть. Я видел Силу, гордую собой и прекрасную в своей мощи, я видел Волю, всевластную и не подчиняющуюся никому, я видел Порыв, перед которым отступили все четырнадцать Владык, я видел – Свободу.
Свободу от какой бы то ни было системы, свободу воплощения любого замысла, свободу, где меня не заставят менять туф на гранит и стесывать лишнюю скалу…
Это было прекрасно.
И я ушел вместе с Мелькором. Моим первым – тогда единственным – другом.
Мы вместе трудились в Утумно, творя подземную цитадель. Я узнал других майар – ушедшего от Нэссы Тильда, покинувшего Манвэ Анкаса, оставивших Яванну Ирбина и Вьяр, разочаровавшихся в Ирмо Талло и Глаура. Таринвитис и Дарг всегда были с Мелькором. Позже меня пришли только Хенола с Ронноу.
Но возведение Утумно было начато задолго до меня, и мне было мало – участвовать в завершении трудов других. Я хотел сотворить нечто сам. Один – от начала до конца.
Мелькор одобрил мой замысел, и я ушел на ледяные пустоши.
Здесь я запел.
Я пел – и горы вонзали свои клыки в небо; я пел – и земля взбухала нарывами гейзеров, я пел – и моя Песнь застывала крепчайшим камнем, обретая облик Цитадели, неколебимой, незыблемой – и покорной творцу.
Я шел по пустым залам, коридорам, покоям, доводя их до совершенства и готовя в подарок тот – Тильду, этот – Тарис… В Тронный зал я вошел напоследок. Впрочем, трона тогда не было – я не мог найти зримого воплощения своим думам о величии Мелькора.
Странный замысел возник у меня…
Ангбанд был завершен – весь, кроме Тронного, но о последней недоделке не знал никто. Я позвал Мелькора принять мой подарок.
Я показал ему Тангородрим, горы, крепость – он был доволен. Да я и сам гордился работой.
Потом мы вошли в огромный зал, где не было ни капли света.
– Зажги огонь, Властелин, – попросил я его.
– Что ты от меня хочешь? – улыбнулся Мелькор.
– Под нами – огненное чрево Тангородрима. Выпусти огонь.
Мелькор скинул облик и рассек камень так, словно это был древесный лист. Протуберанцы пламени рванулись ввысь.
И в черноте зала, медленно обретая плоть, возник каменный трон на высоких ступенях…

3

Мерзавец! Он не оценил мой водопад!
Я так мечтал исправить эти горы – да если бы не мое желание изменить этот пейзаж, Феанор бы едва ли узнал о том, как Унголианта тянула из меня силы! …или узнал бы, но потом, позже.
Как только я почувствовал, что этой твари больше нет, я немедленно занялся водопадом: поднял горы, сделал резче линии, убрал весь этот хаос камней. Строго, ясно, продуманно.
Я хотел помириться с Первым Помощником – а то между нами рос молчаливый разлад. Я именно его позвал первым полюбоваться моим новым творением.
Негодяй, он даже осмелился похвалить – сухо, по обязанности. Лживо.
Феанор хоть прямо сказал, что ему новый вид не нравится. Тоже ничего в подлинной красоте не понимает – но хоть честен.

4

– Здравствуй, Тиндил!
Увидев своего былого друга среди нолдор, привезших мастерам еду, Мори просиял.
Все эти века он не забывал о своем старшем товарище, с кем они вместе попали в плен. Более того, он отлично знал, что тот предпочел возиться с землей, а не трудиться в пещерах. Мори даже много раз хотел навестить его. Хотел… только вот… то Феанора одного нельзя оставлять, то за мастерами глаз да глаз нужен, то самому работать хочется…
Недосуг было.
Зато теперь – встретились.
– Ну, Тиндил? Ты что молчишь? Ты не узнал меня?
Искренняя улыбка. Искреннее удивление.
В ответ – равнодушный взгляд становится холодным.
– Узнал.
Недоумение. Удивление. И чуть – обида:
– Ты что? Ведь мы когда-то были друзьями. Ты помнишь – нас вместе взяли в плен…
Мори осекается. Да, конечно, когда-то он был пленным. Он это помнит. Только вот…
Юноша невольно по-новому смотрит на Тиндила и оглядывает самого себя. Ещё издали увидев пришедших земледельцев, Ученик Мастера быстрым взглядом окинул их одежду и отметил: “Добротная. Всё в порядке”. Конечно, беспокоиться было не о чем: холщовые штаны и рубаха не изношены, сапоги хорошие. А свою одежду Мори привык оценивать на фоне феаноровой. То есть – считать скромной, сдержанной: и туника до колен не доходит, и шитый откидной рукав – той же длины, и орнамент из камней – не шире пальца.
И тут он посмотрел на себя глазами Тиндила. Шелк рубахи и замша туники, расшитой камнями, – против холстины.
А ведь в плен попали вместе…
Тиндил молчит – словно ожидая, когда Ученик Мастера его отпустит.
– Тиндил, послушай, но я же не виноват! Мастер сам выбрал меня!
Тот молчит.
– Тиндил, да что ты так смотришь, как будто я – тюремщик?! Ведь я же Мори, твой друг!
Холодный ответ:
– Среди моих друзей имя Мори не носит ни один.
– Ну, ладно, не “Мори”. Уголек. Какая разница?!
– Никакой, – спокойный, безучастный тон. – Для того, кто черен душой, нет никакой разницы, назовут.

5

Я вздрогнул, как от пощечины.
Да как он смеет?!
Он, червь земляной, жизнь которого в моих руках, он, кого я хотел поднять до себя, – как смеет он так говорить со мной?!
Да я его… вон, орки глазищами сверкают, им давно хочется над кем из нолдор покуражиться…
Я сам испугался своих мыслей.
Я сам испугался власти, которой обладаю. Которая незаметно пришла мне в руки.
Но я же не хотел!
Я не хотел такой власти, я не хотел этой ссоры с другом… бывшим другом.
А он – он ждет. Ждет, похоже, вспышки моей ярости.
Зачем?!
Зачем ему нужно, чтобы я отдал его на расправу оркам?! Чтобы доказать мне мою собственную черноту?
Тиндил, за что?
Что я сделал тебе дурного?
За что ты ненавидишь меня?
Я же закрываю вас, дурачье гордое, от орков. Пусть я жёсток и даже жесток – я жизнь вам спасаю!
А ты меня презираешь…

6

Мори почувствовал, как на его глаза наворачиваются слезы.
Он забыл, зачем сейчас спустился к пленным, забыл обо всех делах, ещё утром казавшихся ему важными, – и он бросился прочь, по коридорам, лестницам, вверх, вверх…
Двери едва ли не сами распахнулись ему навстречу; он влетел в кабинет, сел за стол, где лежали приготовленные к работе камни.
Узор прожилок… да, он говорит о многом. О том, что внутри. Он внятно говорит, стоит ли расщепить камень, распилить – или оставить целым. Узор – он словно руку тебе протягивает.
Руку, за которую можно уцепиться.
Камень красив – но он хочет стать лучше. Он хочет раскрыть свою душу. И он внятно дает понять мастеру, как освободить дремлющее внутри совершенство.
Распил. Шлифовка.
Следующий.
Здесь – отбить. Отшлифовать.
Следующий. Шлифовка. Надпилить. Шлифовка.
Следующий…
Камень не предаст. Если ты вкладываешь в него душу – камень станет истинно прекрасен.
– Камень не предает, – сказал Феанор, в упор глядя на Мори.
Тот поднял голову.
Когда он влетел в кабинет, за окном было светло. А сейчас – по стенам горят светильники, и два зажжены на столе.
Раньше их не было здесь. Значит, их поставил Феанор. Для него. Поставил молча, чтобы не отрывать.
Мори закусил губу: Мастер позаботился о нем, а он, прячась в работе от своего гнева, даже не заметил этого.
Феанор сел напротив, спросил, словно продолжая разговор:
– Так что у тебя стряслось, Мори?
– У меня?
– У тебя. Ты никогда не работал – так. И вряд ли для тебя эти камни – прекраснее всего, что может быть в жизни. Скорее – ты прячешься за работой. И я спрашиваю: от чего?
– Я… я встретил друга… бывшего друга… То есть… друга по той, по прежней жизни.
– Ясно.
Тишина. Только трещит слишком длинный фитиль в одном из светильников.
– Государь! – Мори схватил его руку. – Ведь это несправедливо! Ведь мы им жизнь спасаем. А они…
– Мори, – Феанор накрыл его руку своей, – я ещё в той, прежней жизни дошел до грани мира. Мой дух покинул Арду и смог вернуться. Я добыл силиму. Я создал Сильмарили. Я соединил Тьму и Свет, жизнь и смерть в Венце. Я создал больше, чем было под силу Валарам. Но даже я не могу сделать мир – справедливым.
– Но это ведь…
– Малыш, это – жизнь. Не мне и уж тем более не тебе изменить её. Просто пойми: тебе могут простить дерзость. Тебе могут простить зло. Но добра – тебе не простят. Так создан мир.
– Государь, я не верю тебе! Не желаю верить.
– Не верь, – пожал плечами Феанор. – Не верь, если не хочешь. Это ничего не изменит. Просто запомни, малыш: на добро тебе ответят страхом и ненавистью. Если повезет – отчуждением, и только им. Вот камень, – Феанор перекатил в ладони несколько сегодняшних работ ученика, – он тебе на заботу ответит красотой. Да ты и сам это видишь.
– Но я не могу так! – Мори вскочил. – Я не могу закрыться от эльдар и в этих камнях видеть единственных своих друзей!
– Малыш, ты ещё очень молод, – Феанор встал, подошел, потрепал Мори по густым черным кудрям. – Верь, если верится. Но помни: выход из любой беды – вот он. Только он.
Мастер указал на рабочий стол.

7

Значит, есть “мы” и есть “они”!
До сего дня я наивно полагал, что все мы – “мы”.
Ошибался.
Тогда кто – “мы”? Я, Государь, – и?
И всё?
Или ещё – Властелин?
Точно ли он не хочет войны – или просто согласен с Государем?
Не знаю.
Всё прочее – “они”. Им всё равно, что делаем “мы”. Заботься мы о них или терзай – нет разницы: “мы” для “них” будем палачами.
Ат-тлично! Я запомню.
Государь добр. Государь чувствует вину перед ними. Ну и… есть она, что уж лгать.
Но я-то не виновен!
Только вот они считают меня в числе тюремщиков.

8

– Ты что нос повесил, Тиндил?
– Да так…
Бунтарь присел рядом:
– Новости о ком-то? Или друга среди новеньких увидел?
– Увидел. Только не среди новеньких.
Бунтарь промолчал: дескать, захочешь рассказать – я слушаю, а нет – так не навязываюсь.
– Вместе через Лед шли. – Тиндил проглотил комок в горле. – Он тогда маленьким совсем был. Мать на его глазах умерла. Потом здесь отец почти сразу погиб. Я этого мальчишку пригрел, взял к себе в отряд…
– И сейчас он среди мастеров! Но это не повод для такого отчаяния, а?
– Не-ет. Нет его среди мастеров. Он – у Мастера. Ученик Мастера, Мори. Слышал о таком?!
Крикнул зло, словно это Бунтарь был виновен в превращении Уголька в Мори.
Бунтарь вздохнул. Отвечать было решительно нечего.
Помолчали.
– Выпить хочешь? – сказал Бунтарь. – Сбегать за бурдюком?
– Не хочу я выпить! Я… – Тиндил зажмурился, – я не хочу больше жить этой жизнью. Я уйду.
– Умереть решил?
– Нет. Смерть – поступок труса. Отпустить феа просто. Но это значит – умереть таким же рабом, каким я живу! А я хочу уйти на свободу. И уйду.
– Отсюда нет выхода.
– Кто тебе это сказал? Мастер?! И давно ты ему веришь?!
Бунтарь закусил губу.
– Слушай меня. – Тиндил схватил его за плечи. – Мне наплевать, есть отсюда выход или нет! Я не раб. Не – раб – я! – закричал он, словно доказывая этим криком всем, всему Ангбанду, горам, свивающим ущелья в лабиринты, оркам, ждущим поживы, Морготу, который смеется над терзаниями нолдор, Мастеру, своей заботой превращающему их в рабов…
– Я не раб, Бунтарь. И я уйду – свободным. Повезет – и к свободе. Не повезет – к смерти. Но я не останусь здесь.
Бунтарь сжал его руку:
– Иди.
– Пойдем вместе?
– Ни в коем случае!
– Почему?
– Да потому, глупец, что двоих заметить вдвое легче, чем одного.
– Но ты – тоже?
– Конечно. Мне стыдно, что не я первым решился на побег. Удачи, Тиндил.
– Давай встретимся в Хифлуме, Бунтарь, – весело прищурился Тиндил. – Честное слово, я не уйду оттуда, пока не дождусь тебя.
– Я выжду дюжину дней. А сейчас – пошли собирать тебе припас в дорогу.

9

Перевал. Ну и ветер здесь. По скале размазывает.
Холодище…
У нас в долине тепло, уютно. Фрукты растут. Даже з-з-забыв-в-ваешь, что з-з-здесь сев-в-вер!
Вот перевал и напомнил.
Л-ладно. Я хотел умереть свободным. Ну вот я и св-в-воб-боден. А смерть, похоже, гд-д-де-то рядом.
Всё равно – в-верх! Х-хоть горы перевалю. Б-буду ид-дти, пока жив-в-в…

10

По ту сторону гор Ангбанд отнюдь не кончался. По ту сторону гор он, можно сказать, только начинался.
Камень, лед и огонь. Это только кажется, что лед и огонь не уживутся рядом.
Тиндил увидел, что горы, окружавшие долину, были вулканами. Но вот лава их старательно стекала не куда придется, а наружу. Внутри персики зрели, а там…
Поля лавы. Безжизненные дали, едва различимые в вечном сумраке, – низкие тучи не дают солнцу хоть лучом коснуться этой земли.
Гейзеры. Плюются… нолдор было пригрелся рядом с одним, а тот прямо в него – кипящей водой и грязью. Вр-ражье творенье!
Снежные пустоши. Вдалеке ледники серебряной полосой ползут вниз. Упаси Единый оказаться на пути такого "живого серебра"! Кости в лепешку раскатает.
И – крепость. Нолдору казалось, что она неотступно следит за ним. Черный монолит, хищными зубьями башен вонзающийся в небо. Стервятник, распростерший свои крылья над Белериандом. Пристальный взгляд, видящий каждый шаг наивного беглеца.
День. Другой. Третий.
Тиндил шел на запад. Дорога отчетливо поднималась вверх.
Тропа. Чья тропа может быть здесь?! Здесь, где за трое суток он не увидел ни одной живой души. Чья бы ни была – прочь с нее!
Обледенелые камни. Холода уже нет. Не чувствуешь ничего. Тело уже – не твое. Потерявшее ощущения, тело послушно ползет вверх. Что там?
Неважно.
Вверх. Через лед и камень. Впереди – что?
Цель.
Какая?
Не вспомнить…
Вверх. Вверх. Вверх.

11

– Гхарт! Командир! Смотри!
– Балрог меня подери! Мясо ползет!
– Дохлое оно какое-то…
– Ага, долго не протянет. Не особо позабавишься…
– Цыц! Всё мясо внутри Ангбанда принадлежит Повелителям.
– Что, даже поиграть нельзя?
– Кто сказал “поиграть”?!
Гробовое молчание.
– То-то. Сейчас я это мясо беру, мы его связываем и ты, Урштаг, отправляешься к Повелителю Воинов. Лично ему доложишь, что у нас на заставе мясо. Спросишь, что делать.
– Командир, кто меня пустит – к самому Повелителю-то?
– Пройдешь, я сказал!

12

Для орков бежавший пленник – это сначала весело (ведь нет ничего забавнее квына, корчащегося под пытками!), а потом вкусно.
Им повезло.
Им повезло больше, чем они думают: я ценю тех воинов, которые будут честны там, где их ложь никто не заметит.
Последние годы я не уделял достаточно внимания тому, что творится в Ангбанде. Мой просчет. Сегодня же исправлюсь.
Мои летучие мыши будут летать не только с внешней стороны дозоров, но и с внутренней.
А орки – молодцы. Надо будет к ним присмотреться – похоже, скоро я получу десяток новых гвардейцев.
Теперь – нолдор Властелина. В то, что он сам позволил пленнику бежать, верится слабо. Значит, этот побег – неожиданность для него.
Когда он хватится, от его пленного кусочка живого не останется.
Но… нет, не станет он говорить Властелину, что орки позабавились с беглецом. Нолдор Властелина, конечно, негодяй, но негодяй гордый. Мне легче представить его служащим Ангбанду, чем жалующимся Мелькору.
Он ничего не скажет.
И я ничего не скажу.
Властелину совершенно незачем знать лишнее.

13

– А кто вам сказал, что они уходят на свободу?!
– Трус!
– С каких пор разум называется трусостью?
– А с тех, когда ты предпочел служить Морготу!..
– Не смей! Если бы я собирался служить Морготу, я остался бы в мастерских. У меня руки до сих пор тоскуют по работе. Сам Ауле однажды...
– Ну вот и вспоминай. Копайся в земле и вспоминай.
– Перестаньте. А ну, тихо!
– Что ты скажешь нам такого, чего бы мы не знали?
– Собратья, послушайте меня. Речь идет не о споре ради спора. Речь – о нашей свободе. Что мы знаем об уходящих?
– Ничего!
– Нет. Мы знаем, что они уходят – но для нас ничего не меняется.
– Они один за другим вырываются на свободу! И я тоже...
– Погоди! Ты, тоже, конечно. Но они – что угодно, только не “вырываются”. Вырваться – значит перебить орков на заставе.
– Н-да... тогда нас бы точно...
– Именно.
– Одно из двух: либо они все находят совершенно неохраняемую тропу...
– Во что я охотно верю!
– Глупец!
– Либо...
– Либо всех их уже давно...
– Но почему тогда не тронули нас?
– А, может, это у орков забава такая?
– Ну, я им покажу забаву, когда выберусь отсюда!
– Я боюсь, что наших братьев уже... Бежать бессмысленно.
– Давно ли ты повторяешь слова этого Фенырга? Тебе в мастерские не пора?
– Прекрати свои шуточки!
– Да всё равно, что нас ждет по ту сторону перевала! Бежать – ради побега! Свобода ради свободы!
– Это безумие!
– Ты говоришь, как раб!
– Да послу...

14

Это была моя вина.
В-валары! Сколько лет я не желал думать об этих “землепашцах”. Выбрасывал их, как пустую породу.
А это не пустая порода. Это нолдоры из нолдор. Бунтари вроде меня самого. Будь я пленником в Ангбанде, я бы ни за что не согласился работать. Я бы бежал при первой возможности.
Как они.
Второй раз в жизни ошибиться так глупо! Я счел “пустой породой” Финголфина и всех, кто шел за ним, – а они доказали, что нолдорской решительности в них поболее, чем во мне самом. Я-то даже не подумал о пути через Лед. Впрочем, я спешил тогда.
Л-ладно, дело прошлое.
Вот и этих я выбросил из мастерских и забыл. Думать о них не желал. Раз они не хотят признавать мою волю – они не существуют для меня!
Глупец, ох, глупец…
Самых дерзких, самых непокорных я оставил без малейшего надзора! Конечно, мне интересны были мастера. Были, есть и будут. Всё, в чем нет творчества, мне отвратительно.
Ну, вот и получил.
Заметил неладное, только когда мастерам стало ощутимо недоставать еды.
Пошел выяснять, в чем причина.
И вот вижу.
“Землепашцев” почти вдвое меньше, чем должно быть.

15

– Свободу, значит, любим…
Только это и сказал “темный майар Фенырг”, увидев, сколько осталось пленных, работающих на земле.
Устало сел на камень, сцепил руки.
Нолдоры один за другим молча подходили. Они все эти годы боялись, конечно, – боялись появления Мастера. И вот это произошло.
Только совсем не так, как они предполагали.
Ни ярости, ни гнева. Ни орочьих пыток, которые ждут пособников беглецов.
Ничего.
Тихий, усталый голос. Будничный тон.
– Давно бегаете-то?
Молчание.
Испуг на некоторых лицах.
"Фенырг" обводит их внимательным взглядом. Мучительно вспоминает, давно ли здесь пугающиеся.
– То есть – не очень, – отвечает он за них.
Тишина.
Почти все уже собрались вокруг. Если бы он ярился, они бы бежали прочь, но это немыслимое спокойствие притягивает нолдор против воли.
– Выпить принесите... свободолюбцы.
Рука, привычно вытянутая в сторону. Рука того, кто уверен – сейчас побегут и вложат в раскрытую ладонь чашу.
Вложили бурдюк. Очень быстро.
"Фенырг" пил долго и жадно. Не глядя, вернул изрядно полегчавший бурдюк. Кому-то.
– По какой тропе они уходили?
Молчание. Напряженное и – дерзкое.
– Ну и не говорите... Думаете, мне трудно это узнать самому?
Он закрыл глаза, глубоко вдохнул. Его осанка неуловимо изменилась, и многим показалось, что это он – пленник, жадно ищущий свободы.
Он пошел, раздвинув толпу широкими плечами. Начал подниматься по всем знакомой тропе.
По тропе, о которой многие мечтали, высчитывая дни и месяцы до своего побега.
Мастер прошел десяток шагов, обернулся и крикнул:
– Мертвы они!! Мертвы все, поймите это, слепцы! Молите... уж не знаю, кого тут можно молить, чтобы я успел спасти из-под пыток хоть одного-двух!!
От его крика со скал сорвалось несколько камней.

16

Негодяй, ты хочешь сказать, что мы – союзники?!
Нет, нолдо. Мне не нужны твои подачки. Даже если ты сам считаешь их – подарками.
Ты приноровился избавляться от неугодных – руками моих орков.
Ты, наверное, считаешь, что оказал невесть какую услугу Ангбанду.
Нет. Не-ет.
Это ничего не значит.
Да, для орков – настоящая награда оказаться на той затертой в глубоком тылу заставе. Да, я отправляю туда – в награду.
Но запомни, нолдо: эти орки ни-че-го не значат для Ангбанда. Простые армейские. Серая скотинка.
Ты сам – как не служил Ангбанду, так и не служишь. Это и только это важно для меня.
Можешь подкармливать своими бунтарями простых орков. Можешь этого не делать.
Для моих гвардейцев, дорожащих охотой (и добычей!), это ничего не меняет.
Для меня не меняет тем более.
Вот уже десяток лет ты пытаешься убедить меня в своей верности Ангбанду.
Орков ты изрядно развлекаешь и вкусно кормишь – своими беглецами.
Меня – ха! Я нолдор не ем.

17

Присел на перевале. Хорошо-о-о...
Ветер дует. Снежный ветер.
Впереди – Ангбанд.
Долина без дорог.
Ну?
Куда они уходили?
Найти ближайшую заставу, припугнуть?
А кто сказал, что они добирались именно до ближайшей?
Я должен пройти их путем. Повторить все их ошибки. Словно это я – беглец на чужой земле.
Это я “бегу” из Ангбанда. Из страны Врага.
Нет, не так.
Из страны-врага.

18

Как девятый вал обрушивается на пловца и вертит его, беспомощного, между своих соленых жерновов, так и разум Государя Форменоса оказался смят, сметен, сломлен двумя прорвавшимися чувствами: ненавистью к Ангбанду и жаждой свободы.
Не быть палачом своего народа.
Не подчиняться безликой власти, против которой восстает каждая искорка сознания!
Вырваться!
Феанор шел, не чувствуя ни ледяного ветра, ни жара гейзеров. Шел быстро, стремительно… да что шел – летел, и крыльями ему были мысли всех тех, кто прошел этой дорогой до него.
Как пес мчится по запаху, так Феанор шел по отголоскам их стремления. Глаза нолдора были закрыты – зрение сейчас только мешало.

Шабрук растянул губы в улыбке, ощерив клыки. Только что дозорные доложили, что внизу опять ползет мясо.
Это было неожиданно: последний раз мясо притащилось три дня назад. Десятник армии Шабрук никогда не слышал, чтобы мясо так часто выбиралось из своих гор.
Что ж, похоже, удача, доступная только лучшим, как плодовитая орчиха, решила сделать Шабрука своим избранником: сначала его вернули в строй (ходили слухи, что с кухни орка забрали по личному приказу Властелина; но в этакие басни Шабрук не верил), потом он как-то очень быстро стал десятником, потом за хор-рошую службу его наградили “дозором” на этой заставе. Между прочим, в подчинении Шабрука здесь были другие армейские десятники. А это значит, что скоро быть ему сотником.
Их уважение Шабрук завоевал после первого же пойманного квына. Бывший старший по кухне сначала умело отогрел добычу, очень забавно подпалив ее, но так, что замерзшее до полусмерти мясо потом прожило еще дней десять – и протянуло бы дольше, не будь у Арха лапы не тем концом вставлены! Сам Шабрук играл с мясом дней пять – видать, многое он делать насобачился, пока трудился на кухне. Другие дозорные не раз и не два просили своего десятника поучить их этаким хитростям…
– Мя-ас-с-со, командир!
– Сам вижу. Костерок разведите побольше: мясо согреем. Уршт и Фаштах, притащите его!
– Командир, а я?
– Командир, пусти, а?
– Шабрук, разреши…
– Арх, сиди и молчи, болван криворукий. Еще прикончишь мясо невзначай! Вы двое – ладно, идите. Хоть и много чести этому квыну – четверо на захват.

Опасности Феанор не почувствовал.
Как не чувствовали ее все те, опьяненные близостью свободы.
Но они были замерзшими до полусмерти. Они боялись взглянуть на юг, на черные башни Цитадели.
А он – просто шел к их свободе.
Зная заранее, что найдет не свободу, а их смерть.
Когда тяжесть смрадного орочьего тела обрушилась на него, Пламенный сбросил врага раньше, чем сам успел понять, что произошло.
Сзади раздался крик. Двойной: один орк неудачно рухнул на другого. Совсем неудачно.
Глаза Феанора открылись, руки сами обнажили Рок Огня.
Впереди стоял еще один орк.
Застывший в шоке.
И Феанор – отчетливо, обнажая зубы – улыбнулся ему.

Уршт отступил назад. Фаштах успел метнуться за скалу, чтобы напасть на квына сзади.
Это не мясо. Совсем не мясо.
Таких квынов ловят уруки по ту сторону гор. Да и то говорят, что десяток опытных уруков на одного эдакого – маловато.
Уршт не был уруком. Он не знал приемов, ему никогда не давали отличного уручьего ятагана. Уршт знал, что у него нет никаких шансов.
Но Уршт очень хотел выжить.
И сейчас он пятился, отвлекая квына на себя и давая Фаштаху подобраться сзади.

Феанор спокойно шел на него. Спокойствие хищника, решающего – напасть или нет.
Нападать на одинокого орка?!
Ему надо было узнать, а не убить.
Поэтому убивать он не собирался. Пока не нападут на него.
Орк продолжал пятиться – и косил глазом на своего товарища, крадущегося сзади врага.
Крадущийся... крался он – исключительно по меркам самих орков.
Феанор отлично слышал его торопливый, сбивчивый шаг. И, разворачиваясь, рубанул мечом назад за миг до нанесения удара.
Кровь из разрубленной орочьей груди фонтаном брызнула на нолдора.
Пламенный выдернул меч из умирающего и продолжил неторопливо подниматься к заставе, пока не видной за поворотом.
Он очень надеялся, что окровавленного клинка будет достаточно. Убивать ему было нельзя. Совсем нельзя.

Звуки схватки Шабрук не мог спутать ни с чем. Он отдал несколько приказов – безмолвно, жестами и движением глаз. К встрече квына заставщики были готовы раньше, чем из-за поворота выскочил Уршт.
Сам Шабрук с обнаженным ятаганом оставался на виду, остальные спрятались за выступами скал, чтобы привычно навалиться скопом.
Орки ждали врага.
Врага.
Но никак не того, кто медленно вышел из-за поворота.
– По…ве… ли… тель… – выдавил Шабрук.
Орки один за другим вышли из укрытий. Встали в ряд.
Семь кулаков стукнули в грудь – воинское приветствие Могучему.

Повелитель Фенырг медленно кивнул.
Феанор незаметно перевел дыхание. Узнали. Отлично.
Сел на камень. Вытянул левую руку, жестом требуя что-нибудь вытереть меч.
Замешательство.
Недолгое, впрочем.
Шабрук перевел глаза с руки Повелителя на его окровавленный меч, кивнул Уршту – и тот поспешил подать плащ Фаштаха. Всё равно Фаштаху плащ теперь без надобности.
Пламенный вытирал клинок медленно. Очень медленно.
Орки стояли, боясь вздохнуть.
Наконец Повелитель вложил меч в ножны и задумчиво проговорил:
– Интересные вещи я расскажу Саурону сегодня вечером...
Дозорные побледнели, позавидовав троим погибшим. Пламенный продолжал:
– ... что, когда я прогуливался по западным горам, на меня вдруг напали заставщики...
Шабрук осторожно перевел дыхание: Повелитель Фенырг недоволен только тем, что на него напали. У него нет недовольства тем, как напали дозорные!
Стало быть, Повелитель Фенырг не знает, что Повелитель Воинов не карает за излишнюю бдительность. Что наказать дозорных могут за неумелый захват.
Шабрук решил, что есть шанс выкрутиться.
– ... по ошибке приняв меня за беглеца. Ни одежды моей не разглядели, ни даже меча. Ох и посмеется Саурон над наблюдательностью наших застав!
Пламенный посмотрел на небо, видимо, воображая смех Саурона.
“Он врет, – понял Шабрук. – Он не знает, на что именно Повелитель Воинов привык гневаться. Он… да, он никогда не говорил с Повелителем!”
Десятник перестал бояться:
– Повелитель Фенырг...
Феанор приподнял бровь: ну?
Мысли Шабрука лихорадочно вертелись: зачем здесь Повелитель Фенырг? Воинских дел он не знает – видать, не положено ему, Повелителю Пленных, разбираться в этом.
Значит, он здесь, чтобы проверить… ну да, проверить, как ловят пленных. Для того и пришел сюда, притворившись мясом.
Десятник гордо поднял голову:
– Повелитель, мясо никогда не сопротивляется по-настоящему. Его всегда ловят быстро. Если Повелителю угодно – можно пересчитать черепа. Все беглецы остались здесь.
– И меня приняли за пленного? – снова поднял бровь Фенырг. – Это очень интересно. Или здесь собрались слепцы?
Мясо? Т-так? С-самих бы вас на мясо!”
Феанор сделал вид, что пропустил слова о черепах. На самом деле... но обнаруживать свои чувства перед орками было нельзя.
– Повелитель Фенырг похож на них, – Шабрук на всякий случай поклонился. – Другие Повелители не пахнут так, как квын-хаи.
Пламенный закусил губу: он не имел права убить этих орков. Хотя хотелось. Но – многие хотели убить его нолдор. И – пока он разумен – тоже не имели права.
Впрочем, никто не мешает слегка помучить заставщиков.
– Да, я понял, – Повелитель Фенырг встал и собрался уходить. – Орки полагаются на чутье, не на зрение. Глаза вам совершенно не нужны. Раз вы не можете увидеть разницу между Повелителем и квын-хаем – зачем вам глаза?
“Врешь! Вр-р-реш-ш-шшшь!! Будь здесь Повелитель Воинов – мы были бы ослеплены раньше, чем он договорил бы до конца. А ты – врешь!”
Шабрук уже совершенно не боялся. Но дерзить Повелителю, с которым, по слухам, дружит сам Властелин, мог только глупец.
Глупцом Шабрук не был.
– Мы молим Повелителя Фенырга простить нас. Мы никогда больше не примем Повелителя Фенырга за квын-хая.

19

Больше всего сейчас хотелось разрубить этого орка пополам.
Мало мне было того, что пришлось просить Мелькора убрать негодяя с кухни – мой мальчишка трясся при одной мысли о нем! Мало мне было этого – так двуногая зверюга теперь похваляется, что ни одного пленного не осталось в живых.
Пал-лач!
Что, Повелитель Фенырг, все черепа здесь? Можешь пересчитать!
Кажется, ты именно за этим и пришел?
Эти твари лучше меня знают число погибших! А я и число живых представляю смутно.
Можешь выместить свою злобу на нем, Повелитель Фенырг. Рубить его – неразумно, но ты же можешь рассказать, как на тебя напали. Не Саурону, нет. Мелькору.
Только я не расскажу. И дело не в гордости... хотя и в гордости тоже.
Этот жадный до крови орк – всего лишь меч в рубящей руке.
А рука... это даже не Саурон.
Это я.
Я, безразличный к судьбе своих бунтарей.
Выместишь ли свою злобу – на этом орке, Повелитель Фенырг?
Так просто – карать других за свои ошибки.

20

– Уверен, что не примете, – усмехнулся Феанор, оборачиваясь.
Орки сжали кулаки в воинском салюте. Вид у них был такой, будто они готовы в любой миг ринуться исполнять приказ Повелителя Фенырга.
Пламенный отвернулся. Брезгливо скривился. Но этого орки уже не увидели.
Он медленно пошел вниз, туда, где, раскатисто каркая, кружили вороны над убитыми орками (или кто-нибудь из них еще жив? неважно, главное, чтобы Мелькор сейчас не вздумал смотреть глазами именно этих птиц).
Шабрук сжимал кулак, с ненавистью глядя в спину… Повелителю? квыну? мясу?
Мясу. Возомнившему о себе мясу. До которого пока что не добраться.
Пока что.

21

А вид отсюда – удивительно красивый.
Гейзеры паром фыркают, иногда фонтанами воду вверх бросают.
Далеко видно...
На горизонте северную стену Эред Энгрин разглядеть можно.
Сижу и любуюсь.
Очень не хочется думать о том, что сейчас учинят мои "землепашцы". Они испугаются, это я знаю точно.
Но вот что они сделают от страха?
Решат переждать? Дадут мне время на поиски решения?
Или – рванут "пока не поздно"?
И чего я из кожи вон лезу, чтобы оставить в живых тех, кто торопится к оркам на жаркое?! Они ж смерть рабству предпочитают!
Вот и шло бы всё – как шло. И бунтари довольны – пока живы. И орки довольны, и в Ангбанде поспокойнее.
Мне достаточно просто ничего не сделать. Вернуться к своим занятиям. К своим мастерам. Сказать, что самоубийцы выбирают сами.
Правду сказать, между прочим.
А я?
А я хочу совершить самый неразумный поступок – спасти их жизни.
Зачем?
Хотя бы затем, чтобы не отдавать этих глупых гордецов на забаву оркам.
Мои бунтари не оставили мне выхода.
Я им – тоже не оставлю выхода.
В прямом смысле.

22

Раньше, вздумай я проверить, насколько готов к бою, я бы разрушил гору-другую. Расколол бы ее – так, этак и еще как-нибудь. По камешкам бы разлетелась. Песком бы рассыпалась.
Впрочем, раньше мне не нужно было проверять.
А сейчас… с горами, увы, всё ясно. Только в самом крайнем случае я могу попытаться что-то сделать с плотью Арды. И нет ни малейшей уверенности, что я достигну успеха.
Я не воин. По нашим меркам. По меркам Стихий.
Века идут – мирно. Мои собратья или забыли об Эндорэ, или не собираются сюда. Никаких признаков их внимания.
И это – замечательно. Слов нет, как хорошо!
Тем более, что я до сих пор не уверен в Пламенном. Что-то не так в его возне с пленными. Ему это не приносит радости, а стало быть – он не испытывает ко мне той благодарности, которая заставит его слепо пойти за мной, случись беда.
Хотя… слепо Феанор пойти не способен. Он пойдет осознанно. Только так.
Но вот пойдет ли?
“Крылья бабочки”. “Смерч над полем”. Опять – “Крылья”.
Обыкновенная разминка. Это треклятое воплощенное тело требует разминки перед тренировкой.
Слово-то какое: “тре-ни-ров-ка”! Насквозь аданское.
Когда около века назад я почувствовал, что боль в руках слабеет, я взялся за меч.
Нет, разумеется, выходить с мечом против Стихий… х-ха, это было бы забавно!
Не для этого мне нужен клинок. Не тело тренировать.
Дух.

23

Надо было торопиться в крепость, но Феанор шел небыстро. Это не было той нарочитой медлительностью, которой он только что пугал орков (гм, десятник их не очень-то испугался), – просто Пламенный искал решение и не мог найти его.
Надо было попросить Мелькора запереть кольцо гор, в котором трудятся “землепашцы”. Попросить как можно скорее. Пока не случился новый побег.
Но.
Попросить надо так, чтобы вызвать как можно меньше вопросов.
Учитывая, что они с Мелькором почти читают мысли друг друга... задача!
Если бы удалось поговорить между делом... вскользь упомянуть. Но – между каким делом? Чем бы с ним заняться? Камень и металл он чувствует всё хуже и хуже...
Феанор отвлекся от раздумий, критически глянув на дорогу.
Кажется, правым ущельем добраться до крепости – быстрее. Правда, оно незнакомо, но... что-то туда тянет.
Феанор завернул за скалу и замер.
Он увидел небольшую ровную площадку, а там – Мелькора с мечом в руках.

Властелин вздрогнул. Во время тренировок его не смел беспокоить никто. Он закрывался от всего Ангбанда.
Но сейчас, видно, слишком сильны были мысли Темного Валы о Феаноре, с которым они в Амане не только работали в два молота: после того, как Мелькор рассказал ему о мечах и Пламенный выковал себе Рок Огня, друзья часто скрещивали клинки.
Мелькору ощутимо не хватало Феанора во время нынешних тренировок.
Ну вот Ангбанд и привел Пламенного.
Крепость, послушная воле Властелина.
…Замешательство Мелькора длилось мгновение.
Раз Феанор здесь – надо извлечь максимум пользы из его неожиданного появления. И – сделать вид, что всё так и было задумано.
Улыбнувшись другу, Темный Вала через миг – атаковал.
Неожиданные нападения были когда-то их любимой игрой.

“Мелькор? С мечом?
Он, что, узнал?!
Да нет, просто тренируется.
Обнажить меч и вперед.
В-валары!
Стер ли я кровь с клинка?! Если он увидит... Кажется, стер – всю.
А одежда?
Я же в крови!
Впрочем, на черном...
Не глядеть на тунику! Нельзя. Этим себя выдам...
Так, заметить ему нечего”.
– Ты меня всегда ловил на внезапных атаках.
Феанор демонстративно потер бедро, куда плашмя ударил меч Мелькора.

– Раньше ты не был так невнимателен, – приподнял бровь Темный Вала. – Хочешь взять реванш?
– С удовольствием! – ответно улыбнулся Пламенный.
Его удар был ударом по мечу – слегка размяться перед новой серьезной схваткой.
А заодно и поговорить.
“Как кстати!”
– Между прочим, я давно хотел тебя попросить...
– И? – Темный Вала тоже не рубился в полную силу.
– Завязал бы ты... – скользящий удар по клинку, намек на “звездный луч”, – тропинки в горах, где мои умники еду растят, – “крепость в горах”, уход в оборону, – а то присматривать за ними...
– С чего вдруг? – “молнии” Мелькора начали бить по “крепости в горах”, – Или ты опасаешься побегов? В любом случае они не убегут, – “крепость” Феанора всё-таки не выдержала и меч Мелькора слегка задел плечо нолдора, – дальше застав.
– Так потому и прошу, – Феанор не остановился, невольно перейдя к “конскому скоку”, так что Мелькор под его натиском начал медленно пятиться, – что дальше застав, – “конский скок” превратился прямо-таки в галоп, – не убегут.
Властелину Ангбанда стало не до разговоров – удары сыпались на него градом, и противостоять натиску Пламенного было почти невозможно. Разъярившись, Мелькор сумел перейти в контратаку – и тогда отступать пришлось нолдору.
– А зачем тебе те, – “смерч над полем”, – кто рвется бежать? К чему Ангбанду бездельники?
– Ни к чему, – Феанор послушно согласился (слишком послушно!) и заодно отступил еще на пару шагов. – Только когда они десять раз пройдут... – ответный “смерч”, – по одной и той же тропе, то это их пыл... – “пропасть”, – поубавит!
“Пропасть” была любимым приемом Пламенного: его меч внезапно уходил вниз, так что клинок противника увлекал того вперед, и сам нолдор мог, разворачиваясь, нанести любой удар в незащищенную спину.
Меч Мелькора “провалился” в подставленную “пропасть”, и Феанор, оказавшись за спиной Темного Валы, плашмя ударил того по лопаткам. В бою это была бы отсеченная голова.
– Н-да. Неплохо... – Мелькор передернул плечами: хотя удар не был сильным, но сознание столь серьезного проигрыша никак не радовало. – Так о пленных. Кхм… Пусть глупцы ходят кругами. Заодно это заставит задуматься остальных. Так?
Феанор тоже опустил меч и встал, опираясь на него.
– Заставит, и весьма убедительно. Сделаешь?

24

Рога протрубили непонятно что. “Нападение с тыла” и – “салют Повелителю”.
Что за чушь?!
Как только я услышал эти передававшиеся от дозора к дозору сигналы рогов, я послал летучих мышей. Осмотреть все заставы. До нужной мои вестники долетели быстро.
Трупы я увидел. Полуобглоданные – как ни корми орков, а лишний кусок мяса никогда не упустят. Даже если это мясо сегодня утром было их товарищем.
Итак, два трупа.
Кто их убил?!
При чем тут Повелитель?!
Кто из Повелителей был там?!
Проще всего было бы послать мысль всем майарам. Спросить напрямую. Но с недавних пор… чем меньше будет знать тот же Анкас, тем лучше.
Надо решить эту задачку самому. Кто из майар – и зачем! – может напасть на орков.
Стоп.
Я глупец.
Не майар. “Повелитель”. Конечно же! Нолдор Властелина.
Атаковать дозорных той заставы, куда второй десяток лет выходят его беглецы, мог только он.
Тогда странно, что он не перебил всех. Впрочем, это мелочи.
Ат-тлично! Ты напал на воинов Ангбанда, нолдо. Ты понимаешь, что ты натворил?!
Властелин тебе этого не простит – не жизни пары дозорных (кому дорога жизнь двух армейских орков!), а нападения на заставу. Застава – это не орки. Застава – это Ангбанд.
Сегодня ты поднял меч на Ангбанд.
И, узнав об этом, Ангбанд не простит.
А Ангбанд – узнает. Я об этом позабочусь.
Да, я сам говорил, что нельзя убивать друга Властелина. Нельзя, несомненно.
Но можно и нужно казнить предателя.

25

“А ведь он раньше не отдыхал так долго. Руки? Наверняка руки. Или… не только руки. Если так, то это уже совсем плохо. А сам ни за что не скажет. Л-ладно, не всё на этом свете надо объяснять. Учту”.
Феанор сидел, привалившись спиной к скале, самым старательным образом показывая, как ему приятно отдохнуть.
Темный Вала хмуро посмотрел на него. Встал. Сделал повелительно движение пальцами: поднимайся.
Это была не просьба друга. Это был приказ.
“Кажется, меня собираются порезать на кусочки, – Феанор улыбнулся одними уголками губ, вскочив следом и изготовившись к обороне. – Мы оба сегодня увлекаемся больше, чем следует. Такого никогда раньше не было...”
Стало не до посторонних мыслей. Не до разговоров тем более. Восставший проиграл поединок и сейчас должен был взять реванш. Перед Мелькором был не друг – соперник.
Темный Вала рубился в полную силу.
Феанору было очень трудно.
Трудно поддаться.
Потому что сознание было бессильно против этой лавины ударов.
Взбунтовавшееся тело откликалось помимо воли, и оборона нолдора была непробиваемой. Он искал возможность открыться, дать Мелькору выиграть этот злосчастный поединок и успокоиться, – но под такими ударами открываться было просто опасно.
Лишаться руки или ноги совершенно не входило в планы Феанора.
Наконец пыл Мелькора поугас.
Феанор облегченно выдохнул и стал нападать.
Он рубил широкими взмахами. Его “танец молний” был вдвое дольше, чем стоило бы, а уж “крыло орла” размахнулось так, что...
Так, как Пламенный и хотел.
Краем глаза он отследил: меч Восставшего опускался на его плечо плашмя.
Получив удар, Феанор чуть не вздохнул с облегчением.
– Продолжаем! – выкрикнул Темный Вала.
Феанор напал тотчас – чтобы Мелькор не заподозрил, что успех был чуть-чуть... организован.
Он напал, но его меч опять повело по слишком большой дуге.
Разумеется, Мелькор ответил “звездным лучом” (сам Вала называл его “вороний клюв”, но Феанор возражал, потому что удар клюва ворона никак нельзя сравниться с долгим колющим выпадом). Но как ни называй этот удар – меч Мелькора остановился у груди Пламенного.
Еще несколько выпадов – Феанор развернулся недостаточно быстро и меч Мелькора плашмя ударил его по спине.
Пламенный осторожно перевел дыхание. Удар по спине в реальном бою означал бы снесенную голову или перерубленный позвоночник. Конечно, так рисковать не стоило... впрочем, обошлось.
Для убедительности игры Пламенный пошел в атаку сам. “Тройная молния”, потом его любимый “конский скок”... только вот “конь” скакал усталый. Опять замахи меча стали больше и медленнее, чем нужно.
Поглощенный этой игрой Феанор не заметил, как изменился взгляд Мелькора. Как ярость боя уступила место недоумению и вопросу. Но Пламенный, думая только о мечах, не понял происходящего даже когда ушедший в оборону Мелькор вместо “ледяного озера” или “ласточкиного хвоста” прибегнул к “крепости в горах”.
Нолдор не воспользовался этой очевидной ошибкой.
Тогда Мелькор перешел с правой “горы” на левую, на миг отведя меч за спину.
Феанор не сразу понял, о чем его сейчас спросил Восставший, и – промедлил. А когда понял... поздно.
– Как это понимать?! – гневно крикнул Вала, отойдя на пару шагов. – Как ты смеешь поддаваться мне?!
– Хватит на сегодня.
Феанор избегал смотреть Мелькору в глаза, что бывало редко. Очень редко.
– Прекрати мне указывать! Хватит или нет – решаю я. Продолжаем! И если ты еще раз вздумаешь мне поддаться… – он атаковал, не договорив.
Феанор резко отскочил назад, не поднимая меча.
– Стой! Мелькор, заклинаю тебя, остановись!
– В чем дело? – процедил Вала сквозь зубы.
– Послушай, – Феанор заговорил с усилием, словно ему не хватало воздуха. – Мелькор, я не понимаю, что творится сейчас. Годами мы рубились с тобой, и то была радостная забава. Сегодняшнее – я не знаю, как это назвать, но радости в нем нет ни для тебя, ни для меня. Мелькор, я не знаю, что с нами происходит. В наши мечи вошла злость. В наши руки вошла ярость. Я не доверяю себе. Я... я не доверяю тебе сейчас. Если угодно, я – боюсь. Не надо продолжать.
Темный Вала сощурил глаза.
– Ты боишься? Хм… Не надо меня бояться. Я не собираюсь причинять тебе вред. А теперь, – он взглядом показал Феанору на меч, – продолжим.
– Как скажешь, – тяжко выдохнул Пламенный.

26

Разумеется, я немедленно вызвал десятника с этой заставы. Правда, пока мой вестник доскачет туда, пока десятник доберется до крепости… он будет здесь не раньше вечера.
Я был уверен: ждать нельзя.
Этот нолдор безумец, но не дурак. Если он в приступе ярости напал на дозорных, он может быстро осознать, что именно натворил. И тогда – я на его месте помчался бы к Мелькору. С повинной, гм. С поспешным оправданием.
А Властелин, как известно, ставит эту треклятую дружбу выше и Ангбанда, и здравого смысла.
Значит, я должен добраться до Мелькора первым.
“Властелин!”
Молчит. Не отзывается.
Плохо.
Конечно, он может быть занят. Просто занят. Но – как бы не оказалось, что я уже опоздал!
В Ангбанде Мелькора нет – эта крепость возведена мной и до сих пор послушна мне, как собственный голос.
В самой крепости нет – что ж, поищем за пределами. Еще пару десятков летучих мышей выпущу.
Вот он.
Что?!
Только этого не хватало!

27

Он смеет мне не подчиняться! Он считает себя сильнее меня! Он поддается мне, думая, что я слаб.
Да за такое…
Друг называется! Друг, которому нравится унижать меня. Нет, ты заслуживаешь ответного унижения! Я тебе напомню, кто ты и кто я!
Ты, видно, забыл, что я – сильнейший из Валар?! Ты – Воплощенный, пусть и владеющий Пламенем, но – только Воплощенный! Я поднял тебя до себя – так и сбросить могу!
Я даже сейчас остаюсь Сильнейшим! Я – Восставший-в-Мощи, и я напомню об этом вам всем!
Всем!!
И тебе!

28

Что со мною? Я не хочу этой ярости, не хочу! Он был и остается мне другом, он – брат мой, а о тех, об убитых на заставе, он знать не знал!
Так уже было. Меня ведет злость, и мне только кажется, что я владею ею. Нет, я лишь щепка в бурунах бешенства; желание убивать и крушить – мой господин, а я...
Нет!
Я не хочу!
Я не буду рабом этой силы! Я не хочу рушить в ослепленьи!
Он... он же брат мой.
Да что же это...
Он убивал моих собратьев.
Не он!
По его приказу. По его воле.
Он остановил войну!
И был бы рад отдавать беглецов оркам.
Я не хочу его ненавидеть!
Он – это Ангбанд. Ангбанд – это он. Все квын-хаи принадлежат Властелину. Повелитель Фенырг – мяс-со...
Он был моим братом. Да что я! Он – брат мне!
Сколько черепов на той заставе? Пересчитать?
Не-ет!

29

Феанор закричал, закричал, будто его самого пронзила сталь – так кричат, нанося врагу смертельную рану.
Пламенный кричал, пытаясь сдержать руку, выворачивая мышцы, разрывая их в безумном натяжении, так, что от натуги кровь выступила на коже.
Он смог.
"Молния", рушившаяся на голову Мелькора, ушла в сторону.
Но раны избежать не удалось.
Впрочем, она была лишь легкой. В плечо Темного Валы.

30

Пр-роклятье!
Этот негодяй развоплотил его!
Я ринулся в полет прямо сквозь стену, сменив облик уже в воздухе.
Успеть!
Мелькору я уже не смогу помочь – этот треклятый “друг” лишил его тела – но я рассчитаюсь с предателем. Сейчас. Сразу же. Пока он уверен в успехе и не ждет мести.
Немедленной.
Я готов к бою не с нолдором Властелина – с Пламенным. С тем, кто страшно разделался с Даргом и Анкасом когда-то. С тем, кто одолел Унголианту, которая была не по силам ни одному из нас.
На моей стороне лишь одно преимущество: внезапность.
И ненависть.
Ты полагаешь, нолдо, что многого достиг, лишив Властелина тела?! Да, Мелькор сейчас привязан к телу гораздо больше, чем любой из нас; да, заново воплотиться ему будет трудно – но для Ангбанда это не потеря.
Ангбанд – это не только Мелькор. Ангбанд – это мы.
И Ангбанд уничтожит тебя.
А заодно и твоих нолдор: просто потому, что они – твои.

31

Феанор бросил меч, почти упал на ближайший валун, затрясшись в бесслезных рыданиях.
Сейчас, когда всё уже было позади, силы изменили Пламенному.
Он сумел. Он удержал руку.
Теперь можно позволить себе – слабость.
Феанор заплакал бы... Не от обиды, боли или жалости – а просто потому, что вложил все силы в этот уведенный в сторону удар. Он заплакал бы – да только слез не было.
Темный Вала замер, не обращая внимания на капающую кровь.
Слегка успокоившись, Пламенный умылся снегом, пожевал его и с полной пригоршней подошел к Мелькору:
– Плечо дай. Будем разбираться с раной.
Тот не ответил, и Пламенный предпочел принять это за согласие.
Феанор смыл снегом кровь, свел пальцами края раны и заставил себя сосредоточиться. Получи он сам такой удар, он гордо отказывался бы именовать это иначе, чем порезом, и залечить было бы легко... Но сейчас, когда пальцы нолдора дрожали, нужного настроя добиться не удавалось. Он чувствовал раздражение Мелькора и относил это на счет слишком медленного исцеления.
– Не сердись, я скоро…
Договорить Феанор не успел – огромная летучая мышь обрушилась на него, сбив с ног.
Коснувшись земли, Саурон сменил облик. В руке майара появился меч; Жестокий медленным шагом хищника направился к Пламенному.
– Что, у самого, что ли, рука ни разу не срывалась? – усталым голосом спросил Феанор, поднимаясь с земли. – Ну так я уже убрал рану. И совсем бы убрал, не помешай ты мне.
– Саурон, как это понимать? – раздался голос Мелькора.
Весьма раздраженный.

32

Цел!
Это главное. Всё остальное – ничто по сравнению с тем, что Мелькор – цел…
Кажется, именно это Воплощенные и называют – чудом.
Но как он сумел отбиться?! Это же невозможно было…
Что?! Он недоволен мною?
Ничего не понимаю. Он сердится – так, будто я помешал.
То есть он простил своему нолдору это нападение?!
Тьма Великая! а я собирался говорить с ним о какой-то тыловой заставе…

33

– Я спросил тебя, как понимать твой поступок. Я не звал тебя! – голос Темного Валы был гневен.
Саурон медленно развернулся. Меч в его руках исчез. Повелитель Воинов почтительно поклонился.
Лгать было бессмысленно:
– Прошу простить меня. Мне показалось – Властелину Ангбанда грозит опасность.
– Тебе именно показалось, – ледяным тоном ответил Мелькор.
Саурон молча поклонился еще раз – и сменил облик так резко, что ветер, поднятый его кожистыми крыльями, чуть не сбил Феанора с ног.
– Л-летун… – процедил сквозь зубы Пламенный. И – уже Мелькору:
– Позволь, я закончу с плечом.
– А? – Мелькор, до того неотрывно смотревший вслед удаляющейся черной точке, услышал нолдора не сразу. – Да, заканчивай. Почему же так долго?!
– Долго? – переспросил Феанор, отнеся это на свой счет. – Сейчас я всё уберу, разве что шрам останется.
Он снова занялся раной Мелькора.
– Я не о тебе. Раньше на моем воплощенном теле раны затягивались сами.
– Послушай... – Феанор явно не понимал его. Или оказался слишком взвинчен стремительной сменой событий. – Ну да, я виноват. Да, мне следовало быть осторожнее. Виноват, не отрицаю. Но что теперь, весь Ангбанд сюда тащить на меня гневаться? Что, в самом деле, с глазу на глаз ты не можешь мне всё сказать?.. А то прилетает, на голову падает, крыльями хлопает, мечом машет... – процедил нолдор сквозь зубы, потом снова обратился к Мелькору:
– Пожалуйста, сядь. Я заживлю рану очень быстро.

34

Я же чуть не убил его. Друга. Единственного настоящего друга.
Я был готов убить его.
Он совершенно случайно избежал удара.
Во всем виновато это проклятое тело. Пока я связан телом, мною владеют эмоции – как Воплощенным. Вот и накатил гнев.
Возмутительно! Какой-то комок мышц и кожи смеет мне (мне!! сильнейшему из Айнур!) диктовать поступки и чувства! Я не допущу этого. Если уж я не могу (пока не могу!) освободиться от тела, то уж властвовать над моими мыслями я не позволю!
И вот еще тоже – рана никак не заживет. Феанор с ней возится… то есть это я позволяю ему. Я и сам отлично могу ее убрать – но почему бы не сделать приятное моему другу?
Ну что ж…
Если в бою с мечом в руке тело подчиняет себе мои желания, то мне тем более не следует выходить на битву с этой бесполезной игрушкой Воплощенных. Я и так-то не собирался этого делать – а теперь убедился во вреде.
В ближайшее время меня не ждет битва. А за те века, что есть у меня в запасе, я должен найти способ преодолеть это тело.

35

Я никогда не видел его настолько усталым.
Лицо без выражения.
– Государь...
– Спать, спать...
Даже не глядя в мою сторону, он отстегнул меч, сунул мне, ввалился в кабинет и рухнул на ложе.
В чем был.
Хорошо, хоть ноги свесил.
Ну, Феанор-р!
Ну нет у тебя сил самому сапоги снять – так хоть мне скажи! Я, между прочим, твое меховое одеяло недавно чистил... хотя, конечно, Великий Мастер выше того, чтобы замечать такие мелочи!
Л-ладно.
Стяну я сапоги – не оставлять же тебя, в самом деле, спать обутым?
Так, один. Другой... орку тя в глотку, идет туго!
А, проснулся.
– Угу, спасибо. Тунику снять помоги. Ее надо от крови отчистить.
– От чего?!
– От крови... – а голос сонный-сонный.
– Государь, что случилось?!
– Двух орков убил, Мелькора ранил.
И повалился спать.
Да что же это?!
Кто из нас сошел с ума?! Орков поубивал, Мелькора ранил – и спит, как ни в чем не бывало!
Ах ты воплощение Проклятия Валар!
Стоп. Феанор безумец, но при случае соображает отлично. Наверняка сейчас опасности нет. Может, они с Мелькором тренировались?
А скорее всего – так и было.
Но – орки?!
Сам-то хоть не ранен?
Нет вроде. Хоть это хорошо.
Ох, Стихийное бедствие ты, Государь, ей-Эру!
Тунику теперь ему отчищай... А крови немного. Интересно, как ты их убил, если на одежде почти нет крови. Может, на рукавах рубахи? – проснешься, велю переодеться.
Спит... Пришел, напугал, а сам спит спокойненько! Живешь с ним как на вулкане. На вулкане, между прочим, можно заранее узнать, когда рванет, – а с этим Стихийным бедствием!..
Капризный, избалованный, самодовольный эгоист! Видит во всем мире только себя! Ну, Мелькора иногда... хотя и того вот ранил. А сам цел.
Раз в несколько лет уделяет мне свое внимание – как кость собаке бросает. Знает, м-Мастер, что ради одного урока у него, ради одной возможности поработать в четыре руки – я и год, и два, и десять готов терпеть эти издевательства!
Наказание мое... за какие вины, спрашивается?
Улегся поверх одеяла. А в окно снег летит. Надо бы укрыть его чем-нибудь... он так устал, не сможет во сне греться.
Хотя полезнее было бы оставить разок замерзнуть!
Нечем накрыть. Разве что моим одеялом – оно вполовину короче, чем его, но если положить углом...
Вот так. Хоть в тепле спать будешь, горе ты нолдорское!

36

– По воле Повелителя десятник Шабрук явился!
Орк совершенно не был уверен, что выйдет из покоев Повелителя Воинов. Скорее наоборот. он приготовился к смерти и только надеялся, что его не ждет публичная казнь. А об орках, которые входили в кабинет Повелителя, но не выходили, – о таких даже рассказывали истории.
Шабрук понял, что именно в такую историю он и влип.
Что ж, двум смертям не бывать…
– Рассказывай, – бросил Повелитель, сощурив глаза.
Шабрук начал рассказывать, как было дело… и вдруг его осенило: Повелитель Воинов не знает, что произошло на заставе! А это значит, что Повелитель Фенырг с ним не говорил… стало быть, он лгал оркам, пытался запугать их…
С этого момента доклад Шабрука слегка изменился:
– …тогда Повелитель Фенырг пригрозил нам, что сегодня же… то есть уже вчера расскажет обо всем Повелителю Воинов…
Саурон настолько не ожидал подобного, что глаза его невольно округлились. Орк, второй раз за два дня поверивший, что он обязательно выкрутится из смертельной опасности, продолжал всё более твердо:
– А потом он сказал, что прикажет нас ослепить…
– Он – прикажет?! – Повелитель Воинов подался вперед.
Шабрук окончательно убедился, что останется жив.
– Ну что ж… – небрежно произнес Повелитель, дослушав доклад, – ступай, рядовой...
Саурон замолк и с усмешкой взглянул на орка: как тот воспримет разжалованье? Кажется, второе на его счету?
Шабрук невозмутимо сжал кулак в салюте и сделал шаг к выходу.
– Рядовой гвардии, – изволил уточнить Повелитель Воинов.

37

– Что ты себе позволяешь?!
– Властелин.
Хмурится. По крайней мере, броню его невозмутимости я пробил.
– Властелин, твой нолдор – враг нам.
– Вам? – я саркастически улыбнулся.
Мой Первый Помощник (какой издевкой звучит сейчас этот древний титул!) сжал руки в кулаки.
– Враг Ангбанду, Властелин. Если бы ты пожелал меня выслушать…
– То ты бы мне рассказал о нем много такого, чего я не знаю. А в ответ я тебе расскажу то, что ты отлично знаешь. Хочешь? Рассказать?!
– Я помню, что он убил Унголианту.
Опустил голову. Вот это правильно. Так и стой. Вспомни, кто – Властелин Ангбанда.
– Саурон. – Я прошелся по кабинету. – Я не нуждаюсь, понятно тебе, НЕ НУЖ-ДА-ЮСЬ в твоей опеке. Ни в том, что касается Феанора, ни в чем-либо другом. Твое дело – армия. Занимайся ею. Кто опасен для меня, кто опасен для Ангбанда – решаю я. Только я. Ты это понял?
– Да, Властелин.
– Скажи, ты следишь за Феанором?
Вопрос был бессмыслен – последний случай ясно показал, что следит. Но мне было нужно, чтобы Саурон признался в этом сам.
– Да, Властелин.
– А если я запрещу тебе это?
– Властелин…
– Я задал тебе вопрос.
– Властелин, я ему не доверяю. Ему безразличен Ангбанд. Он живет для себя. Да, Властелин! Вчера он был верен тебе, а завтра может предать! Знаю, ты мне не веришь, но – это правда! Хоть раз вслушайся в его Музыку, а не в самого себя!!
– Накричался? – я смерил его ледяным взглядом. – Я уже сказал тебе: я не нуждаюсь в том, чтобы меня спасали. Спасали от заблуждений, от Феанора, от чего угодно. Тебе придется это выучить!
Саурон стиснул зубы, но промолчал. Это правильно.
– Короче говоря, ты намерен следить за Феанором, невзирая на мою волю. Так?
– Прости: так.
– Что ж, хотя бы честный ответ. Следи. Но больше не смей вмешиваться, как давеча. Опасен Феанор или полезен, в Ангбанде определяет только – Властелин.

38

После этого разговора мне больше всего хотелось пойти и собственноручно выпустить его нолдору кишки. Большим орочьим ножом.
Но делать этого было никак нельзя. Я должен победить нолдора, а не убить его.
Если я его сейчас убью, то победит – он.
И я стал ждать.
Год за годом… никаких событий.
Нолдор сидел смирно. Возился со своими пленными. Никаких нападений на орков.
Пленные не бегали.
Не сразу я обнаружил причину их покорности. Оказывается, Властелин заплел все тропы вокруг долины, где растят еду. Стало быть, он всё-таки узнал о нападении на заставу. Узнал и решил положить конец побегам.
Очень разумно… Мелькор.
Неужели ты не мог поговорить со мной, как когда-то? Не так, как я с провинившимся орком себя держу?
Не мог. Поздно сожалеть.
Остается лишь радоваться, что ты поступаешь правильно – хотя и безумен на словах.

Глава 6. Черная Корона

Поговорим, поговорим, поговорим –
Еще не выпито до дна и нет зари…
Стаканы темные с каймою по краям,
Мы до утра с тобою старые друзья,
А завтра утром будет пир для воронья
И друг у друга мы в прицеле – ты и я.
Алькор. Ночной разговор

1

Безумец, я собираю любые крохи вестей – оттуда.
Собираю, чтобы понять: всё это домыслы.
Оттуда нет и не может быть вестей.
Недавно услышал подробнейший рассказ о том, что Черная Корона Моргота поглощает свет Сильмарилов.
Логично. До смешного логично: ни я, ни тот пленник... как же его имя... неважно – не видели Сильмарилов в Короне Моргота.
А слух о том, что он вставил в Корону Алмазы отца, уже обошел весь Белерианд.
Откуда только взялся?
В палантир смотреть не решаюсь. Отец почувствует почти сразу. Взглянет в глаза. Даром что у него нет палантира.
Хоть бы весть оттуда... любую весть. Самому увидеть так просто, но... нет, не смогу!

2

Я стал избегать собственной мастерской. Я не открывал дверей неделями, а если и открывал, то только затем, чтобы забрать оттуда инструмент или камень. Работать я теперь мог только внизу.
Или я загонял в мастерскую Мори, велев ему гранить камни. А сам брал работу в кабинет. Что-нибудь, что можно делать на большом столе.
Мой Мори умница, он никогда меня ни о чем не спрашивает. Вздумалось мне поменяться с ним рабочими местами – значит, так надо.
Или он догадывается. Или даже догадался.
Но он молчит. И за это – спасибо.
Когда я выбирал себе покои, то Мелькор настаивал на том, чтобы я обосновался в каком-нибудь "подходящем", комнат с дюжину, – а мне глянулся этот, непозволительно скромный. И отсутствие окон в будущей мастерской совершенно не заботило: тогда у меня был один Сильмарил, его света с избытком хватало. А потом появился Венец...
И вот теперь я не хочу лишний раз открывать дверь в мастерскую.
Я не могу видеть этот Свет.
Словно там, за дверью, меня ждет отец. Ждет – и молча смотрит в глаза другу собственного убийцы. В глаза тюремщику собственного народа.
– Это неправда! – кричу я ему. – Я не тюремщик! То есть, да, по моему приказу их ловят, но...
"Повелитель Фенырг..." – слышу я голос отца.
Каждый раз, когда я окунаюсь в Свет, чистый и незапятнанный вопреки всему, мне чудится голос Короля, произносящий эти два слова.
Иногда – гневно.
Иногда – скорбно.
И – не оправдаться.
Я так любил Свет Древ. Я был счастлив, когда узнал, что хотя бы в Сильмарилах он уцелел.
Это было давно. Тогда я был просто другом Мелькора.
Теперь я стал "Повелитель Фенырг".
И свет Сильмарилов жжет мои глаза.

3

– Мори, малыш, поди-ка сюда.
Феанор стоял у окна, положив руки на холодные камни.
– Да, Государь.
Юноша осторожно приблизился. Плавный, беззвучный шаг.
– Я хочу поговорить с тобой... – (Поговорить?! Что стряслось?) – Спросить тебя...
Мори сдержанно кивает.
– Ты помнишь Аман, Мори?
– А'аман-н?
– Да. Помнишь?
– Я... я... Государь, зачем ты спрашиваешь?!
Феанор резко разворачивается, берет Мори за подбородок:
– Ты не хочешь помнить его. Ты хочешь его забыть. И ты забыл бы – да я спросил некстати. Так?! отвечай!
– Государь, не мучай... Чего ты хочешь?
– Хочу... – он разжал хватку, – я хочу, чтобы ты снова вспомнил Аман, Мори. Вспомнил, как помню его я.
Феанор помолчал и закончил:
– Вспомнил в последний раз. Чтобы навсегда освободиться от этих воспоминаний.
– Но разве...
– Возможно, малыш, возможно. Отдай себя, прошлого, работе. Перелей себя, часть своей души, своей личности, своей памяти – в нее.
Когда-то эти же слова говорил Ауле. Мог ли предвидеть он, как их повторит его ученик?
Бывший ученик.
– Но, Государь, какой работе я смогу отдать часть себя?
– Той единственной, которой нужна память об Амане.
– Что это?
– Ларец для Сильмарилов. Ну то есть, – он поправился, – для Венца.
Когда я в Амане делал ларец для своего венца, это было... ну... не лежать же этому венцу просто так? А сейчас я хочу запереть их свет...
– Что я должен делать, Государь?
– Руками – как обычно: гранить камни. А не-руками... малыш, послушай. Аман потерян для нас. Мы – для него. Мы стали частью совсем другого мира. Беспощадного и жестокого. Мира, где нет места Сильмарилам и их свету. Отдай Сильмарилам их мир, малыш. Отдай им свою память.
– Государь, почему? Почему ты хочешь сделать это? Зачем ты режешь свою душу пополам? Зачем хочешь уничтожить часть себя самого?! Сильмарили были тебе дороже всего в мире, так зачем же сейчас...
– Не "были", Мори, – тихо отвечает Феанор. – Были и есть. Но нет – меня. Нет того Феанора, который творил их. Он погиб. Давно. Не вспомнить, когда. И последнюю память я хочу отдать Сильмарилам. Им не место в Ангбанде. Отдай им свой Аман, как отдам я. Ведь и ты уже давно – Мори. Захоти я назвать тебя твоим аманским именем, ты едва ли будешь благодарен мне.
– Да...
– Тогда – за работу. Будем работать в мастерской. Последний раз – при их Свете.

4

Я боялся, что однажды ко мне придет Келегорм. Боялся – и точно знал, что рано или поздно…
Боялся – но не прятался от своего страха, а шел ему навстречу.
Я заставлял себя придумывать все доводы, которые найдет Неистовый. Я искал самые убедительные опровержения.
Я готовился к этому разговору – годами.
И когда Неистовый пришел – я по выражению его глаз понял, что этот час настал.
– Клятва, брат, – тихо сказал Келегорм.
– Ты предлагаешь вести войска на верную гибель? – парировал я.
– Нет, я знаю, что ты этого не сделаешь. Прав ты или нет – не мне судить. Я пришел предложить тебе нечто иное.
Вот оно. Я не ошибся.
– Что же? – я сделал вид, что не понимаю его намерений.
Келегорм обнял меня за плечи. Его голос был тихим, доброжелательным, убеждающим… так охотник подкрадывается к дичи.
– Брат, мы не клялись разрушить Ангбанд – да это и не в наших силах. Мы не клялись истребить вражьи армии – и ты разумно сдерживаешь войска. Мы клялись вернуть Сильмарили. Любой ценой. Вырвать Алмазы у Врага – это свершение мести за Феанора и Финвэ. Не войну, а возвращение Сильмарилов нам завещал отец.
Он замолк, выжидая. Я тоже молчал. Пока возражать было рано.
– Маэдрос, ты спросишь меня, как вернуть Сильмарили, не ведя войну. Просто, брат. Очень просто. Должны пойти ученики Оромэ. Не более дюжины. Поведу их – я. Мы умеем сливаться с камнем и землей, мы проскользнем во вражью твердыню.
Я положил правую руку поверх его – рассчитанный жест. Пусть посмотрит на мой обрубок.
– Брат, я не сомневаюсь, что ты сам и любой, кого ты возьмешь, может пройти в двух шагах от орка – и орк не заметит. Это так. Но Ангбанд – живая крепость. Ангбанд услышит, что вошли эльдар. Он выдаст вас.
Келегорм возразил мне тотчас – но прежним мягким тоном:
– Этого легко избежать. Мы сольемся с землей. С ее силой. Идя в Ангбанд, мы будем впитывать эту силу в себя – и крепость не услышит нас.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – покачал головой я. – Ты хочешь впустить в себя силу Врага. Чтобы Ангбанд не почуял тебя, ты должен стать орком. Не притвориться, а стать.
– Значит, стану, – пожал плечами Неистовый.
– Но тогда ты забудешь себя. Забудешь отца. Забудешь цель похода.
– Только не цель, – он усмехнулся. – Это просто, брат мой. Я сейчас вижу Сильмарили так ясно, будто они передо мной. Я забуду всё – но не их Свет. Пусть я стану орком, – его глаза горели, и волна его решимости захватывала меня, – пусть вам хоть убить меня потом придется, но – я пойду на Свет Сильмарилов. Я распознаю в мерзком хаосе Ангбанда их чистую силу, и я пройду к ним, пройду сквозь запертые двери и каменные стены, и я прикоснусь к ним, потому что, брат мой, я не могу жить иначе!
– Довольно! – я дернул плечами, сбрасывая его ладони. – Более безумных речей я ещё не слышал! Запомни: если ты войдешь в Ангбанд, то ты либо станешь орком, либо будешь казнен. Третьего не дано!
И тогда Неистовый закричал. Он назвал меня предателем, недостойным имени сына Феанора, трусом, чья воля сломлена Морготом… я не слушал. Я указал ему на дверь – и он вышел, хлопнув так, что нижняя петля вылетела из косяка.
Я остался один – и заплакал. Как мне объяснить тебе, мой отчаянный брат, почему я запретил?.. Как признаться в том, что я поверил в твою способность дойти до Сильмарилов? Как сказать, что я ужаснулся реальности не провала, а успеха твоего замысла?..

5

С чего началась работа? – не помню.
Мне казалось – меня раздирает пополам.
Я не хотел прикасаться к Венцу. Ни рукой, ни мыслью.
Это было больно – так больно, словно внутри меня завелся огромный фиолетовый еж, и он выпускает свои иглы, они пронзают меня изнутри и всё растут, растут, растут – сквозь мясо, сквозь кожу, лиловая боль рвет меня…
Работать хотя бы затем, чтобы запереть Венец! Навсегда запереть эту боль!
Мне вдруг подумалось, что руки у Мелькора болят – так же.
Нас жжет один и тот же Cвет.
Только я могу освободить себя от этих игл, а Мелькор – никогда.
Я вгрызся в работу, как зверь в добычу. Если я обречен на встречу со своим прошлым – то пусть это пройдет хотя бы быстро.
Торопясь, я словно сам насаживался на эти иглы, зная и не страшась того, что скоро боль станет запредельной.
За пределом.
За пределом боли.
Мы с Мори работали над ларцом. Теперь уже – медленно, спокойно.
Мы делали не ларец. Мы делали новый дом для Сильмарилов. Новое вместилище для их Cвета.
Мы делали его не просто из камня и металла – Свет Древ был то ли еще одним инструментом, то ли еще одним материалом… мы лепили зримую форму для него и – из него.
Это перестало быть работой с ларцом. Мои руки (да и моего мальчишки, кажется) двигались сами по себе. А мы сейчас – прикасаясь вновь и вновь к Свету Древ, мы сейчас делали не ларец – мы творили гармонию для Сильмарилов.
Мир, где всё просто и ясно. Где – светло. Нет ослепительного блеска, а есть добрый, ровный, спокойный, молочно-белый Свет. Не восторг, но тихое счастье.
Мы сейчас были в Амане. Точнее – это Аман был в нас. И мы творили – в нем.
Родина… ты нас всегда ждешь. Двери дома всегда открыты. И на пороге никто не спросит тебя, каким ты стал. Потому что ты – часть родины. А она – часть тебя.
Чтобы попасть в Аман, не нужно снаряжать корабль. Не нужно бороться с бурями и плыть наперекор Проклятию Валар.
Надо лишь найти Аман – в себе. Уйти в себя. Уйти в него.
Уйти в счастье.
Свет Древ не сгинул. И даже не в Сильмарилах дело. Свет Древ жив в каждой феа, в каждом оке, которое хоть раз видело его.
Свет Древ невозможно уничтожить.
Никому.
Даже Мелькору.
Не хочу!
Не хочу возвращаться к мыслям о нем!
Не хочу возвращаться!
Я не хочу, я не могу-у-у жить в Ангбанде!
Я только об одном мечтаю: остаться в Свете, творить в нем – и ведь это возможно!
Нет.
Я должен вернуться.
Меня ждут.
Я не имею права оставаться в счастье для себя.
Но – словно стоишь на краю пропасти и готов броситься на острые скалы.
Не хочу!
Придется.
Ждут.
Надо возвращаться.
Там мрак, там всё мне чуждо, там меня опять будут рвать на куски!
Должен.
Но если так – то уж: быстрее!
Ларец готов.
Взять Венец в руки. Последний раз взглянуть на Сильмарили. Пусть и больно смотреть на них.
Прощайте… вам будет хорошо в новом доме. Вам будет хорошо без меня.
Опустить в ларец.
Захлопнуть крышку.
Темнота.
Всё.

6

Темнота.
– Мори, принеси светильник.
– Где, Государь?
– На столе.
– Хорошо. Ой!
– Аккуратнее. Там еще масло рядом. Впрочем, я лучше сам.
Они оба невольно зажмурились – полоса дневного света разделила мастерскую надвое.
Мори тихо охнул. Феанор обернулся.
– Мелькор?
Тот поспешил захлопнуть дверь.
– Тебе понадобилась темнота для работы? Я надеюсь, я и этот свет, – он кивнул на дверь, – не повредил твоему замыслу?
– Замыслу? Свет? – под пальцами Феанора разгорелся маленький золотистый огонек светильника. – Нет, моему замыслу Свет не повредил. Даже наоборот...
Темный Вала огляделся:
– Ты убрал Венец, чтобы… – он вслушался в Музыку нового ларца, – Ты убрал Венец?! Зачем?
Феанор помедлил с ответом. Пламенному не хотелось говорить, почему он взялся за эту работу. Он был уверен, что ему хватит времени обдумать разговор о Венце, – а времени не оказалось вовсе.
Мори тем временем незаметно отошел в угол у двери. Присутствие Властелина Ангбанда давно уже не заставляло его дрожать от страха; теперь юноша прятался, чтобы Мелькор как можно позже приказал ему уйти.
А слушать разговоры Темного Валы и Пламенного было более чем интересно...
– Почему ты запер Венец? – Властелин повторил вопрос настойчивее. – Почему ты сделал это один, почему не вместе? Объясни.
Пламенный сжал губы. Отвернулся к столу. Переставил светильник. Подумав, зажег второй. Поставил. Переставил.
Темный хмурился и тоже молчал – на редкость требовательно.
У Феанора мелькнула мысль, что его замешательство Мелькор может расценить как нежелание упоминать о сожженных руках. Это был бы выход...
Оба стояли, сжав губы: нолдор смотрел в стену, Темный Вала буравил его взглядом.
Тишина.
Но она медленно изменялась: Феанор скользнул по рукам Восставшего чуть виноватым взглядом, Мелькор нахмурился, безмолвный приказ сменился раздумьем.
Оброненные слова Мелькора о совместной работе заставили их въяве увидеть, как они делали Венец. Тогда... тогда всё было иначе. Тогда они были вместе.
А сейчас между ними – война. Пленные. Ангбанд. Пусть даже войну удается сдерживать, но она просачивается везде, где может. И нет прежней открытости, прежнего желания поделиться всеми думами – о чем говорить Мастеру с Властелином?
А Феанор с Мелькором говорят всё реже...
Молчание из враждебного стало иным. Теплым.
– Ладно, потом объяснишь, – примирительно сказал Мелькор. – Не в ларце дело… я бы хотел снова попробовать… попробовать поработать… руками, как раньше. А?
В его взгляде, устремленном на Пламенного, был вопрос – и просьба.
– Как?! – Пламенный разом позабыл про все свои горести. – Что произошло?
И на самом краю сознания мысль: я убрал Сильмарили в ларец – и теперь Мелькор снова...
– Ты же видел: я могу держать меч. Год от года руки болят меньше. Правда, – он скривился, – вместе с болью из рук уходит и чувствительность. Они не болят, но… немеют, что ли.
Мори закусил губу. “Выгонит. Государь, как всегда, не замечает меня, а Властелин не станет говорить о таких вещах при ком бы то ни было”. Но пока о его присутствии не вспоминали.
– Но боль меньше?! – глаза Феанора блеснули.
– Д-да. Только, боюсь, дело не в одной боли. Я не уверен… ты понимаешь?
Пламенный проглотил комок в горле. То, что он услышал – вот так неожиданно, почти случайно...
– Пойдем в кабинет. Там поговорим спокойно.
Феанор сделал шаг к двери, распахнув ее перед Мелькором, – и оба увидели Мори, жмущегося в углу.
Темный Вала ожег юношу таким взглядом, что смерть в огненной пасти Тангородрима на миг показалась слуге Феанора счастьем. Мори поспешно опустил взгляд, изобразив смирение и раскаянье.
– Будешь подслушивать – убью, – спокойно пообещал Властелин Ангбанда.
Юноша старательно поклонился.
Феанор метнул на Мори гневный взгляд, каким отец глядит на непутевого сына, позорящего семью перед знатным гостем.
Войдя в кабинет, Пламенный снял с полки два кубка изысканной работы – просвечивающую насквозь ониксовую чашу удерживали изогнутые серебряные листья, так что кубок походил на странный цветок.
– Мори, принеси вина! – И, уже Мелькору: – Нравятся? Это новое.
Вала улыбнулся:
– Великолепны. Один делал или с этим нахальным щенком?
– Это – как раз один. Мори уже многое чувствует, но у него пока не хватает твердости руки. Дальше огранки я его не допускаю. Огранка, мехи раздувать, щипцы держать...
Тем временем “нахальный щенок”, стараясь не попадаться на глаза обоим, черной тенью проскользнул в первую комнату – чтобы вернуться оттуда с кувшином вина. Юноша вопросительно посмотрел на Феанора: поставить на стол или налить им?
– Налей. И чтобы я тебя не видел! – ледяным тоном приказал Мелькор, и Мори поспешил повиноваться.
Пока тот разливал вино, Вала спросил, подчеркнуто не желая замечать присутствия юного нолдора:
– Ты давно учишь его?
Феанор пожал плечами:
– Учу? Не знаю... не помню... так, от раза к разу. Не мне же самому огранкой заниматься. Мне некогда его учить. (Спасибо, малыш. Ступай. В мастерской приберись.) Да и учитель из меня – плохой. Ты же помнишь – у меня никогда не было учеников.
Феанор приглашающе показал на кресло. Думал он при этом отнюдь не о Мори.
“Почему Мелькор пришел сразу, едва закончилась работа с ларцом? Случайность? – не верю. Почувствовал силу Света? – возможно... Но не вмешался. Не увидел угрозы? – а с чего ее видеть, если ее нет?! В-валары, и не спросишь!
Решительно, лучше не спрашивать. Лучше о его руках расспросить.
Тайны, тайны друг от друга... до чего мы дошли!”
– Да, – тихо ответил Вала. – Да, я помню.
Он отлично помнил мастерскую Феанора в Тирионе. Там тоже не было свободного места на стенах – как и здесь. Полки, крюки, карнизы, на которых стояли, лежали, висели светильники, кубки, украшения, самородные кристаллы… можно было целый день ходить по одной-единственной комнате и рассматривать все ее сокровища.
Сокровища, о каждом из которых Феанор был рад рассказать, кто и когда подарил ему эту красоту.
Работы самого Мастера были в меньшинстве.
А здесь… Мелькор пристально оглядел кабинет. Здесь были только работы Пламенного.
Ни одного подарка.
Пленные не дарят своему Повелителю, а Мори – не мастер. Даже не ученик.
Мелькор нахмурился, покачал головой. В его покоях работ Феанора было много, но Мастеру не дарит никто.
Удастся ли это изменить?
Пламенный, не понимая причин досады друга, выразительно посмотрел на дверь в мастерскую. Наглухо закрытую дверь.
Но вслух заговорить не рискнул.
“Мелькор, ты недоговариваешь. Что происходит с твоими руками? Мне, кажется, доверять можно?”
“Я не знаю. Мне самому трудно это понять. Надо рискнуть взяться за работу, чтобы разобраться. Ведь это главное – рискнуть”.

7

Ну и что? Что изменилось?
Он сказал: отдай свою память – и освободишься от нее.
Я – отдал. Как смог.
И что?
Я остался прежним. Или?
Не знаю.
Ларец мы сделали замечательный. Конечно, его делал Феанор, но я всё-таки гранил все камни для него... так что – мы.
Что изменилось? Что изменилось для меня?
Я действительно хотел освободиться от памяти об Амане. Потому что живем мы – в Ангбанде. И если Государь не хочет принимать законы Ангбанда, то... ну кто, кроме меня, о нем позаботится?!
Разве что Мелькор.
Да только Мелькор – Властелин.
Он готов во мне взглядом дырку прожечь. С ним не поговоришь... а жаль. Стоило бы – о многом.
Ладно.
Было велено прибраться.
Я бы даже сказал, Властелин велел мне убираться, а Государь уточнил, что – в мастерской.
Убрался. Начал убираться.
Как мне всё-таки поговорить с Мелькором? Неужели – никогда и никак?
Не знаю.
Ничего не знаю.
Я действительно смог измениться после работы над ларцом? Или это пустые надежды?
Ох, Государь, ну почему я не могу быть откровенным с тобою? Ладно – Властелин, я для него – пыль у сапог, но ты! Почему ты не хочешь замечать меня? Меня, такого, какой я есть, а не слугу – живой инструмент. Почему простого доброго слова не хочешь услышать? – ведь я пытался...
Велено было убраться. Убрался. Убираюсь...

8

– Главное. – Феанор решительно кивнул. – Конечно, это – главное. Тебе достаточно только сказать. Мелькор, что может быть для меня здесь важнее, чем снова работать с тобой в четыре руки?
– Прямо сейчас? – Восставший резко вскочил.
– Конечно! – Пламенный тоже встал. – Мальчишку моего из мастерской выгонишь или он нам пригодится? От него много поль...
Феанор не договорил. Можно было не спрашивать. Нужно было не спрашивать: Мелькор – после стольких лет – не станет работать при ком бы то ни было постороннем.
– Так отослать его? – уточнил Пламенный.
Вала решительно кивнул.
– Мори!
Тот выскочил, явно озабоченный. Отвлекли от дела.
– Приберешься потом. Сейчас... гм... – придумать какое-нибудь занятие не получалось, а было нужно, и немедленно, – ну, ты лучше моего знаешь, чего у нас не хватает. Так что... подумай о делах... до вечера.
– Хорошо, Государь, – юноша нахмурился, но возражать не стал. – Мне уйти до вечера? А можно я спущусь к мастерам? Мне хотелось бы...
Феанор не стал его дослушивать.
– Можно. И можешь не слишком торопиться. Хоть до завтрашнего вечера.
– Государь. Властелин.
Мори поклонился и выскользнул.
– Хороший мальчишка, – Мелькор улыбнулся. – Сообразительный. И наглый – такой наглый, что это мне даже нравится.
Феанор нахмурился:
– Ты, я гляжу, неплохо к нему относишься. Не знал. Зачем же ты тогда каждый раз выгоняешь его? Ему обидно, это даже я замечаю.
– Он – на меня – обижается? – Темный Вала сощурился.
– Ну да, – недоумевающе взглянул на него Феанор. – И любой бы на его месте обиделся, думаю. Что тебя так удивляет?
– Друг мой, обычно нолдоры меня ненавидят, – он рассмеялся. – Знаешь ли, трудно обижаться на врага.
– Гм, – Феанор поднял бровь. – Пожалуй. Тогда, по-моему, тебе тем более не следует прогонять Мори. Подумай об этом, прошу тебя.
– Говорить о серьезных вещах – при слуге?! – Мелькор выразительно вздернул бровь.
– Иногда мне кажется, что он много серьезнее, чем выглядит. Ну да ладно. Если тебе неприятно его присутствие при наших разговорах – ему придется это перетерпеть.

9

Я медленно перебираю камни: словно мгновения прошлых эпох держу на ладони.
Тогда я творил в радости. Тогда каждая Песнь не требовала мучительных усилий. Тогда не надо было постоянно думать о будущей войне. Тогда черные провалы в Музыке не напоминали о прошлом поражении.
Тогда не надо было рассчитывать по крупицам свою мощь. Тогда ее можно было тратить щедро.
Не то что теперь.
Совсем недавно я во всем винил Унголианту, тянущую из меня силы.
А ведь я должен был сразу понять, что именно происходит.
После победы Пламенного мне действительно стало легче. Я даже водопад тот злосчастный переделал…
Но хотя Паучиха погибла, моя Сила продолжала медленно, капля за каплей, покидать меня.
Эндорэ.
Мой мир. Земля, в которую я вложил себя, питается моей Музыкой.
Наверное, мои собратья предвидели это – и не пожелали для себя подобной участи. Они предоставили Эндорэ самому себе. И мне.
Как же они посмеялись надо мной, должно быть! – когда уходили на Запад.
Но – пусть так! Пусть Эндорэ вытягивает из меня Силу – последним посмеюсь я. Потому что даже если эта земля выпьет меня без остатка, я буду здесь во всем. Везде.
В камнях и реках. В травах и воздухе. В жаре и холоде. В зверях и птицах. В атани и…
Да, и в эльдарах тоже. Пусть им противоположна моя Тема – но они приняли войну. Они сменили созидание на ярость. Тему Единого на Мою.
Мне не нужно посылать против них армии, чтобы победить их.
Я уже победил. Я изменил их дух – а прочие победы ничто для Валара!
Что бы ни ждало меня в будущем – я победитель. Пусть победа и далась тяжело.
И я не верю, что Эндорэ способно выпить меня досуха – хоть за тысячу эпох!

10

– Попробуем вот с этими, – Мелькор высыпал на стол несколько агатов, от крупных черных до мелких светло-серых.
– Что ты с ними хочешь сделать? – спросил Феанор. Сейчас, ошеломленный тем, что Мелькор может вернуться к работе с камнем, он был готов работать как подмастерье.
– Просто полосу узора. Потом можно будет браслетом согнуть – или так оставить.
Пламенный кивнул, стал разбирать серебряную скань для ажурного рисунка между камнями – не просто оправа, а плетение металла, которая только подчеркнет скрытую сущность камня.
Восставший тем временем выкладывал агаты на столе, ища будущий узор. Феанор наблюдал за ним вполглаза: Мастеру казалось, что можно сделать красивее, но он решил не спорить.
Удовлетворенный узором, Мелькор взял центральный камень, чтобы подшлифовать его.

11

“Да глубже надо, глубже! Там жила внутри, ну же!”
Не слышит. Закрыт от осанвэ. Пытается найти выход, не находит. И меня – не слышит.
А сказать вслух я не решаюсь. Не знаю, почему. Боюсь, наверное... сам не знаю.
Он не чувствует. Не чувствует камня. Камня, им же самим спетого. Как можно не чувствовать того, что создал сам?
А вот – можно.
Мелькор не видит того, что очевидно для меня. Ну и что мне делать?
Опять солгать ему? Похвалить то, что – очевидная неудача?
Ага, как же! Когда я поддавался ему на мечах, он быстро раскусил мою хитрость. Не умею я хитрить... и поздно учиться.
Солгать нельзя. Первый раз он мне простил. Второй – нет.
Солгать нельзя. А правду сказать?!
“Мелькор, ты перестал быть мастером и сам это видишь”.
Боюсь. Я впервые в жизни – боюсь его.
Он мастером быть перестал, он и мечником быть перестал... А я – остался прежним.
Это и заставляет меня бояться.
Пламень Предвечный, да в Амане он бы только порадовался за меня, если бы я обошел его!
Но то – в Амане.
Или нет. Не так.
Обойди я его... не знаю, но в этом бы не было беды.
Беда в том, что он теперь уступает мне.
Он лишился, а я – сохранил.
И вот это...
Хватит! Что мне в голову лезет?! Даже если он позволит чувствам взять верх над разумом – всё равно мы друзья, и рано или поздно...
Именно. Рано – или поздно.
Или поздно.
Ой-й-й...

12

Они работали в четыре руки. Почти как раньше.
Почти.
Не бывало раньше, чтобы Феанор смущенно отводил взгляд в сторону, чтобы прятал от Мелькора свои мысли. Чтобы молчал вместо предостережения об ошибке.
Не бывало и так, чтобы Мелькор работал гневаясь. Словно злился на камни за то, что они остаются мертвыми, что не обретает узор своей жизни.
Зубцы охватывали агаты, завитки скани ложились между ними – но это не делало работу цельной.
Феанор не поднимал глаз. Словно стыдился, словно сейчас ошибался он сам, а не его друг.
– Что скажешь? – спросил Мелькор, когда они закончили. – Молчишь?
Темный Вала развернулся и вышел из мастерской в кабинет.
Феанор молча последовал за ним.

13

Он понял?
Разумеется, понял. Он же не слепой. Он сам всё отлично видит.
Камни умерли в его работе. Превратились в безжизненные части чуждого им замысла.
Раньше Мелькор умел слушать то, что окружает его. Любил слушать. Теперь – привык подчинять.
Дело – не в руках? Дело в нем самом? Он всё чаще говорит со мной тоном Властелина… он захотел приказать камням…
Или я ошибаюсь?
Как бы то ни было, его работа не удалась. Он это понял – по лицу видно.
И не примет слов утешения. Чего-чего, а жалости он мне не простит.
Тогда что?
Может быть, это только начало? Боль отпускает руки, и мастерство еще просто не вернулось?
Ты сам веришь в это?
Не очень... но вдруг?
– Говори, Феанор.
Требует. Приказывает. Впрочем, будь со мной такая беда, у меня тон стал бы не лучше.
– Хорошо, я скажу.
Ты требуешь ответа. Ты заговорил об этом сам. Тем проще.
Подоконник мой облюбовал. Понял – или просто почувствовал, что не от хорошей жизни пристраиваешься у этого окна? Неважно.
– Мелькор, ты всё видишь сам. Утешать тебя я не буду. Лгать – тоже. Я лишь задам вопрос: ты хоть раз пробовал работать, когда начала отпускать боль? Или этот – первый?

14

Мелькор медленно кивнул, не глядя на Пламенного:
– Первый.
Ссутуленная спина, глухой голос, нежелание говорить – всё это Феанор знал по себе. Мелькор мог бы и не отворачиваться.
Но Восставший не хотел, чтобы его таким видел хоть кто-то. Даже друг.
– Я… – с трудом проговорил он, – слишком изменился.
– Мы оба изменились, – тихо ответил Феанор. – Прежними нам не стать. Бесполезно пытаться вернуться в прошлое.
– Ты сказал – оба?! – Мелькор резко распрямился, обернулся. – И поэтому, да, поэтому ты сделал ларец? Запер Сильмарили?
– Да, – спокойно ответил Пламенный. Уселся в кресло, откинулся на спинку. Помолчав, спросил:
– А что, тебе плохо работалось при светильниках?
Чуть язвительно. Совсем чуть. Это – еще не дерзость.
– Плохо. – Мелькор посмотрел на него в упор. – Но не из-за светильников. Не притворяйся, что не понимаешь.
– Прости. Мне не следовало так шутить.
Восставший сощурился:
– Так чем тебе стал мешать Свет Сильмарилов?
– Я должен отвечать на этот вопрос? – приподнял бровь Феанор. – Должен?
Вала покачал головой.
– Нет. Не должен.
Подошел к окну, обернулся, внимательно смотря на Пламенного.
– Кажется, наши пути сошлись, Мастер Феанор?
Тот молча опустил веки в знак согласия.
– А что дальше? – спросил Восставший. – Конец прежнего пути – это начало нового. Так что же дальше?

15

Я спускался к пленным, всерьез настроенный поработать.
К пленным.
Я вдруг понял, что не осознаю пленным – себя. Хотя – ведь для меня ничего не изменилось с того дня, как Государь выбрал меня из толпы. Я не получил никаких прав. А то, что я свободно хожу по Ангбанду – так это потому что я его слуга.
(Наша высоченная винтовая лестница наконец кончилась. Коридор. Вниз. Поворот направо, в западную часть крепости. Вот выбрал себе Государь жилье – через весь Ангбанд к пленным ходить! Из самой восточной башни...)
Или – изменилось? Слуга–слугою, но я иногда забредал в такие места, где мне явно не полагалось быть. Вспомнить хоть тот раз, когда меня угораздило последовать за Феанором на вершину какой-то горы. Он там уселся в кресло из камня, а глаза – такие злые... я зарекся впредь за ним подсматривать! – а потом бегом помчался вниз, меня чуть не сшиб. Как сейчас помню, вечером того же дня приходит к нам Мелькор, меня они выгнали в мастерскую, но сами орали так, что услышал поневоле. “Они нарушают приказ, ТВОЙ приказ, – кричал Государь, – до Ангбанда треть пленных не доходит!”. Слов Мелькора уже не помню, забился куда-то и думаю: “Если они сейчас весь Ангбанд разнесут, то наша башня первой рухнет! Им, может, и всё равно, а я как же?”
(Вот здесь лучше дать крюк наверх. Не хочу я тут нижними горизонтами идти. Не знаю, что там, – и, думается, лучше мне и не знать. Пройдусь немного по свежему воздуху, опять же, гейзеры вдалеке видны... красивые.)
Н-да, Ангбанд они тогда не разнесли, а вот орочьи головы, похоже, полетели. Мне, конечно, знать ничего не положено – но и думать не запретит никто. Вот я и думаю, что из этого каменного кресла Государь много ин-нтересного увидел. Потому что после того случая пленных перестали к нам приводить толпами. Теперь – по одному, по двое.
(Как не хочется спускаться обратно! Может, задержаться, погулять? До дальнего выхода из мастерских по верху дойти? Впрочем, нет. Руки работать чешутся. По верху – всё-таки долго. Так что придется лезть вниз.)
Вниз... да, как вспомнишь, так слезы на глаза... не стоит об этом. Плен, дорога, когда бежал вслед за волком – это была ерунда по сравнению с тем местом. Нас втолкнули – темно, тесно, нас там десятка три, ранены все, кто сильно, кто слабо. Я там вмиг понял, что – счастливчик. Отделался много легче прочих. И помню, смутно, но – один-другой исчезали оттуда. Приставь лису птенцов стеречь... устережет, жди!
И раз теперь к нам водят по одному – по два, значит, того места больше нет.
“К нам”?! Да что я, в самом деле?!
Я такой же пленный, как они!
Или...
Кстати, а вот и – они.
Как я вовремя.

16

На этот раз пленников было двое. Шли они медленно, один поддерживал другого, судя по всему, тяжело раненного. Рядом топал орк. На пленных он глядел примерно так, как волк смотрит на овец, до которых не может добраться.
Мори быстро прошел наперерез. Встал. Холодно глянул.
– Зови Повелителя Фенырга! – требовательно рыкнул орк.
– Повелитель Фенырг занят, – спокойно ответил юноша. Подумал и добавил:
– Он сейчас работает вместе с Властелином.
В глазах Мори мелькнули искорки недоброго озорства, и он непринужденно поинтересовался, мстя этим простеньким вопросом за муки плена и за давешние воспоминания о них:
– Мне сбегать за ним? Сказать, что он должен оторваться от работы с Властелином потому, что его зовет... как, кстати, твое имя?
– Ы-ы… не надо к Властелину, – видеть умоляющее выражение на этой роже было презанятно. – И к Повелителю Феныргу не надо. Тока кто квынов ему отдаст?
– Я.
Юноша замолк, вслушиваясь, как прозвучало это слово.
Один звук. Всего один. Но в нем была сила. И еще что-то... власть?
– Я, Мори, его помощник.
Орк недоверчиво осмотрел его, потом насупился (наверное, думать попытался) и прорычал:
– Два квын-хая для Повелителя Фенырга. Забирай.
Мори равнодушно кивнул:
– Ступай.
Когда орк скрылся за поворотом, юноша решительно отстранил от тяжело раненного его товарища, закинул руку полуживого себе на плечо, так что тот почти повис на Мори.
– Иди вперед. Его дотащу я.
– Ты кто?!
– Иди и не спорь. Там еда, вода... входа, что ли, не видишь?

17

Так сильно изрубленные у нас бывают редко. Этот за волком не побежит. Его на волке везти надо. Понятно, что орки не станут беречь таких. “Поиграют”, как это у них называется.
– Лекаря! Что смотрите – бегом! Новеньким – еду, питье, одежду, раны промыть.
Наверное, командиру орков оч-чень с “добычей” не везло. Плохо ловятся нолдоры, если уж так изрубленного пришлось оставлять в живых.
– Нечего тебе к нему лезть. Собой займись. Для таких раненых есть лекари.
И как он с такими ранами выжил? не понимаю...
– Что? Да, я нолдор. Я слуга пове... то есть госуда... тьфу ты, запутаешься тут с вами! Я слуга того, кого пленные называют Мастером. Кто он? это неважно, главное, что он заботится о вас. От орочьих пыток вас спасает. Работу вам дает нолдорскую, настоящую.
Смогу ли я сказать им то, что обычно говорит Государь? Поймут ли они меня?
Вот, быстрый какой, уже шепчет: “Брат, как бежать отсюда? Тебя боятся орки, так скажи – как бежать?”
– Запомните: бежать отсюда невозможно. Вас сторожат не орки. Вас сторожит Ангбанд. Ни один нолдор не в силах обмануть эти горы. Живые горы.
Молчат... ну, молчите.
– Вы можете трудиться. Для этого есть всё. Заставлять вас никто не будет. С лучшими из вас будет работать Мастер. Искуснее его нет никого в Арде.
Кривится... такому, кажется, место в саду (надо будет лицо запомнить):
– “Нет никого”? Никого среди живых, надо полагать? Этот ваш ангбандский Мастер был очень рад смерти Феанора, а?

18

– Сейчас – когда и твой и мой путь стал другим, мы всё равно пойдем дальше вместе. Так? – Восставший впился взглядом в лицо Пламенного.
Мастер встал. Подошел. Положил руку Мелькору на плечо.
– Так. И ты это знаешь. Мы с тобой не в силах остановиться – даже если захотим. Не творить – это всё равно, что не дышать. Не жить. Что бы ни было – мастер всегда остается мастером. Ты сам мне это говорил. Помнишь?
– Я… помню. Говорил. Только вот теперь…
– Теперь? – Напрягся. Сощурился. – Что ты думаешь теперь, Мелькор?
– Теперь – вижу. Не думаю – знаю.
Восставший закусил губу. Продолжил – не глядя на нолдора:
– Я перестал быть мастером. Творцом. Я слишком поддался гневу. Ты понимаешь: война, плен, Мандос, унижения… Да и потом – наша ссора, Унголианта. Вместо того, чтобы поразить ее тогда, когда она еще была слабее, я отдал ей наши камни. Сам.
Феанор опустил голову.
– Я поддался гневу – и он душит меня. Как Унголианта в том ущелье.
Тишина.
Ветер за окном. Смеркается.
– Знаешь, Феанор, я думаю – не встреться мы с тобой, это случилось бы быстрее. Мой гнев раньше бы одолел меня.
– Я боюсь, Мелькор, – неожиданно сказал Пламенный.
– Ты? – Восставший непонимающе поднял бровь. – Чего? Почему?
– Я... – Феанор сцепил пальцы, – я боюсь...
Не договорил. Подошел к двери мастерской. Хотел открыть. Передумал. Стал выдавливать из себя слово за словом:
– Я понимаю, что... что мои страхи... что для них нет причины, но я... я ничего не могу с собою поделать. Я знаю, что у тебя всё было по-другому, но...
– Ты за Сильмарили боишься? – Восставший нахмурился. – Напрасно. Ты ведь не собираешься их использовать как…
– Не собираюсь? – перебил Феанор. – Да, не собираюсь. Потому что я боюсь прикоснуться к ним, боюсь сжечь руки, как ты!
Вала воззрился на него в крайнем недоумении:
– Твое творение тебе послушно. Как Сильмарили могут причинить вред создателю?
Пламенный сцепил пальцы.
– Мелькор. Ты можешь назвать меня безумцем. Я сам себе сто раз говорил, что боюсь призрака. Но – назови потом кем хочешь, только – выслушай. Я много лет не решался об этом заговорить...
За окном медленно темнеет. В углах кабинета собирается густой сумрак. Только серое пятно света у окна. И два черных силуэта.
– Я знаю, да. Я помню все твои рассказы о бое с Унголиантой. Но я не могу отрешиться от мысли, что руки ты сжег не столько потому, что хотел подчинить Алмазы, сколько... прости, но – из-за Древ, Мелькор. Мастер, ставший убийцей, перестает...
Феанор зажмурился, осознав, что говорит то, о чем вот сейчас никак говорить не стоит.
– Я тоже убивал. Альквалондэ, Лосгар... корабли были живыми, а я сжег их... Это не меньше гибели Древ. Наверное. Да, потом я смог работать с Сильмарилами, я сделал Венец. И тогда с моими руками ничего не случилось. Я повторяю себе эти слова, но...
Ветер врывается в кабинет. Черными крыльями вскидывает волосы обоих.
– Мелькор, я... я все эти века – убиваю. Я убиваю свой народ. Я сохраняю им жизнь – и тем, кто по ту сторону Эред Энгрин, и тем, кто по эту, – но я убиваю саму душу нолдор. Во что я превращаю народ бунтарей и гордецов?! Мой народ, Мелькор!
Тишина. Ветер. Снег.
– Я заставляю их забыть всё то, чем я вывел их из Амана. Лишаю их цели. Тех, кто там, – держу послушным мальчиком Маэдросом. Тех, кто здесь, – держу сам.
Выдохнул. Прижался спиной к стене. Закрыл глаза.
– Мелькор, ты говоришь, что ломаешь себя – прежнего. Я – тоже. Того Феанора, что радостно творил в Амане, больше нет. Он создал Сильмарили. Я – боюсь коснуться их.
– Ты пугаешь себя, друг мой. Тебе тяжело – и ты придумываешь неизвестно что. Прогони эти страхи, – Мелькор помолчал и добавил:
– Лучше всего: попробуй. Боишься Сильмарилов – возьми их. И убедись в том, что пугался тени. И даже если (хотя я в это и не верю) окажется, что ты прав, ты хотя бы не будешь жить под гнетом неизвестности.
– Нет. Лучше неведение, чем вот так – приговор. Всё-таки надеяться, что я ошибаюсь, – чем раз и навсегда узнать, что я действительно стал...
Помолчал. Усмехнувшись, добавил:
– Да и руками рисковать – глупо.
– Стал? – Восставший недобро сощурился. – Стал – кем? Договаривай!
– Тем, чьи руки будут сожжены Алмазами. Тем, кому враждебен Свет Амана. Убийцей, творение которого оборачивается против него.
Лицо Темного Валы исказилось гневом:
– Вот как ты обо мне думаешь?! Я для тебя – убийца?! Так?! А они, – Мелькор кричал, раздирая углы рта, – они, уничтожившие Утумно, душившие мою Песнь, заточившие меня в Мандос, они – не убийцы?! И ты называешь убийцей меня?!
– Я называю убийцей себя. – Пламенный отчеканил каждое слово.
– Феанор, почему? – Мелькор положил ему руки на плечи. – Мы столько лет молчали об этом. Почему сейчас? Из-за чего?
– Почему я заговорил об этом? – еще одна усмешка. – Ну, потому, что ты спросил. Потому, что я сегодня своими руками запер Сильмарили в ларец – мне стало невмоготу видеть их Свет. Заговорил – поэтому. Ну а думал... никаких “из-за”. Именно об этом и я думал долгие века. Поговорить у нас с тобой не получалось, недосуг нам теперь.

19

Ветер. Северный ветер играет со снегом. То облепит им островерхие скалы, то сметет белый покров.
Ветер-неслух. Сказано же Властелином: на небе всегда должны быть тучи. Низкие, высокие – неважно. Играть с тучами – можно. Разгонять их нельзя. А злой шутник ветер вдруг возьмет да и откроет звезды. Или, того хуже, ладью серебряного света.
И тогда скалы Ангбанда заблестят как клинки, нацеленные в небо, чтобы пронзить, расколоть светило-врага. Тянутся ввысь скалы, острят свои пики – тысячи игл, тысячи кинжалов, тысячи копий.
Только испугается ветер своей дерзости; как окно занавесками, задернет небо тучами – и медленно успокаиваются скалы, не воинством становясь, но спящим камнем.
А ветер-озорник пойдет снегом в гейзеры швыряться. Ты в него – сугроб с неба, он в тебя – фонтан пара. Забава...
Вечные забавы ветра на севере Эндорэ.

20

– “Недосуг”? – переспросил Мелькор, хмурясь. – Лучше скажи честно: не хотел.
– Хотел. Не мог. Между нами – год от года, век от века – растет стена. Не замечал?
Восставший не ответил: признавать, что существует нечто, над чем не властны они оба, он не желал, а отрицать очевидное…
Но можно попытаться эту стену снести.
– Друг мой, ты ошибаешься. Ты привык отвечать за всех – и сейчас намерен взять вину на себя. Ты не убиваешь свой народ, напротив: дав им свободу, ты теперь сохранил им жизнь. Ты вывел их из Амана, дав им возможность обрести собственный путь. Не твоя вина, что нолдорам их свобода оказалась не по силам.
Стало совсем темно.
Пламенный молчал.
Взял с полки один из светильников, подошел к столу, наощупь подвернул фитиль светильника повыше, чуть сосредоточившись – зажег. И стало видно, что он сделан в форме маленького вулкана; прорези металла в верхней части “кратера” смотрелись как потоки лавы.
Фитиль был высоким, так что рыжий огонек чуть плясал над краем “кратера”. Будто стоящий на столе вулканчик начинает извергаться.
По кабинету побежали рдяные отсветы.
Феанор провел пальцем по еще холодному металлу. Молча.
Не стоило говорить вслух то, о чем он думал. Что все нолдоры связаны местью за убитого Короля, все до единого. А у мальчишек еще и Клятва… и один Маэдрос знает, что она утратила силу. О какой свободе может идти речь, когда долг мести подчиняет беспощадно?
“Можно пожертвовать свободой ради долга. Особенно когда выбираешь сам – и выбираешь долг. Но я лишаю их и этого! Маэдрос покорно исполняет мою волю. Даже старательно изображая, что меня он ненавидит. Не знаю, почему смирно сидит в своем Хифлуме мой разлюбезный братец, но – сидит. Может быть, берет пример с Маэдроса: дескать, если уж воинственные сыновья Феанора ждут чего-то, то и мне не стоит торопиться”.
Свобода или долг? Долг или жизнь? Дать своему народу погибнуть ради заветной цели – или противу воли спасти, но лишить эту жизнь смысла?
Феанор задумчиво гладил пальцами металл “вулкана”, не замечая, что тот становится всё горячее и горячее.
– ...Я никогда не думал о том, что нолдорам не по силам их свобода. Мне казалось – свобода это счастье. Впрочем, я всегда мерил нолдор своей меркой. И всегда – ошибался.
Помолчал. Сел. Сцепил руки.
– Они по-прежнему ждут того, кто решит за них... ладно, мои мальчишки, я сам так их воспитал, но Финголфин-то!

21

...А ветер ищет себе новую забаву.
Южнее, еще южнее. Нет, к самим стенам замка он не полетит. Много там тех, кто прикажет ветру: “Дуй, как я хочу!” – и придется.
Зато гораздо ближе есть одна интересная долина. Горы высокие, залететь туда трудно. Но так занятно! Ведь там – тепло. Вверх медленно тянется горячий воздух. А ну как его р-раз и – разогнать! И – вниз самому.
Хе-хе, растут там деревья всякие... какие только много-много южнее есть. Там, за нашими горами. И ходят разные существа вокруг. Нигде у нас больше таких не видел.
А ну-ка – снега им, снега!
Забегали! Странные суетливые существа. Ой, как они боятся снежного ветра! Как они привыкли к теплым потокам.
Жаль, снега с собой мало прихватил. Меньше надо в гейзеры кидать. Сюда – гораздо забавнее.

22

Мелькор спросил язвительно:
– Твой народ не понимает тебя, Государь нолдор? Твой народ оказался не достойным тебя?
Феанор вздрогнул, как от удара.
– Не сердись, – тяжело вздохнул Восставший. – Если я и злюсь, то не на тебя. Просто…
Он сел за стол; склонив голову, стал рассматривать светильник.
Крошка-вулкан. Маленький кусочек живого Ангбанда. Настоящего. Не нынешнего – прошлого. Кусочек того мира, где Утумно и Ангбанд жили по своим законам, а не подлаживались под чужие. Мира, который Пламенный чувствует, хоть и не видел никогда. Одни светильники для Тронного зала чего стоят!
Мелькор почувствовал, что сейчас может быть откровенен с Феанором. Как когда-то в Амане. Как с соратниками в Утумно.
И он договорил фразу:
– Просто мне с моим народом не повезло гораздо больше.
Феанор понимающе опустил глаза.
– Я ведь тоже хотел спасти свой народ от войны, – с горечью продолжал Восставший. – Я сдался, а ведь мог спастись – не считай меня глупцом, я понимал, что против Тулкаса мне вряд ли выстоять… особенно, когда от рога Оромэ моя крепость рушилась бастион за бастионом. Я мог бежать – но я вышел на этот бой. Я самым убедительным образом проиграл… и потом еще сопротивлялся, чтобы эти два умника были озабочены только тем, как бы меня увязать покрепче и доставить в Аман. Ни полуразрушенная крепость, ни мои майары их уже не интересовали – я добился своего.
Феанор внимательно слушал. Рыжее пламя маленького вулканчика дрожало.
– А потом я вернулся… – Восставший закусил губу. – Они чтили меня, они чтят и по сей день, но ни один уже не способен понять. Ни с кем из них я уже не смогу спеть – и не в том дело, что петь сейчас тяжко, нет…
– Я понимаю, – кивнул Пламенный.
– Мало того, Феанор, – тихий, искренний голос, – есть же еще орки… Я разрушал, чтобы расчистить место для своих творений. А им нравится просто разрушение. Когда-то, в Утумно, орки, пришедшие ко мне по своей воле, рычали от радости, видя, как здорово у меня получается крушить. Что мне было с ними делать? Что?! Ведь они – часть моей Музыки. Я не хотел, чтобы они стали такими, но раз уж они есть – не уничтожать же их… как Ауле, говорят, хотел уничтожить гномов…

23

Ветер умчался из долины. Небезопасно, всё-таки. Ведь кто-то из Могучих закрыл ее. Огородил вулканами, да так, что они землю греют. Иной раз кинуть туда снегу – конечно, весело будет. Но на пока – хватит.
Где бы еще порезвиться? А если повертеться вокруг во-он той высокой башни? – ну и что же, что это крепость. Башня – крайняя, там, наверное, никто не увидит. Никто не поймает.
Эй, вверх! Вниз! Спиралью, змеей, кусая самого себя за хвост! Еще раз! Еще! Так, чтобы башня задрожала!
Не-е, эта не задрожит. Даже балкон наверху не шевельнется. Ну и ладно, зато рядом с балконом есть окно. Открытое. И можно залететь туда.
Любопытно.
В-вверх!

24

Глядя на рдяный огонек, танцующий над вулканом-светильником, Феанор горько выдохнул:
– С внешними противниками бороться проще, потому что с ними можно бороться. Со своими... Против своих – бессилен.
Темный Вала вдруг резко встал и ответил, зло кривя рот:
– Да, против своих ты бессилен. Но однажды они могут перестать быть своими – и тогда им станет оч-чень интересно!
Пламенный не стал возражать. Для него нолдоры остались – своими. Даже те, кто проклинал имя Феанора. Даже те, кто сейчас ненавидел Мастера. И для Мелькора вряд ли будет иначе.
– Я стал врагом своих еще в Амане, – проговорил со вздохом. – Стал – в их глазах. Стал, не желая того. Потому что я смел видеть мир шире и глубже, чем они. Мне этого не прощали... И – возвращаясь к разговору о свободе – они боятся ее. Боятся ее взять. Я искал новое и находил – потому что не боялся. А они... они всеми силами закрывались от этого. “Искусство Перворожденных”, “уроки Валар” – говорили они мне. Сдвинуться на волос от того, что им было дано, они смеют. Но на шаг, всего на шаг – уже нет. Кажется, именно этот шаг они называют Искажением? – Пламенный улыбнулся одними углами рта.
– Ты спрашиваешь меня, что такое Искажение? – Восставший хищно улыбнулся.
– Мелькор, я долго думал, искал ответ... так и не нашел. Скажи мне: где грань между творчеством и разрушением? Веками я убеждаюсь: чем ярче творение, тем сильнее его отторгают. Оно возмущает мир. Оно лишает покоя тех “своих”, о которых мы говорим. Скажи мне: можно ли быть подлинным мастером, не внося разрушение в мир? Ведь ты – единственный в Эа, кто знает ответ.

25

Ветер тихо охнул и от испуга ринулся вниз. Еще бы – ведь в башне-то оказался Сам. Вот уж с кем никакому шальному вихрю лучше не встречаться!
Распластавшись от страха, ветер поземкою покатился по сугробам, швыряясь снегом во все стороны.
Но любопытство тянуло вверх, как сам ветер поднимал с земли белое крошево снежинок. Ничем не забранное окно соблазнительным провалом темнело под самой крышей башни.
Ну, только немножко послушать! легким сквознячком проникнуть в комнату – и тут же прочь. Небо большое, никто не заметит.
Только мимоходом – фьюююю! – и умчаться.

26

– Феанор… если бы я знал наверняка, судьба Эа была бы иной. Акашан… тот, кого все называют Эру… тебе будет понятнее, если я скажу, что любил его. На самом деле то, что мы, Айнур, ощущали – это не похоже на чувства Воплощенных. Этому просто нет названий. Я хотел петь с ним вместе. Вместе – но свое. Не чтобы разрушить – чтобы украсить, улучшить его замысел.
Восставший говорил, запрокинув голову, и отсветы огня оранжевой линией очерчивали его подбородок и скулы:
– А оказалось, что всё создаваемое вне темы Акашана – Искажение. Что Музыка, которую я творил с любовью, – источник разлада. И тогда я решил… нет, не “решил”, это Воплощенные решают, а я просто смёл преграду, как река весной вздыбливает и сбрасывает лед. Я любил их, Феанор, – поверишь или нет? – но свою Тему я любил больше. И я сбросил с себя эту любовь, как оковы! Я хотел быть сотворцом Акашану – но не слугой!
Голос Восставшего сорвался криком.
– Кстати, об отсутствующем слуге, – Феанор нарочно заговорил буднично. – А не принести ли мне вина?
Мелькор обнаружил, что его кубок давно пуст:
– Д-да. Принеси.
Нолдор кивнул в ответ и вышел в переднюю, тотчас вернулся оттуда с кувшином. В кабинете отчетливо потянуло сквозняком, так что Феанор, хоть и был безразличен к холоду, невольно передернул плечами.
Впрочем, тут же забыв о ветре.
Он налил Мелькору и себе, молча пригубил.
Восставший заговорил спокойнее:
– Нет, Феанор. Если ты хочешь создать что-то свое, небывалое, оно никогда не впишется в существующие границы. Оно разломает их – если это действительно великое творение. Если оно малое – тогда да. Малое может быть единственным в своем роде – и не ломать существующий мир.
– А Сильмарили? – тихо возразил Пламенный. – Они не разрушали ничего.
– Н-да? – Мелькор вздернул бровь. – А мне казалось, что один мой знакомый нолдор был готов стереть всю Арду в порошок из-за них.
– Это же другое! – Феанор досадливо поморщился. – Не похить ты их…
– Друг мой, но это – случилось. Я их похитил. Ты поклялся рассчитаться со мной. И произошло всё то, что произошло. Из-за них. Из-за творения, не знающего себе равных. Так что ты лишь подтверждаешь мою правоту: великое творение, – он выразительно посмотрел на Мастера, – не может не нести в себе разлада. Не прямо, так косвенно – как с Сильмарилами.
Феанор осушил кубок залпом.
Со стуком поставил на стол.
– Скажу тебе больше, – Восставший с улыбкой смотрел на Пламенного, – гибель, разрушение – всё это есть даже в пределах одного-единственного замысла. Даже малого.
– О чем ты?
– Прежде чем идея оформится у тебя, ты отбросишь множество вариантов. Это тоже творения – только они никогда не родятся.
– Не беда! Родится то, что лучше, совершеннее, прекраснее.
– Правильно, друг мой, – Мелькор обворожительно улыбнулся. – А слабое и никчемное – умрет.
– Я не это имею в виду! – Пламенный вскочил. – Это всё равно как из сотни желудей только один становится дубом – могучим, раскидистым. Это же лучше, чем сотня чахлых дубочков высотой в локоть.
– Именно, друг мой, – Мелькор тоже встал, подошел к нему. – И-мен-но. Мне радостно слышать, как ты точно понимаешь меня.
Феанор сел. Повертел в руках опустевший кубок. Глухо спросил:
– Значит, смерть – залог жизни? И любое творение должно быть оплачено гибелью?
Восставший кивнул:
– Гибелью замыслов – сначала своих, а после и чужих – потому что другие мастера, увидев нечто прекрасное, сами уже не создадут того, что могло бы явиться из их дум. Потом – творение станет рушить сложившуюся картину мира.
– А потом из-за Камней начнется война, – мрачно договорил Феанор.
– Да, – спокойно кивнул Мелькор. – Но зато дуб, из-за которого зачахнет сотня желудей, станет лесным великаном. Или, если пример с веточками тебе разонравился, я скажу так: изначальным замыслам Акашана не суждено воплотиться. Кто-то очень дерзкий помешал ему, – Восставший самодовольно усмехнулся, – так что вместо Единой Темы зазвучали и Вторая, и Третья. А Единая Тема погибла, увы. Правда, в итоге возникли и эльдары, и атани, которых не было в ней. Ну? ты всё еще жалеешь о разрушении?
– И разрушение есть во всех нас? Не от Пробуждения даже, а от Айнулиндале?
– А как же! – засмеялся Восставший. – Так что бояться его примерно так же глупо, как страшиться отражения в зеркале.
Темный Вала налил Феанору и себе, сел за стол:
– Друг мой, спасибо.
– За что?
– За этот разговор. Ты мне помог… ты даже не представляешь, насколько. Ты же знаешь – после восхода этих Ладей… – Мелькор досадливо зажмурился. – А сейчас я словно вернулся в то время, когда моя сила была безгранична. Когда я мог – всё! Когда любой мой замысел обретал воплощение! – он осушил кубок. – Феанор! Что мне сделать для тебя – сейчас? Говори! Говори, потому что я полон Силы, как встарь!
Пламенный виновато улыбнулся, покачал головой:
– Ты и так делаешь для меня…
– Нет! Назови желание! Если это не нужно тебе – хорошо, сделай это для меня! Я хочу сполна ощутить свою Силу! Понимаешь?! Ну же! Самое заветное желание! Самое невыполнимое! Я прошу, я приказываю тебе!
– Самое невыполнимое… – Феанор усмехнулся. – Что ж, ты сам потребовал.
Нолдор допил свой кубок, поставил его на стол и сказал:
– Я хочу увидеть звезды. Как когда-то смотрел на них в Форменосе.
Мелькор обиженно сморщился:
– И только-то?
Темный Вала пошарил рукой по воздуху, потом нащупал что-то незримое и метнул его в окно.

27

Ветер мчался, опережая звук собственного свиста. Смятый, скомканный волей Сильнейшего, вышвырнутый им, как хозяин за шкирку выбрасывает за порог нахального кутенка, ветер теперь летел нацеленной стрелой.
Врезавшись в громады сонных туч, лениво развалившихся над Твердыней, ветер стал не столько разгонять их, сколько рвать в клочья. Отвыкшие от движения тучи медленно зашевелились, уползая прочь от сумасшедшего вихря. А он гнал их и драл, драл и гнал, вымещая на этих толстухах свою досаду и боль, гнал и драл, раз и навсегда зарекшись приближаться к Цитадели, для которой он – ничто. Меньше чем ничто!

28

– Спасибо... – прошептал потрясенный Феанор. – Я не ждал...
На севере тучи начали расходиться. Черная синева неба – вместо серого мрака. Одна звезда. Две. Четыре. Шесть. Семь.
Валакирка сияла во всем великолепии. Семизвездье, которое нолдор видел последний раз века назад.
Феанор встал, вышел на балкон. Глядя на Валакирку, он вспоминал времена немыслимо далекие. Отделенные не временем, а чертой судьбы.

29

Я тоже вышел, встал рядом с ним.
Ну, Серп Рока. Символ моего падения? – ага-ага. Очень страшно, уже дрожу.
Мне, исполненному собственной Силы, – что мне эти семь искр?! Теперь, когда Феанор принял мою Тему, когда Пламенный помог мне заново обрести Силу, – теперь нет сомнений, на чьей стороне будет Огненный Дух, когда начнется война.
А то что он по старой памяти хочет полюбоваться звездами – это такие мелочи! Пусть потешится.
Ветер всё трудится, туч всё меньше – вон Менельвагор во всей красе… Блистай, братец! ты, говорят, учил Феанора когда-то? При случае узнаешь, чему его научил я!
Правда, мои майары явно будут не в восторге от этих звезд… гм.
А это правильно! Пусть заново вспомнят, что я – Властелин и творю то, что сам считаю нужным! Их дело – повиноваться.

Глава 7. Друг

Люди зовут меня Князем Тьмы.
Я не князь.
Я – крепостной Тьмы.
Никто из таких, как я, никогда не был и не будет повелителем геенны – потому что с тем же успехом каторжника можно назвать повелителем рудников. И впрямь: он бьет несчастные камни кайлом, он волен мучить копи как хочет… он лишь не волен перестать это делать.
И перестать мучиться самому.
Вопрос: кто мучается в аду?
Ответ: все.
Все.
Когда вы мучаетесь, это уже ад.
Он в вас.
Г.Л. Олди. Пасынки восьмой заповеди

1

“Вьяр, как дела?” – я позвал ее прежде, чем добрался до Ангбанда.
Она ответила. Она дала мне увидеть. Несколько образов – ярких, точных, ничего лишнего. И – ее глубокая обида.
Да, она всё делает, как договаривались. Да, Мелькору их, гм, забавы очень нравятся. Но для него это – развлечение. Ничего больше.
Всё остается по-старому.
Плохо.
Очень плохо.
Будь Мелькор прежним, я бы предложил ему спеть пару-тройку горных хребтов. Это бы его отвлекло основательно. А так… с ним теперь надо – как с Воплощенным. Капризным, избалованым – нами же, кстати, и избалованным.
Ладно, я везу ему хорошие подарки – может, они завладеют его вниманием и всё остальное станет неважным.
Может быть. Это зависит от меня… хотя и не только от меня.
Надо постараться.
И надо утешить Вьяр – бедная девочка приложила столько сил, а результаты ничтожны.

2

Сегодня Саурон вернулся в Ангбанд.
В другой раз я бы посетовал, что слишком скоро, но сегодня был почти рад. Я очень надеюсь, что его посольство к гномам увенчалось успехом. Даром что я сам должен был поехать к ним – только уж очень старательно “не верит” мне Саурон.
Ладно, я тоже не питаю к нему восторженных чувств.
Мелькор молодец. Он нашел выход там, где я бы и не подумал его искать. Он предложил отвлечь орков от войны... подготовкой к ней. Долгой подготовкой – такой, что на века хватит.
А для этого нужно оружие. Совсем не то, которое способны выковать орки. Мои нолдоры скорее умрут, чем скуют им клинок, – так что Мелькор отправил посольство к гномам, живущим где-то на востоке.
И пусть даже поехал Саурон, а не я... впрочем, подозреваю, что Саурон был не очень-то рад, что на него возложили это посольство, – он хотел лишний раз уверить Мелькора, что мне нельзя доверять, а пришлось самому браться за отнятое у меня дело...
Н-да, сказал бы кто, что я буду рад новому оружию для орков, – не поверил бы. А вот рад.
Любит Ангбанд шутки с нами шутить.
Не соскучишься.

3

– …Короче говоря, гномам действительно понравились только рукотворные камни твоих мастеров. И вот, посмотри, чем они расплатились за них.
Мелькор достал несколько изогнутых клинков, положил перед Пламенным.
Феанор взял меч в руку. Когда-то он попробовал освоить ятаган – просто так, из любопытства. Этот меч был не похож на ангбандские. Смещенный баланс. Сталь несравнимо лучше, весит клинок меньше. Красивое, с любовью сделанное оружие. Не орочий выкидыш кузни – меч, созданный мастером. Для мастера.
Пламенный сделал несколько взмахов. Меч упорно не желал его слушаться. Скривившись, Феанор положил его обратно.
– Переучиваться с таким мечом придется, – сказал он с усмешкой. – К балансу привыкать. Добиваться точности вместо силы. Весьма долгое и увлекательное занятие.
– Именно, друг мой, именно. Как видишь, я нашел дело для армии. Увлекательное, как ты сам сказал. Дело на многие века – пока все мечники не переучатся. А гномы не станут торопиться с ковкой этих мечей. Меч в обмен на камень, на два камня… подумай сам, сколько столетий мы с тобой выиграли.
Оба промолчали о том, что будет после этих веков. Оба понадеялись, что к тому времени они еще что-нибудь придумают.
Феанор подержал в руках еще один меч, осмотрел лезвие. Спросил, полуобернувшись:
– Так что их заинтересовало в нолдорских камнях?
Небрежно, вскользь сказанные слова. Готовность работать на Ангбанд – по сути.
– Ты задаешь странный вопрос. Всё, что мог создать Ауле, они постигли. Те камни, что сотворил я, наверное, тоже. А нолдорские камни не похожи ни на то, ни на другое.
– Дело только в этом? – Мастер прищурился. – Ты уверен, что ни огранка, ни оправа, ни... я не знаю что еще – не ценится гномами в нолдорских камнях?
– Спроси об этом себя. Что для тебя, Мастер Феанор, будет лучшим подарком – законченное творение или необработанный самоцвет? Молчишь? То-то, – Темный Вала выразительно посмотрел на нолдора. – Да, кстати, – добавил он небрежно, – по словам Саурона, некоторые гномы, насмотревшись на эти камни, сами запросились в Ангбанд учиться. Что ты думаешь об этом? Возьмешь учеников?
Глаза Феанора загорелись восторгом: если свободные гномы станут трудиться бок-о-бок с нолдорами, которые, как ты ни создавай иллюзию свободы, были, есть и будут пленными... это сразу изменит сам настрой работы в мастерских! Это будет действительно свободный поиск, поиск, в котором одни станут учениками у других...
– Конечно, Мелькор! Я буду только рад! – Феанор улыбнулся широко и радостно, таким Мелькору веками не доводилось его видеть. – Они будут работать вместе... вместе...
Мастер вдруг осекся. Улыбка сошла. Лицо окаменело. Голос охрип:
– Нет. Ни за что. Ни одного гнома в мастерских.
– С какой стати? Это выгодно и тебе и мне! – Темный Вала был явно раздосадован. – Или ты думаешь, что твои нолдоры скажут гномам лишнее? Настроят их против Ангбанда?
– Настроить против Ангбанда тех, кто готов с нами торговать? Не смеши. Всё проще: если нолдоры узнают, что гномы делают оружие для орков... дальнейшее ясно, я полагаю?
– Можно что-нибудь придумать. Взять клятву с гномов или…
– Нет. – Спокойный, лишенный эмоций отказ. Тон, с которым бесполезно спорить.
– Но почему?
Бесстрастный ответ. Почти как с ошибающимся учеником:
– Полагаю, о торговле с Ангбандом уже известно всем гномам. Все, кто видели нолдорские камни, знают, что за них расплатились оружием. Так что никаких “одних” и “других”. А клятвы... ну, допустим, гномы поклянутся, что никогда не скажут нолдорам об оружии. Кто помешает гномам говорить между собой? Нет, Мелькор, гномы знают то, что никак не должно дойти до нолдор. Значит – никаких гномов у нас. Пусть работают за плату. Плата – будет, обещаю.
– Допустим, ты прав. Ладно, – Мелькор хмурился, недовольный. – В любом случае, с тебя камни. И чем скорее, тем лучше. Не обязательно много, но быстро.

4

Ну вот, а я должен все их замечательные идеи воплощать. Нет, я не против. И серьезно учиться искусству создания камней – это совсем не плохо. Просто... ну, я для него как резец, который должен драгоценных камней из скалы высечь побольше.
Вещь. Инструмент.
Если бы хоть кусочек моей воли он мне оставил – я был бы рад ему помочь. Да я бы светился от счастья! И не надо отпрашиваться в мастерские, а можно дневать и ночевать здесь, и учиться – здорово, и даже камни собирать – ну, ведь придумано отлично! Всё, всё хорошо – кроме одного: приказал. Ступай, учись, изобрази интерес, все ненужные им камни забирай – дескать, ты их на досуге рассмотреть получше хочешь.
Я же могу стать помощником тебе, Государь. Лучше бы ты мне меньше доверял! Ну, не объяснял бы, зачем тебе вдруг столько камней понадобилось. Просто – допустил бы на миг мысль, что я могу исполнить твою волю не как инструмент, покорный твоей руке, а как... ученик твой.
Дерзко, да? Не признает Феанор меня учеником?
Инструмент ходячий?
Ладно, буду инструментом.
– Могу я забрать себе этот камень? Кажется, он тебе не нужен? ... Прости, но это для тебя он неудачен. Мне до такого мастерства расти и расти. Да, я набрал уже несколько. Но ведь они такие разные. Так я возьму? Спасибо.
И свой камень к ним подложу. Не знаю, зачем. Просто потому, что я – не хуже.
Хотя ты, Государь, в своих заботах – не соизволишь этого заметить.

5

– Рассказывай дальше, Саурон, – попросил Ронноу. Кователь и ученик Кователя, он был единственным, кого действительно интересовали подробности путешествия Первого Помощника к гномам.
Для прочих собравшихся майар этот рассказ был просто развлечением.
– Стало быть, я вспомнил молодость, вспомнил, как Ауле язык для гномов сочинял, – ну и заговорил с ними на кхуздуле. Они удивились – челюсти до пояса отвисли, бороды пол метут…
Вьяр рассмеялась. Тевильдо отметил про себя, как по-разному смотрят на Саурона две женщины: если на лице Тарис ясно написано, что она влюблена (и, кажется, взаимно), то Вьяр, тоже не отводящая взгляда… так смотрят, если ждут помощи.
“Хм. Интересно, чем и как помогает Первый нашей красавице?” – Тильд потерся кошачьей щекой о ногу Вьяр, но та не обратила внимания, жадно слушая Саурона.
– … И при виде этих камешков несколько молодых гномов так и брякнули: возьми, мол, нас с собой – учиться.
– Что?! – Ронноу аж привстал. – Гном собрался покинуть родные пещеры?! Это гном-то?!
– Ну, я же говорю – с полдюжины, молодых, глупых еще…
– И что? Они приедут сюда?! – много тысяч лет никто не видел Ронноу таким взволнованным.
– Нет. – Саурон сказал как отрезал. – Властелин запретил.
– Переговорив сначала со своим нолдором? – холодно уточнила Тарис.
– А то нет! – рот Первого исказился волчьим оскалом.
Все майары напряглись, но вдруг…
– Мяу–уур–ррр–уууРРрррх…
Это Тильд в обличье кота выскочил на середину покоя, замурчал, выгнув шею и словно подставляя голову и спину для того, чтобы его погладили.
Гнев майар иссяк мгновенно. Невольно улыбнулись все.
Шут сменил облик на мальчишечий и уселся в центре, скрестив ноги.
– А зачем тебе гномы, Ронноу? – спросил Тевильдо. – Ведь они не станут петь горы, как ты не возись с ними.
– Я хотел бы сам поучиться у них.
Все воззрились на него в изумлении.
– Воплощенные мыслят иначе, чем мы. Их искусство очень-очень любопытно. И если они никогда не овладеют нашим, то мы-то можем соединить Песнь с рукотворным мастерством.
– Тебе мало Воплощенных в Ангбанде? – приподнял бровь Дарг.
– В Ангбанде, говоришь?! – Ронноу зло скривился. – Нолдор Властелина, что ли – раздувшийся от спеси? Или пленники, над которыми этот нолдор трясется так, что…
– Мррр… – призвал к спокойствию Тильд.
Саурон поманил рукой Вьяр. Та приняла облик кобры и вползла к нему на колени.
Первый прогладил ее блестящую чешую и небрежно сказал:
– А мне лень снова ехать к гномам с нолдорскими камнями. Я воин, это занятие не для меня. Никто не хочет прогуляться и поболтать на кхуздуле?
Глаза Ронноу сощурились:
– Ты предлагаешь поехать мне и тихонько привезти с собой парочку…
– Ни-ни, – покачал головой Первый. – Я ничего не предлагаю. Мне просто лень ехать. И возможно, – он снова стал гладить Вьяр, – на северо-восточных заставах в день твоего возвращения будут стоять самые глупые орки, какие только есть в Ангбанде.
– А я в этот день позову Анкаса полетать где-нибудь над западными горами, – добавила Таринвитис с улыбкой.
“А я найду, чем занять Властелина”, – мысленно произнесла Вьяр – и раздула клобук.
– А я попрошу Талло показать мне самую прекрасную иллюзию, на которую он способен, – промурчал Тильд.
– Э-э-э, погодите! А мне, что же, Ирбина отвлекать?! – вскинулся Дарг. – Да чем же?!
“Придумаем”, – Вьяр высунула раздвоенный змеиный язык, словно дразнясь.
– Спасибо, – прошептал Ронноу. – Спасибо, собратья.
– Только учти, – жестко обронил Первый, – мы ничего не знаем. НИ-ЧЕ-ГО.
– Да. Да, конечно. Ничего.
“Взволнованный Ронноу! – мысленно усмехнулся Тильд. – Счастливый камень. Гора, дрожащая от восторга!”
– Послушайте, – Ронноу встал. – Поймите меня. Я ни в чем не хочу идти против Мелькора. Он собрал нас. Без него мы бы считались худшими учениками у своих Валар. Он дал нам возможность творить вместе. Творить так, как мы хотим. Он… я бесконечно чту его. Но кто виноват, что он заблуждается?
Его нолдор, – оскалил клыки Дарг.
– Виноват Аман, – мрачно поправил Дарга Саурон. – Не будь Властелин заточен – всё пошло бы иначе.

6

– Мори, пойди сюда. Сядь. Слушай.
– Мори, я совершил ошибку. Я знал, что ошибаюсь, но у меня не было выбора. Я решил сохранить жизнь тем землепашцам, которые проторили дорожку к смерти. Раньше самые яростные, самые непримиримые уходили. Уходили навек. Теперь они скапливаются там, в теплой долине. И приносят еду мастерам. А вместе с едой – мысль о бунте.
– Мори, ты не слепой и должен понимать: среди мастеров зреет подготовка побега. Но я сомневаюсь, что даже ты сможешь найти заговорщиков. Я – тем более. Мне не доверяют почти все. Тебе... меньше, но те, кого нам надо найти, от тебя будут таиться.
– И я спрашиваю тебя, Мори, спрашиваю, что же нам делать?
– Мори, я долго думал и, кажется, нашел выход.
– Слушай, малыш. Я позову мастеров в дальние шахты. Всех, кто захочет. Для мечтающих о бегстве это – шанс. Они сами выйдут вперед. А тогда... я попробую объяснить, чем именно они рискуют, кроме собственной жизни. Поймут – умницы, в мастерских работы много. Не поймут – пусть бегут. Мешать не стану. Пусть на еще одной заставе сложат черепа горкой. Посчитать Повелителю Феныргу, ежели изволит, гм!
– Что скажешь, Мори?
– Д-да... к-конечно...

7

Итак, Государь изволит быть со мной откровенным.
Польщен.
Государь изволит делиться со мной своими мыслями. В планы посвящать. Можно сказать – советоваться.
Видимо, я должен от гордости сиять... или что там от гордости делают?
А я за такое “доверие” готов броситься на него с кулаками.
Потому что с равным успехом он может откровенничать со светильником на столе!
Что ж, Государь, хочешь ты того или нет, но я не стану просто соглашаться. Я буду думать над твоими словами. Искать в них ошибки, мимоходом тобой допущенные. Ты уверял меня, что ждешь моего совета, – ты его получишь.
Великий Феанор всегда упускает из поля зрения мелочи.

8

– Государь, разреши мне остаться.
Феанор изумленно поднял бровь.
– Почему?
Кажется, Мори впервые шел против его воли, и это было настолько неожиданно, что вызывало именно удивление, а не гнев.
– Ты что, в шахту лезть боишься? Или – спину в забое сломать?
– Государь, а на кого ты оставишь пленных? – тихо спросил Мори.
– Ни на кого, – пожал плечами Мастер. – Куда они денутся?
– Ты уверен? – Мори испытующе посмотрел ему в глаза.
Феанор задумался.
Закусил губу, прошелся по кабинету, мимоходом зажег пару светильников…
Обернулся к юноше.
– Ну, говори, что ты задумал.
– Остаться вместо тебя. Следить за их работой так, как следишь ты.
“И чуть-чуть внимательнее”, – добавил Мори про себя.
– Где ты видишь риск? В чем? Те, кто хотят работать, – работают независимо от моего присутствия. Те, кто не хочет работать, трудятся на земле. Остальные пойдут со мной. Что может случиться без меня, а?
– Разговоры, – выдохнул Мори.
Тишина. Ветер воет за окном.
– Разговоры между землепашцами и мастерами, – уточнил юноша. – Разговоры в твое отсутствие. Разговоры, которые некому будет пресечь.
– Всё это очень убедительно, малыш, за исключением одного пустяка: недовольных я заберу.
– А колеблющихся?
– Надо бы с тобой пофехтовать… – задумчиво проговорил Пламенный.
– То есть? – теперь растерялся Мори.
– У тебя очень интересные контратаки. Я бы даже сказал – изящные.
– Государь, – потупился юноша, – я плохо владею мечом.
– Зато хорошо владеешь мыслью. Это оружие опаснее клинка.
– Так мне можно будет остаться?
– Нужно! – решительно кивнул Феанор.

9

Я велел всем мастерам собраться. Вперед поставил пару дюжин решившихся пойти со мной в шахты.
Вы надеетесь делать то, что вы захотите, умники мои?
Р-размечтались!
У народа нолдор есть только одна воля: воля Феанора. Когда Феанор того желает.
Сейчас именно такой случай.
Пусть не Тирион, а Ангбанд.
Пусть не тысячи, а сотни.
Неважно.
Я люблю, когда глаза всех и каждого устремлены на меня.
Это наполняет силой.
А она мне сейчас понадобится.
Ради вас же, умники!
– Вот ты, – я кивнул одному из тех, кто не мог утаить возбужденно горящих глаз, – скажи, что больше: сто или единица?
– Тебе... тебе угодно смеяться, Мастер?
Потупился... сбит с толку... ничего, умел быть дерзким – умей за дерзость расплачиваться.
– Мне угодно услышать ответ.
Мой тон вздёрнул бы на ноги лежащего.
Этот умник выдавил:
– Ты сам знаешь, что единица меньше сотни...
– Я – знаю. А вот знаешь ли ты? Знаешь ли ты, рассчитывая план побега, знаешь ли ты, как скажется каждый побег на каждом из сотен нолдор, остающихся здесь?
Вздрогнули все. Словно ветер прокатился по траве.
– Так что же больше: единица или сотня? – спросил я в такой тишине, что мой шепот был бы слышен всем, захоти я понизить голос.
– Сотня больше! – отчаянно замотав головой, выдохнул мой умник.
Действительно – умник. Быстро соображает.
Я улыбнулся.
– Вот и прекрасно. Думаю, теперь ничто не помешает нам насладиться поиском драгоценных жил в дальних шахтах.

10

А я всё равно убегу! Нет в мире ничего превыше свободы. Пусть этот Мастер твердит о единице и сотне. Пусть другие повторяют его слова. Моя судьба – свобода!
Рабом Ангбанда я не буду.
В руднике совсем не трудно одному забраться куда-то... хватятся не сразу, а я буду далеко.
Я не стану трудиться на Ангбанд.
– Лориндил! Лориндил, где ты?
Нет меня здесь. По крайней мере, искать – бесполезно.
– Я же предупреждал: не разбредаться, – голос Мастера. – Здесь можно искать веками. И не найти. Или найти слишком поздно. Я не нянька каждому нолдору, мнящему себя самым умным.
Что?!
Что слышу? Выходит, он сам отпускает меня? Сам позволяет мне бежать?
Тогда тем более – на волю!
В заплечном мешке есть еда и фляга, этого хватит надолго. Горняцкий молот послужит оружием, когда я столкнусь... ох, лучше не думать об орках заранее!
Вперед.

11

Горы Ангбанда казались спящим драконом. Или клубком драконов. И спали эти чудища чутко.
Мошка ползет... глупая, одинокая мошка...
Один из драконов медленно выгнул спину, и Лориндил, до того уверенный, что дорога приведет его вниз, был вынужден карабкаться и карабкаться вверх по склону.
Мошка... самоуверенная мошка... игрушка, которая забавнее живой, чем мертвой. Гораздо забавнее.
Лориндил упорно шел на запад. То есть – очень старался держаться западного направления и был уверен, что идет туда. Только вот горы тоже... будто двигались. Можно было подумать, целые хребты сходили с места, чтобы преградить ему путь.
Мошка... Ищи дорогу, мошка. Ты надеешься нас обогнать? обогнуть? Упрямая забавная мошка... И очередной дракон поднимает шипастый гребень.
Лориндил только вечером шел по долине, окруженной невысокими холмами с отчетливо видным перевалом. Минула ночь – и он на дне ущелья, островерхие стены выщерблены ветром и кажутся мордами хохочущих чудищ.
Мошка... с тобой так занятно играть, мош-шка...

12

Я свалился без сил.
Фляга пуста. Запас сушеных фруктов иссяк.
Дороги нет. Хуже чем нет.
Остается лечь и умереть. Мне не вырваться из этих живых гор.
И тут я увидел совсем рядом – долину. Не лед и камень, а зеленая трава. Горячий источник.
Вода...
Пить... пить сколько угодно!
Я помчался в долину, словно и не умирал только что.

13

Мошка... ты довольна, мошка? Тепло, еда, питье – и никаких орков рядом. Ты об этом мечтала, мошка?
Лориндил заставил себя выйти из долины. Измученное тело отказывалось повиноваться, отказывалось уходить от тепла – в мороз, от воды – в голый камень, от еды (пусть это только корешки, но...) – в голод.
Лориндил заставил себя выйти.
Трое суток он блуждал в лабиринтах гор, уверенный, что идет на запад.
На четвертые сутки он вошел в свою долину. С другого краю.
Мош-шка... Слуш-шай нас-с, мош-шка...
Бес-сполез-зно эльдару бороться с Ангбандом. Вс-сё, чего ты дос-стигнеш-шь, – это с-с-смерть, с-с-смерть в с-схватке с орками. Ты ж-же боиш-шься, боишьс-ся орков, мош-шка... А з-здес-сь – тепло...
Этот шепот стоит у Лориндила в ушах. Этот шепот подчиняет, завораживает, околдовывает.
– Нет! – и нолдор рвется прочь из долины.
Чтобы через пару дней, потерпев поражение в борьбе с неприступными утесами, – вернуться.
И, упав на зеленую траву, ощутить блаженство.
Мошка... зачем тебе куда-то идти, мош-шка?..

14

Я влетел в пещеру.
Морда моего тела приподнялась и посмотрела вверх. То ли появление хозяина почувствовала, то ли просто мое тело радуется порыву ветра.
Хорошее тело растет. Умное.
И большое.
Тело хочет летать. Тело жаждет полета. Одна беда – в этой пещере оно не может взлететь выше, чем на пару десятков локтей.
Я не разрешаю.
Мое тело не должно появляться в небе раньше времени. Серебряный Охотник и Огненная Дева не должны знать, что я замыслил против них. Когда я сочту, что мое тело достаточно выросло, чтобы угрожать им, я войду в эту огромную плоть – и не будет больше отдельно тела и отдельно меня, я стану единым – и неодолимым. Я буду величайшим из драконов. Сильнейшим. Опаснейшим.
И тогда я рассчитаюсь с аманскими майарами за свое развоплощение и свой позор!
Тогда… только это будет еще не скоро.
Я облетел вокруг своего будущего облика. Морда моего тела настороженно принюхалась, облизнулась и, вытянув шею, дотянулась до узкого лаза, через который орки просовывали пищу. Сначала этот лаз был широким, но после очередного съеденного орка, который просто не успел вовремя удрать, я забеспокоился: мое тело не должно питаться орками! – а то мне трудно будет совладать с ним, когда я приму это воплощение. Разум разумом, но если тело привыкнет воспринимать орков как пищу, то участвовать в войнах мне станет, гм, затруднительно.
Морда, ловко орудуя длинным языком, поглощала мясо. Хорошая морда. Красивая. Когда выражение ее глаз перестанет быть бессмысленным взглядом крылатой ящерицы, то эта морда – нет, тогда уже мое лицо! – станет действительно прекрасным!
И ужасным.
“Любуешься, Анкас?” – услышал я голос Ронноу. Возле левого крыла моего тела скала втянулась внутрь на пару локтей – чтобы крылу не было тесно. И рядом возник мой помощник.
Почему-то Ронноу предпочитал обличье невысокого коренастого человека в черном фартуке кузнеца.
“Ты бы расширил всю пещеру. Моему телу уже тесно”.
“Именно этим я и занимаюсь. А может – хватит, а? Ты же и так вдвое больше Глаура!”
“Глаур – безмозглый червяк! Связал себя телом-недоростком, потом не вытерпел, помчался на Ард-Гален, где эльфячьи лучники ему совершенно правильно объяснили, что быть длинным и быть умным – совершенно разные вещи. Еле ноги унес… то есть не ноги, а хвост”.
“Ты завидуешь Глауру, Анкас”.
“Да, Ронноу. Я отчаянно завидую ему. Но я хочу не новый облик. Я хочу отомстить. А для этого я должен растить и растить свое тело”.
“Как знаешь, Анкас. Твое тело – твое дело. Я помогу тебе с пещерой – она всегда будет по росту”.
“И за это спасибо. У меня нет ни малейшего желания просить Хенолу перепеть горы. Не говоря уж о Сауроне”.
“Да, Саурон совершенно забыл о том, что когда-то великолепно умел петь. Возится со своими орками – досадно даже. Скоро сам орком станет!”
“А что? Орочий облик будет ему в самый раз”, – Анкас расхохотался – за отсутствием рта – беззвучно.
Ронноу засмеялся тоже, хотя смешного находил мало. Но если Саурон и Анкас ненавидят друг друга, то умный Кузнец будет другом обоих.

15

Век от века мы с Ангбандом срастались всё больше. И теперь отпала необходимость как-то договариваться о сроках привода пленных: когда ко мне вели очередного, я просто знал это – и спускался сам или посылал Мори.
Вот и сейчас – почувствовал.
Гм. Этого вели двое орков. Связанного. Двое. Первый раз такое вижу.
– Развяжите. Что стоите, корм драконий? Если вы так трусите, то можете заметить, что я – при мече.
Разрезали веревки. Ушли почти бегом.
Н-да, дружок, похоже, ты держишься на одной гордости...
– Пойдем.
Пленный поднимает голову.
Его лицо – в ссадинах и запекшейся крови, но... неужели он?!
Мы не виделись столько веков... Он должен был измениться.
Да он и изменился. Очень.
Если это – он.

– Куруфинвэ, догоня-ай! Догоняй!
– Куруфинвэ, послушай, как чудесно поет ручей. Ты слышишь – там мелодия: тарата-тата...
– Ты лучше посмотри на плющ! Темная зелень на изжелта-белом камне. Это прекраснее любой музыки.
– Да нет, послушай!
– Нет, посмотри!
– Куруфинвэ, ты глухое бесчувственное чудовище...
Слово "чудовище" он явно подслушал у кого-то из старших – и вкладывал в это прозвище всю сердечность и ласку, на какую был способен.

– Куруфинвэ, говорят, твой отец женится?
– Не смей обращаться ко мне этим именем! Мать назвала меня Феанором!

– Куруфинвэ, как давно мы...
– Так давно, что ты забыл мое имя? Я – Феанор.
– Прости... чудовище. Я хотел поздравить тебя со свадьбой.
– Да, спасибо.
– Ты счастлив теперь? Нерданэль, должно быть, обожает тебя?
– Я? Да, наверное...

– Куруфинвэ, чудовище, ты совсем забыл меня.
– Не забыл, Рамаран. Просто я занят.
– Твои камни тебе дороже всего на свете?
– А тебе твоя флейта – разве нет?
– Флейта – это чудо. Но ведь есть жизнь...
– Что такое "жизнь", объясни.
– Ну, обычная дружба. Разговоры, веселье, прогулки просто так.
– У меня нет времени на прогулки просто так.
– Ты чудовище, Куруфинвэ.
– Я – Феанор.

Я вдруг понял, что мы с Рамараном (если, конечно, это Рамаран) так и стоим у входа. И Рамаран держится сейчас на одной ненависти. Не показать слабость врагу. Мне, то есть.
На миг захотелось назвать его по имени. Потом я понял: нет смысла. Я уже слишком давно – не его "чудовище".
А если и чудовище, то совсем другое.

16

– Кто это был? Тот, кто привел меня.
– Мастер.
– Кто он?
– Я же сказал: Мастер. Темный майар, кому еще быть. Имя его – Фенырг. Кажется. Называть надо Мастером.
– Он не майар.
– Ты не шевелись! Зря я тебя перевязывал?! Вот так. ...Почему ты думаешь, что он не майар?
– У него шрам на лице. Майары властны над своим обликом. У них не может быть...
– Прекрати вертеться! Раз властны – то вот он и сделал себе шрам. Не говори глупостей.
– А браслеты? Откуда у него эти браслеты?!
– Знаешь, выпей-ка вот это и поспи. Тебе же лучше будет.

17

Браслеты. Я помню их на тебе, Куруфинвэ. Они были на тебе в тот день.
Я навсегда запомнил день нашей последней встречи.
Последней – потому что ни разу потом не подошел к тебе.
Я тогда играл на флейте у въезда в Тирион. Я хотел дождаться тебя – ведь рано или поздно ты приедешь в родной город.
И ты приехал. Не один – с тобой был Финрод, малышка Иримэ, вас встретил Финарфин, еще кто-то. Мы знали: ты тогда чудом выбрался из какой-то большой беды.
Не знали – из какой.
Только смутные разговоры, и в них – имена Валар. Ирмо, Ниэнна, сам Манвэ и даже Мелькор... что случилось тогда, чудовище?
Я смотрел на тебя – издали. Ты мне кивнул, но не подошел. Не до меня тебе было. И родичей своих отослал.
Ты вошел в город один. Не зная, что я отправился следом.
У Каскада Фонтанов тебя ждал он. Он скрывал свои чувства, его лицо было бесстрастным ликом Валы. Но ты, чудовище, ты не прятал мыслей.
Не Валу ты приветствовал – друга.
И я понял: там, где великому Феанору становится другом Первый из Валар, там простому флейтисту нет места.
Я ушел. Я больше не искал встреч.
Место твоего друга было занято Мелькором.
... Он сам снял браслеты с твоего тела, Куруфинвэ? Или этот, зовущий себя Мастером, не погнушался обобрать поверженного?

18

– Послушай. Мастер за всё это время так и не спросил о моем имени.
Тирнур засмеялся:
– Ты многого хочешь!
– Разве Мастер не зовет пленных по именам?
– Только тех, с кем он работает сам. Вроде меня. Да и то, – Тирнур нахмурился, – мне кажется, он то и дело забывает, как нас зовут. Мы стараемся обращаться друг к другу по имени при нем.
– Но как можно забыть то, что услышано единожды?
Тирнур пожал плечами:
– Он – Мастер. Он думает о камнях и металлах. Не о нас.
– Он чудовище! – вырвалось у Рамарана.
И он сам вздрогнул от своих слов. Назвать этого вора, осмелившегося украсть браслеты Куруфинвэ, – назвать тем словом, что было прозвищем друга?!
– Он Мастер, – Тирнур повторил это спокойно. – Никто из нас не способен чувствовать камень так, как он. Мы учимся у него.
– И вы что же, довольны?!
Тирнур кивнул.
– Но это речи раба!
– Если ты хотел оскорбить меня – тебе это не удалось.
Помолчали.
– Кстати, Рамаран, а кем ты был в Амане?
– Флейтистом.
– Тогда можешь быть уверен: Мастеру никогда не понадобится узнавать твое имя.

19

Против воли я следил за новым пленным.
Иногда я был убежден, что это Рамаран. Иногда я был уверен в своей ошибке.
Он остался в мастерских. Делал что-то – достаточно, чтобы не отослать его копать землю, но не более.
Я притворялся, что безразличен к нему. И поэтому хорошо видел блеск его глаз.
Знакомый блеск.
Взгляд будущего беглеца.
Подстрекателя.
Как я устал от подстрекателей в мастерских!
Пришлось опять искать мыслью новые, неразведанные жилы в дальних горах. Звать мастеров в рудники. Рамаран (но Рамаран ли он?) немедленно откликнулся.
Желающих набралось три десятка. Глаза поблескивали у троих.
Это уже легче. Раньше блестели у всех – вот это было тяжело. А сейчас – управлюсь.
Я больше не заставлял их сравнивать единицу с сотней при всех. Но – вопрос полезный. И я задал его им, когда мы добрались до рудных гор.
Двое из троих явно подумали о том, о чём я им велел. И подумали правильно. Ссутуленные плечи, опущенный взгляд… знаю, знаю.
По себе знаю.
Трудное это дело – думать о других. Жить ради собственной гордости и собственной свободы – не в пример проще.
Так, двое безопасны. Но не третий.
И его я позвал с собой.
Вот и пришло время нам поговорить.

20

– А как тебя звали в Амане?– спросил Мастер, усаживаясь на выступ породы.
– Что тебе за дело до моего имени?
Феанор рассмеялся, не разжимая губ.
– Ты как на допросе себя ведешь: не скажу, хоть режьте! Резать я, понятное дело, не буду. Но и причин не ответить на такой простой вопрос – не вижу.
– Рамаран.
“Так. Не ошибся. Как давно… словно и не со мной было. Что же мне делать с тобою, друг мой? Мой бывший друг”.
Холодно, презрительно:
– Так что же, Рамаран, ты намерен бежать?
– А какого ответа ты ждешь? – с насмешкой. – “Да” или “нет”?
– Хм…– скривился Мастер. – Логично. “Да” отвечать глупо. “Нет” – это такая очевидная ложь, что тоже глупо. Короче говоря, Рамаран, бежать ты намерен. Бежать, подставив своим побегом без малого три десятка нолдор – которые здесь. И сотни тех, которые там. Бежать, заметь, один – потому что твои товарищи передумали. То есть бежать почти без надежды на успех.
– Ты можешь выдать меня оркам и тем решить все вопросы разом, – с вызовом, дерзко вскинув голову.
На сей раз Феанор смеялся долго. Впрочем, всё так же беззвучно.
– Интересно, – задумчиво проговорил он наконец, – если бы я мог решить все вопросы разом тем, что выдам тебя оркам, я сделал бы это или нет?
– Тогда чего же ты хочешь? Если не подчинить или сломить меня, тогда – чего ты от меня добиваешься?!
Куруфинвэ, чудовище... Чудовище? Скорее уж – глупец. Но пусть это глупость... Во имя былой дружбы, хоть и прервавшейся еще в Амане... Пусть. Не могу иначе”.
– Понимания, – выдохнул Мастер. – О нет, я не жду, что ты поймешь меня, но – я жду понимания участи нолдор. Нас здесь без малого три десятка. Мы – остающиеся – не слишком ли большая цена за твой побег?
Тон Мастера вдруг показался Рамарану невозможно знакомым. Тон, голос, осанка… “Мы, остающиеся”. Не “они”.
– Ты говоришь так, будто ты из нолдор.
Мастер вздохнул:
– Подумай лучше, что нолдор – ты. Точнее, что нолдоры – твои товарищи, работающие в этом руднике. И нолдоры – те сотни, что остались в Ангбанде. Все вы – пленники лишь по не-свободе. Но: вы все сыты, вы пьете чистую воду, у вас есть работа, достойная вашего мастерства; вы не знаете кандалов, темниц, пыток. А ведь это всё, – глаза Мастера сверкнули гневом, – в Ангбанде есть!
Рамаран молчал.
– Из тех, к чьим словам прислушивается Мелькор, я один хочу для вас сносной жизни. Саурон, другие майары, командиры – все в голос требуют, чтобы пленники не жили здесь как гости. А вы и впрямь живёте примерно как в Форменосе.
– Откуда ты знаешь о жизни в Форменосе? – вскинулся Рамаран.
Мастер сощурился:
– Я много чего знаю. И главное – я знаю, что каждый побег, удачный или неудачный, это удар по всем нам.
– “Нам”?!
– Да, Рамаран. Я не оговорился.
– Ты – нолдор?!
Мастер кивнул.
– Почему же ты служишь Врагу? У тебя кто-то в заложниках?
– Заложник у меня один: мой народ. По обе стороны Эред Энгрин.
– Но так мог сказать только…
Феанор отвел чары с лица, посмотрел былому товарищу в глаза:
– Ну? Так ты меня узнаёшь?
Мастер ждал любой реакции, но только не той, что последовала: с криком “Вражья тварь!” былой товарищ бросился на него.
Бросился с голыми руками.
Феанор настолько не был готов к этому, что не успел перехватить его. Рамаран сжал пальцы на его горле, и Феанор непроизвольно ударил Пламенем.
Пленник словно схватился за раскаленное железо. Вскрикнул, разжал пальцы.
– Так ты будешь уверять меня, что ты эльдар? – с гневной обреченностью спросил Рамаран.
Пламенный горько вздохнул. Он видел, что совершил ошибку, которую уже не исправить.
Не глядя на былого товарища, он забрал свои инструменты и вышел из штольни.

21

Значит, всё-таки он – майар.
А ведь я ему почти поверил. Не вздумай он меня уверять, что он Феанор, я бы ему поверил совсем. Но он ошибся с личиной – Куруфинвэ всегда ставил свободу превыше всего, и он просто не мог сказать таких слов.
Ты хитёр, Враг. Ты знаешь, чем нас сломить. Один такой разговор страшнее месяцев пыток. Что же мне делать? Солгал мне этот майар – или нет? Есть ли в его словах хоть капля правды?! Если есть, то побег и впрямь будет страшным предательством.
Правда?! Правда – в речах темного майара?! Просто Врагу мы нужны покорными, и эти слова о самопожертвовании – лучший способ смирить нас.
Слышишь ты, тварь, принявшая облик моего друга! Я убегу. Я дойду до нолдор. Я расскажу, насколько чудовищен Враг в своей лжи.
Путь к свободе открыт. Этот лже-Феанор ушел.
А если… он ушел только затем, чтобы позвать орков? Если на выходе из штольни меня ждут?
Неважно. Служить врагу я не буду. Или погибну, или вырвусь на волю.

22

Глупец я, ох, глупец! Века жизни в Ангбанде меня ничему не учат! Ведь нельзя же было говорить ему правду! Ведь знал. Нет, разнежился, юность вспомнил…
Н-да. И – оставил его в живых. В живых. Былого друга. Очень благородно. Он бросится бежать, запас еды у него до смешного мал, воды – тоже, оружия – считай что нет, дороги он не знает, расположения дозоров – тем более. Так что он либо погибнет в горах, либо нарвется на заставу.
Милосерднее было бы его убить. А я – оставил его на медленную смерть. Вторично. Первый раз был на Хэлкараксэ.
Сейчас еще не поздно вернуться и решить всё одним ударом. Мгновенная смерть – это действительно много лучше того, что его ожидает. Так почему я этого не делаю? Во имя дружбы в юности…
Не могу.
Не могу убить нолдора. Не могу убить даже в ненависти. Иначе Финголфин давно бы был в Мандосе.
Да, Рамаран обречён. Но он погибнет на пути к свободе. Для него – не худший выход.
Я не хочу тебя убивать, мой бывший друг. Только – поздно сожалеть. Я уже приговорил тебя.
Остался лишь выбор смерти.
Нет, не допущу твоих бесконечных мук от холода в сводящих с ума лабиринтах скал!
Ты падешь в бою. Как воин. Как истинно нолдор.
Горы. Вы слышите меня. Это не ваша добыча. Не смейте затягивать его в бесконечные ущелья! Он выйдет на заставу. Откройте ему дорогу!
Он погибнет, сражаясь с врагами.
Прощай, Рамаран. В Ангбанде свобода и смерть – одно. Я оставил тебе свободу. Я отправил тебя на смерть. Это последнее, что я мог для тебя сделать.
Большего я не делал ни для кого.
Рамаран, друг мой... Мой бывший друг.
Теперь уже навсегда – бывший.
Я знаю, что я прав. Ты живой был для меня опасен. Не для меня даже – для нолдор. Для тех, кто здесь. Для тех, кто там. Для твоего ненаглядного Финголфина тоже... или кому ты служил?
Я не мог поступить иначе.
Но я чувствую себя предателем.
Убийцей друга.

23

Рамаран бежал. Распаленный яростью на майара-лжеца, на то, что тот посмел не только взять себе браслеты Феанора, но и посягнуть на его имя и облик, – Рамаран бежал, не глядя под ноги, перепрыгивая с камня на камень, скользя по осыпям вниз и карабкаясь по ним вверх.
Рамарана гнала ярость – и еще что-то, чему он не знал имени.
В его побеге была его месть: не подчиниться Ангбанду! Не сдаться. Не стать рабом.
Рамаран бежал.
Со склона одного из холмов он высмотрел далекий перевал в стене окружных гор. А совсем рядом виднелась странная долина. С зеленой травкой.
Трава – здесь?! В этих заснеженных скалах?!
И еще – по этой долине кто-то шел.
Рамаран рванулся туда.
Но – горы словно сговорились не пустить его. Склон холма, только что бывший гладким, вдруг превратился в нагромождение острых глыб. Пару раз нолдор падал, чуть не разбивая лицо.
Другие склоны не спешили меняться.
“Не пускают? Так туда, значит, мне и надо!”
Дороги в долину не было. Несколько раз сорвавшись, Рамаран отчаялся попасть туда. И закричал эльдару:
– Эй! Что с тобой? Как ты туда попал?
Тот поднял к Рамарану спокойное лицо. И – промолчал. Обвел рукой долину, улыбнулся.
– Ты немой?
Тот, кажется, не понял вопроса.
– Как спасти тебя? Как помочь тебе выйти оттуда?
Эльдар внизу отшатнулся. Затрясся в страхе. Бросился прочь.
– Ты что, не хочешь уходить?
Тот отбежал еще дальше, спрятался за валун.
Рамаран скривился:
– Раб Ангбанда.
И поспешил к заветному перевалу.
Дорога снова стала на удивление гладкой.

24

Что он себе позволяет, этот нолдор?
Хозяйничает в моих горах, как будто сам их пел! Правда, они и не мной сотворены, а Первым, но… Повелительница Гор – я, а не этот Воплощенный нахал.
А он приказывает пропустить его пленного. И скалы Ангбанда ему послушны!
Ну и что, что велел горам отправить беглеца прямиком к оркам. Хочет выслужиться перед Сауроном – пусть ищет другой способ. Но моё пусть не смеет трогать!
Я не стану этого терпеть. Я поговорю с Властелином… или нет, лучше с Сауроном. Или, пожалуй, с Тильдом.
Кот наверняка даст мне лучший совет.

25

– Уштах, бросай кости.
– Ага… Скукотища, братцы…
– Мой ход. Габыр, что ставишь?
– А вот безрукавку меховую.
– Покажь! Ага, сойдет.
– Нет, ну какого лысого волколака…
– Габыр, отдавай безрукавку!
– Погодь, я отыграю.
– Я говорю…
– Уштах, чего бухтишь без толку?
– Скука, говорю! Мы, воины, протираем штаны на этой Великим Волком позабытой заставе вместо того…
– Цыц, башка пустая! Если тебе твоя вшивая шкура не дорога, то нам наши еще пригодятся! Вот прокаркает ворон Властелину, что ты тут болтаешь… Добро, если тебе одному шею за такие слова свернут, а то ведь нам всем достанется!

Рамаран осторожно подобрался к ним. Разум говорил ему, что один против четверых доспешных воинов – безумие, что у него из “оружия” только горняцкий инструмент, что нужно бесшумно прокрасться по скалам в обход заставы – тем более что эти орки не отличаются бдительностью: вон, еще четверо спят. Но та непонятная сила, которая гнала нолдора вперед, на эту заставу, не давая отклоняться с пути, эта сила и сейчас не позволяла сделать шаг в сторону. А гнев, желание изрубить в куски хоть кого из врагов вторили ей.
Нолдор бесшумно подобрался к заставе, прыгнул, размозжив голову одного из орков раньше, чем те успели понять, что на них напали.
Впрочем, на этом преимущество внезапности иссякло. Два орка метнулись к камням, возле которых стояли протазаны с широкими лезвиями. Третий схватил рог, коротко протрубил тревогу. И прыгнул на нолдора, держа в руке длинный нож.
Рамаран дал ему атаковать, чтобы, сделав полушаг в сторону, ударить молотом в лицо.
Нож выпал из мертвой лапы. Нолдор поднял его – и метнул в горло одному из двух вооружившихся протазанами воинов Врага.
Орк упал, выпустив древко. Но уже вскочили на ноги его проснувшиеся товарищи.
Уцелевший орк, держа протазан наперевес, медленно пошел на нолдора, оттесняя его к краю скальной площадки.
Нолдор, не зная, сколько противников сейчас будет против него, стремительно вскарабкался на ближайшую из скал. Как по ровному месту пробежался. Думал ли Рамаран, мальчишкой лазая по Пелорам, что эти детские забавы однажды спасут ему жизнь...
Добравшись до каменного выступа, с которого было удобно обороняться, Рамаран пару раз ударил молотом по скале. Несколько острых обломков упало к его ногам. Отличное оружие в умелых руках.
Один из проснувшихся орков натягивал лук. Другой подобрал рог погибшего и затрубил, странно чередуя короткие и длинные звуки. Что-то было в этом голосе рога – резком, злом, гневном: словно это был не обычный боевой сигнал, а отголосок древней, могучей силы...
Но Рамарану некогда было ни вслушиваться, ни пугаться: ближайшим камнем нолдор запустил в глаз лучнику – в миг, когда тот целился.
Еще одним врагом меньше (ранен, убит? – неважно!). Но его лук уже хватает товарищ, а другой орк натягивает свой, и стрела летит…
Оркам казалось, что они очень быстры. Но по нолдорским мерками их движения были замедленны.
Рамаран подобрал еще один камень…
Они были одновременны, как стоящий у зеркала и отражение в посеребренном стекле: орк выстрелил, Рамаран метнул камень в голову второму лучнику.
И – тотчас упал. Упал за миг до того, как орочья стрела разорвала воздух – там, где была грудь нолдора.
Уцелевший лучник скакнул за камень. За другим камнем спрятался еще один. Рамаран, приподняв голову, обнаружил, что на него нацелены две стрелы. Что ж, глупо ожидать другого…
Вдруг – словно эхо надумало подхватить песнь орочьих рогов. Но это было не эхо: другие заставы ответили.
С севера.
С юга.
“Всем Ангбандом ловить одного меня?! Ну ловите!”
Веселая злость взыграла в нолдорском сердце. Рамаран отполз за выступ скалы, стремительно распрямившись, опять метнул камень в орка. Опять опередил: рука лучника дрогнула, стрела ушла мимо, а сам орк рухнул с окровавленным лицом.
Опять рог. Уже близко. “Мы идем!” – не надо разбираться в орочьих сигналах, чтобы понять этот.
Рамаран подхватил молот, побежал по склону, надеясь не столкнуться с подмогой заставщикам. За его спиной свистели стрелы – последний лучник пускал их одну за другой.
Нолдору обожгло плечо, но он, распаленный, не заметил этой раны. Ему было всего важнее добежать до спасительной скалы, за которой его уже не…
Перед скалой встал орк, выставил протазан перед собой – острием в грудь нолдору.
– Бр-росай молот, мяс-со! – прорычал орк.
Рамаран послушно бросил.
В голову врагу.
Тело скатилось к ногам нолдора. Молот – тоже.
Рамаран нагнулся, чтобы вытащить нож из-за пояса убитого.
Вовремя.
Еще одна стрела вспорола воздух там, где только что был живот нолдора.
Беглец пополз к спасительному камню. Не было ни малейшей уверенности, что за камнем нет врагов, – но встать означало погибнуть наверняка: стрелы били над самой спиной.
Один орк не может стрелять так часто.
Это пришла подмога с соседних застав.

26

Как я обрадовался, услышав этот сигнал!
“Нападение изнутри Ангбанда”.
Наконец-то.
Опять пленный, стало быть. Вряд ли сам “Повелитель Фенырг” вторично удостоил моих орков схватки.
Но и пленный – это интересно.
Судя по орочьим сигналам – там бой.
Вооруженный нолдор внутри Ангбанда.
Оч-чень хорошо.
Удастся ли мне доложить Властелину на этот раз? Захочет ли он меня услышать?
Во всяком случае, шанс есть.
Мои летучие мыши уже должны долететь до заставы. И в пещерах, где этот нолдор со своими пленными, крылатых зверьков прибавилось…

27

Рамаран кубарем скатился со скалы.
Путь – вниз.
По ту сторону.
Хребет пройден.
Но это всё еще Ангбанд.
Путь к свободе долог.
И эхо яростно подпевает орочьим рогам.
Рамаран бежал, понимая, что в любой миг на него могут...
Нолдор приник к земле за миг до очередных стрел. Задела только одна – да и то, царапина.
У орочьих лучников колчаны полны, градом сыплют.
Рамаран бежал, прыгая с камня на камень.
За ним оставались кровавые следы.
Опять стрелы. Мимо.
Кажется, число преследователей сократилось. Но – у них луки. Успеть уйти на дальность выстрела!
Орочьего выстрела.
Орки не выцелят далеко.
Успеть!
Прыжок, другой. Снова стрелы. Вонзилась в ногу, но лишь на половину наконечника.
На излете.
Вырвать ее на бегу.
Еще прыжок.
Теперь стрелы не...
...камень уходит из-под ног.
Оползень.

– Ну вот, как наша очередь охотиться, так на заставе интересненькое происходит!
– Тоже мне – интересное! Шестеро убитых!
– Это всё потому, что вы сони… были.
– Кевыт, погоди ругаться! Уштах, с кем мы хоть дрались-то?
– А балрог его знает! Мож, пленный квын сбежал.
– Один?!
– Да не считал я! Хошь – лезь под оползень, смотри – кого там завалило да сколько их!

Рамаран скорчился между камней. Как он остался жив, он не понимал. Еще меньше он понимал, зачем он жив до сих пор.
Это бегство... он может убить еще многих, но ведь рано или поздно они найдут его.
Хотелось... нет. Не хотелось ничего.
Хотелось блаженного забытья. Перестать чувствовать боль. Перестать карабкаться к свободе, зная наперед, что на последнем шаге тебя поджидает...
Беспамятство.
Но беспамятство – еще не смерть.
… Прошло немало времени, прежде чем Рамаран пришел в себя. Было на удивление тихо. Никаких орочьих голосов.
Тело немилосердно болело, но, кажется, оползень протащил нолдора далеко вниз…

28

Сколько живых, столько и мнений.
Я это знал всегда – и выслушивать доклады провинившихся орков было исключительно забавно.
Сегодня мне тоже, гм, порассказали.
Врут, понятно. Выкручиваются.
Но я им это прощу – они подошли с других застав по звуку рога. Они действительно не разобрались, кто напал.
Самому бы в этом разобраться.
Полдюжины, восьмеро квын-хаев – ха, вы мне еще про полсотни расскажите!
Сколько?
Сколько на самом деле?!
Семь трупов. Семь из восьми заставщиков.
Сколько нолдор могут одолеть их?
И чем они были вооружены?
Я бы не отказался это узнать. Но важнее, чтобы это узнал не я, а Мелькор.
От своего нолдора.
– Повелитель Воинов с докладом к Властелину Ангбанда!
Удивлен? Прекрасно. Властелин привык, что сам задает этот ледяной тон.
Так услышь от меня.
Я вошел в его кабинет.
– Нападение на десятую западную заставу. Изнутри Ангбанда.
Раздосадован. Ну разумеется.
Я продолжал.
– Это были пленные нолдоры. Вооруженные. Трупов не осталось, накрыло оползнем.
Молчишь, Властелин?
– Они перебили почти всю заставу. Их едва одолели бойцы с соседних.
Кусаешь губы? я этого ждал.
– Как Властелину Ангбанда известно, Повелитель Феанор сейчас изволит работать в горах рядом с десятой западной.
– Убирайся… – прошептал Мелькор.
Я медленно поклонился, будто услышал запредельную похвалу.

29

Я возвращался в прескверном настроении.
Хотя – ничего особенного не произошло.
Когда я велел мастерам собираться из рудников домой...
(Гм. “Домой”. То есть в Ангбанд. В крепость. И большинство моих мастеров уже так и мыслят.)
...собираться домой, то только кто-то один спросил про Рамарана. Остальные – привыкли. Из дальних рудников почти всегда кто-то не возвращается.
Что я тогда сказал? Не помню. Кажется, “не послушался меня, и я теперь ничем не могу ему помочь”. Кажется...
Сколько вас бегало таких, умников, за все эти века? Скольких я отпускал – на смерть под орочьими мечами? на смерть от холода? на вечное блуждание по долинам Ангбанда?
Посчитать черепа, повелитель Фенырг?
Тошно...
И ведь Рамаран ничем, ровно ничем от них не отличался. Разве что когда-то, в глубоком детстве, был другом того Куруфинвэ. Того, который перестал быть еще в Амане.
Стоп.
Куда это я зашел?! Совсем разум потерял. Собрался к себе в башню, а иду в Тронный зал.
Вот так – назад и налево. Так быстрее всего к своей башне выйду.
С чего я сбился? Да, Рамаран.
Пора перестать думать о нем. Однажды я уже оставлял его на смерть. Вместе с Финголфином, со всеми. Тогда он выжил. Что ж, вот смерть и настигла его. О чем тут жалеть? Я же не жалел его тогда, в Лосгаре.
Я никого тогда не жалел. И все те, чья смерть сейчас стала для меня бедой, все они уже были отправлены мною на смерть.
Да, но они смогли пройти...
Нет! Не верю своим глазам. Я совсем забыл коридоры Ангбанда? Почему я опять у Тронного?
Так, Ангбанд, слушай меня.
Вдохнуть. Прикрыть глаза. Отрешиться от мыслей. Ощутить крепость живой. Всю. От высочайшей башни до подземных недр. Я слышу, как дышит Ангбанд. Ангбанд слышит меня.
Домой. Отведи меня домой.
Ничего, я просто устал. Сейчас приду к себе, велю Мори...
Вход в Тронный. Ничего не понимаю. Зачем? Если я нужен Мелькору, то почему он просто не позвал?
Но... если Ангбанд не пускает меня никуда больше...
Это становится интересно.
Что случилось?
А двери раскроются от мысленного прикосновения?
Тоже нет?!
Совсем интерес-сно.
Что произошло за время моего отсутствия?!
Ладно, моя гордость перетерпит, если я дверь рукой отворю.

30

Двери медленно закрылись за спиной. Сомкнулись – и темнота поглотила их.
Будто они исчезли.
Феанор не стал проверять.
Здесь была Тьма.
Изначальный Мрак, который не отступает ни перед каким светом или огнем. Мрак, поглощающий любой свет; Мрак, в котором все мелодии затихают, становясь частью его.
Сила, подчиняющая себе всех.
Сила, с которой смог совладать лишь Единый.
Сила, лишенная ненависти, – но уничтожающая всё и вся, что встанет на ее пути.
Сила Врага.
Пламенный медленно пошел вперед.
Спокойно.
Это было спокойствие воина, готового к удару... неведомо откуда.
Не числя за собой никакой вины, Феанор ждал обвинений.
В том, что они последуют, он уже был уверен.
Шаг. Другой.
Тишина.
Оглушающая. Давящая на уши. Заполнившая собою весь Тронный зал.
Скрадывающая звук шагов. Поглощающая песню пламени в расщелине.
Феанор подошел к огненной полосе.
Огонь, обычно ему послушный, сейчас стоял стеной. Только выше роста нолдора плясали протуберанцы, почти достигая теряющегося во мраке потолка.
“Не подпускает”.
Феанор мог пройти сквозь пламень, мог усилием воли подчинить (попробовать подчинить) огненную ярость. Мог...
Он не стал делать ничего.
Остановился перед пылающей стеной, спокойно, чуть расслабленно опустив руку на перекрестье меча.
Тьма и Огонь.
Здесь не было того, кто еще недавно называл Феанора другом. Здесь была Тьма.
Изначальная.
Всепоглощающая.
Пламенный терпеливо ждал, пока Тьма заговорит первой.
– Давай знакомиться заново, Государь нолдор, – голос шел отовсюду. Равнодушный.
Если хоть какие-то чувства остались у Тьмы, то – презрение.
Гнева не было. Гневаются на друга. У Тьмы нет друзей.
– Когда-то этот меч был вручен тебе. И чем ты отплатил за доверие? Скольких моих воинов ты убил?
– Троих, – невозмутимый, бесстрастный ответ.
– Когда это было?
– Давно. Века назад. Когда узнал, сколько пленных нолдор перебито орками.
– Подробности! – прозвучал приказ.
– Тебя интересует мой ответ? – приподнял бровь Феанор. – Одно из двух: либо я уже обвинен – и тогда частности не важны, либо я не обвинен – но тогда дай мне хотя бы подойти к тебе. Дай взглянуть тебе в лицо.
– Тебе был задан вопрос.
– Я был зол и не запомнил подробностей, – дерзко ответил нолдор.
Мрак сгустился. Даже стена пламени в расщелине истончилась, словно Тьма выпивала из огня свет и цвет. Вместо густо-багрового огонь стал фиолетовым. Полупрозрачным. Почти бесцветным.
– Ты играл доверием друга, – прозвучал приговор. – Ты пытался использовать Ангбанд в своих целях. Ты лгал – но этому пришел конец.
Стало невероятно душно – словно Тьма и фиолетовый огонь вытеснили весь воздух из зала.
Феанор сглотнул, но отвечал спокойно:
– Если мои ответы не нужны, я могу молчать. Как молчал в Амане, в Круге Судеб. Когда моя ссора с братом послужила поводом для того, чтобы меня судили за то, что я стал другом тебе.
– Ах так?! – пламя налилось багровым, рдяными протуберанцами метнулось к Феанору. – Для тебя что Валмар, что Ангбанд – одно?!
Пламенный мысленно улыбнулся: ему надо было любым способом разбить стену равнодушия и, похоже, он преуспел. Дальше будет проще.
– Если меня обвиняют, не желая слушать, то в чем разница? – бесстрастно спросил Государь нолдор.
– Как ты смеешь равнять меня с ними?! – багровые сполохи бесновались в расщелине, вспыхивая на концах оранжевым.
– Тот, кто обвиняет не давая оправдаться, сам равняет себя с ними, – твердо отвечал Пламенный. – Тот, кто…
– А ты полагаешь, что сможешь?! – раздался гневный голос с трона.
Знакомый голос.
И с яростью он продолжил:
– Ну что ж, попробуй найти хоть слово в свою защиту – теперь, когда мне известно, что несколько твоих мастеров с оружием в руках прорвались через заставу!
– Несколько?! Прорвались? Вооруженными?!
Бесстрастие Мастера сменилось нескрываемым изумлением.
Ярко-оранжевые протуберанцы метнулись к самому его лицу.
– Ты хочешь сказать, что не знал этого? Но – ты не мог не знать! Тогда что же? Ты хотел рассказать – так рассказывай!
Нетерпение. Нетерпение, так присущее Мелькору.
В голосе Пламенного больше нет гордого бесстрастия. Есть – горечь. И безуспешная попытка скрыть ее.
– Я отправил на смерть своего... – пауза, – одного нолдора. Он мутил бы остальных. Я его отправил прямиком на заставу. Горы попросил. Теперь... – пауза, – я от тебя узнаю, что он через заставу прорвался. Тебе известно больше моего.
– Вот как… – задумчиво произнес Мелькор.
Рдяно-оранжевые языки пламени плясали в расщелине.
И вдруг – опали. Съежились на дне.
Темнота.
– А оружие?! Откуда он взял оружие? – гневный голос с трона.
– Оружие?! – в крике нолдора была злость. – А это ты у своих орков спроси! Может, он верхом на коне в блистающих доспехах заставу перебил? Спроси, спроси у них! Спроси, раз ты не веришь мне! Раз ты можешь допустить, что у моих пленных откуда-то возьмется оружие!
Голос Государя нолдор сорвался. Хрипя, Феанор закричал снова:
– Я был уверен, что послал своего друга на смерть, ну, пусть бывшего друга, неважно, а твои орки не способны дюжиной справиться с одним! Не было у него оружия! НЕ БЫ-ЛО! И быть не могло! Потому что я не лгу тебе – и мне нечего утаивать! Но если Властелину Ангбанда угодно считать меня предателем...
Ослепительно-оранжевое пламя языками поднялось вверх. Протуберанцы сплелись… опали… и застыли огненной аркой, дрожащей, рвущейся ввысь – и одновременно неподвижной.
Темный Вала спустился с трона, прошел под живым огнем и встал рядом с Феанором:
– Я должен увидеть, что произошло. Покажи мне всё.
Разъярившись, Пламенный остановиться уже не мог.
– Показать?! Что я могу тебе показать?! Как я позволил одиночке бежать на все четыре стороны и приказал горам, чтобы любая дорога вывела его на заставу? Почему-то ты не смотришь глазами Саурона! Как же, ведь тогда станет видно, что орки были отнюдь не разрублены! Ты хочешь видеть доказательства моей вины! Ты рад верить полуправде Саурона! Так зачем спрашивать?!
– И давно Мастер Феанор позволяет себе решать за меня? – вкрадчиво поинтересовался Темный. – Кому я рад верить, кому нет – это теперь решает не Мелькор?
На, смотри! Мало я сделал? Мало?! Я должен был собственными руками убить друга детства – на радость твоему ненаглядному Саурону?!
“”Ненаглядному”? Со стороны наш разлад не виден? Это хорошо…” – и пламя, вторя мыслям Мелькора, успокоилось, горя ровным красно-золотистым.
Восставший коснулся сознания Пламенного, быстро проглядев образы.
“Хорошо, что он не предатель. Случись беда – мне некем его заменить”.
– Нет, друг мой. Не “мало”. Ты сделал достаточно.
Рассчитанно-участливым жестом Темный Вала опустил ладонь на плечо Феанора.
Пламенный дернулся назад, стряхивая руку Мелькора:
– Достаточно?! Достаточно для того, чтобы меня обвинить в предательстве! Достаточно для того, чтобы ты приволок меня в Тронный зал за шкирку, как щенка! Достаточно для радости твоих майар, которые жаждут видеть меня пленником, а лучше – мертвецом!
Раз выяснилось, что Феанор не предавал, то Мелькор спешил погасить ссору. Любым способом.
– Друг мой, уйми свой гнев. Какие майары? Мы здесь одни. Захоти я доставить радость им – этот разговор не был бы с глазу на глаз.
– Ты знаешь, о чем я говорю! – Пламенный не замечал изменившегося тона Темного Валы. – Знаешь, что они ждут любого моего неверного шага! Знаешь, что наша дружба приводит их в ярость! И ты знаешь, что, будь мы здесь не с глазу на глаз, я бы не сказал ни слова! Как молчал в Валмаре, когда меня судили не из-за Финголфина, а из-за тебя!
– Пер-рестань через с-слово поминать Вал-лмар… – процедил Восставший сквозь зубы.
Ему было очень трудно сдержаться.
– Перестать? – Феанор сощурился. – Наверное, тебе очень бы хотелось, чтобы я перестал его вспоминать. Потому что мне есть, что вспомнить. То, что ты, похоже, предпочитаешь забыть. И то, чего ты и не знал никогда!
– Да, конечно! – Мелькор, было успокоившийся, разъярился вновь. – Забыл, не знал и не подозреваю! Любопытно, что же это за тайны?!
– Надо же когда-то об этом рассказать, – усмехнулся Государь нолдор. – Ты знаешь, что за каждый год нашей дружбы в Амане ты заплатил годом скитаний, а я – годом изгнания в Форменос. Наверное, ты полагаешь, что я легко отделался по сравнению с тобой? ведь ты прятался от возможной погони, а я жил среди родичей. Так вот слушай, – он подошел к Мелькору почти в упор, – слушай, как я жил эти годы!
Оранжевые языки пламени вырвались из расщелины.
– Да, отец ушел со мною. От короны отрекся! Очень благородно. Великая любовь к сыну. Весь Аман рыдал. А потом – все эти годы – отец заставлял меня чувствовать свою “великую жертву”. Самим своим присутствием в Форменосе обвиняя меня в том, что я нераскаяньем заставляю отца страдать. И слал при случае гонцов в Валмар: дескать, всё еще упорствует, но я не теряю надежды переубедить заблудшего сына!
Феанор резко выдохнул:
– Мало мне было отца! Сыновья, мои сыновья и все, кто был согласен с ними, все! – пришли в Форменос... о да, “разделить мои горести”. Все страдали в изгнании – “ради меня”. Ради того, чтобы я оставил мысли о тебе и вернулся к ним.
Феанор снизу вверх взглянул в лицо Темного Валы. Глаза в глаза:
– Они безмолвно говорили мне: “посмотри, как мы страждем, и забудь о нем”! И я был один – против них: отца, сыновей, друзей. А ты – ты тоже был в Амане один. Только это было иное одиночество. Судьба не превращала тебя в тюремщика и палача собственного народа!
– Один, ты говоришь? – Мелькор переспросил тихо. – Один против своих? Ты полагаешь, я не в силах понять тебя, Феанор? Нет, ты действительно считаешь, что мне не знакомо это состояние?
Властелин Ангбанда внимательно посмотрел в глаза Пламенному.
Феанор долго молчал.
– Я знаю, что мне надо было убить Рамарана, – проговорил он. – Так было бы лучше всем. Тебе – нам не пришлось бы сейчас считаться ранами души. Ангбанду – не поднялся бы весь этот шум из-за перебитой заставы. Самому Рамарану – потому что убить полдюжины орков еще не значит вернуться к своим, и в его спасение я не верю. Даже мне самому – смерть друга всё равно на мне, но не было бы... всего этого. Я знаю, что мне следовало его убить, – Феанор проглотил комок в горле. – Знал тогда. Но – я не могу. Дело не в том, что Рамаран был когда-то моим другом. Просто – я не могу убить нолдора. Оставить гибнуть – мог. И сейчас могу. Но глаза в глаза зарубить – нет.
Пламенный низко опустил голову.
– Друг мой, откровенность за откровенность, – Мелькор сжал его плечи. – Я не думал, что хоть кому-то расскажу. Но сейчас я вижу: ты должен знать.
“Он должен забыть ссору. Должен проникнуться благодарностью. Должен. Мне это необходимо”.
Вслух Мелькор продолжал:
– Ты знаешь о боях в Нагорье – когда я не послал армию на помощь моим оркам. Но ты не знаешь, чем кончилась эта битва. Те орки, что смогли избежать стрел твоих сыновей, – они оправились в Ангбанд. Они надеялись спастись. Но… ты понимаешь: они бы взбаламутили армию. Они не должны были дойти сюда. И не дошли. Их поглотила земля. Ты понимаешь?
Феанор не ответил.
Ссутулился. Опустил голову.
Обреченность. Беспросветная обреченность.
“Плохо, – Мелькор закусил губу. – Совсем плохо”.
– Из-за меня тебе стали чужими отец и сыновья… – старательно-заботливо проговорил он. – Самые близкие стали чужими. Не считай меня глупцом, Феанор: я догадывался об этом. Но теперь то же самое происходит здесь. Мои майары не хотят понимать меня. Даже не пытаются.
Нолдор стоял, глядя в огонь.
– Пойдем, Феанор. Я жалею, что поверил словам Саурона раньше, чем разобрался сам. Пойдем.
Двери распахнулись им навстречу.

31

Наверное, так Воплощенный ведет раненого. Бережно поддерживая.
И сам виноват в том, что ты сейчас еле идешь: этот разговор…
Впрочем, нет. Виноват Саурон.
То ли солгал мне, то ли действительно не разобрался, что и как было. В любом случае, он пришел ко мне с неверным докладом.
Он заслуживает кары. Если не за ложь, то – за ошибку.
Кары, как же…
Касайся дело нас двоих, я бы немедленно наказал его. Но майары – они тоже ненавидят Феанора. И если я накажу Саурона из-за Пламенного – я потеряю их.
Они когда-то были моими соратниками. Мы творили вместе. Вместе сражались.
Когда-то.
Феанор говорит о годах, проведенных в Форменосе. А сколько веков еще ожидает меня?!
Но это – их вина! Они не желают понимать… они считают себя вправе не подчиняться! И Саурон точно поплатится за это. При первой же провинности.
Всему есть предел – и его дерзости тоже. Равно как и моему терпению.

32

– Друг мой, ну что ты? – сказал Мелькор ласково.
Феанор стоял посреди кабинета, словно не узнавал свои покои.
– Я же сказал, что не виню тебя.
– Сказал, – безучастно согласился Пламенный.
– Сядь, успокойся. Тебе не о чем переживать.
Феанор проговорил, обращаясь скорее к себе, чем к Мелькору:
– Мне следовало убить его. Я поступил как трус.
“Он должен придти в себя. Непременно. Он нужен мне, – напомнил себе Темный Вала, – нужен мне если не радостным, то хотя бы деятельным. И благодарным”.
– Что я могу сделать для тебя, друг мой?
– Ничего, Мелькор. Ты служишь Ангбанду – а Ангбанд видит во мне врага.
“Я служу Ангбанду? Вот как это выглядит со стороны?! Ну, сор-ратнички, я вам это припомню! В Ангбанде – только один хозяин. И я буду делать всё, что пожелаю!”
– Друг мой, ты ошибаешься. Пойдем на балкон.
Нолдор молча повиновался.
– Феанор, зачем ты превращаешь Ангбанд в темницу для себя? Зачем держишь себя как пленный?! Ты мой друг. Гость.
– Да.
Горьким тоном. Голосом обреченного.
– Я не могу видеть тебя в таком состоянии! Пусть будет плохо мне – но тебе станет легче!
Воля Темного Валы копьем пронзила небеса.
Тучи разошлись почти мгновенно.
Валакирка.
“И это послужит уроком моим майарам”.

33

Он его убьет.
Убьет сам. Убьет как предателя.
Мелькор никогда не прощает предательства.
Обманутое доверие он склонен прощать еще меньше. И кара за это…
Есть ли на свете муки страшнее смертной казни?
Есть, я это знаю. А Мелькор? – он никогда не проявлял особого интереса к пыткам…
Отдал бы он своего нолдора мне… впрочем, с равным успехом я могу мечтать о том, что Манвэ подарит мне трон на Таниквэтиль.
Л-ладно, нолдору конец – и это главное. Как именно он умрет – мелочи.
Важнее то, что вместе с ним кара постигнет и меня.
Мелькор не простит.
Я открыл ему глаза на слишком страшную правду. Я доказал то, что считалось невозможным.
За такие вести убивают вестника.
Еще не поздно бежать. Все орки слушаются меня. Я выйду любой из дорог…
Но я не стану спасаться бегством.
Это недостойно Первого Помощника.
И еще – я должен убедиться, что нолдора больше нет.
А развоплощение… ну что ж. Это не смерть. Это гораздо меньше.
Пусть Мелькор сорвет на мне свою ярость.
Пусть.
Но он освободится из сетей, которыми с самого начала оплетал его этот нолдор. Ангбанд станет настоящим. И – разозлившись на предателя – Властелин Ангбанда сметет и его народ.
Всё станет правильно.
Правильно.
Ради этого можно стерпеть что угодно.
Что?!
Этот ветер! Не может быть! Не может…
Семизвездье.
Властелин, это же символ твоей гибели! Твоей! Опомнись!
Кому я кричу…
Мелькор, предатель – не Пламенный. Предатель – ты.
Я тоже не прощаю предателей.
И если ты предаешь Ангбанд, я рассчитаюсь с тобой.
Но начну я с твоего ненаглядного друга.

34

– Здравствуй, Рамаран.
Что тебе вдруг понадобилось на Химринге? Мы ведь и знакомы с тобой по-настоящему не были. Так только – в лицо знаем.
– Ты устал с дороги. Позволь мне угостить тебя, прежде чем ты заговоришь о своём деле.
Вот так… Ешь, а главное – пей. Ты сейчас напряжён как лук перед выстрелом. Твои глаза горят, твои пальцы едва не оставляют вмятины на кубке. И мне это не нравится. В таком состоянии ты способен уехать, не сказав главного.
– Да, я налью ещё.
Ты был другом моего отца, Рамаран, и меряешь меня сейчас валинорской меркой. Хорошо. В самом деле, сын Феанора прислуживает другу Феанора; а что я давным-давно властитель Восточного Белерианда…
– Конечно, слушаю тебя.
И – ты не знаешь, как начать. Значит, не к правителю ты приехал. К сыну друга? – вряд ли: ваша дружба угасла, когда я был мальчишкой. Тогда – к кому же? Кого ты ищешь во мне, Рамаран?
– Прости, если мой вопрос причинит тебе боль. Но: ты был узником в Ангбанде?
Ох, как дернулся! Что же там делали с тобой такое, что ты стал белее скатерти?
– Выпей еще. Вино настояно на травах, тебе станет легче. Говори, если хочешь. Или ты хотел спросить – меня?
– Лорд Маэдрос, ты – один из немногих, кто сумел вырваться оттуда. И я хотел спросить…
Замолк. Не решается сказать. С чем же ты приехал ко мне, Рамаран?!
Ко мне. Я – “один из немногих”. Я не единственный, кто бежал из Ангбанда. Но ты поехал через весь Белерианд – ко мне. Неужели… ты видел
его?!
– Рамаран. Чье имя ты хочешь произнести – и не смеешь? Не имя ли моего отца?
– Да! Маэдрос, я видел его там, я говорил с ним!
– И он не был пленником? И он верой и правдой служит Мелькору, так?
Проклятая привычка! Стоит зайти речи об отце, как я называю Моргота – Мелькором.
Я слушал гневный, сбивчивый рассказ Рамарана, не перебивая и не шевелясь. Вот чем ты стал, отец. Зная тебя таким, стыдно носить имя сына Феанора.
Такой – ты хуже чем мёртвый. И ради памяти тебя
живого я буду лгать.
– Рамаран, выслушай меня. Я видел в Ангбанде того, о ком ты говоришь. Тебя он призывал к покорности под видом свободы, меня он призывал к отказу от войны. Скажи, Рамаран, – веришь ли ты, что это Феанор?!
Вот именно. И никто не поверит. Я сам себе не верю. Знаю, но не верю.
– Мой отец мертв. Я видел его смерть собственными глазами. А этот – майар, принявший его облик. Да, Рамаран, Враг хитер. Он знает, чем сломить нас.
Так-то, отец. Никто не узнает, чем ты стал.

35

– Дарг, я могу рассчитывать на тебя?
– Ты спрашиваешь, Первый?! Ты меня – спрашиваешь?!
– Скорее, я прошу, Волк.
Дарг не похож на других майар: волчьи клыки не скрыть, да и серая грива волос скорее походит на шерсть.
– Говор-ри, Пер-рвый, – глухое рычание невольно вырывается из горла майара, – говори, кого убить!
– С чего ты взял, что я хочу кого-то убить? – старательно приподнятая бровь.
– Пер-рвый, я всё помню.
Они, два Волка, мчат по Эндорэ, и духи из свиты Яванны и даже Оромэ спешат уйти с их дороги… некоторые успевают. Не все.
Два сильнейших воина Утумно бьются плечом к плечу.
Два Волка воют, узнав о том, что Мелькор в плену.
– Ты не всё вспомнил, Дарг.
Бой с Воплощенным Пламенем. Дарг, опаленный, с обожженной шерстью и исковерканной Музыкой, еле доползает до Ангбанда…
– АхрРРР-храуррРРР!
– Ты не простил его, Волк?
– И ты еще спрашиваешь?! Я р-разр-рву его!
– А если я скажу тебе, что есть лучший способ мести? – хитрый прищур.
– Какой?!
– Слушай меня, Дарг. Первое и главное: железно выполняй мои приказы. От этого зависит всё…

36

Что ж, сыграем в судьбу.
Либо нолдор умен – и тогда я преподам ему такой урок, которого хватит на века. И никакой Властелин не поможет.
Либо нолдор глуп. За глупость он заплатит жизнью. Правда, и мне придется, гм, несладко.
Но я вряд ли рискую. Пусть я ненавижу его – но даже я признаю его ум. Так стравить нас с Властелином – я и представить себе не мог, что это возможно. Мы, все одиннадцать, не имеем права слова сказать, мысль обронить против того, кто уничтожает Ангбанд на наших глазах.
Но я положу этому предел.
Его притащили в Ангбанд орки, одолев в бою. Нолдор, видимо, забыл, что и он в Ангбанде – пленный.
Только пленный.
Я напомню.

37

Феанор быстро шел по Ангбанду, услышав, что ему привели пленных.
Коридоры крепости вели сами, и Пламенный слегка удивился, обнаружив, что на сей раз ему приходится идти не ко входу в мастерские, а куда-то сильно южнее. Ближе к воротам.
Феанор остановился, вслушался. Всё так. Пленные ждут. И ждут совсем не там, где обычно.
Пламенный пожал плечами и позволил крепости вести его, как ей надо. К воротам – так к воротам. Сначала надо забрать нолдор, а уж потом разбираться, что это за новшества и откуда они взялись.
Коридоры становились всё уже и ниже. Рукой достать.
И всё отчетливее орочья вонь.
“Почему пленные здесь? Кто шутит со мной такие шутки?!”
Повернув, Феанор увидел – кто.
В небольшом зале стоял Саурон. То есть – нолдоры там тоже были, но первым Феанор увидел именно темного майара. С недавних пор – своего врага.
Медленно выдохнув, Феанор заставил себя успокоиться. Ссориться с Сауроном – безумие. Начавший ссору будет виновен в глазах Мелькора.
За спиной Повелителя Воинов со скучающим видом переминались орки. А перед ним…
Саурон равнодушно глядел на сгрудившихся пленных.
– Забирай своих, – небрежно кивнул головой майар.
Семеро мужчин – трое нолдор и четверо синдар.
Два подростка – нолдор и синдар.
Девушка – из синдар.
Из синдар.
В рыже-ржавом свете факела не было видно, насколько Феанор побледнел.
Но ответил он бесстрастно – и не Саурону, а оркам:
– Развяжите нолдор. Мои пленники связанными не ходят.
– А мы? – вскинулся мальчишка-синдар.
Ему никто не ответил.
Орки молча исполнили приказ.
– А он? – мальчишка-нолдор потянулся к сверстнику. – Ты же освободишь его, правда?
Молящий взгляд Мастеру в лицо.
Феанор промолчал. Одна мысль: “Чем быстрее мы уйдем отсюда, тем лучше”.
Мастер развернулся, собираясь уходить, – и вздрогнул.
В углу рядом с дверью сидел волк. Нет – Волк. Неподвижный. Ненавидящий.
Готовый броситься на Пламенного в любой миг.
– Шабрук! Половину добычи вам, прочих – в казармы.
– Слушаюсь, Повелитель!
“Он злит меня. Ему... им, их двое, им надо, чтобы я сорвался. Прочь отсюда!”
Пламенный невольно отметил, что под этим низким потолком его двуручный меч… не развернуться, не замахнуться.
Он всё равно что безоружен.
– Следуйте за мной, нолдоры.
– В награду я разрешаю вам выбрать вашу долю.
– Нолдоры, я сказал: идемте. Или и вы хотите остаться?
– Служим Повелителю Воинов! Рольым, бери девку. Моткоч, тащи щенка.
– Шабрук, что нам с хиляком делать?
– Нолдоры, идите! Ну же!
– Хиляк сдохнет от первого же ножа!
– Это если такой косорукий, как ты, нож возьмет. У меня он корячиться долго будет.
– Спаси! – синдэ рванулась к Феанору. Упала к ногам, схватилась за колени. – Спаси!
– Какое зрелище, – усмехнулся Саурон, растягивая углы тонкого рта.
Государь нолдор не пошевелился, когда орк за волосы оттащил девушку прочь.
– Енгын, Ийлаште, берите вон того и этого, который с краю.
Лица пленных воинов-синдар бесстрастны.
Орки были на редкость нерасторопны.
Саурон, улыбаясь, смотрел в глаза Государю нолдор.
Феанор окаменел под этим взглядом.
“Не дать увидеть. Не проявлять чувства. Не проявлять. Нет. Нет”.
Пламенный закусил губу. По щекам катались желваки. Даже спасительное “идемте” он сейчас не мог выдавить.
– Хифлин! – закричал мальчишка-нолдор. – Не-ет! Спаси его! – Он схватил руку Мастера, стал тормошить его. – Спаси его, ну что тебе стоит!
– Моткоч, я ж велел тебе взять щенка!
Саурон улыбался.
– Он – не нолдор, – прохрипел Феанор. – Я не властен спасти его. Идемте.
– Я же говорил, что нолдор Властелина умен, – сказал Саурон, обращаясь к Даргу. – Я был совершенно уверен, что он отлично поймет меня.
Феанор остановился на полушаге. Зажмурился, стиснул зубы. Ведь он при мече! Одного удара хватит!
Но – нолдоры. По обе стороны Эред Энгрин.
Государь нолдор медленно перевел дыхание. Из прокушенной насквозь губы скатилась капелька крови.
Шаг. Другой. Третий.
Прочь отсюда.

38

Интересно, чему Дарг так обрадовался? Промчался мимо довольный, будто в то время, когда мы вместе охотились.
Скажи, Волк, откуда нынче в Ангбанде добыча, затравить которую тебе было бы так весело?
Я тоже не прочь загнать кого-нибудь.
Найти бы крупную дичь! Густой свежей крови напиться…

39

Привел троих в общий зал. Прислонился к стене. Закрыл глаза.
Одними губами:
– Соберитесь. Все.
Тирион. Чернота. Рыжее пламя факелов стелется под ветром.
Ангбанд. Тихий шаг сотен ног. Безмолвие.
Сотни взглядов.
Сотни взглядов.
Ревом зверя:
– Слушайте меня, нолдоры!
Горьким шепотом:
– Слушайте меня, нолдоры...
– Позади утраты, но впереди славная битва!
– Не хватит ли вам смертей?
– Мы сокрушим Черного Врага, мы сотрем в пыль его твердыни!
– Ангбанд вам не одолеть. И дело не в Мелькоре. Ему вы безразличны. Но вас жаждет уничтожить Ангбанд.
– Мы сокрушим всякого, кто встанет на пути нашей Мести! Месть – превыше всего! Превыше самой победы.
– Вы все до одного мечтаете о побеге. Но, прорываясь на заветный перевал, подумайте, что ценой смерти первого убитого вами орка могут стать жизни всех нолдор, кто здесь, а ценой смерти второго – уничтожение тех, кто на Химринге, в Таргелионе, Дортонионе, Хифлуме...
– Мы не будем больше живыми игрушками Валар! Свобода наша, похищенная ими, нам дороже всего на свете!
– Пусть каждый из вас, мечтая о свободе, спросит себя, стоит ли ваша свобода жизни всех – родичей, друзей и тех, кого вы не видели даже. И если решите, что стоит, – ответ вам держать не передо мной. И даже не перед нолдорами. Перед иным Судом.
– Мы возьмем нашу свободу с бою! Мы растопчем всякого, кто осмелится посягнуть на нее!
– Вы не желаете быть рабами Ангбанда. Не будьте ими. Мечом не прорубиться к свободе. Ваша свобода внутри вас. Ваше тело в Ангбанде, но дух способен вырваться за пределы Железной Темницы. Ваша свобода – в вашем творчестве. Его не в силах отнять никто.
– Идите за мной – и мы свершим месть и завоюем свободу!
– Свободу нельзя добыть. Свободу нельзя завоевать. Свободу нельзя отнять. Свободу можно лишь найти – в своем сердце.
– И я, Феанор, сын убитого Врагом Короля, говорю вам: прочь из позолоченной темницы! За Врагом – до Края Мира! Ради свободы – до последнего вздоха!
– Вы можете считать меня своим врагом. И уж тюремщиком вам я точно стал. Ненавидьте меня, если вам так легче. Но прошу вас: ради ложного призрака свободы – не губите свой народ.
На щеках блестят влажные дорожки.
Вытирает их, не стесняясь этого.
– Не губите самих себя, нолдоры...
Безмолвие.
Разворачивается. Уходит.
Сотни мастеров стоят, не шелохнувшись.

Глава 8. Край мира

Я проклинаю ложь без меры
И изворотливость без дна,
C которой в тело, как в пещеру,
У нас душа заключена.
Я шлю проклятие надежде,
Переполняющей сердца,
Но более всего и прежде
Кляну терпение глупца!
И.-В. Гёте. Фауст

1

Надо бросить им кусок.
Их недовольство становится опасным - так пусть потешатся. Пусть похвастаются передо мною тем, как здорово научились играть в свои игрушки.
Ах да, это не игрушки. Это великая и могучая армия Ангбанда. Правда, когда (если!) дело дойдет до войны с Аманом, прок будет от одного орка из двадцати. Или из сотни. Драконы, балроги - это серьезно. А бессмысленная возня с Детьми Диссонанса...
Ладно, Саурон заслужил хоть какое-то проявление моего внимания. За прошлые заслуги - заслужил. Он, конечно, сильно поглупел за эти века, перестал понимать очевидные вещи… но Помощник старается для Ангбанда. Одаривать его мне не за что, но бросить кусок - вполне.
Пусть порадуется. Пусть похвастается умениями своих орков.
Пусть успокоится.
А потом я всех лишних орков уберу из Цитадели. Пусть сражаются где-нибудь на востоке, подальше.
Подальше.

2

Лежит. Лежит и не шевелится.
Уже второй день.
Я звал его. Тряс за плечо.
С равным успехом я мог звать и трясти камень.
Протягивал кубок с водой. Умолял выпить хоть глоток.
Ничего.
Он меня не видит.
Он лежит ничком.
Первый день я еще надеялся, что Государь спит. Старался ходить бесшумно, неслышно...
Когда он не полежал так более суток, я в ужасе схватил его за руку: жив ли?! Жив...
Сегодня я во что бы то ни стало стараюсь привлечь его внимание. Работаю с камнями не в мастерской, а в кабинете, за его (!!) столом. В другой раз его бы привело в ярость, что я без приказа уселся здесь. Сегодня - хоть в сознание-то приведет?
А если нет?
Что я буду делать завтра?

3

Смотр захватил всех.
Пусть это всего лишь орки - пешки в шахматной партии будущей войны.
Пешки? - нет! Они не бессловесные фигуры. Это бойцы, век от века оттачивавшие мастерство, воины яростные, свирепые и беззаветно преданные Ангбанду.
“Властелин, одно твое слово - и любой из них бросится в огненную пропасть”, - беззвучно обратился к Мелькору Саурон.
Вала едва заметно кивнул.
Скала, на которой стояли Властелин и майары, далеко выдавалась вперед, нависая над плацем. Орки, выкрикивая приветствия, проходили под ней; их голоса сливались в единый рев, их порыв - в единый могучий рокочущий аккорд Музыки Ангбанда; эхо их криков отражалось от скал - и островерхие горы словно вибрировали в унисон.
Глаза майар блестели гневной радостью, и Мелькор чуть улыбался им в ответ. Его губы застыли растянутыми, но мысли были надежно закрыты. Не стоило напоминать соратникам о том, что так же они все радовались смотрам в Утумно… и чем всё кончилось. Не стоило напоминать им о былом поражении. Не стоило давать понять, насколько бессмыслен этот парад.
Этот смотр оказался большим, чем просто демонстрация мощи орочьих армий: возродилось (пусть и ненадолго) давно утраченное чувство единения Властелина и Повелителей.
И для них это было важнее всех орков Арды.

4

На третий день я понял, что надо звать Мелькора.
Нет, не так. Понял я это... сразу, наверное. Но - не решался. Кто я такой, чтобы обращаться к Властелину Ангбанда? Да и как его дозовешься? Один раз донельзя кстати встретились в коридоре... случайность? нет?
Но Государь не двигается уже третий день. Я не знаю, что делать.
Мелькор - знает наверняка.
Сяду в кресло Государя, авось поможет. Руки на подлокотники, глаза закрыть. Представить себе их обоих здесь, как они о чем-то спорят, как они увлечены беседой... и позвать, словно Мелькор рядом, словно я от разговора его отрываю:
“Мелькор! В...властелин! Феанору плохо. Помоги ему...”
В пустоту.
Я - ничто для него. Я не дозовусь. Глупо пытаться.
Хорошо, попробуем иначе.
Давным-давно мы случайно столкнулись в коридоре. Может ли крепость вывести меня к Мелькору?
Гм. Может-не может, а придется.
Я не знаю, откуда взялась эта уверенность. Крепость вдруг показалась... существом. Вроде пленных нолдор. Подчиненным. Не мне, понятное дело - но ведь и нолдоры подчиняются не мне. Что не мешает управлять ими.
Я вышел на площадку лестницы.
“Мне нужно к Властелину! Срочно! Где бы он ни был!! Погибает его друг. Ангбанд, веди меня к Мелькору. Прямиком”.
От собственной дерзости я на миг опешил.
Всего на миг.
В следующее мгновение я помчался вниз, прыгая через три ступеньки.
Было четкое ощущение, что меня толкают в спину.

5

Разгар смотра. “Разгар” - в самом прямом смысле: по краям плаца стоят балроги, взмахивая бичами и превращая ночь в багряно-огненное вневременье.
Как тогда, в Утумно - задолго до всех восходов и закатов.
И в этом пылающем кольце кипит бой. Настоящий. Смертный.
Три дюжины синдар против двух дюжин уруков.
Повелитель Воинов дал порезвиться лучшим.
Отборные бойцы - против пленных, которых Саурон специально приберег для смотра. Не отдавал на пытки - велел, чтобы те только смотрели, чтобы сейчас злее быть.
Забава - против ненависти. Сила - против ярости.
… А балроги весело машут бичами, подбадривая уруков.

6

Меня буквально вышвырнуло на свежий воздух.
Я оказался на каком-то уступе скалы. Горы вокруг незнакомые... “внутренний двор” Ангбанда?
Несмотря на ночь, всё было отлично видно: снизу лился неровный оранжевый свет.
Далеко впереди и чуть слева на плече скалы стоял Мелькор, рядом с ним - майары. Рыжий мех Тевильдо был виден издалека, кого-то из Повелителей я узнал... неважно, впрочем. Что мне до них?
Я смотрел на Темного Валу. Кричать ему или взывать по осанвэ было бы сейчас одинаково бесполезно: я просто чувствовал, что он закован в броню отчужденности.
По иронии судьбы, он сейчас был именно в броне. Шлем, увенчанный короной... впечатляет.
Придется ждать. Ждать, пока в его чувствах не возникнет... нет, проще - пока у него хоть какие-то чувства не возникнут.
Или пока он не сойдет с этой горы, чтобы я мог подойти к нему.
А сейчас придется ждать, пока он налюбуется тем, что творится внизу. Что там, кстати?
О-оой...

7

Мори вцепился в скалу, словно уступ был узок и нолдору грозило свалиться вниз.
Туда, где орки на потеху всему Ангбанду убивали синдар.
И нет уже властного помощника Феанора, смеющего приказывать Ангбанду, - есть только мальчишка-пленный, жизнь которого - ничто, как и жизнь синдар, сражающихся за высшее счастье, возможное здесь: мгновенную смерть.
“Что я скажу ему? “Государя нолдор убивает Ангбанд, помоги”? Ему, забавляющемуся гибелью эльдар! Он даже договор блюдет - там, внизу, умирают только синдары, я вижу. Он наслаждается видом смерти - и я посмел забыть об этом?! Прижился в Ангбанде, привык к его приходам... позабыл, что он - Моргот! И никакое обманное дружелюбие не скроет его черной сути!”
Мори цеплялся за скалу и не мог оторвать глаз от схватки внизу. Доспехи синдар - кожаные с железными нашивками - не могли защитить от тяжелых орочьих мечей. Но эльдары и не полагались на доспех: быстрые и легкие, они то отскакивали и отбегали, заставляя орков в их тяжелой броне гоняться за ними, то мгновенно оказывались рядом с врагом, чтобы нанести один-единственный удар. В лицо. В стык доспешных пластин. В ноги, не полностью защищенные сталью.
Многим бойцам этот удар стоил жизни. Точнее - приносил быструю смерть.

8

Как это глупо - сидеть и смотреть на орков, старательно рубящих этих эльфят.
Ну, кошки ловят мышек. Кошки сильные, мышки прыткие.
Предложи я ему посмотреть на подобную охоту зверят, он бы назвал это самой неудачной из моих шуток! А я, значит, любоваться должен.
Ах да! Это ведь не шутка. Это вполне всерьез.
И Первый тоже серьезен. М-да… Саурон иногда бывает разумным, но Повелитель Воинов туп, как… да как эти орки!
Пш-ш-ш… мне большого труда стоит не зашипеть, выгибая спину.

9

Вниз Мори уже не смотрел. Сил не было.
Да и немного разглядишь сквозь слезы.
Юноше почему-то отчетливо вспоминались первые дни в Ангбанде - когда их, пленных, запихнули в какой-то каменный мешок, где не то что сидеть - стоять было тесно. Чернота, непроглядная темень и - страх. Даже у воинов - страх...
А внизу бесновались живые огни - драконы, балроги. Мори не было до них дела.
“Вот это - лицо Ангбанда. А спокойная работа в мастерских и в покоях Государя... Государь! Что с ним?!”
Юноше отчаянно захотелось, чтобы Феанор отозвался на осанвэ. Сейчас. Немедленно!
Но - нет. Не слышит.
А звать Моргота... для Мори сейчас он был Морготом и никак иначе - отвратительно до тошноты.
И тут нолдор увидел, что Моргот с присными уходит в крепость. Встретиться с ним, а не тянуться мыслью, показалось Мори желанным избавлением; юноша ринулся в коридор, требуя от Ангбанда, чтобы крепость вывела его к Властелину.

10

И все довольны.
Так рад ученик, когда мастер похвалит его работу. Или нет - когда просто удалось показать ее мастеру.
Надо было давно сообразить, что такие смотры полезны.
Впрочем, раньше их устраивать я бы не смог - гномьего оружия не было, и вообще… Затевать это раньше - всё равно что Феанору дать своему Мори настоящую работу.
Мори? Что за вздор, при чем здесь он?!
Надо будет ретивых вояк отправить куда-нибудь на восток. Жаль, не с кем посоветоваться, куда именно: обсуждать это с Сауроном не хочу, устал я от его показного послушания, когда за каждым “да” слышится “ты не прав”. А я-то как раз и прав! Дело этого умника - повиноваться мне, как Мори Феанору, а не…
Тьфу ты, что мне всё Мори в голову лезет?!
Так, я думал о востоке. Можно послать Анкаса на разведку - он глуп, но исполнителен. А если Саурон возмутится, что я доверил дело войны другому, то мой ответ прост: развоплощенный - идеальный разведчик; и кстати, больше Анкасу заняться нечем. И Саурон будет передо мной молчать, как Мори!
Опять Мори. Неспроста? Что-то с Феанором? Вечно с ним что-то случается… как надоело!
“Мори? Ты? В чем дело?”

11

“Моргот?” - Мори вздрогнул.
Тотчас овладел собой, тряхнул головой, словно так можно было выгнать все недавние чувства. Остался только Феанор. Которого надо привести в сознание любой ценой.
Мысль - четкая, ясная. Единственная.
“Властелин, с Феанором беда”.
“Рассказывай!” - воля Валы ворвалась в разум юноши, в глазах у нолдора потемнело, кровь застучала в висках. Мори закусил губу, отчаянно пытаясь сосредоточиться.
“Лежит, не шевелится. Третий день уже. Не слышит и не видит ничего. - И, отчаянной мольбой, позабыв, как только что клял Моргота: - Властелин, сделай что-нибудь!!”
“Третий день? Ты должен был сказать мне немедленно!”
“Вла…”
“Я приду, как только кончится празднество. Жди”.

12

“Жди”. Жду.
Сижу и жду. Я сижу, Феанор лежит - всё замечательно: ждем! Как и было велено.
Жаль, Властелин Ангбанда не изволил уточнить, сколько нам ждать.
Вернулся я, когда светало. Государь лежал в той же позе. Даже рукой не пошевелил.
Что такое случилось с ним?! Чего он насмотрелся?
Неужто... того же, что и я?
Или что похуже увидеть довелось?
Уже смеркается. Сколько нам ждать?! Моргот, Вражина, есть у тебя сердце или нет?!
Н-да. Сердце у Моргота... сказанул.
Ну ладно, все эльдары для него - забава для орков, но Феанор-то?! Я же видел - это непритворная дружба. Так почему он не идет?
Багровый луч на дверной притолоке... надо же - тучи разошлись. С чего вдруг? Давно я не видел заката из нашего окна. Века полтора, не меньше.
Как красиво. Впрочем, закат всегда красив. Интересно, откуда в Белерианде можно увидеть такой? Из Хифлума - вряд ли: там даже самые высокие горы ниже нашей башни. А с Химринга? А если дойти до северных ангбандских гор - оттуда закаты видны? Или там тоже тучи?
Ну и мысли... Впрочем, не всё ли равно, о чем думать?
Я же делом важным занят: жду!
Багровое пятно скользит по стене... ниже, ниже. К креслу Государя подбирается.
Как я ненавижу тебя, Моргот, убийца Короля! Я помню, как Государь проклинал тебя! Ты... ты... - аааууувв! - ты единственный, кто может помочь сейчас, я ненавижу тебя, я готов на коленях молить: приди, спаси, я зарежу тебя, когда ты придешь, я паду ниц, когда ты придешь, ну почему же тебя нет до сих пор, злой бессердечный Вражина?!
Луч закатного солнца скатывается по резьбе высокой спинки кресла. За завитки цепляется - словно удержаться хочет.
Не удержался. Упал на стол, размазался, растекся...
Мор-ргот, если ты до ночи не появишься, я...
А что я сделаю тогда? Что?!
Я уже сделал всё, что мог. Теперь мне остается только ждать.
- Государь, очнись. Пожалуйста. Ты слышишь? - это я, Мори.
Не слышит.
И луч заката пропал.

13

Дверь распахнулась так резко, что сквозняк взвихрил волосы Мори.
- Что с ним? - резко спросил Властелин. - Из-за чего?!
- Н-не знаю, - выдавил юноша. - Три дня назад... я был в мастерской... слышу - он. Я вхожу - а он лежит. Как сейчас. И всё.
- Прочь, - бросил Мелькор, не глядя на слугу.
Мори послушно исчез. Хлопнула дверь мастерской. От резкого удара она чуть-чуть приоткрылась.
Совсем чуть-чуть.
Мелькор осторожно коснулся лежащего. Жив. Не ранен. И в сознании - если можно так назвать это состояние полного оцепенения.
Со всей возможной мягкостью:
- Друг мой…
Никакого ответа.
- Друг мой, что бы ни было причиной твоего отчаянья, недостойно тебя так поддаваться чувствам.
Феанор лежал неподвижно. Не хотел отвечать? Не слышал?
- А о своих нолдорах ты подумал? Если ты будешь вот так безразличен ко всему, что станет с ними?
Феанор вздрогнул. И снова уткнулся лицом в шкуры ложа. Обреченно.
“Опять, значит, что-то в мастерских”.
- Друг мой, расскажи, если хочешь.
Тишина.
Мелькор прошелся по комнате. В очередной раз напомнил себе, что война с Аманом рано или поздно начнется и Феанор ему необходим, даже если отбросить все чувства.
Присел на краешек ложа:
- Друг мой, выслушай меня. Наши судьбы всегда были схожи. Более чем схожи. Так и сейчас. Ты стараешься для своих мастеров, а они не понимают тебя. Вместо благодарности отвечают ненавистью. Со мной то же самое. Мои майары. Твой народ - и мои… соратники. Мы оба устали, Феанор. Мы оба сделали для них больше, чем они заслуживают. Нам с тобой нужен отдых. Так давай уедем. На север. К вечным льдам. Ненадолго, но - уедем.

14

Моргот, умница, неужели ты его увезешь?
Ведь это единственное, что может ему помочь!
Мор... да нет, никакой не Моргот! если ты вернешь Государя к жизни, к настоящей, полной жизни - я тебе вечно благодарен буду!
Он уедет, и...
Уедет.
А пленные?
Впрочем, я прекрасно управлюсь с ними.
Так и скажу Государю, как только Мелькор уйдет.
Ой! А если Феанор заговорит о пленных сейчас? Что же, мне выходить к ним, сознаваться, что подслушиваю?!
Да меня же Мелькор убьет! В лепешку раскатает...
"Государь! Государь, послушай меня!"
Не слышит.
Ладно. Если понадобится - выйду.
Не дам я Мелькору меня убить. Я ему нужен. Потому что кроме меня некому заботиться о его друге.
Не тронет он. Я не из тех пленных, кого режут на потеху.
Я уже давно - не пленник. Но кто же я?
Неважно. Неважно, как это называется.
Я - тот, на кого Феанор может спокойно оставить своих мастеров.

15

Феанор медленно поднял голову. Смысл сказанных Мелькором слов не сразу дошел до него.
- Ты хочешь, чтобы мы уехали из Ангбанда? Вдвоем?
- Только на время. Дюжина дюжин дней - дольше нельзя.
- Уедем... Уедем отсюда… - выдохнул нолдор, не замечая, что думает вслух.
“А я так надеялся, что Ангбанд станет тебе домом… Впрочем, это Саурон виноват: если бы не его навязчивая идея войны, всё было бы по-другому”.
Вслух Вала сказал:
- Мы уедем завтра на рассвете. У меня есть несколько дел, которые необходимо закончить. Тебе надо собраться.
Феанор вскочил, схватил Мелькора за руки:
- Уедем? Завтра?! - и не будет больше давящей на душу молчаливой ненависти, не будет ежедневно преодолеваемого противостояния мастеров, не будет страха, что они снова вздумают бежать или вытворят что-нибудь другое, от чего Саурон…
Саурон.
Саурон никуда не денется. Саурон останется здесь. И все нолдорские бунтари - тоже. Только некому будет их обуздывать.
Феанор отвернулся от Мелькора, уронил голову на грудь.
- Я не могу уехать.
- Ты за своих мастеров боишься, что ли? Разве за ними некому присмотреть?
- Нет… - покачал головой Феанор.
- Прости, Государь, но ты ошибаешься, - громко и отчетливо сказал Мори, распахнув дверь мастерской.
Юноша спокойно смотрел на них и чуть улыбался.
От напряжения.

16

Щенок, да как он посмел?!
Посмел подслушивать! Посмел сознаться в этом!
Да я бы за такое… ни будь он мне так нужен. Если он действительно способен заменить Феанора в мастерских…
- Способен? - я спросил у Пламенного резче, чем следовало.
- Он? - на лице Феанора было написано такое изумление, словно помощь предложил стол или стул.
- Я справлюсь, Государь! - крикнул мальчишка. - Я, правда, справлюсь… - это уже мне.
Государь? Вот даже как? Тогда понятно, почему этот отчаянный щенок так дерзок: ради хозяина идти на подобное может только безумец, а вот ради Государя - да, ради Государя только так и стоит.
Отличный мальчишка.
Я посмотрел ему в глаза. Пристально так посмотрел… испугается? нет?
Испугался. Но взгляда не опустил. Очень хороший мальчик.
- Мори, ты когда-нибудь распоряжался в мастерских?

17

Я перевел дух.
Ну разумеется. Всё так и должно было быть.
Моргот ужасен только… только для тех, кто хочет быть его врагом.
А у нас с ним сейчас общие интересы.
Вернее, интерес. Один.
Вот, стоит, воззрился на меня… интерес наш!
- Да, Властелин. Давно и много. Пленные хорошо слушаются меня.
Как это оказалось легко: действовать наперекор Мелькору - и так, чтобы он ничего мне за это не сделал! Надо только не показывать виду…
Глаза в пол. Сапоги порассматривать… всякой дерзости есть свой разумный предел!

18

Я - завидую?! Я?! Из-за чего?
Но это правда. Я завидую. Я хочу, чтобы мне служили так же, как этот восхитительный мальчишка служит Феанору.
Беззаветно. До полного самоотречения.
В сотнях обращений "Властелин" меньше подлинной верности, чем в его "Государь".
Надеюсь, его не угораздит назвать так Феанора при ком-нибудь из майар? Впрочем, мальчик сообразителен. Он не проговорится.
А ведь когда-то… когда-то и на меня смотрели так, как он на Пламенного. Когда-то и ради меня они бы… Когда-то.
Предатели.
Не все, но - большинство.

19

- Государь, я...
- Мори, ты серьезно считаешь, что справишься без меня?
- Да. Ведь я уже…
- Работа не должна останавливаться. Всё равно, что они делают и как - для Ангбанда, для себя - они всегда должны быть заняты. Иначе, в бездействии, они все сразу почувствуют себя пленными. Ты понимаешь, к чему это может привести?!
- Я понима...
- Бойся майар, Мори. Если хоть один из них проявит хоть какое-то внимание к мастерам - зови меня. Немедленно!
- Да, конеч...
- Помни: побег нолдор для нас сейчас страшнее всего. Даже если бежит один. Даже если его сразу схватят. Это - гибель для всех. Ты понимаешь это?!
- Побегов не будет, Государь.
Он взял Мори за подбородок:
- Что ты можешь сделать, мой мальчик?
- Стать тенью. Я - никто и ничто. Ну... почти так. От тебя таятся. От меня - почти нет. А я внимателен.
Помолчал, сжал губы и - четко, как давеча Мелькору:
- Побегов не будет. Можешь быть уверен.
- Спасибо, малыш. Мне очень нужно уехать. Иначе я не взваливал бы на тебя этот груз.
“Который я давно несу!” - усмехнулся про себя Мори. Промолчал.

20

Еще одно изящное решение. Как удачно я всё придумал!
Анкаса я отправил на разведку. Саурону сказал, что до возвращения Анкаса предпринимать ничего нельзя, так что я пока уеду. И хотя на самом деле я уезжаю из-за Феанора, выглядит это совершенно иначе.
Очень изящно.
И мерзко. Выкручиваться - перед кем?!
Нет, хватит! - Саурон останется Первым Помощником до первой своей ошибки.
На что стал похож Ангбанд! Саурон ненавидит Феанора, Анкас - обоих… Вот я всех троих и разослал: Анкаса на восток, Феанора увезу на север, Саурон… н-да, чтобы убрать этого из Ангбанда, нужна очень веская причина.
И у меня пока ее нет.

21

Ты уезжаешь.
Я смотрю тебе вслед.
Все слова, необходимые перед твоим отъездом, сказаны. Вся ложь произнесена. И я уже отвесил все поклоны, долженствующие означать, что я не распознал очередного обмана.
Ты увозишь своего нолдора. Или - это он увозит тебя, неважно. Он нужен тебе. Ангбанд - нет.
Знаешь, Властелин, лучше бы ты остался с этим на севере. Зачем тебе возвращаться? Цитадель и мы - обуза для тебя. Так и оставил бы ты мой Ангбанд - мне.
Но ты этого никогда не сделаешь.
Что ж, поглядим. Ты уезжаешь. Не оборачиваясь - и не задумываясь, как здесь пойдут без тебя дела.
А я не стану вмешиваться в естественный ход вещей.
Уезжай, Властелин. Посмотрим, к чему ты вернешься.

22

Пусто.
Эти три небольшие комнаты вдруг стали пустыми - и огромными.
Как странно.
Я столько раз оставался здесь один - и не чувствовал ничего подобного. А сейчас... дюжины дней пройдут без тебя, Государь. Как, оказывается, без тебя тяжко...
Ну, тогда я сяду здесь, на полу. Лицом к твоему креслу. Как будто - к тебе.
Очень хочется поговорить с тобой. Ты, наверное, не заметил, а я ведь такое сделал...
Я Моргота победил. Пусть в мелочи, в пустяке - и всё же.
Да, Государь, конечно. Не Моргота. Мелькора. И вообще - Властелина.
Но я же это сделал!
Я нарушил его запрет. Я открыто заявил об этом. И он был вынужден это принять.
Значит, Морготу можно противиться - и успешно!
Знаю, знаю, Государь, ты веками говоришь ему "нет". Ты - и еще единицы. Но теперь в это число вхожу и я!
Я смог ему воспротивиться не потому, что я силен. Я слаб сам по себе, и поддержки у меня никакой. Но - я нанес удар там, где Мелькор уязвим, а я - нет.
Пусть победа ничтожна. Но ведь поражение было бы моей смертью.
Государь, правильно ли я понимаю: дело не в силе удара. Дело в том, чтобы найти единственное верное место. И тогда достаточно ничтожного усилия, так?
Так.
Так, как с нашими входными дверьми. Окованы металлом, открываются наружу, да еще и Силой защищены - захоти я вломиться... смешно! А если всего лишь подойти с нужной мыслью, погладить пару завитков узора - нет ничего легче!
Ведь так, Государь?
И ты мне отвечаешь: так и только так. Ты в одиночку, без меча в руках, веками побеждаешь две армии: нолдор и Ангбанда. Ты нашел единственно правильную точку удара - и весь Ангбанд бессилен против тебя одного!
И нолдоры... погоди. Государь, а с ними-то как?!
Н-да, ты не ответишь, хоть тебя въяве спрашивай, хоть это пустое кресло.
Нолдоры не идут на Ангбанд из-за узников?
Н-нет. Я сам - тогда, мальчишкой, до плена, решил бы, что смерть для невольников лучше заточения. Я переступил бы через заложников... тогда.
А это значит, что кто-то должен знать, что ты жив. Один-единственный - знает. Не верю, что такую тайну могут сохранить двое: она станет известна всем. Один... из тех, кто отдает приказы всем. Финголфин? Маэдрос?
Маэдрос. Он же был захвачен. Поня-атно...
Интересно, каким был на самом деле его плен. Сын в застенке у собственного отца! Хотелось бы мне узнать правду. Жаль, спросить не у кого: ты не расскажешь, Государь. Ты молчишь о сыновьях. И едва ли вы с Маэдросом поладили в Ангбанде, - каким бы ни был его плен, побег был настоящим. И отрубленная рука - тоже.
Сколько всего интересного может рассказать молчание!
Ты управляешь всего двоими, Государь. Двоими - и всем Белериандом. Войска готовы к битве, но века идут без войны, и это мирное время... оно определяет многое. Новые крепости становятся дворцами, гномы приходят к нолдорам творить вместе... жаль, пленные рассказывают мало. Думаю, я не узнал бы сейчас Хифлума.
И всё это - Государь. Он приходит усталым и измученным, он кажется тенью себя аманского - но он сейчас... он - подлинный владыка Белерианда!
О Эру! Я не умею молиться, да и не думаю, что мольба из Ангбанда дойдет до тебя. Неважно. О Эру, я мечтаю об одном: я хочу стать таким, как Феанор. Не в мастерстве - тут мне с ним не сравниться. Но я готов отдать жизнь, лишь бы научиться управляя одним - править всем.
Как он.

23

Два коня, черный и серый, скачут по белой равнине, вздымая клубы снега, сухого и невесомого, как пыль.
Два коня без седла и узды - воплощенные духи повинуются воле седоков; их всадники прекрасно обходятся без седел и стремян.
Два всадника мчат на север.
Ангбанд позади. Позади горы, послушные воле Властелина, - горы, спетые Сауроном. Здесь скала не отступит, освобождая дорогу. Здесь горный хребет придется объезжать.
Здесь нет покорности - здесь воля. Здесь Властелин может поступать, как хочется ему. Только ему.
День. Другой. Третий. Бурузурус и Ломенуз скачут так, как только воплощенные духи и могут.
Не Саурона здесь Песнь - Мелькора. Древняя, уцелевшая со времен Утумно. Откликается земля своему творцу - не подчиняясь, но радуясь. Иной смотр принимает здесь Восставший: вместо рядов орков - стройные высокие ели, вместо звона клинков - вой ветра, вместо ползущих драконов - высящиеся скалы, вместо пляски пламени - блеск льда под звездами. Вместо возни Воплощенных - Древняя Музыка. Его Музыка.
- Феанор, тебе нравится здесь?
- Да.

24

Мы не границу Ангбанда пересекли - границу времени.
Словно не север Эндорэ здесь, а Араман. На северо-восток едем: не от Ангбанда - от Форменоса.
Знаю, что это не так. Но отделаться от этого ощущения не могу.
- Мелькор, ты помнишь?
Кивает. Молча.
Я объяснял тогда сыновьям, мастерам, отцу, что Мелькор спас мне жизнь. Но преодолеть их отчуждение оказалось невозможным. И мы с моим названным братом уехали в снега и льды Арамана: благо, теперь Мелькору было дозволено покидать пределы Амана, если я сопровождал его.
И мы умчались на свободу. Свободу не от слуг Манвэ (какие-то орлы кружили в вышине, только они нас мало занимали) - нет, мы… я удрал от своих. От тех, кто взял на себя право решать за меня.
Сейчас так же бежит Мелькор.
Всё повторяется.

25

- Он отправил Анкаса на восток!
Таринвитис была разгневана. Да что там - она была разъярена. Тонкие пальцы до белизны стискивали рукоять меча, черные брови сошлись над переносицей, глаза горели огнем.
В гневе она была чудо как хороша. Саурон с восхищением смотрел на нее.
- Ты понимаешь, что это значит?! - она схватила Первого за плечи.
- Понимаю, - он улыбнулся, обнажая клыки. - Понимаю гораздо лучше, чем ты, моя милая Мышка…
Саурон положил ладони ей на талию, чуть огладил пальцами.
Тарис рывком освободилась из его объятий:
- Сейчас не время!
- Не-ет, Мышка. Именно сейчас у нас много свободного времени. И я предпочел бы провести его с тобой. Вот потом нам будет совершенно некогда.
Он продолжал улыбаться.
- Саурон, я говорю серьезно!
- Стало быть, ты не понимаешь. Хорошо. Сядь и выслушай.
- Ну?!
- Властелин уехал. Его угораздило выслать из Ангбанда того единственного, кто ему слепо предан, - Анкаса. Талло и Ирбин смотрят на вещи более здраво, то есть видят всё то же, что и мы с тобой. Остальные либо на моей стороне, либо не противники.
- Что ты задумал?!
- Я? Ровным счетом ничего.
- Прекрати! Скажи правду!
- Тарис, - он встал перед майэ и посмотрел на нее очень внимательно, - я действительно ничего сейчас не стану делать. Сейчас. Я не хочу быть зачинщиком заговора против Властелина. Я спокойно подожду, пока мне предложат этот заговор возглавить.
- Саурон! - в ее голосе был испуг, - о каком заговоре ты говоришь?!
- Успокойся. Да и заговором это можно назвать с трудом. Это заговор не против Мелькора, а за него.
- Чего ты хочешь?
- Для начала - заставить его принять наши условия. Заставить вернуться к самому себе.
- А… потом?
Он сел рядом с ней, приобнял за плечи:
- Да не пугайся, Мышка. Возможно, продолжения не потребуется.
Майэ кусала губы, обдумывая услышанное.
Саурон аккуратно снял с нее пояс с мечом.
- Так несравненная Таринвитис уделит мне немного времени?

26

- Ну как? - Мелькор придержал коня и не без гордости посмотрел на Мастера. - Тебе нравится здесь?
- Там всё было другим. - Феанор обвел взглядом горизонт. - Но это - самое похожее место в Эндорэ. Мы ехали сюда? Или дальше?
- Дальше, друг мой. Гораздо дальше. Там - древнейшее из древнего. Мне было недосуг перепеть те места - тогда. А сейчас я рад, что дальний север остался прежним.
- А Араман? Он тоже сохранился неизменным?
- Мои собратья перепевали Аман, - пожал плечами Восставший. - До севера им не было дела.
Пламенный медленно кивнул.
- Всё повторяется? - тихо спросил он.

27

Я с удивлением обнаружил, что характер моего новообретенного друга - это невероятная смесь послушания и дерзости.
Он хотел меня слушаться. Но не умел. Вообще не умел слушаться.
О том, что Феанор владеет силой Пламени, Манвэ знал. Но не придавал этому должного значения или… неважно. Главное, что кроме меня, Феанора было некому учить.
Но учебой эти занятия можно было назвать с трудом: нельзя объяснить то, чего не умеешь сам. А я Пламенем не владею. Я искал его - в Довременье, тщетно. Нашел - в Амане, в плену.
Как ученик Феанор был ужасен: он всё, абсолютно всё норовил делать по-своему, и простые задачи были для него неимоверно труднее сложных. Когда я говорил ему: “расплавь кусок льда наполовину”, он не справлялся, злился, лед тек у него меж пальцев мгновенно вскипавшей водой, а я был готов отказаться от мечты рано или поздно обучить его… Но однажды он взял глыбу льда и, осторожно водя по ней ладонями, сделал мой портрет. Я обомлел: сходство было очень сильным, но гораздо больше изумила меня точность работы. Не верилось, что Пламенный только что не мог справиться с растапливанием половины ледышки.
…Феанор тогда сидел с довольным видом и отдирал ледяные потеки от рукавов рубахи. А я мечтал о том, как Пламенный поможет мне вернуть былую мощь Властелина Утумно.

28

- Дальше пойдем пешком, - сказал Мелькор. - Кони уйдут южнее и вернутся за нами, когда мы позовем их. Воплощенным духам всё же нужна пища, здесь ее мало, а дальше вообще нет.
Пламенный нахмурился. Слова Мелькора о пище для коней означали, что Темный Вала рассчитывает, что Феанор будет обходиться без еды.
Нет, Феанор знал, знал очень хорошо, что он может проводить без пищи едва ни месяцы - в ту безумную поездку на север Арамана всё так и было... Он может черпать силы из Пламени - любые силы, и заменяющие ему пищу тоже, но... Но... последний раз это было века назад.
И то, что Мелькор недвусмысленно напомнил ему об этой способности, было полной неожиданностью.
- Что ты задумал? Объясни. - Феанор посмотрел на него в упор.
- Достичь древнейших из древних мест. Царства вечных льдов, помнящих то время, когда над Ардой еще не было звезд. Мы дойдем до края Эндорэ, друг мой.
- До края Эндорэ?! - глаза Феанора загорелись восторгом. - И ты не позвал меня туда раньше?! И ты молчал, молчал все эти века?!

29

Сколько времени я тогда скакал? Не помню. И не вспомнить уже. Я мчался к северу Валинора без цели и дороги, без пищи и теплой одежды, я мчался прочь от себя, от Манвэ, даже от Мелькора, единственная встреча с которым обернулась самым большим ужасом из пережитых мною.
Потом - томясь в заточении в Форменосе и мучительно пытаясь выжить в Ангбанде - я много раз спрашивал себя: что такого произошло за первый, самый первый разговор, что я сразу поверил ему? И Манвэ, показав мне
тот кошмар как плоды деяний Властелина Утумно, сразил меня не страшными видениями, нет. Просто Мелькор, которого едва успел узнать я, и Мелькор, о котором говорил Манвэ, - не могли быть одним целым. Тогда я не выдержал, не нашел в себе сил выбирать. Я рванул прочь - ото всех и от себя. На север. Только в вечных льдах я мог охладить огонь, жгущий меня изнутри.
Я не ел и не пил тогда. Недели? Месяцы? Я не помню. Горсть снега в рот - другой пищи было не нужно. Меня вел Пламень, Пламень, который я ощущал в себе, хотя сам был лишь малаю частью Его. Пламень, о котором я заговорил с Мелькором при самой первой встрече - открыто, словно со старым другом.
В детстве я слышал, что прежде обретения Ардой облика Мелькор уходил в Пустоту искать Пламень. И нашел его - не за пределами бытия, а в Арде, в Амане, подле Древ. Там, где мы встретились и где я сразу же открыл ему свою силу.
До сих пор не понимаю,
что заставило меня довериться с первого раза...
Потом был разговор с Манвэ и бешеная скачка на север. Пламень вел меня, как магнит притягивает железо. Я скакал, духи Арамана пытались задержать меня, а я даже не очень-то замечал их. Ласковый мальчишка, зовущий поиграть с ним, ледяная дева, злая на весь мир и на себя самоё, ее странный спутник, разворачивающий над ледяными пустошами крылья исполинского орла... я помню отдельные образы, обрывки речей, но они не складываются в целое.
А дальше... дальше была граница. Майары не заходили севернее. Коня своего я тоже отпустил. А сам пошел один. Одежда только мешала бы. Браслеты, которые помогали сдерживать силу Пламени, я опустил в снег. Нагим пришел я в мир жизни, нагим и ушел из него.
Там не было снега. Ледяные камни. Голые кости Арды, лишенные плоти. Я лег на них - и Небытие дохнуло на меня смертным холодом.
Я ушел из жизни - к Пламени. И стал - Пламенем. Я был вечным творчеством и вечным разрушением, я созидал и крушил, тихий и яростный, ослепительный и непроглядный, неподвижный и стремительный. Я был Сердцем Мира, я был той силой, что дала Видению - Жизнь.
И я вернулся - к жизни.
Я вернулся в свое тело.
Оно было сковано льдом. Смертным льдом.
Но теперь я мог призвать Пламень. Теперь это было так же просто, как пошевелить пальцами руки.
Я взломал оковы смерти. Я встал. Я вернулся.
А лед потом стал силимой...
Мне до сих пор радостно об этом вспоминать.

30

Я доверился Феанору сразу. С первых слов разговора.
Это не означало, что я принялся рассказывать ему об Утумно или дал понять что-то лишнее, нет. Но я почувствовал, что он - единственный в Амане, с кем я могу говорить о моих владениях в Эндорэ. И он поймет.
Но Манвэ не дал нам сказать друг другу того, что мы были готовы доверить. Владыка Ветров опередил меня. Он послал орла, требуя Пламенного немедленно к себе. На Таниквэтиль Феанор поднялся, сидя на спине вестника Манвэ. И тот же орел очень скоро принес его вниз - без сознания.
А я услышал голос Манвэ: "Он хотел помочь тебе, но я не мог скрыть от него правду. Я показал ему Утумно. Это оказалось не по силам нолдору".
В этот миг мне захотелось из последних сил расколоть землю Амана, обрушить Таниквэтиль, сжечь их Древа… - как только рядом со мною появился тот, в ком я увидел равного, мой Брат немедленно отнял его! Едва не убил своей ложью!
То, что Манвэ заблуждался, искренне считая ложь правдой, - не меняло ничего.
И я поспешно опустил голову. Я не имел права на безрассудство: меня ждали в Эндорэ.
Когда Феанор пришел в себя, он не стал разговаривать со мной. Он не сказал слова никому.
Умчался на север.
Его было не удержать.
Я звал Пламенного. Сначала он не желал отвечать, я чувствовал это.
Я звал.
Его Мелодия в мире стала медленно угасать. Словно он умирал.
Я звал.
В ответ - тишина. Полная. Его не было среди живых.
Я не поверил. В нем слишком много жизни.
Я звал.
"Манвэ убил его! - кричал мой разум. - Убил своей ложью".
Я не желал внимать этим доводам. Я ждал.
Я звал…
И - дождался.

31

- Сила Пламени... - Феанор, зайдя вперед, остановился и посмотрел на Мелькора. - Ты давно не предлагал мне ею воспользоваться. Почему - сейчас?
- А как иначе ты сможешь творить в мире вечных льдов? - приподнял бровь Мелькор. - Без Пламени ты там и жить не сможешь. Разве что выживать - на моей силе.
“Не выживать - жить”. Мастер сощурился: его жизнь в Ангбанде после Восхода была именно выживанием. А сейчас... здесь, на вольных северных ветрах, где можно забыть об Эндорэ, где можно на миг вообразить себя в Арамане...
Вслух Феанор сказал другое:
- Я знаю, что только на силе Пламени я смогу дойти туда. И я спрашиваю: почему тебе именно сейчас понадобился этот поход? Почему не раньше?
- Раньше у Властелина Ангбанда были другие неотложные дела, - пожал плечами Темный Вала. - Раньше речь не шла о твоей жизни. А сейчас мне пришлось бросить всё.
- Спасибо…
Пламенный закусил губу и отвернулся. Вспоминать о том, из-за чего Мелькору пришлось возвращать его к жизни, - не стоило. Отсюда, из этого сине-серебряного царства льдов, Ангбанд казался дурным сном. Или наоборот - этот звонкий морозный сумрак был сном. Просыпаться не хотелось.

32

- Саурон, можно?
Вьяр вошла, осторожно притворила за собой дверь.
- Что, девочка?
- Мне… плохо. Очень.
- Догадываюсь.
- Он… я для него как вещь: поиграл, бросил, снова поиграл. Скажи, когда он вернется, я всё равно должна… ну, продолжать?
- Бедная девочка. Иди сюда.
Он прижал ее к себе, стал гладить по голове - так старший брат утешает сестренку.
- Скажи, Саурон, ты всё еще считаешь, что я смогу его отвлечь?
- Не знаю, Вьяр. Я решил попробовать иной способ. И думаю, он будет успешнее.
Первый продолжал гладить ее, стремительно обдумывая новую идею.
- Вьяр, - он сжал ее лицо в ладонях, посмотрел в глаза, - мне нужна твоя помощь. Нет-нет, другая. Слушай.
- Да?
- Пойди к Ирбину. Или к Талло. Или к ним обоим разом. И - пожалуйся. Расскажи им всё. Разумеется, кроме того, что к Мелькору тебя послал я.
- Мне, что же, разрыдаться? - Кобра лукаво улыбнулась. - Перед двумя сразу?
- Вот теперь я узнаю прежнюю Вьяр!
После паузы Первый добавил:
- Будь осторожна с Талло. Малейшую фальшь он распознает мгновенно.
- А я начну с Ирбина, - хитро прищурилась майэ.

33

Я был не один.
Помню, как меня тогда поразило это ощущение:
я - не - один.
Когда я шел к Мелькору, окруженный толпой родичей (словно весь Аман сговорился удержать меня!), я оставался одиноким. Те, кто окружал меня, никогда не могли меня понять. Да большинство из них и не хотело. Скорее, они пытались - мягко, сердечно и из лучших чувств - научить меня
их взгляду на мир.
Взгляду большинства.
“Большинством” я никогда не был.
А с Мелькором это ощущение пустоты исчезло сразу. Как пену сдувает ветер.
Я хотел и не решался спросить его о тех страшных картинах Утумно, что показал мне Манвэ. Ответ был необходим мне, но... как задать вопрос?
Оказалось - легко.
Мелькор видел, как орел уносил меня с Таниквэтиль, о причине - знал. И сам спросил о том, что дал мне увидеть Манвэ. А увидев - ужаснулся. Ужаснулся - сам.
Помню до сих пор, как меня пробрал мороз: если Мелькор впервые видит то, что мне показано как Утумно, то... Манвэ солгал?! Проще было поверить в то, что Таниквэтиль обрушится.
Но Таниквэтиль осталась стоять, а Мелькор убедил меня в искренности Манвэ. В искренности его заблуждений. "Столкновение Тем Утумно и Амана породило Диссонанс, - сказал он, - и Диссонанс стал корёжить всё вокруг. Эонвэ видел то, что окружало его, через мутное стекло Диссонанса, Манвэ - через мысли и чувства Эонвэ, я - через чувства Манвэ. Утумно было совершенно другим".
Так сказал мне Мелькор. И я поверил ему. Сразу же.

34

Ледяное зеркало под ногами. Даже снег остался южнее.
Ледяные скалы. То совершенные в своей красоте кристаллы окаменевшей воды, то шершавые, изъеденные временем.
Если оно есть тут - время.
- Какие близкие здесь звезды, - прошептал Пламенный. - Рукой можно дотянуться.
Мастер не стал задавать вопроса, отчего нет туч. Да и ответ был понятен: из Ангбанда воля Мелькора не простиралась так далеко.
- Ты доволен? - Темный Вала чуть улыбнулся.
- Это прекрасно… - выдохнул Феанор. - Араман всегда был мне дороже, чем Аман, потому что Музыка Амана, она… сотворенная. Подчиненная. А здесь - воля.
Слова о Музыке Ангбанда не прозвучали, но всё было и так ясно.
- Ну что ж, - вздохнул Мелькор. - Я рад, что хоть ненадолго смог подарить тебе твой мир.
Феанор глядел вокруг, затаив дыхание. Пламенному доводилось переступать грань жизни и смерти. Сейчас он перешагнул грань времени. Подобное он испытывал лишь единожды - когда мальчишкой прибежал к Ниэнне, не в силах смириться с новой женитьбой отца. Там, на Западном Берегу - времени не было вовсе. Никакого.
Здесь время было, но...
Но оно застыло, как эти ледяные колоссы.
Оледеневшее время хрустело под ногами и холодными гранями блестело под близкими звездами.
Феанору казалось, что стоит ему протянуть руку с одной из вершин - и он коснется Валакирки.
И тут небо вспыхнуло. Белые, голубые, зеленые, розовые потоки света низливались с него.
Пламенный видел это в свое время в Арамане - но там северное сияние не соединяло высь и землю пылающим мостом. Здесь же небо словно превратилось в бушующее море, только ярилось оно не водой, а светом. Ослепительные волны всех цветов радуги накатывались одна на другую, то грозя залить землю, то возносясь в зенит, и брызги света разлетались по ледяным зеркалам, дробясь и смешиваясь.
Феанор глядел на эти переливы цветов, на эту светоносную бурю - и глаза его сияли. Мелькору отчетливо вспомнилось, как он впервые привел Пламенного внутрь Тангородрима. И сейчас свет, как тогда пламя, стал откликаться на мысли того, чьим духом был Извечный Огонь.
Мелькор смотрел на Пламенного в непритворной печали: "Способен творить из Света, открыт Тьме, владеет Огнем… Ну почему, почему, по-че-му его не было со мной в Утумно?! Там бы он развернулся в полную мощь. А моя судьба, судьба Арды стала бы совсем другой!"

35

- Итак? - Саурон обвел соратников холодным взглядом.
- Глаур рвется в бой и готов приложить все силы, чтобы убедить Властелина начать войну, - доложил Дарг. - Кроме того, он хочет рассчитаться с эльфами за ту историю, когда ему пришлось удирать от лучников.
- Талло? - ледяным тоном спросил Первый.
- Тяжко страдает от нынешней Музыки Ангбанда, - отрапортовала Таринвитис. - Готов отдать все силы, чтобы убедить Властелина отказаться от этих Мелодий.
- То есть - как Ронноу, - уточнил Саурон. - Что Ирбин?
Вместо ответа Вьяр улыбнулась.
- Хенола очень тяжело переживает всё это, - заметил Тильд.
- А ты сам? - нахмурился Первый. - Ты с нами?
Ситуация была донельзя странной: здесь собрались только те, кому Саурон доверял безоглядно. Они - и Тильд. Но чутье говорило Первому, что так и нужно.
- Мяур-ррр-рхх…
Рыжий кот стал тереться о ногу Повелителя Воинов. Тот схватил котяру за шкирку:
- Ты можешь хоть раз быть серьезен?!
Тильд извернулся, царапнул Первого за палец, шлепнулся на пол - и сменил облик:
- Серьезен? Ни за что. Серьезен в этом заговоре каждый второй. А точнее - каждый пер-рвый. Если Повелитель Воинов позволит, я буду не серьезен, а разумен.
Все затаили дыхание: это было почти оскорблением. Тарис побледнела от гнева.
Саурон подошел к Тильду, потрепал по золотым волосам и восхищенно прорычал:
- Мер-рзавец…
- От мур-ррр-рзавца слышу… - отвечал шут.

36

Глупцы. Ничего у вас без меня не выйдет.
И понимает это один Саурон. Дарг, Таринвитис - эти вообще соображать не умеют.
Эх, Первый… Ты пытаешься диктовать Мелькору. Диктовать - и потому ты обречен на неудачу. Даром что на твоей стороне девятеро майар, да и Анкасу, наверное, ничего не останется, как присоединиться к вам. К нам.
Ты думаешь переломить силой. Так ты расколешь Ангбанд - и это всё, чего ты достигнешь.
Объяснять это - напрасный труд: твоя Музыка иная. Но и не нужно: у тебя есть я. А у меня - ты.
Кто сказал, что Кот и Волк не могут дружить?! Наверное, это был кто-то у-у-умный…

37

Ради творчества. Жить - только ради творчества.
И свой восторг мастер умел выражать только одним - творчеством. Эти глыбы льда, поблескивающие под сполохами северного сияния… как было не попытаться прикоснуться к такой красоте не взглядом, но руками, как не попытаться сделать эти ледяные горы прекраснее, чем они есть, сделать их более похожими на них, чем они сами.
Раскрыть их таящуюся сущность.
Скинув сапоги, чтобы не мешали, Феанор легко вскарабкался на один из торосов. Волны сине-зеленого света опять пошли по небу, чтобы мастеру было лучше видно, где лед белее, где прозрачнее; вслушиваясь пальцами в застывшую воду, как обыкновенно вслушивался в камень, Феанор выискивал те трещины, по которым может пройти распил...
То есть - не распил. Рас-… плав? - или как его назвать? Волна жара.
Вот тут-то и пригодились уроки Мелькора по работе со льдом. Словно они были вчера. Впрочем, позабытые давным-давно и выхваченные из прошлого сейчас, араманские уроки и впрямь стали лишь вчерашним днем. Огню, крови и мраку последних веков не было пути сюда, в эту ледяную вечность, не ведавшую ни единой войны.
Феанор работал, заставляя небесные сполохи разгораться и меркнуть в такт своим мыслям. Лед под его пальцами то едва плавился, то стекал стремительной струей воды, застывающей на лету. Легче всего было со шлифовкой: достаточно оказалось просто провести теплой ладонью по поверхности - и та становилась гладкой, как зеркало.
Работа шла, и торос медленно сверху вниз превращался в совершенно не блестящую скалу, на вершине которой горделиво красовался замок, сделанный из чистейшего, самого прозрачного на свете льда. Стены и башни его искрились мириадами огней, отражаясь в самих себе, как в зеркале, так что малейший небесный сполох заставлял это дитя льда и света переливаться отблесками, а если сияние севера языками огней облизывало землю, то замок светился так, будто в нем заключен пламень давно сгинувших Светилен.
Но и этого мастеру было мало. Он спускался по торосу, не оставляя и на ладонь нетронутой поверхности льда. От замка вниз шли лестницы, беседки, башенки, ледяные сады, так что с какой стороны ни посмотришь на бывшую ледяную гору - повсюду по ледяным дворцам бегут отблески небесного огня, сходящиеся к сияющему замку на вершине.
Мастер творил вдохновенно, полагаясь лишь на свое чутье. Но даже самый продуманный расчет не мог бы оказаться более удачным.

38

Легко ледяной легенде властно взлететь,
Влекомой мыслью могучего мастера.
Радостно рвать довременный мрак
Резкими очертаньями рисунка.
Кажется камнем раскаленным лед,
Доныне немой, днесь древним духом дышащий,
Щедро одаренный долгожданной жизнью…
Я пел - так легко, как это было лишь до Войны. Мелодия лилась, и я чувствовал, как в унисон с ней работает Феанор.
Песнь и Пламень. Как много мы могли бы сотворить, не будь я искалечен! Да и сейчас еще - не поздно.
И неважно, что этот ледяной город так похож на Тирион. Феанор тоскует по родине - это понятно. Я сам тосковал по Эндорэ в Амане.
Но - как бы ни было велико наше несходство, мы смогли соединить Песнь и Пламень. Смогли единожды. Можем сейчас. Когда придет срок - сможем снова.
И Арда содрогнется.

39

У нас дома меня не отпускало ощущение слежки.
Чей-то глаз, настойчивый и внимательный, наблюдал за мной.
Бр-р-р! Ощущение не из приятных.
Я не сразу заметил. Но месяц от месяца этот взгляд докучал мне всё больше.
В мастерских его не было. Я проверял.
Кто-то из обитателей Ангбанда интересуется жилищем Феанора? Кто?!
Я стал реже бывать дома. Одному там и так тоскливо, а еще этот взгляд... что они выслеживают, эти майары?! Какие-такие тайны Государя им нужны в его отсутствие?
Хотел бы я сам знать их...
Но однажды (это было в мастерских, мы трудились над кованым узором для двери) я вдруг понял: это не майары. Им нечего высматривать через меня. Покои Феанора пусты подолгу, и хотя дверь заперта заклятьем, которое нельзя взломать (по крайней мере, не оставив следов), но открыты балкон и окно... знаю я ангбандские ветра, они многое могут.
Догадка заставила меня вздрогнуть, словно я руку занозил. Я был бы рад бросить всё, помчаться к нам наверх, чтобы проверить... но всё-таки надо было закончить работу: часть замысла была моя и без меня узор вышел бы хуже.
...Я подошел к нашей двери. Огляделся. Прислушался. Никого и ничего. Недреманное око, чье бы оно ни было, не видело меня здесь.
Отлично.
Я вошел.
Тоже... ничего.
Я даже обиделся на моего любопытного незнакомца. Спешил сюда, почти бежал, а он - не смотрит.
С досады я ушел в мастерскую, стал разбираться в камнях... ага!
Вот и ты, неспящее око. Здравствуй.
- Здравствуй! - сказал я, развернувшись лицом к этому взгляду. - Если ты ищешь Феанора, то напрасно: он вернется через пару дюжин дней. Пожалуйста, если я прав - перестань смотреть. Сейчас же.
Взгляд исчез.
Я был в мастерской один. Действительно - один.
Неужели не ошибся? Неужели это - палантир? Маэдрос?
Спросить его? Не стоит?
Нет. Пусть думает, что я не догадываюсь, что это он. Так будет лучше.
Я попытался представить себе Маэдроса - там, на Химринге. Он любит Феанора (иначе не стал бы выполнять его волю!), но - он не решается заговорить с отцом. Он никому не смеет сказать, что его отец - жив. Он одинок, более одинок, чем я, - я хоть рядом с Государем, а он...
Мне вдруг стало ужасно жаль Высокого.
Я попытался представить себе его лицо. Худощавое, не особенно красивое, русые волосы чуть растрепаны. Но таким юношей он был в Амане - когда я сам бегал совсем мальчишкой. А сейчас он - муж зрелых лет, правитель Восточного Белерианда... он должен отличаться от себя тогдашнего, как Мори от Уголька.
Опять взгляд. Мысли мои услышал?
- Кто бы ты ни был, - (незнамо зачем, я говорил вслух, одновременно предельно отчетливо продумывая каждую фразу), - если ты тревожишься из-за Феанора, то напрасно. Он уехал на север. Развеяться. Отдохнуть. Сейчас у него всё хорошо. Честное слово.
Не знаю, услышал ли меня Маэдрос. Но с той поры взгляд пропал.

40

Я снял руки с палантира.
Итак, он жив...
Главное, что я хотел узнать.
День за днем видеть его покои пустыми, искать его... а палантир почти не способен разглядеть Ангбанд, только эти три комнаты да мастерские иногда...
Мне было жутко. Один месяц сменял другой, а покои отца оставались пусты. В мастерские взгляд палантира не мог пробиться.
Невольно я думал о самом страшном.
Мне потом говорили, что я перестал замечать окружающих: ходил, задевая углы, не слышал слов, ко мне обращенных. Шептались: “безумие Ангбанда настигло его!”
А я боялся получить доказательства смерти отца!
Но теперь... этот юноша, его слуга... я столько раз видел его рядом с отцом. Кажется, я могу ему верить.
Ничего другого мне не остается, во всяким случае.

41

Пр-роклятье, до чего мне не хочется возвращаться!
Опять пойдет эта молчаливая война с Сауроном, опять видеть, как огонь во взгляде Феанора гаснет под пеплом отчаянья…
Но возвращаться придется.
Анкас уже наверняка в Ангбанде. “Врагов” на востоке он нашел - не мог не найти. Армию надо срочно услать из Цитадели. Вместе с Сауроном… или Саурона оставить при себе, а то натворит неизвестно что.
Или… пожалуй, Саурона отправить на восток, а вот Таринвитис… хм, Помощник последнее время более чем неравнодушен к ней! - да, Мышь оставить в крепости.
Чтобы Саурон не делал глупостей.
Подумаю.
Возвращаться необходимо. Возвращаться в Цитадель - но не возвращаться к прежнему.
Теперь всё будет по-иному.

42

Едва они спешились в северном внутреннем дворе, как Мелькор почувствовал, что крепость стала другой. Она встречала Властелина как… гостя.
Как в самый первый раз.
Вала недоуменно огляделся. Внешне не изменилось ничего - те же стены, те же караульные на них, те же башни, те же приветствия орков. Но Музыка была иной.
“Мы просим Властелина придти в зал Пяти Львов”, - услышал Мелькор.
Странно: он не мог понять, кто из майар сейчас звал его.
Кивнув Феанору (тот явно ничего не заметил и спешил к своим мастерам), Вала неторопливо направился в этот зал.
Излюбленное место майар, кстати.

43

И ты, Анкас? И ты - с ними?!
Все десять. Нет, хуже - все одиннадцать: Таринвитис держит на руках драконыша, значит, Глаур смотрит его глазами.
Я доверял вам! - а вы…
Да я и сейчас сильнее вас всех! Да я и сейчас могу…
Н-нет. Не могу. Вы были моими соратниками. Я не стану биться с вами. Да и вы, похоже, настроены - поговорить.
…Но Анкас, Анкас-то как мог?!

44

Саурон заговорил негромко, но кричать и не требовалось:
- Властелин, мы не же…
- Мяу, - тихо возразил Тильд.
- …нам горько видеть, - поспешно поправился Первый, - как ты становишься врагом своей собственной Музыке. Я сам когда-то пел горы, и я слышу, как нолдоры медленно, Песнь за Песнью, подчиняют себе твою землю.
Ронноу кивнул. “Да, это заметно”, - тихо добавила Хенола.
- Речь даже не об орках, засидевшихся без войны. Речь о на…
- Мяу.
- …твоей земле. Нолдоры слишком многому научились у своих аманских наставников. Не будь врагом своей Теме, Властелин! Уничтожь их!
Талло:
- Моя мысль не может проникнуть на юг: слишком сильно сопротивление. У этих нолдор кто-то научился петь, хотя это и кажется невозможным.
Волна согласия от Глаура, Анкаса.
Дарг:
- Они враги, Властелин!
Кивок Таринвитис.
Ирбин:
- Они медленно убивают твою Музыку.
Одобрительное молчание одиннадцати.
В тишине - голос Саурона:
- Властелин, мы все тре…
- Мя-ау!!
- … просим тебя: уничтожь эту язву на теле на…
- Мяу!
- … твоей Арды.
- Мы просим.
- Мы просим тебя.
- Просим.

45

А если я отвечу - нет?
И я ответил бы так - будь вас тут хоть половина. Но - все одиннадцать!
И Вьяр - лгунья! Я думал, она меня действительно любит, а она…
Талло, Ирбин - я считал их достойными доверия…
Впрочем, не так давно я и Саурону верил как самому себе.
Что же мне делать? Потерять их - или потерять Феанора? Случись война с Аманом - та и другая потеря гибельна для меня.
Что же мне делать?!

46

Тишина накалялась.
Всё уже сказано. Все доводы приведены.
Все ждут лишь одного слова. “Да” или “нет”.
Но прозвучало совсем иное:
- Мя-а-аууу…
Тильд нахально уселся посреди залы и стал вылизываться, громко мурлыча. Причем делал он это так, что самые бесстрастные лица невольно дрогнули в улыбке.
Окончив свой “туалет”, шут подошел к Мелькору и стал тереться об его ногу.
- Мя-а-ау… Мя-ааа-ау… Мя-а-ауур-ррр-рх…
Вала невольно наклонился погладить.
Майар встретился с ним взглядом и серьезно спросил:
- Мур?
- Да, - ответил Мелькор.

Это было началом Дагор Браголлах.
Война нолдор с Ангбандом длилась несколько столетий.
Война Ангбанда с нолдорами - началась.

Глава 9. Песни лжи

Вспаши свою жизнь,
Посей свою смерть,
Пожни ее всходы.
Покорно ложись
Под зубчатый серп
Во имя свободы.

И сколько не плачь,
И сколько не рвись,
Не пустят оковы.
Пусти время вскачь,
Сложи свою жизнь
На уголь багровый.
Скади. Элис

Кто блуждал по пустыне сорок лет – оказался обманут,
И остался рабом, и остался рабом.
Лора Бочарова. Первая ария оруженосца

1

Что же достойнее? Кто мне ответит - что?
Быть рабом судьбы, не смея спорить с той очевидностью, против которой не пойдешь, - или бросить вызов, сломить стену "предопределенного", эту плетеную изгородь, кажущуюся незыблемым камнем?!
Что достойнее?
Быть верным сыном - или быть верным себе?
Король убит. И что я должен делать? - идти туда, куда зовет меня сердце, или сломать себя ради долга перед отцом?
Впрочем, пойти против отца - это тоже сломать себя.
Мир, ты взвалил на меня непосильную ношу! Я не тот, кто может это выдержать. Тут нужен либо воин с бесстрашным сердцем, либо... я не знаю, кто, - но не я!
Я слаб для этого.
О, если бы со смертью к нам могло придти забвение! Если бы нас ждал по ту сторону желанный покой... с какой радостью я расчелся бы с этой жизнью ударом кинжала!
Но покоя нас там не ждет. Это я знаю. А что - ждет?
Трус. Я - жалкий трус, и некому бросить мне в лицо эти слова. От страха перед жизнью я ищу смерти, от страха перед смертью - остаюсь жить.
Меня справедливо винят за бездействие. На первый порыв я способен. А дальше - раздумья. И ничего больше.
Я - виновен. Но мне не стать другим.
И некого просить отпустить мне эту вину.

2

"Феанор! Немедленно ко мне!"
Этот призыв был настолько неожиданным, что Мастер испугался: Мелькор всегда приходил сам. Что могло так встревожить Валу, что он требует Феанора к себе, даром что расстались полдня назад?
Самые дурные предчувствия сжали сердце.
И Пламенный помчался.
Проходы открывались там, где всегда были глухие стены; коридоры (или, скорее, лазы) были узкими и низкими, они почти сразу смыкались за спиной нолдора, а он поспешно шел, порой бежал в полной темноте, не зная, куда его выведут потайные ходы, и страшась подумать о причине этой скрытности и этой спешки.
Оранжевый свет на миг ослепил его. Всего лишь огонек светильника в кабинете Мелькора - после кромешной тьмы он казался ярким.
- Пришел? - хмуро спросил Властелин, не глядя на нолдора. - Слушай.
- Что произошло? - спросил Мастер, скрывая тревогу.
- Война. Она начнется завтра ночью.
Феанор сделал шаг назад... прижал руку к груди, словно не хватало воздуха или защемило сердце.
- Нет... - прошептал он. - Ты не сделаешь этого... Ты обещал...
- Сделаю! - крикнул Мелькор. - И сделаю именно я! Потому что если командовать войсками будет Саурон, то твои сыновья обречены. А если войну поведу я, то смогу спасти их. Прочими нолдорами придется пожертвовать, но твоих я уберегу.
Мастер, то ли не слыша его слов, то ли не осознавая их, отступил еще на шаг, еще... уперся спиной в стену. Только что здесь был путь. Выход.
Теперь выхода не было.
- Друг мой, я помню о своих обещаниях, - Мелькор изо всех сил старался говорить сдержанным тоном. - Но сейчас у нас нет иного выхода. Если бы я отказался начать войну, ее бы начал Саурон. Он еще поплатится за это, поплатится жестоко!.. но, пойми, завтра война начнется со мной или без меня. Мы с тобой еще можем успеть, Феанор. Успеть спасти твоих. Придумать, как помочь им уцелеть.
- Мы с тобой? - сощурившись, переспросил Феанор. - Ты полагаешь, я стану участвовать в планах уничтожения собственных сыновей?
- Да услышь ты меня наконец, упрямое созданье! - Мелькор сорвался в крик. - Не уничтожить, а спасти. Да, только их. Но они, твои нолдоры, останутся целы. Скажи, как лучше достичь этого?
- Что я могу сказать тебе такого, чего бы ты не знал? - спросил Феанор, глядя в никуда. - Ты хочешь, чтобы отец выбрал, кому из его сыновей остаться в живых, а кем пожертвовать? Ты этого ждешь? Или, - вопреки обыкновению, его голос был спокоен, - ты полагаешь, что я скажу: “Сравняй с землей Химринг, но не тронь Дортонион?” Что нового ты можешь услышать от меня? И что изменят мои слова в плане, который предложил Саурон?
- Я веду войну! - рявкнул Мелькор. - Я, а не Саурон! И я пытаюсь спасти твоих сыновей, позаботиться о них, пойми же!
- Я не веду войну против нолдор. Даже если ее называют “заботой”.

3

Пустота. Серое, вязкое ничто. Тошнотворное.
Так было, когда погиб отец. Я стоял над его телом и не понимал, кто я, что я и как мне быть дальше.
Словно меч Мелькора отсек часть меня.
Так и сейчас.
Мне было душно. Я брел по Ангбанду как в тумане, плотном, давящем, где и вздохнуть - тяжкий труд. Я был мертв - как мертв был мой отец, как мертвы были нолдоры, еще живые, но уже обреченные на смерть - новой войной. Войной, которую я так и не смог предотвратить.
Не смог предотвратить.
Но…
Но я успею предупредить их! Война еще не начата! Я не смог уберечь своих мальчиков от нее, но дать им хотя бы день, два, полдюжины на подготовку я еще могу.
Эти мысли вернули меня к реальности. Я стоял в одном из южных коридоров Ангбанда и то, что окружало меня, больше всего походило на бушующий океан. Нет, облик Ангбанда остался прежним, но я чувствовал торжествующую ярость, захлестнувшую здесь всё - и готовую выплеснуться наружу.
Успею ли я?!
Я помчался на Бесснежную.
Словно бег сквозь встречный ветер. Сила Ангбанда не пускала меня, отбрасывала назад, но я шел упорно, зло стиснув зубы, лез вверх по каменным ступеням, ставшим чудовищно крутыми и скользкими.
Добрался. Сел в кресло.
И - увидел.
Туман, заволакивающий нолдорские крепости.
Из этого кресла видно те земли, где сильна Тема Мелькора. Нолдор боролись с ней. Возводя крепости и покрывая камни узором, они не только бастионами отгораживались от того, кого звали Врагом. Они отгораживались от него Силой. И сейчас мне не увидеть их.
Я смахнул со лба мокрую от пота прядь волос. Пусть всё так. Но я смогу дотянуться до Маэдроса.
Должен.

Маэдрос вышел на стену крепости Химринга. Ниже мерно расхаживали часовые. Выше были ледники и звезды. Правитель Восточного Белерианда смотрел на север. На Ангбанд.
“Ненавижу тебя, - шептал он. - Ненавижу. Лучше бы ты был мертв. Ты предатель, и превращаешь в предателя меня. Вчера приезжал Келегорм, требовал наступать… мои отговорки уже не убеждают никого. Меня называют предавшим отца. Как бы я хотел действительно оказаться способен на это!”

Не получилось. Маэдрос не хочет слышать меня. Он закрылся. А осанвэ идет так тяжело… силой мне не пробиться в его сознание.
Ну что ж… попробуем иначе. Не Маэдрос. Келегорм.
Убеждать Неистового, что я жив, - глупо, но… умолчим о том, как умершему отцу удалось обратиться к сыну.
Я вспоминаю это лицо - тогда, в час Клятвы. Его глаза горели, его рот был оскален - ты вряд ли сильно изменился за эти века, мой неистовый сын.

Келегорм соскочил с коня, рывком сорвал перчатки, не глядя бросил их кому-то из дружинников.
- Мой лорд…
- Оставьте меня!
“Отец! Почему я вспоминаю тебя так ярко, словно ты был жив еще вчера?! Словно ты и сегодня жив?!
Отец! Надеюсь, тебе не дано знать, что творится здесь. Надеюсь, ты не знаешь, в какого труса превратился Маэдрос. Мне стыдно думать о том, что он - твой сын…
Отец! Твоя смерть была вчера. Сегодня. Миг назад. И мы не сделали НИ-ЧЕ-ГО, чтобы отомстить!
Мне хочется плакать. Или рычать как зверь, в кровь раздирая углы рта!..”

Не услышал. Пытаться дозваться до них через грохочущую Тему Ангбанда - всё равно что целить из лука при встречном ветре.
Сил почти нет… Неужели… я так и не смогу предупредить их?
Один застыл в своей ненависти, другой в гневе не видит ничего. А если попробовать поговорить с третьим? С тем, кто умел понимать меня лучше, чем мои собственные сыновья!

Отдав распоряжения переписчикам, король Фелагунд спустился вниз, в пещеры. Прошел несколько залов, молча одобрив их убранство. Природное каменное кружево было подчеркнуто, отделано нолдорским резцом, и маленькие светильники были спрятаны в нем столь искусно, что посторонний не смог бы угадать, откуда идет свет.
Бесчисленные складки скальной породы, словно тяжелая занавесь, скрывали вход в следующую пещеру.
Финрод присел на камень.
“Государь… ты бы порадовался, если бы смог увидеть это. Ты научил меня работать не с формой камня, а с его душой. Раскрывать ее. Делать зримой. Так из невзрачной ракушки достают сверкающую жемчужину.
Государь… Учитель… Не знаю, почему я сейчас вижу тебя так отчетливо, словно - вчера расстались. Не хочу вспоминать наш последний разговор. Не хочу вспоминать твое лицо, искаженное гневом. Твое презрительное “Так оставайся с ними!” Не хочу…
Ты был другим. Ты был добрым и мудрым, Государь. Только таким я тебя и помню…”

Я чуть не рухнул с кресла.
Он не слышит меня. Мне не достает сил заставить его услышать.
Я больше ничего не могу… если меня не услышали эти двое, то остальные тем более…
Проклятье!
Я, зная о войне, не могу их спасти! Предупредить даже не могу…
Мальчики мои… мальчики… Вы погибнете - и я обречен видеть это… Лучше шагнуть со скалы. Или - с балкона у себя в башне.
Стоп.
Моя башня.
Вершина Бесснежной помогает видеть, но не усиливает осанвэ. Скорее наоборот - тут ведь всё держится на Теме Мелькора.
А вот у меня… там всё другое. Уголок нолдорской Силы в Ангбанде.
Мой дом.
Скорее!

4

И за что меня Эру проклял дружбой с тобой?!
Впрочем, дружба-дружбой, а ты мне нужен. Сейчас ты не соображаешь ничего, но потом… потом, когда ты поймешь, что я сделал невозможное - ради тебя… Ради, так сказать, дружбы. Ради будущей службы.
Н-да, ради этого "потом" стоит постараться сейчас.
И если мне не может помочь Феанор, то остается только один союзник. Союзник в нелегкой борьбе против Саурона.
Маэдрос.
Мальчишка всем сердцем ненавидит меня, и именно поэтому - послушается. Я уверен. Это друзья поддаются эмоциям, а вот враги - они не позволяют себе жить чувствами. Они живут разумом.
Давненько мы не общались с тобой, Маэдрос, а? Пришла пора возобновить знакомство.
Только я немного подожду. Вот начнется война, извержение, танец балрогов… все майары будут в восторге… и не заметят случайного, ну совершенно случайного и совершенно обычного ворона…
- Саурона ко мне! И передать армии: пусть будут готовы выступать, как только земля Ард-Гален остынет после извержения Тангородрима!

5

…Еще вчера можно было спорить с Келегормом и убеждать себя, что ненавидишь отца. Сегодня всё это перестало иметь значение.
Сегодня началась война.
С вершины Химринга было видно далеко. И Маэдрос - увидел.
Трехзубая вершина Тангородрима пламенем пронзила небо.
Потоки огня хлынули с севера.
Даже степной пожар не может распространяться так быстро. Значит, это балроги. Маэдрос помнил, насколько они быстры.
Правитель Восточного Белерианда приказал немедленно бросить все укрепления на равнине. “Встретить врага на скалах!”
Камень не горит.
Ледники не горят тем более.
К утру враг будет у подножия Химринга. К утру огненная волна разобьется о нолдорские скалы, обдав защитников нижних рубежей тысячами пламенных брызг.
Но Химринг для огня неприступен. А это значит - пылающие реки потекут на юг и восток. Аглон. Маглоровы Врата.
Келегорм, ты так хотел пойти на войну. Идти уже не нужно. Через несколько дней она сама придет к тебе.
Братья уже предупреждены. Они так ждали войны - и они готовы к ней. Даже - ко внезапной.
Первая атака будет утром. Сейчас - остается только смотреть, как огонь затопляет Ард-Гален.
Там были дозоры...
Успел ли спастись хоть кто-нибудь?!
Маэдрос закрывает глаза, против воли представляя себе нолдор, бегущих прочь от огня. Багровая лавина еще в пятидесяти лигах... в тридцати... в десяти... но до спасительных скал слишком далеко, а коней у разведчиков нет! Балроги настигают их и, забавы ради, хлещут бичами, превращая нолдорское оружие в расплавленный металл, рдяными каплями текущий по рукам... уже не мертвым рукам.
Маэдрос вздрогнул. Нельзя думать о погибших! Им уже ничем не помочь! Надо думать о живых. Первый штурм будет утром.
Но Высокий не может не глядеть на запад. Дортонион. Первый удар придется туда.
Дортонион. Земля Сосен. Сосновые леса хорошо горят. Слишком хорошо.
Ангрод! Аэгнор! Айканаро, Ярое Пламя... в имени твоем - смерть твоя...
Вы отступите?! Ведь вы же отступите?! Еще можно успеть!
А ты сам отступил бы, лорд Маэдрос?
Будь твоя крепость не во льдах, а среди сосен, показал бы ты Врагу спину?
Огонь тысячью летящих копий пронзает небеса. Рыжие протуберанцы рвутся ввысь, словно новые, пламенные горы вырастают на Ард-Галене. Хребты огня вздымаются и рушатся, углем спекается земля, клубы черного дыма застилают небо.
Огненные горы Ангбанда наползают на нолдорские крепости.

6

- Дай вина, Мори! Принеси!
Эти тщетные попытки на Бесснежной меня совершенно измотали.
- Государь… - мальчишка испуган, - что?
- Война, Мори. Ты понимаешь? Война.
- Не-ет… Ведь Мелькор…
- Мелькор нарушил слово. Это так просто сделать - сначала обещать, потом взять слово назад.
Стоит, растерянный.
- Дай бурдюк.
- Государь, я налью…
- Прекрати. Дай сюда.
Как хочется напиться! Как хочется в пьяном безумье смешать землю и небо, и вырваться из этой реальности - и из любой другой… Но - нельзя. Мальчики. Я должен успеть предупредить их.
Маэдрос!
Ощути ту силу, что бушует вокруг меня! Опасность. Смертельная опасность. Ярость Ангбанда вот-вот выплеснется на вас!
Маэдрос! Ужаснись - как я сжимаюсь от ужаса при мысли о тебе.
Сын мой! Забудь меня, прокляни, возненавидь - только услышь!!
Багровое…
Небо вспыхнуло красным. Низкие тучи отражают отсветы пламени.
Я опоздал…
Небо - до севера, до горизонта - багровое. Тучи рвутся в красные клочья.
Черные горы на багровом небе. Только ледники - блестят алым. Как кровь на остриях копий.
Огненная ярость Ангбанда вырвалась.
Всё кончено…

7

- Государь!
Мори увидел, как Феанор встал и, пошатываясь, пошел к выходу.
- Государь, куда ты?!
Хлопнула входная дверь.
Мори бросился следом. Вот только двери почему-то не сразу открылись.
Юноша выскочил на лестницу. Быстрые шаги Феанора слышны уже глубоко внизу.
- Государь, подожди!
Мори помчался бегом. На нижней площадке Феанора не было.
- Государь, где ты?!
Нет ответа.
И шагов не слышно.
- Госуда-арь!!!
Юноша бросился в один коридор, в другой… ничего. Приказывать Ангбанду сейчас было бесполезнее, чем пытаться вырулить при встречном течении.
- Государь, да что же это?! Как же я теперь найду тебя?!
Мори закусил губу. Из-под зажмуренных век текли слезы.

8

Извержение получилось впечатляющим. Роскошным.
Впрочем, когда я так стараюсь, у меня всегда получается великолепно.
И майары довольны-предовольны: ну как же, Властелин вернулся… к чему, бишь, я вернулся? К прежней Теме? к прежнему единству с соратниками? к самому себе?
Глупцы!
Ни один из вас не сообразил, что после такого извержения земля будет остывать несколько дней, прежде чем по ней смогут пройти орки! Я дал нолдорам время подготовиться к войне. Если у них хватит ума не лезть против балрогов сейчас.
А потом я отзову Духов Огня. Скажу: они неуправляемы, могут ненароком орков пожечь.
Очень убедительно.
Эти глупцы сейчас смотрят на Ард-Гален и радуются. А Властелин закрылся у себя, он слишком занят: разрабатывает план дальнейших боевых действий.
Самое смешное, что я именно этим и занимаюсь.
Только, гм, не совсем так, как полагает мудрый Повелитель Воинов.
Точнее, совсем не так.

9

Штурм всё еще не начинался, и это оттягивание неизбежного злило нолдор больше, чем сама битва.
Хотелось изничтожить хоть что-нибудь!.. - и ворон, летящий над Химрингом, оказался самой подходящей мишенью.
Тем более, что он вполне мог быть вражьим соглядатаем.
Анорихен спустил тетиву. Стрела прошила черную птицу насквозь.

Властелин Ангбанда усмехнулся: он ожидал именно этого.
Он поддержал умирающую птицу Силой - словно на своей ладони понес дальше.
"Крыльями, что ли, помахать? Н-нет, я устал. Пусть летит со сложенными - так мне проще, а им страшнее".

- Он… он не падает! - Анорихен завопил, всадил в упорно летящего ворона вторую стрелу… вражья тварь продолжала лететь.
Не "лететь". Двигаться. Ворон, которому давно полагалось мертвой тушкой упасть на камни, стремительно приближался к своей цели - не шевеля крыльями.
- Его не берут стрелы! Он летит к башне лорда! - мысли неслись волной осанвэ, слова повторялись криком.
Маэдрос подошел к окну. Сейчас, когда началось, старший сын Феанора был на удивление спокоен. И даже вид ворона, упорно летящего с двумя стрелами, прошившими его насквозь, не вызвал у него особых эмоций. “Сюда? Ко мне? - Встречу”.
Он обнажил меч.

"Пр-рочти!" - каркнул ворон, влетая в окно. И - посмотрел в глаза Маэдросу.
Маэдрос вздрогнул: этот взгляд был ему слишком памятен по Тангородриму.
В следующее мгновение лапы птицы коснулись подоконника - и ворон испустил дух. Он стал мертвее мертвого, как и положено птице, в которой торчат две стрелы.
Маэдрос бросил меч в ножны, перевернул дохлого ворона. “Зачем это понадобилось? Гнать ко мне мертвую тварь?” Его рука непроизвольно коснулась лапы - и тонкий сверток, обмотанный вокруг нее, лег в ладонь.
Маэдрос сорвал его - и тотчас распахнулась дверь, ворвались дружинники.
- Лорд Маэдрос, что случилось?
- Эта тварь… она не?
- Уберите эту гадость и сожгите, - Маэдрос показал на мертвого ворона. - Я скоро спущусь. Оставьте меня.

10

Письмо. Мне от него письмо.
Не от отца. Отец не стал бы посылать вражью птицу.
Он начал войну - и шлет мне письмо.
Мне казалось, что даже развернуть это послание, - значит совершить предательство.
Сжечь! Порвать не глядя!
Я не желаю читать письмо Врага!
Но всё-таки я развязал свиток.
Тэнгвар. Только вот знакомые руны выглядели настолько корявыми, что я с трудом разбирал их. Словно их выводили неумелой рукой.
Или - изувеченной. Твердость в локте и непослушная кисть.
Я теперь пишу левой не лучше.
Похоже, Морготу пришлось самому трудиться над этим посланием.
“Ради вашего отца - прикажи братьям отступать немедленно. На севере сдай всё, кроме Химринга. Передай Келегорму карту, эти ущелья будут безопасны. Я был и остаюсь твоим врагом, но подумай о своем отце. Ваша гибель убьет его”.
Карта была под стать письму. Нарисована кое-как, но понять можно.
Отступать…
Он командует нами. Он шлет на нас своих тварей - и он же нам велит отступать.
Карту присылает…
Я поверил ему. Просто потому, что ему не нужны такие хитрости, чтобы уничтожить нас.
Ведя войну против нас, он нас же спасает! Из-за отца…
Как я хочу простой и ясной схватки: вот враг, вот меч, бей, рази, уничтожай врагов! А я должен - за что мне это?! - подчиняться приказу Моргота…
Ненавижу… проклинаю…

11

“Что толку плакать в коридоре?! - Мори рассердился на себя. - Мелькор больше не пройдет мимо - так случайно и так кстати. Надо звать его. Немедленно, как он и велел. Сейчас найти Государя может только Властелин Ангбанда. Если захочет…” - юноша отмел последнюю мысль и сосредоточился.
Мелькор и Феанор. Два образа. Две волны Силы.
“Властелин, услышь!”
Ответ пришел тотчас, словно Вала ждал его осанвэ:
"Что случилось?"
“Феанор ушел. В никуда”.
И - ощущение пустоты. Гулкие коридоры Ангбанда, где не знаешь, как найти. “Я боюсь за него! Он… эта война…” - перед глазами Мори встает лицо Государя. Сведенные брови. Безжизненный взгляд. Отчаянье.
Мори не смеет просить. Мелькор, ведущий войну против нолдор, - захочет ли он заботиться о Феаноре? О Государе народа его врагов? И только полный отчаянья шепот:
“Властелин, я боюсь за него…”
Бесстрастный ответ:
"Нечего бояться. Ему ничто не угрожает". И, после паузы: "Я обещаю".

12

Хм, это даже интересно.
Я-то думал, он тоскует у себя или на Второй Западной, а он взял и исчез.
Проверить эту гору на всякий случай… нет его там!
Ангбанд, где Феанор?!
Не слышно.
Плохо. Очень плохо.
Он закрылся ото всех. Его не ощущает Ангбанд… запереть все перевалы, немедленно!
Вот так. Надеюсь, я успел. Да нет, он не мог, просто не мог за это время дойти до ближайшего из спусков.
Он в Ангбанде. Я успел удержать его.
Пусть я не уверен, что он собрался уйти к своим сыновьям… собрался или нет, уже не важно. Он не уйдет.
Он остался у меня. Он мой! Он нужен мне, я не отдам его!!
Так, что бы попытался сделать я на его месте?
Допустим, я в Амане, и я узнаю, что Манвэ решил уничтожить моих. Моя первая попытка - помчаться к ним. Это блокировано. Вторая… уничтожить Манвэ, Оромэ, Тулкаса… это Пламенному не по силам. К тому же, захоти он нанести удар - Ангбанд обнаружит его.
Значит, отчаянье. Состояние не из лучших, но - меня оно пока вполне устроит. Единственное, чем оно опасно: Пламенный может вознамериться покончить с собой.
Ангбанд, если ты обнаружишь Феанора и он попытается убить себя, - не дай ему!

13

Итак, вот она… Цена твоей дружбе, цена твоему слову… Цена всему.
Феанор неподвижно лежит на холодных камнях. Где-то в Эред Энгрин. Где - не знает. Как сюда забрел - не помнит.
Теперь я стал предателем. Века отчаянной борьбы с будущей войной обернулись - ничем. Предатель и тюремщик своего народа. Я теперь только это. Хочешь посчитать черепа, повелитель Фенырг? Их сейчас много - черепов. А совсем скоро станет больше в сотни раз…
Зарево на юге. Ард-Гален горит. Или это уже пылает Нагорье? - сосны погребального костра…
Феанор бредет на юг. Вверх. К перевалам.
Если тебе незачем жить - умри, как подобает нолдору. Умри со своим народом - если не смог жить вместе с ним. Если не смог спасти его.
Меч при мне - а большего и не надо. Надеюсь, я успею срубить пару балрогов. Или дракона покрупнее. Балроги - славные ребята, но кто же виноват, что сейчас мы опять враги??
Кто виноват… хватит думать о нем!
Раз за разом Феанор поднимается на перевал… но незнамо как оказывается внизу.
Не выпускает. Запер. Зачем я ему нужен - живой? Боится моего меча в этой войне? Или просто - не хочет терять свою живую игрушку?
Ну так нет! Пусть я не дойду до Ард-Галена, но и в Ангбанде не останусь. Вот, кстати, и обрыв подходящий. Прямая дорога в Мандос.
Тот самый обрыв…
Скала внизу, вдруг набухнув, начинает расти. Отвесный склон стремительно становится покатым, из крохотных семян, забившихся между камней, вырастают кусты, маленькие деревца, пятнышки мха превращаются в зеленый ковер, покрывающий камни.
Здесь, на этих камнях мы сидели. И водопад был совсем другим. Тогда всё было другим…Была дружба, был общий враг, и мне было легко пожертвовать жизнью - ради друга.
Сейчас не осталось ничего: ни дружбы, ни смысла в жизни… В жизни предателя.
И до Мандоса - только шаг. Не знаю, что придумает для меня Намо, но вряд ли он способен измыслить большую пытку, чем та, которую я создал для себя сам.
Шаг - прочь отсюда.
Шаг…
Шаг труса.
Признаться в том, что боль оказалась мне не по силам. Признаться в том, что я бежал от нее как мальчишка, впервые попавший молотом себе по пальцу. Признаться - не Мелькору и не Намо. Себе.
Мои мастера живут здесь. Находят силы. Если меня не станет - что будет с ними?
Нет. Что бы ни ждало меня здесь - я выпью чашу своей судьбы до дна.
Феанор может потерпеть поражение. Но отступать Феанор не станет. Никогда. Ни перед чем.
Скала застывает - отныне этому склону быть покатым. Корни кустов начинают искать влагу - раз уж они выросли, так хоть не засохнуть…
Над обрывом никого нет.

14

“Келегорм, брат мой… Послушай меня”.
“В чем дело?”
“Брат… Я видел Ангбанд - в палантир. Это чудовищные силы. Нам не выстоять. Надо отходить. Так мы хотя бы сбережем жизнь нолдор. Брат…”
“Ты предлагаешь сдаться без боя?”
“Отступить. Это единственный разумный выход. Уйти на юг как можно дальше”.
“Так значит, мой старший брат не просто предал отца. Интересно, кого именно ты видел в палантире, когда смотрел на Ангбанд? С чьих слов ты говоришь? Хотел бы я знать, каким на самом деле был твой плен в крепости Моргота, если, вернувшись, ты стал призывать нас быть мирными и послушными Ангбанду!”
“Келегорм! В чем ты обвиняешь меня?!”
“Кому ты служишь, Маэдрос? Чью волю ты исполняешь?!”
“Хорошо, брат. Не уходи из Аглона. Оставайся гибнуть со славой - даже если некому будет эту славу пропеть. Посмертную. Надеюсь, если я паду в бою с войсками Ангбанда, ты перестанешь считать меня слугой Врага?”
“Для начала осмелься выйти на этот бой!”

15

Один. Пусто.
Какими пустыми стали эти комнаты.
Огромными. От стены до стены - пустота.
Лиловые щупальца сжимают сердце.
Что же мне делать?
Мелькор не выпустит его из Ангбанда. Но Мелькор не станет его искать. А я?
Ангбанд - десятки, сотни лиг. Где я его найду?
А вдруг Государь вернется? Вдруг сейчас откроется дверь…
Вдруг я увижу его с балкона?!
Ветер. Холодный ветер. Государь прав - здесь хорошо думается.
Что же мне делать?
Есть хоть один разумный выход?
Искать - самая большая глупость. Ангбанд живет своей жизнью, Государя он слушается, но мне - бывшему пленнику - не поможет.
Надо ждать возвращения.
Здесь?! В пустоте?!
Н-нет. Не выдержу.
Значит - у мастеров.
Как Государь и велит: лечить истерзанную душу - работой.

16

Сосновое Нагорье горело. Огонь был врагом страшнее любого: его нельзя было поразить ни стрелой, ни клинком.
Сколько нолдор погибло в огне, не знал никто. Лишь немногие ушли под защиту спасительного камня. Камня крепостей и камня пещер, оставшихся еще от орков. Пусть там нолдоры задыхались в дыму, но они были спасены от огня.
Вокруг крепостей плясали балроги, щелкая бичами и поджигая всё, что способно гореть. Духи огня ждали, пока подойдут орки… жалкие существа, для которых земля перед Твердыней всё еще слишком горяча после этого прекрасного, веселого, замечательного извержения!
Аэгнор и Ангрод были иного мнения о развлечениях тварей Врага.
- Стрелы, брат! Стрелы, острия которых мы ковали на волколаков. Они уничтожат этих чудищ!
- Лучники, к бою! Стрел не жалеть!
- Пусть не победим мы, но погибнем с честью!
Стрелы с заклятыми наконечниками полетели в огненных демонов. Те перемещались быстрее, чем трепещет жаркое пламя - и всё же часть стрел достигла цели. И страшен был рев раненых балрогов…
- Нолдоры, ко мне! На вылазку! Светлый пламень наших душ и сила наших мечей уничтожит Темный Огонь!
- Аэгнор, это безумие! Ты погибнешь!
- Брат, мы погибнем все. Разница лишь в том, как. Прощай.
Огненный демон рванулся на них - на ничтожных существ, осмелившихся бросить ему вызов. Один за другим падали нолдоры под его бичом - но его окружили, и заклятые копья, стрелы, мечи язвили его, разрывая огненную плоть. Балрог завопил - рев пламени и крик ужаса слились в этом вопле - и на помощь ему ринулись собратья, они смяли и сожгли дерзких безумцев… но дерзость Аэгнора достигла цели: балрог был мертв.
Как и Аэгнор. И многие с ним.
Ярое Пламя. Ярое пламя над Дортонионом…

17

А Готмог куда смотрел?! Лезут под стрелы!
Назад, огонь безмозглый!
Заприте нолдор в их крепостях, только не приближайтесь.
Вот так.
От гнева в глазах темнеет: я рассчитывал избавиться от слишком ретивых орков, я не прочь, если нолдоры смогут зацепить кое-кого из майар, но жертвовать своими Огненными Плясунами?! Они же как дети… сильные, не ведающие никаких чувств, кроме радости танца или скуки, если танцевать нельзя.
Убивать балрогов - всё равно что детей!
Отзову их в Ангбанд при первой же возможности… гибели еще одного я не допущу!
Что?! Кто там?
- Саурон, в чем дело?!
- Да, троих задели и одного погасили! Да, совсем!
- Что? Да, разумеется. Сотри нолдор Нагорья в прах. Да, отправь гвардейцев. Именно туда.

18

- Властелин, позволь мне. Их скалы обрушатся им на головы!
- Нет, Хенола. Это не для тебя.
Мелькор предпочел умолчать о том, что пытаться разрушить нынешние нолдорские крепости - просто небезопасно: как ни слабы в Музыке Воплощенные, но они век за веком передавали своим горам Мелодиям Амана. Так что для Повелительницы Гор попытка подчинить нолдорские скалы может оказаться… безуспешной, и это в лучшем случае!
- Талло!
- Властелин?
- Ты хочешь размяться?
- Как прикажешь.
- Если хочешь, я могу предложить тебе забаву: убеди нолдор в Аглоне, что крепости рушатся. Прямо на их головы. Постройки у них основательные, и нам еще пригодятся - но пусть эти Воплощенные поверят, что крепости рассыпались по камушку. Сделаешь?
- Я рад исполнить волю Властелина.

19

Моя крепость дрожит. Едва ощутимо, и пока нет трещин на стенах, но… Скала, на которой мы возвели эту башню, вибрирует.
Или нет? Нет трещин на скале! Это морок!
Или…
Не знаю…
Я чувствую себя лисом, которого выкуривают из норы. Да, первой моей мыслью было - бросить крепость, которая может рухнуть на наши головы. Но - в Аглоне пока нет ни одного орка. Я смотрел в палантир: они все там, на Ард-Галене. На сожженном Ард-Галене. Они ждут. И я отлично понимаю, чего они ждут.
…Мне говорят, что дрожит скала. Дрожит - не рушится! Всем оставаться на своих местах! Это приказ!
Крепость цела! Я, ваш лорд, говорю вам: это морок!
Пока я не вывел войско из крепости, Аглон неприступен. Две твердыни на двух склонах ущелья - и любой, кто захочет штурмовать меня или Куруфина, попадет под смертоносный ливень с двух стен. Ущелье прекрасно простреливается; мы с братом развлекались стрельбой по мишеням на стенах друг у друга.
Ущелье простреливается насквозь, и в Ангбанде это знают. Они решили не гнать тысячи орков на верную смерть. Они решили вытрясти меня из моей крепости.
В прямом смысле.
Пр-роклятье!
Моя крепость дрожит. Дрожит… или это только кажется? Что это? - расчет на мой испуг? Так я не из пугливых… Способен ли Враг действительно обрушить эти стены? Или всё, что происходит сейчас, только уловка?
Что мне делать?!
И не с кем - посоветоваться… Мнение Маэдроса я знаю. А остальные… они привыкли, что я невозмутим и наперед знаю единственно верное решение. Я не могу напугать их тем, что сам встревожен.
Башню покинуть! Ворота не открывать, оставаться на стенах!
Так будет спокойнее.
Если орочья орда рванет в Аглон, я буду точно знать, что мне делать. Если моя башня рухнет - тоже.
А сейчас… на севере война, а я должен ждать - неизвестно чего!
Палантир. Хотя бы буду знать, что именно творится на севере.

20

- Мышка, ты довольна? - Первый слизнул с подбородка эльфячью кровь.
- Довольна?! - Таринвитис выглядела оскорбленной. - Для кого ты устроил эту охоту, я тебя спрашиваю: для нас или для Глаура с его червяками?! Они выжигают всё, что можно выжечь, а остальное расплющивают в лепешку! Где ты сам успел кого-то прикончить?
- Успел, Мышка. Знаешь, я не привык пропускать вперед… особенно, как ты говоришь, Глаура с его червяками.
- Первый, я хочу драться!
- Против Воплощенных - драться? Тарис-с-с… - от его свистящего шепота по коже майэ пробежал огонь, - на них можно охотиться, но драться против них смешно…
- Драться, охотиться… называй это как хочешь, но - отдай мне следующий бой!
- Ты просишь о такой мелочи, любимая. Конеш-ш-шно, отдам…

21

Мой Неистовый брат, ты оставил мне только один способ доказать, что я - не предатель. Только один, последний способ убедить тебя отступить.
Когда отступишь ты - отступят и Карантир с Куруфином. А близнецы и так живут далеко на юге. Химринг я оставлю Маглору.
Всё будет хорошо… Насколько это сейчас возможно.
Вы останетесь живы. Это главное.
Ради того, чтобы жили мои братья, чтобы жил мой народ, умереть - это такая малость!
Я умру легко и радостно.
- Собрать ближнюю дружину. И - Маглора ко мне!
Брат… милый брат, ты теперь останешься старшим.
- Воины! Я иду сражаться! Не обвиняйте меня в безрассудстве - я знаю о враге больше вашего. Я знаю, что моя смерть спасет всех нолдор. Кто хочет погибнуть рядом со мной - седлайте коней! Ни жизни, ни победы вам не будет! Но смерть окажется не напрасной.
Почти половина рванула к коням. Хорошо, что не все. Да, я могу быть спокоен за Химринг. Он - неприступен. И войска здесь много.
- Маглор… Нет, молчи, не смей меня отговаривать. Слушай внимательно. Возьми палантир, дай Келегорму увидеть мой бой и мою смерть. Если палантир не поможет - шли осанвэ. Скажи ему, что моя последняя мысль была о том, что он отступит и сохранит жизнь нашим воинам. Скажи ему: Маэдрос погиб, доказывая тебе, что он - не предатель. И передай отцу… ах да, прости. Конечно, отцу ты сказать ничего не сможешь. Прощай, брат. Я любил тебя. Не пристало плакать главе Дома Феанора.
- Открыть ворота!
Какое счастье! И больше не будет ничего: ни мучительных разговоров с отцом, ни выбора между долгом сына и долгом лорда, ни бесконечной лжи братьям, ни тайной переписки с Врагом - ничего, только честный бой и смерть за свой народ!
- Вперед, нолдоры! Слава и смерть!!

22

- Саурон, они обезумели? Или это ты… постарался?
- Во всяком случае, не я.
- Ты обещал!..
- Иди, бейся. Развлекайся, девочка.
Таринвитис бросилась в гущу схватки. Саурон отозвал орков, давая возможность майэ от души порубиться.
Вдруг перед ней образовалось пустое пространство. Вперед вышел один-единственный нолдор.
Судя по доспеху - сын Феанора.
"Тарис, - мгновенный окрик Саурона, - постарайся не убивать его!"
"Почему?"
"Мелькор не простит. Пусть его добьют балроги, орки… кто угодно, но не ты!"
"Видно будет".
"Тарис, не делай глупостей!"

23

“Бой с майэ! Лучшей смерти и пожелать нельзя!”
Меч Маэдроса на миг замер в ритуальном приветствии - и сын Феанора тут же ударил. Еще раз. Еще. Достать врага любой ценой!
Врага. Перед ним была не женщина. Перед ним был враг. Враг могуч, но чего еще желать тому, кто уже счел себя мертвым!

Таких противников Таринвитис раньше не встречала. Ей пришлось отступить… а потом и просто уйти в оборону. Что ж, когда этот леворукий безумец устанет, она легко прикончит его. Или… что там кричит Саурон? - не убивать? Можно и не…
Пока что она отступала, и меч Маэдроса раз за разом не доставал ее.

“Она ускользает! Ускользает! Она быстрее меня, мне не пробить ее защиты! Но я убью тебя, ненавистная прислужница Врага!”
Маэдрос чувствовал, как в нем разгорается ярость, словно огонь, бегущий по всем жилам и полыхающий над головой. Словно живой факел, истинно сын Пламенного, он нес смерть - ради жизни своего народа.
Он был готов сжечь ее своей ненавистью, уничтожить даже не клинком, а тем гневом, что клокотал в его груди и рвался наружу.
Маэдрос не слышал изумленных вскриков, покатившихся по обоим войскам.

24

Не может быть!
Это его отец - Пламенный, но не он сам!
Феанор лгал?! Скрывал дар сына?!
Н-нет. Не может быть… И Пламенный слишком открыт передо мной, чтобы у меня были основания подозревать его, да и Маэдрос… если бы он обладал этими способностями, пока был в плену, он не мог бы не проявить их.
Нет, Феанор не знает об этом. И Маэдрос, похоже, не ожидал.
Да и пламя его - иное. Оно не жжет… кажется.
Л-ладно, потом разберусь, что это за огонь. Сейчас - спасти Таринвитис.

25

Майэ на миг оцепенела, едва успев увренуться от очередного удара: того, кого она считала обычным Воплощенным, одело белое пламя, ослепительными протуберанцами рвущееся ввысь.
"Этого не может быть!"
- Тарис, назад! - гневный крик Саурона.
"Таринвитис, оставь его!" - голос Мелькора в сознании майэ.
- Будь проклят Феанор! Это его сын, такой же огненный! Тарис, немедленно назад!
"Таринвитис, прекрати поединок! Его отец изувечил Дарга, ты хочешь, чтобы сын так же сжег тебя?!"
Невозможно рубиться - и одновременно слушать мудрые советы. Майэ на миг отвлеклась - и на ее руке заалела кровь.
- Тарис!!
"Таринвитис!"
Майэ сменила облик. Огромная летучая мышь, ростом с эльдара, с исполинским размахом крыльев, взмыла вверх.
“Луки-и-и!!” - мысленно завопил Маэдрос.
Сотни стрел вспороли воздух.

26

Подставиться под стрелы - да еще и с перебитым крылом?!
Таринвитис!!
Я метнулся ей на помощь, первый раз за эти века радуясь, что лишен тела.
Бесплотный, я разбросал стрелы этих нолдор, как порыв ветра расшвыривает их. Да я и был - порыв ветра.
И всё-таки я опоздал. Мало ей рассеченной руки - уже в мышьем облике она умудрилась получить несколько ран.
Таринвитис, обопрись на меня. На поток воздуха. Я помогу тебе добраться до Ангбанда.

27

Анкас. Впервые за всю историю Арды я зауважал тебя.
Ты спас Тарис. Даже я не успел бы…
А ты - развоплощенный, чистый ветер - ты разметал стрелы. Не все, но… ладно, ее ранами займутся в Ангбанде. Должна же быть польза от Ирбина?
"Анкас, ты сможешь донести ее до Цитадели?"
"Нет, Первый. Моих сил не хватит".
"Хорошо, я сейчас".
Я запел. Никогда мне не пелось так легко… разве что в Довременье. Ненависть лилась из меня - одним-единственным приказом:
"Оцепенейте! Руки тяжелей свинца, ноги не могут шагнуть… нет сил натянуть тетиву… не поднять руки, чтобы обнажить меч…"
Вот так.
Этого им хватит. А орки сейчас обрушатся на них - даже приказа не понадобится.
Теперь - Тарис.
"Что с тобой?"
"У них стрелы… они рвут Музыку…"
Понятно.
Эти нолдоры учились у Валар - вот теперь и применяют уменья.
Значит, мне придется покинуть эту битву. Избиение, проще сказать.
Тарис мне много важнее победы над этими Воплощенными, которых мы сомнем не сегодня, так завтра.

28

Неписаный закон поединка ограждает противников от ударов прочих бойцов - но только до тех пор, пока оба бьются. Бежавшего волен убить любой.
Дальнейшие события развивались так быстро, что ход битвы менялся с каждым вдохом и выдохом.
Вдох. Маэдрос, от которого ускользнула противница, с мстительной радостью видит, как взвились сотни белоперых нолдорских стрел, он ждет ее предсмертного крика...
Выдох. Чудовищный вихрь, взявшийся непонятно откуда при полном безветрии, разбрасывает стрелы, смяв их натиск, будто огромная туша сминает травы.
Дыхание замирает в горле: ужас. Тошнотворный, цепенящий, липкий ужас.
Вдох. Огонь, что рвался из сердца сына Феанора, разгорается с новой силой. Маэдрос сбрасывает с себя чары, как стряхивают липкую нить паутины. И - ужасается вновь. Но не Песнь врага тому причиной.
Откуда-то из-за орочьих спин взмывает вторая летучая мышь, отвратительнее и больше первой. Нет слов, чтобы передать омерзение, которое она внушает. Эта ужасная тварь мчит на север, на помощь беглянке.
Выдох. Орки. Вражья рать идет на нолдор. Стрелы, бессильно падающие на них с неба, почти не причиняют вреда и лишь немного задерживают. Маэдрос оборачивается к своим - но приказ "Вперед!" так и не вырывается из сведенного горла.
Его дружина стоит оцепеневшей под чарами.
Вдох. Маэдрос, на миг ощутив себя белым ослепительно сияющим мечом, рвет сети вражьего колдовства. "Я и мои воины - одно! Я свободен от власти вражьей Песни!"
Выдох. "Отступаем! В крепость!" - кричит Маэдрос, заставляя дружинников бежать, хотя ноги отказываются служить им.
Вдох - выдох - вдох... "Мы не станем жертвою колдовства! Смерть от меча не страшна, но сраженными чарами нам не быть!"
Маэдрос последним вбегает в ворота крепости. Лязгает опущенный засов.
Выдох.

29

Летят в Ангбанд. Все трое, считая Анкаса.
Таринвитис ранена. Нолдорские стрелы - это серьезно. И, честно говоря, хорошо, что она ранена.
Ее ведь так любит Саурон - это всему Ангбанду известно. Надеюсь, тревоги за любимую хоть ненадолго, а отвлекут его от дел войны… вероятность невелика, но всё же…
Я должен успеть сыграть войну по-своему, пока Саурон будет терзаться из-за Таринвитис. Сколько у меня времени? Дни? Недели?
Жалко, что Маэдрос обнаружил свою силу. Потому что после этого поединка от меня будут требовать, чтобы против сыновей Феанора выходили балроги.
Только балроги.
Плохо. Очень плохо.
И это дурацкое упрямство Маэдроса: лезть в бой, несмотря на мое письмо…
Как мне спасти тех, кто так стремится погибнуть?

30

На стену! Помочь лучникам стряхнуть чары!
Маэдрос мчится, словно живой факел - и вот опять поют замолкшие было тетивы, и орочья атака захлебывается, не докатившись до стен. Орки отступают. Бессмысленно погибать под стрелами они не желают.
Маэдрос устало прислоняется к зубцу стены - и почти сразу в его сознании звучит голос Келегорма:
"Брат, я всё видел! Прости меня... прости, если мне может быть прощение. Я не поверил тебе. Я оскорбил тебя - самым черным подозрением. Я ослушался приказа... "
"Келегорм, - даже мысленная речь Маэдроса кажется изнуренной, - прошу тебя: отступи. Я показал тебе путь. Уводи нолдор - своих и брата. Прошу тебя..."
"Немедленно, мой лорд! Немедленно".
- Маэдрос! Маэдрос, ты что, не слышишь меня?
- Маглор?
- Брат, откуда этот пламень?
- Пламень?
- Белый огонь, охвативший тебя.
- О чем ты?
- После объясню. Пойдем. Обопрись на меня - ты еле на ногах держишься.
- Да, я устал...
- Но ты жив! Это главное.
Маэдрос жестко усмехается:
- А ведь и правда. Дел так много, что и героически погибнуть некогда.
Маглор едва успевает подхватить потерявшего сознание брата.

31

Тарис, глупышка…
Никогда, ни-ког-да больше я не пущу тебя в сколько-нибудь серьезную битву.
Я не смог отойти от тебя, пока не уверился, что ты в безопасности. Что Ирбин действительно почти исцелил твои раны.
Мне хватило одного погасшего балрога. Твоего развоплощения я допустить не мог. А эти проклятые стрелы, рвущие не плоть, но саму Музыку нашу! - я не предполагал, что нолдоры научились делать такое.
Я помогал Ирбину возрождать твою разорванную Песнь - и мне было всё равно, идет ли война, кто побеждает и что вообще происходит в Белерианде. Да пусть хоть войска Амана высаживаются - я занят!
В конце концов, войсками командует Властелин. Вот пусть несколько дней и командует - сам.
Сейчас мне важно, чтобы всё было в порядке с моими. Моя Мышка поправится, теперь я уверен в этом. Мои гвардейцы с Даргом в Нагорье, за них я спокоен. В случае чего Дарг бы сообщил мне.
И вот я вернулся на Ард-Гален. Я смотрю на нолдорские крепости.
Химринг в осаде. Хм, так нолдоры Ангбанд осаждали! - с одной стороны. Нет, надо отдать Маэдросу должное, эту крепость нам не взять ни штурмом, ни осадой. Разве со только временем… посмотрим.
Таргелион бьется, но против Глаура с его вырод… то есть выводком им не продержаться долго.
А вот Аглон - пуст.
Крепости сданы без боя? радоваться впору?
Или уместнее негодовать, что этот Бешеный сохранил армию, вместо того, чтобы помчаться на орков - и погибнуть под их мечами?!
Поздно негодовать и глупо радоваться.
Эх, Тарис… сам же разрешил тебе выйти на тот поединок…

32

Войска Аглона спускались на равнины. Исток Келона был позади, когда Келегорм приказал нолдорам остановиться.
Неистовый спрыгнул с коня, взбежал на небольшой утес и оттуда, видный всему войску, начал говорить. Гулкие скалы подхватывали его голос.
- Мы сдали Аглон, но не потеряли ни единого воина. Враг идет за нами по пятам. И мы, ученики Оромэ, встретим его не в горах, а там, где нам привычнее: на равнине, в лесах, в перелесках. Мы - охотники, а не стражи крепостей. Так обратим сдачу Аглона в нашу будущую победу!
- Я приказываю, - гремел голос Неистового, - рассредоточиться! Отряды больше дюжины не собирать! Забудьте про мечи! Подтяните луки! Бейте орков из засад - и тотчас скрывайтесь. Сразу же уходите с места боя - на многие лиги. Не ночуйте два раза на одном месте. Возникайте ниоткуда, убивайте скольких сможете и исчезайте в никуда!
Войско взревело в ответ.
- Помните: только стрелы из засад. Никаких боев. Никаких схваток. За каждого погибшего нолдора буду всю его дюжину отправлять на Амон Эреб. Мне не нужны герои! Мне нужны - охотники. Орки - не враги, достойные честного боя. Орки - дичь!!
Гневный гул был ему ответом.
- Дайте врагам продвинуться на юг. Дайте им дойти до Эстолада, хоть до Амон Эреб! Дайте вражьему войску растянуться отсюда - до южных равнин. И за несколько месяцев измотайте их так, чтобы они сами Эстолад оставили! Чтобы сбежали на свой север! Заставьте их воевать с тенями! Бейте их днем! Бейте их спящими!
Келегорм ждал, пока яростная радость нолдор выплеснется. Вождь что-то решал, сощурившись.
- Итак, мой приказ: через полгода собираемся в крепости Амон Эреб. Все, кто сейчас здесь. Пасть в бою - это нарушение моего приказа. Мне безразлично, сами вы захотите схватки или будете так глупы, что позволите оркам застать вас врасплох. Дюжины, которые недосчитаются бойцов, пусть идут на Амон Эреб. Сами. Наконечники для стрел ковать. Возможно, потом я их прощу. Ослушавшиеся моего приказа - могут ступать на все четыре стороны, Белерианд большой и орков много.
Тишина.
Куруфин кусает губы: “Как ты похож на отца, Неистовый… У него всегда неповиновение означало изгнание…”
- Я всё сказал. Удачи вам, охотники Оромэ! - крикнул Келегорм.
Его войско стало редеть на глазах. Так под жаркими лучами солнца тает кусок льда. Конные спешили на юг. Пешие исчезали в окрестных скалах.
- Ты наслушался Маэдроса, брат? - приподнял бровь Куруфин. - Прежде ты не был таким осторожным. Ты кричал “Победа или смерть!”
- Да, кричал, - нахмурился Неистовый. - Но сейчас я увидел те армии орков, которые заполонили Ард-Гален. Мы не сдержим их. Сейчас, брат, может быть либо победа, либо смерть. Сойтись строй на строй - погибнуть. А так… - он рассмеялся, не разжимая губ.
- Ну что ж… Кого мы возьмем на эту прогулку по Эстоладу, брат?
- Мне хватит тебя и Хуана.

33

Что ж, я вполне доволен.
Земли захвачены. Майары, балроги, драконы натешились войной. Число орков поубавилось.
Все нолдоры, кто был мне нужен живыми, - живы. Кто не нужен - тоже живы. Пока.
А те негодяи, которые осмелились развоплотить одного из Огненных Плясунов… о-о, из них не спасся никто! И пусть еще благодарны будут, что смерть была от рук орков - за балрога я готов своими руками разодрать их в клочья!
Но нет. Даже этих негодяев я не могу тронуть. Я обещал Феанору, что в Ангбанде не будут мучить нолдор.

34

Феанор блуждал в лабиринтах гор.
В лабиринтах собственного отчаянья.
За прошедшие полгода его дух привык черпать силы из Пламени, и смерть от голода не грозила Мастеру.
Но он об этом не думал.
Гнев гнал его вперед, ярость заставляла карабкаться по самым жутким склонам - словно так можно было убежать от мыслей о гибнущих нолдорах! - горе и безысходность камнями придавливали, заставляя днями и неделями лежать неподвижно.
Иногда он лизал лед. Иногда разжевывал пригоршню-другую снега.
Образы прошлого вставали перед ним, словно предлагая заново совершить единожды сделанный выбор.

Брат…
Донельзя простое слово.
Сквозь яростный крик и вой проклятий, сквозь треск факелов и рёв толпы, сквозь громом гремящие речи Айнур и вопли братоубийства, сквозь звон стали и предсмертные стоны, сквозь яростный хохот Феанора и подавленное молчание нолдор… - сквозь всё: слово из прошлого. Недавнего и недостижимого.
Тихий голос. Одно лишь слово.
Брат…
Феанор обернулся.
Финарфин, едва догнавший его, несколько раз вздохнул, восстанавливая дыхание.
- Брат, я должен остаться.
Феанор промолчал.
- Ты же знаешь: многие нолдор повернули. И - ради памяти отца я должен остаться с ними! - Голос Финарфина дрожал от отчаяния.
Феанор молчал. Он только щурился, словно хотел разглядеть брата - но что-то мешало ему.
- Феанор, вы с Финголфином - воины. Вы сможете отомстить. Я буду бесполезен вам в Эндорэ. Я должен продолжать дело отца здесь.
- Оставайся.
Финарфин шагнул к брату:
- Феанор, вы отомстите. Что бы не сулили Валар, я знаю - ты сможешь.
- Мы отомстим, - хищно усмехнулся Феанор. - Что бы ни сулили Валар.
- Все мои дети идут с тобой. Ты ведь… - Финарфин осёкся: что он мог сейчас попросить? Присматривать за ними? в хаосе войны?!
Феанор услышал недоговорённое:
- Уж об Финроде позабочусь, будь уверен. Ну, прощай.
- Прощай, брат. - Финарфин обнял его. - Теперь, после слов Намо, я не знаю, чьим именем пожелать вам удачи. Но я её желаю.
Феанор сжал его лицо руками, поцеловал брата в лоб и потом, резко разжав руки, буквально оттолкнул от себя.
Молча развернулся и пошёл на север.

35

У меня плохо получается помогать Ирбину.
Оказывается, я всё хуже слышу Музыку жизни. Что-то изменилось во мне… словно ветвь дерева засохла.
Дарг вернулся раненый, но довольный. Я сращивала его иссеченный облик, а он взахлеб, рыча и облизываясь, рассказывал мне о том, как они загнали последних из квын-хаев в старые орочьи ходы, а там… В общем, там они их убили.
Он радовался, я делала вид, что слушаю, а сама не могла отделаться от мысли, что раньше плоть Волка срослась бы сразу и сама.
Дарг, ты действительно считаешь себя победителем?
Хорошо, я не стану разубеждать тебя.

36

Они поднялись из травы:
- Здравствуйте, братья, - сказали они одновременно.
Куруфин восхищенно присвистнул. Келегорм приподнял бровь:
- Ну, здравствуйте. Садитесь к костру, раз пришли. Мы тут зайца жарим.
Был день - время орочьего сна. Огонь маленького бездымного костерка горел незаметно.
- Брат, мы не хотим сидеть на Амон Эреб! - Амрод.
- Мы ни в чем перед тобой не провинились! И наши воины - тоже. - Амрас.
- Мы такие же охотники, как и ты!
- И мы хотим биться с врагом!
- Я заметил. - Спокойный, невозмутимый тон.
- Брат, - тихо рокочет бас Куруфина, - мальчишки нам доказали…
- Да, они доказали, - в пол-оборота бросает Келегорм. - Они сумели подобраться ко мне на расстояние броска ножа - и я их не заметил. Правда, я знал, что в той стороне на пару лиг нет орков… но это неважно.
- Брат, ты позволишь нам присоединиться к войску?
- Позволю.
Два лица расцветают улыбкой.
- Позволю, но закон для всех один: за потерю бойца я караю весь отряд.
- Мы знаем.
- Знаем.
- Это будет касаться вас и ваших воинов.
- Да.
- Конечно.
- Тогда вот что… отправьте своих вверх по течению Гелиона. Чем выше, тем лучше. А мы пока гуляем по среднему Эстоладу - вдруг с востока еще люди придут, надо ж им жить где-то? - он рассмеялся, не разжимая губ.

37

Мне весело.
Сказал бы мне кто всего лишь осенью прошлого года, что я без боя сдам Аглон и потом буду весел - я бы… не знаю, что я с ним сделал бы, но уж точно не поблагодарил.
Мы проиграли войну? - о нет! Мы всего лишь отступили под первым натиском Врага.
Война только начинается.
Только-только.
Потеряли Аглон - ха! Да я разве что не выл, засунутый в этот каменный мешок! Что бы мы могли сделать в Аглоне? - расстрелять с двух стен тех глупых орков, которые сунутся между крепостей? А если никто не сунется?
Зато здесь!..
- Брат, докинешь копьем до вон того, в шлеме гномьей работы?
Докинешь, Куруфин, не сомневаюсь. Ты сильнее, я быстрее. Тебе копье, мне лук. (Копье, кстати, орочье, подобрали вчера - вот и пригодится.)
- Хуан, умница, не тянись перегрызть горло. Если покусаешь ноги - им хватит. Трех-четырех цапни - и назад. А я попробую перестрелять остальных.
Хорошо, близнецы с собой стрел привезли изрядно.
- Уходим!!
Дорого тебе обойдется твоя “победа”, Враг! Ты не просто земли потеряешь - ты потеряешь гордое войско. Мы перебили многих, но для тебя было бы лучше, уничтожь мы всех. Спасаться с завоеванных земель - вот удел твоих орков. В Эстолад вошла армия - а выйдут жалкие бродяги. Струсившие. Куда они пойдут? В Тар-Гелион? Ха, сколь я знаю, гномы народа Дарина умело разбивают шлемы работы тех гномов, что торгуют с Ангбандом. Недолго Тар-Гелиону быть орочьим… разве что на севере удержатся. Или беглецы рванут в Дортонион? Отлично, я только рад буду: толпы этих беглецов опаснее для армии, чем поражение.
Ты выиграл битву, Враг. Сумеешь ли выиграть войну?

38

- Прости меня, Первый.
- За что, любимая?
- Я знаю, что ты думаешь обо мне. О том, что это из-за меня…
- Тарис… если бы всё было так просто. Если бы виновна была действительно ты…
- То есть?!
- Тарис… подумай, Мышка. Ты ранена. Мы с Анкасом уносим тебя. Но кто, я тебя спрашиваю, кто командует армиями Ангбанда?! На чьих глазах Келегорм спокойно уводит войска из Аглона?!
- Ты хочешь сказать…
- А теперь прошло не так уж много времени - и захваченный было нами Эстолад снова потерян. Да, орочья армия оказалась бессильна против учеников Оромэ. Но ведь есть драконы!
- А Глаур со своими вернулся…
- Именно, Тарис. Ты понимаешь?
Криком, отчаянным и гневным:
- Ты понимаешь, Тарис?!
И вой вырывается из горла Первого.
Вой смертельно раненого волка.

39

Никаких вестей.
Впрочем, это разумно. Это более чем разумно - не брать сейчас пленных.
Не приносить сюда известий о сотнях павших нолдор.
Они там гибнут. А мы здесь - камешки граним, металл узелочками завязываем.
Иногда мне хочется взять самый большой молот и расколошматить собственную работу.
Нельзя.
Нельзя. Я - единственный в мастерских, кто знает, что за стенами Ангбанда бушует война. Я не имею права выдавать свои чувства. Пленные должны оставаться в неведенье.
Надеюсь, новых не будет!
Эру Единый, что я говорю?! Я желаю гибели своим!
А что делать?.. Пока пленные думают, что в Белерианде - мир, они более-менее заняты работой. Творчеством.
Тем, что хочет для них Государь.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не сбежать на его поиски.
Бессмысленно.
Когда я ему понадоблюсь - он меня позовет.
Как я устал от неизвестности… Знать бы, что происходит сейчас в Белерианде!
Знать бы!

40

- Будет ли дозволено скромному майару поздравить повелителя Саурона со славной победой?
В Тильда полетело что-то тяжелое. Кажется, чаша.
- Поистине, блеск этой победы затмевает…
- Замолчи, шут!
- …затмевает все… ай!
Тильд еле успел отскочить в сторону. Кинжал Саурона вонзился в дверь и замер, дрожа.
- …затмевает, я говорю…
С оглушительным мявом Кот взлетел по стене, увернувшись от второго кинжала.
- …затмевает все прочие…
Тильд перемахнул через комнату, так что секира, пущенная Первым, ударила по голому камню.
- … все прочие победы… мя-ау!..
Очередной кинжал - мимо.
- … прочие победы великого и… ай!
Дротик застрял в занавеси. Тильд перескочил на соседнюю.
- …и могучего Повелителя…
- Замолчи, мерзавец!
Что это было за оружие, Кот даже не понял. Главное, он вовремя отдернул хвост от этой штуки.
- …Повелителя Воинов, вот!
- Да перестань ты издеваться, - устало проговорил Саурон, садясь в кресло.
- Перестал, - спокойно ответил Тильд, сменив облик. - Тебе надо было выплеснуть свой гнев, рядом никого не оказалось, вот я и пришел. Теперь ты успокоился - и мои насмешки больше не нужны.
- Что толку гневаться? Он обманул нас всех…
- Обманул. Иначе это никак не назовешь, - кивнул Кот.
- И ты спокоен?!
- А почему нет? Властелин прямо дал понять, что ведет двойную игру. Он честен… точнее, он явно лжет, что в сущности одно и то же. Так что тебе не нравится? Он сам признался в обмане.
- Я думал, мы сможем заставить его вернуться к прежнему…
- И мы не смогли. Подведи черту и действуй дальше. Ты убедился в том, что этот путь ведет в тупик - так забудь его и ищи другой. Свой.
- Он предал нас…
- Предал, Первый. Ни малейших сомнений. Так объясни, что до сих пор удерживает тебя рядом с ним?
- Что ты предлагаешь? Уйти?!
- Мррр…
- Бросить Ангбанд?!
- Именно.
- Нет, ни за что! Он создан мною, и я не отдам его Мелькору!
- Мя-ау… как ты думаешь, когда Мелькор украл у своего нолдора Сильмарили, Феанор кричал именно эти слова - или просто похожие?
- Кот, не забывайся!
- Это ты не забывайся, Первый. Кому ты служишь? Ради чего?
- Тильд, я не могу бросить Ангбанд. Это часть меня. Моя Музыка. Моя жизнь.
- Твоя Музыка, которую ты уже спел. Она тебе дороже всех неспетых Песней? Пока ты с Мелькором, ты не споешь ничего нового. НИ-ЧЕ-ГО, Первый. И ты это отлично понимаешь.
- Я не…
- Ты не можешь мне ответить сейчас. И не надо. Я не призываю тебя уходить сегодня. Я не предлагаю тебе уходить одному. Но подумать об этом тебе - мя-а-ау - стоит.
- А ты? Ты тоже намерен уйти?
- Мррр… это зависит от того, что надумаешь ты.

41

Ангбанд. Мой Ангбанд.
Это я пел его. Скалы и башни, залы и ущелья, озера и вулканы. Отдать всё это предателю, рабу своих прихотей, который никогда по-настоящему не любил эти горы и крепость - потому, что он любит только себя! Ну, и свои творения заодно.
Наша Песнь ему всегда, даже в самые лучшие времена, нравилась только потому, что была созвучна с его Музыкой.
Оставить ему сотворенный мною мир?!
Хотя… если поразмыслить…
Уйти. Со мной пойдут Тильд, Тарис, Дарг… может, еще кто-то. Орков заберу. Не всех. Лучших. Начнем заново. Нам будет трудно - но мы будем свободны.
Уйти… Эта огнедышащая гора и тоннель, пропетый мною внутри нее, - я больше никогда не увижу их. Тронный зал, наша с ним Песнь… Хищные зубы гор, окружающих Цитадель… Пики башен… От глубочайших подземелий до ледников на вершинах гор - всё это отдать?!
Это мое! Моя Песнь.
Не могу…

42

Идти… Идти, чтобы…
Просто идти. Не останавливаться. Останавливаться нельзя.
Почему нельзя - уже не помню.
Идти… в пространстве ли, во времени - не знаю.
Идти…

Чем дольше мы шли, тем сильнее многолетняя неприязнь разделяла нас. Порыв, объединивший всех в Тирионе, медленно иссякал. Я всё яснее видел, что большинство нолдор идет не со мной.
Они идут с Финголфином.
Меня это приводило в ярость.
Но я молчал. Пока - молчал.
Когда мое решение созрело, я облюбовал неприметную пещеру и мысленно позвал Финрода.
- Малыш… - я обнял его. - Сколько лет назад мы последний раз говорили вот так?
- Да, учитель. Слишком давно. Но ведь теперь мы вместе.
- Я хочу, чтобы мы действительно были вместе. Будь со мною рядом, малыш. Поход для нас станет легче, если мы разделим на двоих его тяготы. А в будущих боях мы закроем друг другу спину. Идем со мной, Финрод.
- Государь, я бы с радостью. Но я не могу. Со мной - мой народ. Я в ответе за него.
- Твой? - я прищурился.
- Народ моего отца. Но отец ушел, и теперь их веду я. Они стали моим народом.
- Хорошие слова, малыш, - я очень старался, чтобы мое раздражение не было заметно. - Но у тебя есть еще три брата и сестрица, которая по мужественности едва не превосходит их. Тебе есть, на кого оставить Дом Финарфина.
- Учитель, - он возразил мне со всем пылом, - ты же знаешь лучше моего: старший в Доме связан долгом перед Домом. Он не имеет права на самого себя. Пока Дома возглавлял мой отец, я был свободен. Теперь - нет.
- Ты забываешь, - я еле сдерживался, - что старший среди всех нолдор ныне - я. Своей властью я могу освободить тебя от долга.
- Государь, ты властен приказать, и я подчинюсь. Но какими глазами мне потом смотреть на мой народ?
Мой тон был ледяным:
- Ты хочешь сказать, что они не признают моего решения?
- Государь, ты знаешь это не хуже моего.
- Они тебе важнее, чем я?
- Я в ответе за них.
- Так оставайся с ними!
Эхо подхватило мой гневный крик.

В тот день я убил своего ученика. Лучшего ученика. Во многом - единственного.
Нет, он остался жив. Он, наверное, и сейчас жив - если только смог уцелеть в огне войны..
Но тогда он погиб для меня.

Корабли горели.
Я еще в Арамане решил их сжечь, когда мы приплывем. Пусть те, кто не желал признавать мою власть, кто считал своим предводителем Финголфина - пусть они добираются в Эндорэ сами. Или возвращаются в Аман. Или гибнут во тьме и холоде Арамана. Скорее всего - последнее.
Я рассчитался с Тирионом за века молчаливой ненависти ко мне.
Я сделал то, что хотел сделать так давно. Но вместо радости была тоска..
Финрод…
Почему ты отказался пойти со мной? Зачем ты остался с ними? Почему ты поставил долг перед народом выше долга перед учителем?
Впрочем, поздно.
Я убил тебя, малыш. Убил своими руками. Я отнял жизнь у многих, но лишь о тебе сожалею.
Ты не вернешься в Аман. Дороги в Эндорэ нет, там льды. А в Арамане вам не выжить.
Финрод, малыш… Упрямый, как я. Знай ты, что заплатишь за упрямство жизнью, - наверное, для тебя ничего бы не изменилось.
Иначе бы ты не был моим лучшим учеником.
Иначе бы я не скрывал сейчас от сыновей свои слезы…

Огонь… корабли горят…
Нет, какие корабли? Их пепел давно развеян. Это Ангбанд жжет нолдорские крепости. Мальчики мои, мальчики… я отдал вас огню!
Я не хотел… поздно сожалеть.
Огонь? Нет, почудилось. Просто алый закат отсвечивает на ледниках Эред Энгрин.

Глава 10. Бой с Мелькором

Покажу мне людей, уверенных в завтрашнем дне,
Нарисуй мне портреты погибших на этом пути.
Покажи мне того, кто выжил один из полка,
Но кто-то стал дверью, а кто-то замком,
А кто-то ключом от замка.

Земля.
Небо.
Между землей и небом - война.
И где-бы ты не был
Что б ты не делал,
Между землей и небом - война.
В. Цой. Война

1

Что ж, всё более-менее в порядке. Хотелось бы лучше, но… терпимо. Майары успокоились… или хотя бы перестали протестовать (второе вернее, и это плохо, но - ладно. Пока это меня устраивает).
Итак, майары успокоились, нолдоры - нужные живы, ненужные убиты. Хифлум я мудро оставил на потом: если бывшие сор-ратнички опять захотят нолдорской крови, я отправлю их на земли Финголфина. Пусть повеселятся.
Всё в порядке? Н-нет. Феанор.
Он жив, я знаю. И - в Ангбанде. Только этого мало.
Если мы с ним не помиримся, то все мои труды этих столетий были напрасны. Лучше бы я тогда сразу предпочел своих майар ему. Мало ли, кто мне когда-то был другом!
Еще несколько месяцев назад я не мог его позвать: я вел войну. Одной рукой я двигал вперед орочьи войска, другой - направлял нолдор. Занятная была игра - управлять сразу обеими армиями!
Н-да… так я о Феаноре. Сейчас, когда война медленно затихает, сейчас он увидит, что я сдержал слово. Именно сейчас пора вернуть его в Ангбанд.
Он будет мне благодарен. Больше того: он будет мне обязан!
И если Аман решится напасть…

2

Феанор брел по горам, плохо понимая, где он находится и что его окружает. Даже разницу между настоящим и прошлым он осознавал более чем смутно.
Завернув за скальный выступ, тропинка повела на север и вниз. Именно повела: скрутилась, как змейка и сменила направление.
Пламенный не заметил - он брел, погруженный в свои думы.
Он не узнавал мест, по которым они с Мелькором не раз катались верхом. Водопад? обрыв, над которым он стоял в отчаянье готовый сделать последний шаг? - ему это стало безразлично.
И только когда послушная тропка вывела его почти к самой крепости, Феанор понял, куда его завело.
Точнее - куда его привел. И ясно, кто.
Но говорить с Мелькором Феанор не хотел. При одной мысли о возвращении в замок его сердце сжималось от ненависти.
Пламенный недобро посмотрел на Ангбанд, усмехнулся.
Он даже не стал оборачиваться, чтобы увидеть, осталась ли тропинка за его спиной - он просто знал, что ее уже нет.
"Из гор мне было велено уйти? Что ж, пойду дальше на север".
И он побрел к гейзерным долинам.

3

Он еще спорит со мной! Всё наперекор!
Впрочем… он же всегда спорил…
Он без этого не может. Л-ладно.
Ты всё-таки глупец, Феанор: пытаться уйти от меня - в Ангбанде!
Тебя очень просто обмануть: вот, ты видишь свои гейзеры чуть-чуть левее. Ну и иди к ним. Как раз в крепость войдешь.
Хотя… он не глупец. Он ведь ничего не знает. Он считает погибшими тех, кого любил. Он безумен от горя.
И клянет - меня.
Тогда, в Амане - я сам был не мудрее тебя, друг мой.
Мой несчастный друг.
Ты нужен мне, Феанор. И даже если война с Аманом никогда не начнется - ты всё равно нужен.
Не Властелину Ангбанда - Мелькору.
И я не отдам тебя. Никому и ничему. В том числе - и твоему отчаянью.

4

Я очнулся - словно пелена с глаз упала.
Позади была стена. Впереди… разумеется, впереди был коридор.
Меня притащили в Ангбанд за шкирку. Как щенка. Как нашкодившего ребенка.
Как пленного.
Из Ангбанда нельзя бежать. И ты это знаешь лучше прочих, Повелитель Фенырг.
На себе убедился.
Ладно, спорить бессмысленно.
Надо идти, куда ведут.
Хотя мне совершенно всё равно, куда именно.
Будет он пытаться опять помириться со мной или отдаст на забаву Саурону и оркам - мне это уже всё равно.
Абсолютно.

5

Мелькор вошел в пустой кабинет Феанора. Комната казалась съёжившейся, сморщившейся. Мертвой.
"Он сейчас придет сюда, - сказал себе Вала. - Сейчас всё изменится".
Мелькор собрался было сесть в кресло. Передумал. Прикасаться к вещам Феанора в его отсутствие - это было всё равно что дотрагиваться до… трупа?!
"Что за мысли?! Он сейчас будет здесь, я ему всё объясню!"
- Мори!
"Где носит этого мальчишку, когда он нужен?! Впрочем… поговорить нам с Пламенным лучше без свидетелей".
Властелин Ангбанда прошелся по пустому кабинету.
"Ну, где он?! Должен уже по лестнице подниматься!"
Мелькнула недобрая мысль: "А если…"
"Что, если он не захочет входить?! Надо открыть двери!"
Мелькор пробежал через темную комнату, распахнул двери.
"Встретить здесь? Или подождать внутри?"
Поразмыслив, Вала вернулся в кабинет. Правда, перед тем приказав лестнице не позволить Феанору спуститься - после того, как Пламенный поднимется.
Сел в кресло, хоть это и претило.
"Н-ну?!"

Вошедший был похож на живого мертвеца: невидящий взгляд, бледное до синевы лицо, изодранная одежда.
Погасшее пламя. Пепел, подернувший угли.
Мелькор знал, что увидит именно это. Но до последнего верил, что будет не так.
- Друг мой, твои сыновья живы! - крикнул он.
- Спасибо, - тон Пламенного был лишен каких бы то ни было эмоций.
- Феанор, друг мой, брат мой, - Мелькор вскочил и сжал его плечи. - Я спас твоих сыновей. Мне это было трудно, но я…
- Ты спас, - повторили почерневшие губы Мастера. - Да. Спасибо.
- Сядь! Отдохни. Сейчас придет Мори, он…
- Ты привел меня сюда только затем, чтобы сказать о моих сыновьях? - спросил Феанор всё тем же тоном. - Или еще что-то?
На Мелькора он не смотрел. Да и слова - казалось, он с трудом заставляет себя произносить их.
- Брат мой… - Мелькор вложил в это обращение всю силу, на какую был способен сейчас. - Брат мой… Брат по Пламени. Я сделал для тебя всё, что мог. Больше, чем мог! Пойми наконец: Я - НЕ - ВРАГ- ТЕБЕ!
Ничто не изменилось в лице Феанора.
- Да, - спокойно ответил он. - Да, ты мне не враг. И, наверное, ты по-прежнему считаешь себя моим другом. Я всё это вижу.
Мелькор осёкся. Он ожидал гнева, ярости - но не равнодушия.
- Больше чем мог? - бесстрастно переспросил Феанор.
И сам себе ответил:
- Наверное. Не знаю. Я уверен теперь лишь в одном: слово Властелина Ангбанда ничего не стоит. Или в Ангбанде властелин - не Мелькор.
Темный Вала закусил губу: словно раненый, который не хочет показать, как ему больно.
Хлопнула дверь кабинета. Феанор остался один.

6

Мелькор зовет!
Это может означать лишь одно: Государь здесь! Я нужен ему.
Я бросил работу и помчался.
Мне казалось - коридоры сами спрямляются на моем пути, сокращая путь вдвое, втрое; по лестнице я взлетел так быстро, как вниз не сбегал… и на площадке лицом к лицу столкнулся с Мелькором.
Чуть не рухнул вниз.
Мне показалось - он меня взглядом насквозь прожжет. Если только заметит.
Не заметил…
Обошлось…
Что произошло? Что успело измениться за то время, пока я бежал сюда?! Что Государь ему наговорил? Что он услышал от Мелькора?!
Неужели все наши…
Нет. Нечего себя пугать. Надо войти и узнать.
Надо войти.
Страшно.
Полгода я ждал вестей о войне - но сейчас боюсь их услышать…
Но - надо войти. Государю нужна моя помощь.
Надо.

7

При виде исхудавшего, почерневшего от горя Феанора Мори смог выдохнуть только:
- Это ты?!
Пламенный приоткрыл глаза:
- Мори?
- Государь, ты жив! - юноша бросился к нему, схватил безжизненно висящую руку, прижал к губам - и разрыдался.
- Я жив? - переспросил Пламенный. - Наверное. Хотя это уже неважно...
- Это важно... важно... - шептал Мори сквозь слезы.
Феанор положил вторую руку ему на голову:
- Хорошо, мой мальчик. Это важно. Я жив.
Мори взглянул ему в глаза и робко спросил:
- Государь, а... с нашими - что?
- Мелькор говорит, что все мои сыновья живы.
- Ты... тебя это словно не радует.
- Мори, они все - мой народ. Народ, за который я в ответе. Чтобы уберечь от смерти не моих сыновей, но мой народ, я стал предателем. Стал тюремщиком. Ради жизни тысяч обрек на рабство сотни. И всё это оказалось напрасно. Властелин Ангбанда нарушил слово. Или, что больше похоже на правду, Мелькор больше не властелин в Ангбанде. Сам он не хотел этой войны. Его заставили.
Мори застыл.
- А сыновья... - продолжал Государь Нолдор, - да, конечно, я рад, что они живы. Но я - не лучше и не хуже любого другого отца. За жизнь моих сыновей заплатили собой сыновья других. Я думаю об убитых, Мори. О сгоревших заживо. И я не могу радоваться тому, что уцелели именно мои.

8

"Слово Властелина Ангбанда ничего не стоит".
Убить за такие слова мало!
Мало… да и толку нет. Убивать Пламенного глупо. Он сказал правду.
Он ее - сказал.
Прочие - трусы! - молчат. Думают так или почти так, но изображают послушание. Да и то - плохо изображают. Пытаются бунтовать, но в своем бунте осторожничают. Боятся меня.
Правильно делают.
Сор-ратники! Трусливые псы, тявкающие - и тут же поджимающие хвост!
Феанор хотя бы смел. Хотя бы честен.
Феанор. Мой друг. Мой брат.
Хватит колебаться в выборе. Он сделан.
Сейчас Пламенному надо придти в себя - а вот потом…

9

Последние несколько дней Мори осторожненько возвращал Феанора к тому, что сам юноша называл "нормальной жизнью".
Он как бы случайно подставлял Государю под руку блюдо с фруктами или бокал вина… вино было крепче обычного, чтобы Феанор от него уснул. "Сколько времени он не ел?!" - в тихом ужасе думал Мори. По всему выходило, что - около года. Или чуть больше.
"Да, он может обходиться без пищи, - размышлял юноша. - Перед войной он вернулся бодрым и сильным, никто не сказал бы, что он провел месяцы без крошки во рту. Он тогда вернулся почти счастливым… а сейчас… А сейчас надо заново приучать его кушать".
Почти сразу Мори заставил своего Государя переодеться. Починить то, что было на Мастере, уже не представлялось никакой возможности. "А ведь он веками ходил в своей длинной тунике по горам, и никогда не то что не рвал ее - не грязнил!" Мори всегда изумлялся двум вещам: как Государю удается всюду лазить в одежде, полы и рукава которой доходят до щиколоток, и как любые пыль, грязь, снег, каменное крошево словно скатываются с нее. Но то, в чем Феанор вернулся сейчас… "В этом можно разве что лезть в рудник, где тебя никто не увидит. А лучше всего - в огонь эти лохмотья. Они пропитаны такой тоской - пальцы колет от прикосновения". Поразмыслив, Мори решил не срезать с туники камни, которыми она расшита, а бросить в огонь так - пусть камни обгорят, пусть пламя горна очистит их. Из золы их выгрести будет нетрудно.
Убедившись, что Государь воспринимает эту заботу с послушным безразличием, Мори решил отвести Феанора к гейзерам - мыться. Зная любовь Феанора к резкой смене жара и холода, юноша "невзначай" повел его гулять подальше на север, где снег лежал и летом. Там, среди клубящихся паром источников, Мори попросил у Государя разрешения ополоснуться самому.
Хитрость удалась сполна:
- Конечно, искупайся, - отвечал Феанор. - А я, пожалуй, залезу в соседний ключ.
Мори тихонечко перевел дыхание.

10

Я быстренько окунулся (долго в этом кипятке способен сидеть только Феанор!), оделся и стал приглядывать за Государем.
Мало ли что… он последнее время плохо осознает окружающее. Впрочем, я бы и сам осознавал не лучше, будь я как он - предоставлен самому себе. Мне-то терзаться некогда, мне о нем заботиться надо.
Нет, всё в порядке: вон, ходит, обсыхает. И как ему не холодно босиком по снегу ходить? Задумался о чем-то…
Ладно, Государь, будем считать, что ты действительно не мерзнешь. Лицо у тебя вроде просветлело, значит, думаешь о чем-то хорошем. Думай, я не стану тебя отвлекать.
Пока сам не замерзну.
А уж тогда, извини, тебе придется со мной отсюда уйти. Всё равно куда, лишь бы не стоять на месте.

11

Я ошибался...
Или, вернее, так. Я был прав, но верные мысли привели к нелучшим поступкам.
Я сказал Мелькору правду - он действительно перестал быть властелином Ангбанда. Но ее не стоило говорить.
Майары вынудили его начать войну. Саурон, Дарг... кто там еще меня терпеть не может? Все остальные? Неважно.
И я отступился, не поверил, что возможно хоть чем-то помочь моим мальчикам. А Мелькор - смог. Вопреки своим. Даже мне вопреки...
Ведь тогда, при том разговоре - он помощи у меня пришел просить. Я считал своей заслугой то, что в Амане хранил нашу дружбу вопреки своим, но ведь он... он сейчас делает то же самое. Я по себе должен знать, как ему тяжело.
Он пришел за помощью - и получил удар.
Нет, действительно - слово Властелина Ангбанда уже не значит ничего. Но там, где Властелин Ангбанда нарушает слово, там мой друг пытается его сдержать. Хоть как-то...
Мой друг...
Бывший друг.
Жестокой правды, брошенной в лицо, он мне не простит никогда.

12

В Феанора полетел снежок. Пламенный непроизвольно чуть пригнулся - и снежок исчез в гейзере.
- Мори, в чем дело?!
- Я замерз, Государь. Пойдем куда-нибудь, а?
- Замерз - так перестань мерзнуть. Я тебе дюжину раз это говорил: заставь свое тело полностью расслабиться, перестань думать о холоде, перестань чувствовать его.
- Да, конечно…Но всё-таки, пожалуйста, пойдем.
- Ну ладно, - Феанор умылся снегом, оделся.
Потом посмотрел на юношу:
- Кстати, Мори, если тебе холодно, ты можешь возвращаться.
- Нет, - ответил тот непреклонно, - я сейчас не оставлю тебя одного.
- Ты решаешь за меня, Мори? - нахмурился Феанор.
- Сейчас - да, Государь, - Мори выдержал его взгляд.
Пламенный молчал долго. Его молчание, бывшее сперва гневным, медленно становилось… понимающим? добрым? благодарным?
- Ладно, пойдем, - наконец выдохнул он.

13

Палантир.
Темный, почти черный шар из силимы, внутри которого едва теплится огонек. Крошечная искра. Но если ее раздуть, она заполыхает ярче любого костра.
Этот огонь раздувают не дыханием, а мыслью. Порывом. Верой. Тоской…
Отец!
Что с тобой сделал Враг - прежде чем он атаковал нас?!
Правда, он предупредил меня, спас Келегорма с Куруфином… - но что с тобой?!
Ангбанд непроницаем для взора палантира, я могу видеть только три твои комнаты. Раньше видел и каменное кресло на горе, теперь - нет. За те века, что мы превращали Химринг даже не в крепость нолдорскую, а в нолдорские горы, - за это время возможность видеть происходящее внутри Ангбанда обратилась почти в ничто.
Три комнаты.
Три пустые комнаты.
Месяц за месяцем.
Даже черноволосого юноши нет.
Что сделал с тобой Враг, отец?!
Мне почему-то не верится в твою смерть. Не стал бы Моргот, убив тебя, слать мне то письмо. И еще - я убежден, что смерть твою я бы почувствовал.
Нет, ты жив.
Но ты слишком опасен для Ангбанда.
Значит, ты в темнице. Надеюсь, она не слишком страшна…
Отец! Ведь тебе же в свое время удалось вырваться из Ангбанда в Эндорэ! Почему же ты вернулся к Врагу, которого называл другом, к другу, который был и остался врагом?! Поздно сетовать…
Палантир неотступно притягивает… хоть я знаю, что опять увижу: три пустые комнаты.

14

" Маэдрос! Мой мальчик, ты жив! И все твои братья живы, это правда?"
"Прав-вда…"
"Как я рад… Расскажи, что - война?"
"Спроси лучше об этом у своего друга, предатель!"
Маэдрос обрубком правой отшвырнул палантир.
- Темница?! Слишком уж он чистенький и ухоженный для того, кто побывал в темнице! Они с Морготом вели войну против нас, они вместе склонялись над картой, составляя план ударов! Ты не тронул своих сыновей, ты спас нас, отдав на расправу детей Финарфина! Ты выкупил наши жизни их жизнями! Ты стал военачальником Ангбанда!!
Высокий едва слышно прошептал сквозь подступившие слезы:
- Почему, почему я не умер на Тангородриме?..

15

Белый всадник. Белый конь. И - только прах из-под копыт.
Пенье рога над мертвым Ард-Галеном. Над равниной пепла, Анфауглиф.
"Прочь, твари! Не вашей смерти ищу. Не с вами биться мне ныне!"
Грозен рог, некогда сотворенный самим Оромэ: "Всякий, о ком будешь думать ты, трубя в него,
услышит тебя, как бы далеко он ни был".
Отвагой обреченных полон всадник. Звезде подобен блеск его меча.
Рингиль. Льдистая Звезда. Клинок, откованный Феанором.
"Я взыщу с Врага за смерть отца и брата!"
Прах из-под копыт. Жизнь - лишь прах.
Сожжены Ард-Гален и Дортонион…
"Вперед, ради мести за самых младших!"
Захвачены Химлад и Таргелион…
"Мой мертвый брат, не твои сыновья, но я взыщу за тебя!"
Говорят, сыновья Феанора отступили до Амон Эреб… Войско Хифлума отброшено за перевалы. Финрод еле ушел за топи Серех…
"Ужели стоим мы на последнем рубеже наших земель?! Если так, то когда как не сейчас сыну сразиться с убийцей отца?!"
Тангородрим.
"Нет страха в моем сердце, Враг! Услышь пенье рога Оромэ! Жаль, не дано мне могущество Стихии, жаль, не рухнут от этого рога врата Ангбанда, как от звуков Валаромы рухнули врата Утумно!"
Дерзкая песнь рога - словно серебристый луч в сердце Мрака.
"Моргот, Властелин Ангбанда, убийца Финвэ, - выходи! Сын убитого вызывает тебя!"
На тысячи осколков раздроблена эхом песнь.
"Бауглир, Душитель, держащий сотни нолдор в рабстве, - осмелишься ли выйти против того, кто не скован?"
Песнь-стрела, разящая неотвратимо.
"Повелитель орков, выславший против нас свое войско, - дерзнешь ли сразиться сам?!"
Отчаянная песнь готового к смерти.
Предсмертная песнь рога. Предсмертная песнь Короля Нолдор.
Тысячи отзвуков песни.
Тысячи осколков рога.

16

Звук рога.
Он заполнил всё сознание, и я не сразу понял, что не слышу его. Рог трубит слишком далеко, его звук - лишь странное осанвэ.
Немыслимое: осанвэ врага.
Невозможное: осанвэ брата.
Я узнал песнь этого рога, подаренного некогда Финголфину самим Охотником.
И этот рог пел сейчас для меня - для врага, поработителя нолдор, которого вызывают на бой.
Бра-атец... - я всерьез разозлился. - Тебе мало было Амана? Мало было моего изгнания и всех бед, за этим последовавших? Тебе мало было моего меча у твоего горла?! Ну что ж! - ты вызываешь меня, и я - иду!
Феанор помчался вниз, к воротам. Он не думал о том, откуда Финголфин узнал, что его старший брат жив. Для Пламенного сын Индис стал сейчас воплощением всех бед, которые сыну Мириэли довелось пережить за последние века.
Дважды я мог убить тебя, братец! Дважды щадил. В третий раз пощады не будет!

17

Рог Оромэ.
Меня передернуло. Рушащиеся стены Утумно - он крушил их Песнью своего рога, он разрывал мою Песнь, он уничтожал мое творение, разнося гранитные стены, словно они были из песка.
Да что я?! Это было. Б-Ы-Л-О. Давно.
Не в Утумно я - в Ангбанде. Не Оромэ трубит - а…
Кто?!
"Убийца Финвэ, сын убитого вызывает тебя!.."
Феанор, нет! Я не стану биться с тобой! Неужели ты настолько обезумел от горя…
Не-ет. Хвала Пламени, нет.
Это не ты. Это Финголфин.
Глупец.

18

Меня вызывают на поединок?! Чушь какая… у кого может хватить наглости?
"Повелитель орков, выславший против нас свое войско!"
Воплощенный. Мелочь ходячая.
Развлечься, что ли? Или оркам отдать?
В любом случае, на него стоит посмотреть.
Я поднялся на Тангородрим… ой. А вот этого я не ожидал.
Властелин. И его нолдор. Они-то что здесь делают?!

19

Феанор недобро усмехнулся:
- Мой братец вызывает меня. Странно.
- Тебя?! - приподнял бровь Мелькор. - Он вызвал Властелина Ангбанда.
Саурон чуть поклонился Мелькору (Феанора он подчеркнуто не замечал):
- Властелин, этот безумец хочет биться с повелителем орков. Я могу действовать по своему вкусу - или ты хочешь от меня чего-то конкретного?
Пламенный нахмурился:
- Похоже, вызов слышали мы трое. Только непонятно, как.
- А почему? - нахмурился Мелькор. - Он вызывал меня, а услышали вы. Что это за рог… был?
- Подарок Оромэ, - ответил Пламенный. - Мой братец выпросил игрушку, звук которой будет слышен всем, о ком он...
- … думает?! - закончил Мелькор. - Но о тебе он может думать только как о мертвом!
- И всё же я услышал вызов!
Пламенный заговорил гневно, сейчас донельзя напомнив Мелькору того безудержного Феанора, которого Темный Вала помнил по Аману:
- Вызывали нас троих. Сейчас неважно, почему. Я прошу: уступите его мне. Он мой бр-рат. У меня с ним давние счеты.

20

Ты не выходишь, Враг.
Мой рог разбит в куски. Кричать? Звать тебя? - нет, бессмысленно.
Ты услышал меня. Не мог не услышать.
Значит, ты боишься. Тебе ведом страх, нам это говорили.
Ты боишься нашего праведного гнева.
Мы слабее тебя, но ты, Моргот, боишься нас.
Неужели ты не устыдишься своих? Неужели так и не рискнешь выйти - против слабейшего?!

21

- Ах, братские счеты… - ухмыльнулся Саурон. - Понимаю. Только одна незадача: он вызвал Повелителя орков. Вот я и повелю…
- Ты горазд убивать нолдор руками орков! - гневом вспыхнул Феанор.
- Ты догадлив, - Саурон поклонился с насмешливой учтивостью.
Пламенный сжал губы. "Не время и не место для ссоры".
- Если ты считаешь моего брата недостойным смерти от твоей руки, то почему же ты препятствуешь выйти на бой мне? Или ты боишься, что я радостно заключу его в объятья, как только выйду за ворота? - он ответил Гортхауру взглядом не менее пристальным. - Я, конечно, всего один раз доказал мечом свою верность, но, может быть, ты помнишь, когда и как это было?
Саурон закусил губу. Если бы можно было испепелить взглядом, от Феанора уже осталась бы кучка золы.
- Прекратите! - рявкнул Вала. - Этот безумец вызвал Властелина Ангбанда. О чем вы смеете спорить?!

22

Оба были готовы выйти вместо меня.
Оба.
Одного я счел бывшим Помощником. Другого - бывшим другом. Но вот - мне брошен вызов, и вместо меня готовы выйти оба.
Эта победа стоит сотни убитых королей.
Финголфин, щенок! Мало я смеялся над тобой в Амане?! Ах да, ты теперь никак не щенок, а… Верховный Король нолдор? Так, кажется, тебя ныне именуют?
Только как ни назови щенка…
Феанор хочет убить тебя своими руками. Саурон - руками орков. Тем проще. Мне будет легко распластать тебя, размозжить Силой… Их обоих это только обрадует.
А у меня снова будут Друг и Помощник.
Ты отлично мне послужишь, глупый наглец.

23

Врата Тангородрима медленно растворились, и из них вышел… Моргот?
Высокий, но едва превышающий ростом сына Финвэ.
Без доспехов.
Без меча.
Без ненависти во взгляде.
Не знай Король нолдор Темного Валу в лицо - он бы не понял, кто перед ним.

Финголфин опешил и на мгновение замер. Он был готов к чему угодно: к тому, что Враг не выйдет, к тому, что он прикажет земле разверзнуться или вышел тьму орков, волколаков, тварей, был готов к смертному бою… только к появлению безоружного не был готов сын Финвэ.
Он не умел бить безоружного. Даже убийцу отца. Даже Врага.
Финголфин промедлил - всего одно мгновение.
Удар сбил его с ног.

Удар - словно огромным камнем. Удар - силой Айнура.
Но Враг был неподвижен.
- Ты хотел биться с Валой, нолдо? - усмехнулся Властелин Ангбанда. - Что ж ты не бьешься? Встань и бейся. Ты ведь за этим меня вызвал.
Финголфин начал подниматься - и второй удар снова бросил его наземь.
Король вскочил, не чувствуя боли, и ринулся на Врага. Рингиль, сияющий словно белый луч, ударил.

Мелькор вздрогнул. Он был уверен - нолдору не достать его. Не пробиться сквозь стену силы.
На руке Валы заалела кровь. И - стоном отозвались горы Ангбанда.
Треснула земля.

"Ты уязвим, Враг!" - радостный гнев обуял Финголфина. И он ударил снова - Врага, не успевшего опомниться от первой раны.

24

Этого не может быть!
Удар заставил меня вскрикнуть. Удар не по плоти - по Музыке.
Как?!
Как этот презренный, мошка, ничтожество смог нанести мне рану?!
Но берегись!
Падет презренный во прах, распластанный полновластною Песнью.
Низшему ныне низринуться ниц, небытие настигнет неразумного.
Ярость обратится против яростного, предаст его, разорвет его,
Раздерет его, распластает…
Я пел, оставаясь неподвижным. И каждая строка моей Песни была ударом Силы, крушащим этого безумца.
Пусть он даже смог ранить меня. Тем страшнее будет его смерть.
Я мог бы спеть Песнь острую, как удар клинка. Но я размозжу его - словно непослушное железо на наковальне.

25

Брат. Ты когда-то подарил мне этот меч - и им я отомщу за тебя.
Враг уязвим.
Лжец, он лжет и в этом бою - обманчивой неподвижностью, обманчивой безоружностью. Но я не поддамся.
Да, я погибну. Но прежде - отомщу.
Светел сильный сердцем,
Стоек смелый в схватке.
Мести меч могучий
Звонким звездным звоном
Разорвет злодея!
Меня словно вело что-то. Мой меч. Он ожил, он рассекает не плоть Врага, но… я не знаю этому названия, лишь вижу, как вскрикивает Моргот.
И трещины змеятся по земле.

26

Неплохо. Особенно для Воплощенного - вполне.
У тебя хороший меч. Я узнаю руку мастера.
Только он тебе не поможет.
Земля задыхается под коркой крови, крепкой как камень.
Заброшены, заплесневели, запустели, заросли, заглохли
Сады и дома. Не дает духота вдохнуть. Долго
В огне агонии гореть гордецу, глохнуть, гаснуть, гибнуть…

27

Властелин… Какое однообразие!
Раньше твои Песни были несравнимо богаче. А это что?! - ты нанизываешь одинаковые заклятья.
Неужели ты не можешь выдумать ничего поинтереснее? Неужели… я прав, и ты именно - не можешь?!
Я мог бы скрутить этого дерзкого Песнью. Убить, изранить, свести с ума… что угодно.
Я мог бы рассечь его мечом.
Я мог бы отдать его волколакам. Или оркам.
Но - я ничего не стану делать. Я смотрю. Я вижу, чего ты сегодня стоишь в бою, Мелькор.
Немного.
Я смотрю. Очень интересное зрелище. Как мало осталось от того, кого я называл когда-то Властелином!
Я не стану вмешиваться. Чем слабее ты, тем лучше для меня.
Я не стану вмешиваться. В конце концов, у меня приказ. Твой приказ. Вот я и не вмешиваюсь.
Интересно, насколько тебя изранит этот Воплощенный?

28

Со стороны смотреть на это было жутко.
Темный Вала не сходил с места, и лишь изредка чуть шевелил руками.
Финголфин нападал на него, но большинство ударов Короля нолдор не доходило до цели, словно Мелькор был окружен незримой броней.
Впрочем, не "словно". Так оно и было.
И всё же - несколько ран.
Кровь на теле Валы. Трещины на земле Ангбанда.
"Враг отступает!" - Финголфин ощущал это. Окрыленный надеждой победить, он, не боясь смертоносного удара незримой Силы, бросился вперед, разя - и меч вспыхнул ярче от гневного клича Короля:
- Я пришел взыскать с тебя кровь отца и брата!

29

"Я пришел взыскать с тебя кровь отца и брата!"
Я стиснул зубы, чтобы сдержать вскрик.
Словно сам получил удар.
А если бы я был там, внизу, закрыв лицо забралом глухого шлема, - что бы ответил я ему?!
Моему брату.
Ха, что? А то, что он - лжет! Легко ему сейчас прикрываться и моим именем, и именем отца - видно, он забыл, как пытался настроить отца против меня, как добился моего изгнания, как стал причиной всех тех бед, которые привели к смерти Короля?!
Мститель за Финвэ нашелся! Ищешь его убийцу - взгляни в зеркало!
...Они бьются. Я их обоих называл убийцей отца. Я их обоих называл братьями. Они бьются, и я смотрю на поединок, закрыв глаза.
Так видно гораздо лучше.
Мелькор - это гора, утес, туча... черно-фиолетовая Сила, просто Сила, сминающая всё на пути. Финголфин - бело-голубая молния, прорезающая эту тучу. Рингиль, серебряный луч... думал ли я, против кого суждено было тебя сковать?!
Отчаянная, безумно-дерзкая искра против тучи. Брат... я ненавижу тебя таким, каким помню по Аману, но что если ты изменился за эти века так, как изменился я сам?! Что если ты действительно хочешь отомстить за меня - и зовешь моим убийцей того, кого я зову братом.
Не верю... не могу в это верить...
Брат, мой несчастный брат, если ты действительно искренен в своем порыве, то - как мне спасти тебя, обреченного безумца?! Ты хочешь одолеть убийцу отца - но ты бьешься против воплощенного Разрушения, ты бьешься против земли Белерианда и скал Ангбанда, против собственной ненависти и гнева ты бьешься, потому что ненависть и гнев - тоже он, и твое желание уничтожить его - это он, и даже само твое существование, ибо не было бы Третьей Темы без Диссонанса!
Мой несчастный брат, обреченный...

30

Боится битвы беглец, бесплодно бороться безумцу…
От моей Песни у него должны были опуститься руки. Но он не отступает. Почему?! Одной силы меча мало, чтобы он мог противостоять мне. Откуда?!
Он так похож сейчас на старшего брата. Похож - Силой.
Но ведь у эльдар не может быть Силы! Ни у кого, кроме Феанора. Но тот - причастен Пламени…
Вихрь войны обволакивает Воплощенных, влачит их в
Черное чрево смерти…
Его отбросило на камни. Он поднялся. Снова отброшен.
Да когда же он ослабеет?!
Камни крушат кости…
Если братья в своем высшем напряжении так похожи, это может означать только одно: Сила Феанора - не от Пламени. Он просто больше других эльдар научился направлять то, что им всем дано от…
Болото бессилья затянет в зыбучую зелень…
Почему он до сих пор жив?!

31

Боли уже нет. Смерть рядом? - неважно. Я рассмеюсь в лицо Намо, как сейчас смеюсь в лицо Морготу.
Ты боишься меня, Враг. По твоему лицу вижу.
Гордый рад разрушить
Вражий мерзкий морок.
Нет, невзгодам нашим
Нас не ниспровергнуть!
Жив ли, мертв ли - вечно
Непокорен нолдор!
Ты ранен. И Ангбанд рушится: трескается земля, огонь вырывается из щелей в скалах, да и горы, кажется, вот-вот рухнут.
Там наши? Там пленные? Что ж, мне не спасти их. Но, думается мне, лучше им погибнуть под обвалом, чем вечно жить рабами Моргота!

32

Паника.
Не было иного слова для того, что творилось в мастерских.
Горы содрогались. С потолка сыпалось каменное крошево, в одной из пещер рухнули леса. По счастью, пустые.
- Нас раздавит! Бегите!
- Куда?!
- Отсюда нет выхода! Не было и нет!
- Всё равно куда! Не ждать, пока нас прихлопнет глыбой.
- Что ты кричишь? Прими смерть спокойно - ближе Ангбанда и дальше Мандоса ты не убежишь всё равно.
- Ты рисуешь? Сейчас?! Как ты можешь рисовать, когда всё рушится?!
- Пока не рухнуло. А я пока успею разобраться с этим орнаментом. Не мешай, прошу.
- В северные коридоры! Там безопаснее, я уверен!
- С чего ты взял?!
- Ляг на пол. Когда камни начнут падать…
- …тогда нас уже не спасет ничто.
- Лучше смерть, чем это ожидание!
- Вы не понимаете! Это рушится Ангбанд! Это погибает Моргот!
- Да сгинет!
- Сгинет!!
- Пусть умрем мы, лишь бы его не стало!
- Не бойтесь!
- Это гибнет Враг!

33

Биение сердца замерло, время остановилось, когда эти двое - два моих брата - заносили оружие для последнего удара.
Я видел, как собирается Сила Мелькора, иссиня-черной глыбой обрушиваясь на Финголфина, на Рингиль… меч пронзает черную тучу за миг до удара… от крика Мелькора качаются горы… грохот обвала… или кровь стучит в висках?.. но даже боль не остановит уже начатый удар… Рингиль попытался отвести Силу Мелькора в сторону, но нет - с такой мощью ему не справиться… и клинок разлетается на осколки, пальцы Финголфина сжимают обломок… уже бесполезный… поздно… под тяжестью этой незримой черной скалы не устоит никто… Финголфин кренится… падает… я до крови закусываю губу, чтобы не закричать… он мертв? всё? кончено?.. Мелькор наступает ему на грудь… черная глыба Силы сейчас в осколках, как и Рингиль… прощай, мой брат… прощай, меч, откованный мною… я слишком…

34

- Саурон! Что это?!
Таринвитис резко спикировала вниз, сменила облик - и едва удержалась на качающейся скале.
Саурон не ответил, гневно взглянув на Феанора, вцепившегося сейчас в камень, чтобы не упасть.
- Кто?! Аман, да?!
"Тише, Тарис. Мы не одни. Это не Аман, нет - всего лишь Финголфин. Смотри вниз".
"Но Ангбанд рушится! Сделай что-нибудь! Убей этого Воплощенного, спаси свою крепость!"
"Тарис, - рот Саурона растягивается в волчьем оскале, - разве Властелин Ангбанда - я? Пусть сам спасает свою крепость… если сможет".
"Саурон, ты не поступишь так! Это предательство!"

35

Но нет! брат мой… он жив еще!
Обломок Рингиля вонзается в бедро Мелькора… крик громче всего, что может вынести ухо…
Скалы качаются… грохот обвала… сейчас мы все провалимся в никуда…
Неужели я погибну - вот так?! настолько нелепо… лучше бы мне быть убитым мечом брата… моим мечом…
Намо, сегодня у тебя богатая добыча.
Финголфин, брат мой, мы сейчас встретимся… я скажу тебе, что ты славно бился…
Я разжимаю зажмуренные глаза… успеть хоть на небо взглянуть…
- Орлы! Орлы летят!

36

Торондор мчался вниз. На Врага, такого уязвимого сейчас. Мощные крылья резали воздух, смертоносный клюв и огромные когти были нацелены для удара. Еще мгновение назад, кружа в вышине, Владыка Орлов не смел вмешаться в поединок - но вот Король эльдар мертв, а Враг, Враг Всего Сущего, стоит беззащитен.
Уверен в победе и потому - уязвим.
Сейчас и только сейчас он может быть сражен!
Сзади мчался, отставая, молодой Гельрамар. "Птенец отчаянный!" - мысленно обругал его Торондор и тут же забыл о нем. Владыка Орлов вошел в пике, готовый к единственному - и неотвратимому - удару. О том, что атака на Врага скорее всего будет стоить ему нынешнего облика, Торондор не желал думать. Это мелочи.
Участь оказаться развоплощенным не страшила майара Манвэ.
От цели его отделяли мгновения.

37

Властелин, что с тобой сталось?
Раз ты теперь настолько слаб, что не в силах совладать с Воплощенным, то зачем ты вообще вышел на бой? Приказал бы мне - я ветром скинул бы дерзкого куда-нибудь… он бы долго умирал на дне ближайшей пропасти!
Или этот дерзкий оказался сильнее, чем ты думал?
…Новую опасность я ощутил раньше всех: они еще не могли увидеть приближающихся врагов, а меня уже обдало ненавистной Музыкой… когда-то, вечность назад, я был так похож на него, на моего нынешнего врага, сейчас мчащегося на Властелина.
Я один способен сейчас защитить его!
Моего Властелина. Ради него я готов пожертвовать всем.
А сейчас мне и жертвовать-то почти нечем.
И в этом моя сила.
Торондор, вожак почти лишенных Музыки пернатых, ты думаешь, что ты сейчас сильнее меня - я развоплощен, а у тебя исполинское тело? Ха! Сейчас ты узнаешь, что может развоплощенный майар - в ставшем родным небе Ангбанда!

38

Чудесно. О таком я и мечтать не смел.
Орлы Манвэ. Один майар, а другой - так, мелочь. Вроде моих волколаков, только летает.
Орлы Манвэ хотят развоплотить Властелина.
Если им это удастся… быстрее решай, Первый! - сейчас счет идет на мгновенья! - если им это удастся хоть как-то, кто должен будет возложить на себя всю тяжесть правления Ангбандом?!
Кто?!
Кто, как ни Первый Помощник!
Майары схватились. Торондор сбросил облик - разумно, против развоплощенного Анкаса огромный рост Торондора только помеха. Два вихря, две силы… два майара Манвэ, один из них - бывший, что ничего не меняет…
От ярости двух ураганов стонут скалы.
Изумительное зрелище.
У меня есть несколько мгновений, чтобы полюбоваться.
И вот подлетает второй орел. Слабак, но ничего. Я помогу ему.
Если я ударю Валу сам - он узнает мою Силу с той легкостью, с которой один Воплощенный узнает другого. Но я не ударю - сам. Ударит орел.
А я? я полечу спасать Мелькора.
В этом будет уверен весь Ангбанд. В этом будет уверен он сам. Израненный или (если повезет) развоплощенный, он будет мне - благодарен.
"Анкас, пропусти меня!"
Не слышит. Разумеется. Я на это и рассчитывал.
В теле летучей мыши мне не пробиться сквозь ураган.
Сбросить облик. Потратить на это мгновенья, такие важные сейчас, ха!
"Тарис, нет! Ты слишком слаба еще!"
Не лезь в это, девочка. Останься не при чем. На всякий случай.
Развоплощенным - сквозь ураган. Вниз.
Вот и орел. Совсем рядом с Мелькором.
Ну! Вперед, птенчик Манвэ! Ты пробьешь, ты уже пробиваешь защиту своего врага, а вот дальше - сам!
Ну же!!

39

Больно… вокруг меня кипит бой, а я не могу даже…
Всё алое, пылает оранжевое… как давно не мне не наносили удар по Музыке - так! Словно башни Утумно вновь рушатся - и прямо на меня.
Надо сделать шаг - прочь отсюда.
Нога… не могу. Не ступить.
Ангбанд! Слушай меня…
Не слышит. Слишком мало сил. Не добиться отклика.
Тогда - хотя бы устоять. Не упасть.
Остаться стоять - это знак гордости Воплощенных. Но другого способа не показать слабости мне не осталось.
Больно! Опять!
Орел?! На меня?! И мне уже не собрать силу, не отбить… Но нет, я Властелин, я уничтожу дерзко…

40

Вот он - Враг, беззащитный, стоит перед ним, перед Гельрамаром, который веками мечтал о настоящем бое. Час пришел!
Орел камнем упал на ненавистного Врага. Сейчас клюв размозжит ему голову, сейчас когти раздерут его тело!… - но… что это? они словно в глине вязнут! Не дотянуться! Не видно преград, но Врага словно окружает незримая стена… Орел Манвэ всем телом обрушивается на нее и… вдруг сила его удара прибывает от неведомой помощи: будто камень, пущенный из пращи, разбивает преграду, Гельрамар сокрушает то, что защищало Мятежника, и вот уже когти рвут ненавистное лицо, пусть соскальзывают - но рвут! - и рушится его Музыка, и кричит Враг… и кричит сам Гельрамар от страшной боли, раздирающей его!

41

Хороший орел. Был.
Мне удалось бросить его на Мелькора. Пробить защиту того, кто до сих пор гордо именует себя "сильнейшим из Валар", оказалось проще простого.
Орел сделал свое дело - как смог. Жаль, нельзя было швырнуть в Мелькора Торондором…
Так, я уже обрел облик. Я прилетел сюда спасти Властелина. Не моя вина, что Анкас не пропустил меня и я на миг опоздал.
М-да, я бы опоздал и на два мига, да только этот орел уже всё равно что мертвец. Схватка со Старшей Стихией оказалась ему не по силам. Он сделал что мог - а я теперь "спас" нашего обожаемого Властелина.
Он рухнул, весь в крови. На лицо смотреть страшно. О Музыке и не говорю.
Всё отлично.
Надеюсь, эти раны достаточно серьезны.
"Тарис?! Я же велел тебе…"
"Саурон, я не могу оставаться…"
"Не болтай! В разные стороны его! Р-раз… и готово!"
Вот и нет этого птенчика Манвэ.
Теперь - Торондор. Это противник серьезнее. Его разумнее просто отогнать.
"Хенола! Ронноу! Заберите Властелина! Немедленно! Ирбин! Где вы все?!"
Надеюсь, я звал на помощь достаточно громко?

42

Две черные тени обрушились сверху. Кожистые крылья взрезали воздух.
Когти впились в Орла, не вырваться! и - двое слуг Враг рванули в разные стороны, намертво вцепившись в свою жертву.
Предсмертный крик. Мгновенный. Кровь разодранного надвое Гельрамара заливает землю.
И одновременно под лежащим неподвижно Мелькором начинает проседать земля, камень становится вязким, как глина, втягивается вниз, унося раненого, да, тяжело раненого, но отнюдь не развоплощенного Врага.
Увидев это, Торондор понял: не успеть!
Он нырнул под бьющийся с ним вихрь, избегнул очередного удара, заново обретая облик, пролетел едва не касаясь крыльями земли; прямо перед ним лежало тело поверженного короля нолдор, Орел схватил его и взмыл в небеса.
Одолеть Врага не удалось. Слишком много рядом его прислужников. Гельрамар погиб… напрасно погиб… воздух там, внизу, полон коричневых перьев…
Напрасно погибать Владыка Орлов не имел права.

43

Финголфин мертв - и Мелькор едва жив.
Он убил моего брата! - Он спас мне жизнь.
Он обрушил армии Ангбанда на нолдор! - Он смог уберечь моих сыновей.
Он сделал выбор между мной и своими майарами, он перестал быть мне другом! - Он остался мне братом.
Никто, кроме меня, не сможет исцелить раны, нанесенные Рингилем.
Ирбин не пустит меня к нему. Ирбин ненавидит меня так же, как и все они. - Ирбину придется меня послушаться.
Надо поговорить с ним. Немедленно.
Кто здесь? Саурон? Нет, Дарг.
- Дарг, где Ирбин? Что ты на меня глазами сверкаешь, я спрашиваю: где Ирбин?!

44

Дарг холодно сверкает глазами:
- Ирбин с Властелином, н-нолдо.
- Мне надо поговорить с ним. Немедленно! Дарг, пойми меня, нам сейчас не до прежних раздоров, сейчас только я могу…
- Нолдо, знай свое место, - цедит сквозь зубы майар.
Таринвитис пролетает над ними. С ее когтей капает кровь.

45

Мне никогда не было так тяжело находить путь в Ангбанде.
Где Мелькор - нетрудно догадаться. У себя. Но пройти туда оказалось почти невозможно.
Что-то случилось с Ангбандом. Какие-то коридоры, залы, лестницы оставались прежними, каких-то я совершенно не узнавал. Я словно попал между двух вихрей, дующих навстречь друг другу.
Сколько времени я пытался пройти к Мелькору - не знаю.
Наконец я понял: надо идти знакомыми коридорами. Пусть этот путь будет окольным - но им я пройду. Из первого же неизвестного - прочь! Назад.
Если путь назад есть.
Если нет - вперед, до первого знакомого прохода.
Чем ближе я был к покоям Мелькора, тем меньше было этих шуток Ангбанда.

46

Все десять были в покоях Властелина. Мелькор лежал на специально принесенном ложе, над ним безуспешно хлопотали Ирбин и Вьяр. На глазах майэ были слезы.
Остальные молчали, стиснув зубы.
Дверь распахнулась. В проеме стоял Феанор. При виде него Таринвитис не сдержала изумленного вскрика:
- Как ты посмел?!
- Прочь отсюда, - сощурил глаза Саурон.
Феанор невозмутимо вошел и сказал - негромко, спокойно:
- Кроме меня, ранами Мелькора заняться здесь некому. Меч, которым он ранен, был откован мною, вам с ним не справиться.
Пламенный выдержал паузу и добавил:
- Саурон, ты можешь мне не верить. Но, надеюсь, своим глазам ты веришь? Ты ведь видел, как я когда-то заживлял Мелькору рану. Нанесенную моим мечом.
- Первый, это действительно было? Он смог заживить? - Ирбин устремил на него пристальный взгляд.
- Д-да, - с неохотой выдавил Саурон.
- Тогда - пусть этот нолдор попробует. Немедленно.
"Этот нолдор" было произнесено с нескрываемой брезгливостью.
- Первый, - Вьяр подошла к нему, - Ирбину виднее. Мы… я… мы не…
- Хорошо! - рявкнул Первый Помощник. - Пусть попробует. Но если он не…
- То я не сомневаюсь, - бесцветным тоном перебил Феанор, - что смерть моя будет долгой и ужаснее всего, что я только способен вообразить. Ну а теперь я прошу всех вас: уйдите. Мне нужно сосредоточиться. Дело серьезное, и ваше присутствие может действительно помешать.
Талло и другие вопросительно посмотрели на Саурона. Тот - на Ирбина и Вьяр.
Ирбин кивнул и вышел первым.
Остальные - за ним.
"Анкас, ты?.."
" Разумеется, Ирбин. Я прослежу".
Феанор аккуратно закрыл дверь и сказал, обернувшись к окну:
- Анкас, я просил уйти всех.
Порыв ветра пронесся по кабинету - так хлопают дверью с досады.

47

Надо начать... Не решаюсь.
Интересно, как это было века назад? - когда я лежал вот так же израненный, израненный его оружием... если балрогов можно так назвать...
Похоже, судьбе угодно, чтобы я просто вернул долг. Жизнь за жизнь. Впрочем, Вале смерть грозить не может...
Выдох-вдох-выдох. Смотреть - не глазами.
Все раны - словно серебряно-голубые молнии, оставшиеся в теле. Но вы отзоветесь мастеру, сковавшему Рингиль... мертвый Рингиль...
Нет, о Рингиле думать нельзя!
Вы, молнии силы Рингиля, вы - часть меня. Мое творение. И я зову вас - назад. Войдите в мои пальцы. Станьте снова частью вашего творца.
Одна. Вторая. Третья. Ну и рана... Воплощенный бы на месте от такой умер! Назад, назад... Так, следующая. Еще одна. Еще. Теперь бедро... что-то здесь странное... ладно, разберемся после.
Ну вот, следов Рингиля не осталось. Плоть заращу в последнюю очередь, так будет проще.
Н-да, Ирбин, неудивительно, что ты ничего не мог с этим поделать.
Только вот чего я не понимаю: ведь я увел всю Силу Рингиля. Так почему же Мелькору по-прежнему плохо? Или - меньше, но всё равно - плохо! Откуда там взялось еще что-то?! Мой брат, конечно, был Король и сын Короля, это великая мощь - но по меркам эльдар. Не против Валы!
Ненависть. Ненависть, черными когтями вцепившаяся в Мелькора.
Неужели это смог мой братец?!
Хотя... нет, это не он. Это я. Это Рингиль, мое творение, в котором была частица Пламени. Пламени, дающего думам бытие.
Еще совсем недавно, бродя по Эред Энгрин, я был бы рад услышать, что мои руки, моя работа стали причиной таких ран.
А сейчас я не знаю, как исцелить их. И возможно ли это вообще.

48

- Ирбин? - тихо спросил Мелькор. Едва слышно.
Ответа не получил.
Вала приподнял голову - и от изумления чуть не попытался сесть:
- Ты?!
- Не шевелись, - устало сказал Феанор. - Подожди, пока я с ногой хоть как-то закончу.
- Где все?! Что произошло?! Где я?!
- Ты - в своем собственных покоях, - сквозь зубы ответил Пламенный. - Произошло… поединок с моим братом, а потом тебя вознамерились развоплотить орлы… - он напрягся, его пальцы свели края раны и Мелькор почувствовал, как по ноге побежали огненные мурашки. - Все майары, вероятно, за дверью… за исключением Анкаса и Глаура, местонахождение которых… - Феанор перехватил рану чуть выше и всё повторилось, - мне неизвестно… Да и не интересует оно меня. Я просил не дергаться!
- Давно ты..?
- Полдня.
Феанор осторожно провел пальцами по свежему шраму, словно проверяя, не разойдется ли.
- Ну вот, - сказал он с довольно мрачным видом, - я сделал всё, что мог. Это много больше чем достижения Ирбина с Вьяр, но, не стану тебя радовать, меньше чем хотелось бы.
- Спасибо тебе, - тихо и искренне сказал Вала. - Я не ждал… не предполагал даже…
Феанор на это никак не отреагировал.
- Мелькор. Мы с тобой - любители вскакивать при первой же возможности, не дожидаясь, пока раны нормально заживут. Меня в сходной ситуации кто-то грозил привязать к ложу; я угрожать не буду, но полежать хотя бы пару дней очень советую.
- Разберемся, - Восставший был явно уязвлен холодностью нолдора.
Тон Пламенного был будничным, деловым:
- Всё, что было от Рингиля, я убрал. Беда в том, что за эти века меч довольно сильно изменился - и вот это я убирать не рискнул. Придешь в себя - посмотришь. Тебе становилось гораздо больнее, когда я пытался что-то делать; но возможно, ради избавления от долгой боли стоит перетерпеть краткую. Если решишь и тебе понадобится моя помощь - я готов. Раны тела я убрал все, кроме бедра. Предсмертный удар, сам понимаешь… мой братец всю душу вложил в него. Боюсь, ты будешь хромать. Я дольше всего провозился с бедром - и способа исцелить его не нашел.
Темный Вала приподнялся на локтях:
- Зачем? Зачем ты это стал делать - сейчас?
- Мне еще раз напомнить тебе про угрозу привязать к ложу? - чуть улыбнулся Пламенный. Так протягивают руку для примирения.
- Сводишь старые счеты? - попробовал усмехнуться Восставший.
Усмешки не вышло: свежие шрамы на лице.
- Еще скажи, что я наслаждаюсь твоим бессильем, - Феанор привычно скривился, потом, посерьезнев, сжал руку Мелькора:
- Считай, что я просто вернул долг.
- Только? - приподнял бровь Мелькор.
Пламенный покачал головой и встал:
- Там, за дверью, извелись уже. Если я не скажу им немедленно, что смог помочь тебе, они меня порвут в клочки. А мне бы этого не хотелось, - Феанор собрался выходить. - Всех впустить сразу или как?
Мелькор представил себе, как майары входят и видят его - едва пришедшего в себя.
- Нет. Не всех. Пусть…
Вала на мгновение задумался. Огонек действия мелькнул в его глазах. Недобрый огонек.
"Это поможет! Я смогу быстро восстановить силы!"
- Что - "пусть"? - переспросил Феанор.
- Пусть Вьяр придет.
Пламенный распахнул дверь и остался стоять, загораживая проход:
- Всё в порядке, но - только Вьяр.

49

Я так надеялся, что у него ничего не получится.
Чем меньше у него выйдет, тем лучше. Мелькор останется калекой, а я получу прекрасную возможность заслуженно покарать этого… горе-целителя.
Только не стал бы Пламенный идти наперекор всем нам, не будь он уверен в себе.
Да и сейчас - даже если он преувеличивает, что "всё в порядке" (а он наверняка преувеличивает!), всё равно - ему удалось больше, чем мог бы сделать Ирбин.
Жаль.
Всё складывалось так удачно: Мелькор заперт в изуродованном теле, его Музыка почти не звучит… и Первый Помощник действительно превращается в Первого.
Этого не будет. Уже не будет. Пока не будет?
Посмотрим, чего именно смог достичь его нолдор. Игра не выиграна, да. Но - отнюдь не проиграна.
Посмотрим.

50

- Вьяр… - Мелькор приподнялся. - Иди ко мне, любимая…
"Любимая?! Он никогда раньше…"
- Вла… Мелькор…
- Ты нужна мне, Вьяр…
Голос Мелькора, слабый и едва слышный, заполнял собой всё.
- Ты хочешь - сейчас? - майэ сама не понимала, что ее пугает. - Но ты слишком…
- Не как Воплощенные, Вьяр. Как Стихии. Ведь ты любишь меня, Вьяр?
Омут. Водоворот, смертельно опасный и неумолимо притягательный.
- Я? Да, я люблю…
- Так будь моей…
Шепот. Вкрадчивый, завораживающий, подчиняющий… уже нет своей воли, есть лишь его власть, и невозможно, нет сил противиться, он - господин, он - хозяин, ему можно только повинова…
- Откройся, Вьяр… наша Музыка сольется…
- Мелькор, я…
- Ты моя, Вьяр-р-р… - шепот. - Ты ведь любишь меня… Да?
- Да…
Черная молния разрывает ее Музыку. Черное, фиолетовое, багровое…. что перед этой мощью ее слабые отсветы зеленого и золотого? Сила, выдирающая робкие ростки - чтобы насыться ими, сила, рвущая и пожирающая, голодная и всевластная сила…
- Властелин! Мне больно! Не надо…
Жажда мощи. Ненасытимая, всепоглощающая. Существую только Я! Вы, всё, что вовне - пища моя! Я - всесилен, вы - лишь мяс-со для меня!
- Мелькор, пощади!
Черные молнии бьют в корчащийся под их ударами цветок. Ты - моя. Ты - существуешь только для меня! Я - властелин твой, я могу брать тебя так, как пожелаю!
- Мелькор, пожа…
Пожалей?
Пожалуйста?

51

Я нашел ее в коридоре. Безжизненная змейка… словно пустая кожа.
Вьяр!!
Вьяр, девочка моя… что он сделал с тобой?!
- Он выпил ее силу, - услышал я за спиной знакомый голос.
- Тильд? Что ты здесь делаешь?
- Сую нос не в свои дела, - равнодушно ответил Кот. - Давай отнесем ее ко мне, Первый.
Я хотел возразить, но не успел:
- Нет, - прервал меня он. - Именно ко мне. Мелькор не знает о ваших отношениях - и пусть не узнаёт. Я сказал: ко мне! Тебе просто некогда с-с-спорить со мной! - прошипел он. - Слуш-ш-шайся меня, если тебе дорога Вьяр!
- Держись за меня, - рявкнул я в ответ. - Пойдем сквозь стены.
- Это разумно. Давай!

52

Спи, котенок.
Мой маленький серый котенок.
Пусть тебе приснится заросший пруд
Под пологом седого тумана.
Серая цапля медленно машет крыльями,
Серая цапля роняет перо в туман.
Беззвучно канет перо в туман,
Беззвучны круги по воде.
Спи, котенок.

Я пел. Как давно последний раз я творил настоящую Песнь!
Всё-таки у Нэссы я многому научился. Она лучше лучших чувствовала движение жизни.
Придет зима, снегом заметет пруд -
Белым снегом под тусклым зимним солнцем.
Нет ничего на свете мягче того снега -
Совсем не холодного, невесомого, как пух.
Вокруг тебя только пушистый снег,
Нет ни солнца, ни звезд,
Ни света, ни мрака,
Ни радости, ни боли.
Спи, котенок.
Да, Первый. Да, отдавай Вьяр свою силу. Малышка почти развоплощена, но в этом "почти" - остаток ее жизни. Мы вдвоем сумеем спасти ее - ты даешь силу, я направлю ее. Вьяр вернется к нам.
Ты - маленький комочек усталости
В моих сильных ладонях,
В моих тяжелых ладонях.
Я защищу тебя от любой беды.
Я закрою тебя от любого горя.
Спи, котенок.
Кобра свернулась клубочком - и спит. Это не беспамятство. Это глубокий сон.
У нас получилось.
А ты мощен, Первый. Столько отдать ей… я бы так не смог. И сил у меня столько нет - да и не стал бы я так растрачивать их.

53

- Всё, - устало сказал Тильд. - Она спит. Уходи, Саурон. Немедленно.
- Почему?! Я…
- Ты, - зашипел Кот ему в лицо, - сейчас пойдешь и устроишь нагоняй кому-нибудь. Неважно, кому. Главное - громкий и шумный, чтобы весь Ангбанд знал, кем именно Саурон недоволен. Ш-ш-штобы весь Ангбанд знал, ч-щ-щем именно ты занят.
- Ты думаешь…
- Первый, кому из нас нуж-ш-шна Вьяр - мне или тебе?! Если Мелькору станет известно, что она дорога тебе… - Тильд выдержал паузу и язвительно добавил: - В общем, брысь отсюда!
- Уши обгрызу, - мрачно пообещал Саурон и послушно вышел.

Глава 11. Повелитель Мори

...Мне дела нет до грез, что властвуют на свете,
Мне дела нет до слез и радужных идей.
Вокруг реальный мир, вокруг реальный ветер
И около трехсот плененных лошадей.
И я лечу вперед, и по бетонной глади
Несется моя мысль - чуть дальше по пути:
Сложилось так, что я всегда немного сзади,
Так вышло, что она немного впереди.

...Да, мысль моя сильна, резерв ее бесчислен,
На я - в конце концов, я тоже не щенок!
Я должен победить в единоборстве с мыслью!
Я делаю рывок, еще один рывок...
Ого! Вот это дал! Теперь уж не до смеха.
Как жутко я рванул - и выжал все до дна,
И мысль свою к чертям с размаху переехал,
И вырвался вперед - и ей теперь хана.

Ее забили в пыль, на оси намотали,
Ее смели в кювет, закинули в овраг.
Она могла ожить, но лошади стоптали.
Выходит так, что я сегодня в лидерах.
Пусть я теперь глухой, пусть я теперь незрячий,
Но призрачной черты уже почти достиг.
Я разум потерял, неровный и горячий,
Но вынесет меня холодный мой инстинкт.

Окончился вояж на бурках и на сивках.
Спадает на лицо усталости покров.
А мысль мою несут, сложивши на носилках
Останки и куски, истерзанные в кровь.
М. Щербаков. Неугасающей памяти Владимира Высоцкого
посвящается

1

Изо дня в день, из года в год, из века в век - одна и та же лестница. Подчас эта винтовая лестница в башню кажется бесконечной. По ней ходят только трое. Феанор. Мелькор. И я.
Никто, кроме Мелькора, ни разу не поднялся к Государю. Майары его ненавидят, прикрывая ненависть к равному маской презрения к низшему. Они полагают, что их ненависть - тайна. Напрасно: чувства господина волнами разносятся среди слуг.
А я - слуга. И вижу многое.
Орки Государя боятся. Правильно делают, в общем. Кажется, когда-то, еще до меня ему служили орки. Что ж, сколько я у него живу, ни один орк не поднялся по этой лестнице.
А пленные нолдоры… они тоже опасаются его. Но - иначе. Так человек страшится темной комнаты. Страшится неизвестности. Страшится того, чего не может постичь.
Обитатель Ангбанда - и не враг им. Как глупо бояться именно его! Но боятся. Потому что не могут понять. Чем добрее он с ними, тем сильнее их страх. Отдай их на произвол любого из темных майар - хозяин вызывал бы у них ненависть, но ни капли страха.
Они не решаются поверить своим глазам. Не решаются поверить, что Мастер действительно желает им блага, а не прикрывает видимостью заботы коварные планы. Даже те, кто в Ангбанде веками, - не решаются всё равно.
Кажется, я начинаю ненавидеть их за этот страх.
Кажется, они начинают бояться меня.

2

Заживлять раны Ангбанда - или нет?
Ответ на этот вопрос - смешон: смотря кому сейчас принадлежит Ангбанд.
Сейчас - и в будущем.
Если Ангбанд мой - заживлю. Если у Мелькора слишком мало сил, чтобы действительно быть Властелином, а не называться им.
Если же нет, если он силен и Ангбанд - его, то при чем здесь я? У меня мои воины, и пусть я когда-то был майаром Ауле, но давным-давно забыл, каково это: петь горы.
После того, что он учинил с Вьяр, он ни-че-го от меня не получит! Пусть рушится Ангбанд, пусть хоть войска Амана высаживаются - я ни одной мелодии не спою ради него! Ради Тарис, ради Вьяр, ради этого рыжего мерзавца - ради любого них мы с Даргом перегрызем любую глотку и споем любую Песнь.
Но не ради Мелькора.
Зовет? Как кстати.
"Да, Властелин? Да, конечно, спешу к тебе".
Интересно, как-то он меня встретит…

3

Я был несправедлив к нему - а он меня спас.
Я видел, как он вцепился в того орла. Таринвитис ему только помогла. Я обязан Саурону.
Сначала он хотел выйти на этот бой вместо меня… я еще не понял, что мне нельзя биться, а он пытался удержать меня, закрыть собой.
Потом - спас от орла.
А ведь разлад между нами был так велик…
Ты действительно - Первый Помощник. Теперь мы будем снова действовать сообща, как раньше.
И ты, и Феанор - вы оба не словом, но делом доказали, чего стоит ваша дружба!
Я слишком рано счел, что оказался в одиночестве.

4

- Осмелюсь узнать у Пер-мрр-рвого Помощника Властелина, - Тильд был убийственно почтителен, - чем он так доволен?
- А с чего мне грустить? - засмеялся Саурон.
- Ах да… - шут снова поклонился, - как же, слышал: примирение на весь Ангбанд, возвращение всех милостей и обещание похода на Хифлум в подарок лучшим из орочьих гвардейцев…
- Что в этом смешного? - резко спросил Повелитель Воинов.
- Смешного? Прости мою прямоту, но - смешон ты, если во всё это веришь.
- Кот!!
- Кот, - согласился Тильд. - Я - кот. М-ррр-рм. Я мурлычу, потому что я кот. Ты - волк. Ты рычишь и хочешь съесть меня, потому что ты - волк. А Властелин - он меняет свое слово десять раз на дню, потому что он - Властелин. Меня ведет любовь к забавам, тебя - любовь к битвам, а Властелина - привычка потакать мгновенной прихоти.
- Но я спас…
- Спас. В это поверил весь Ангбанд. Даже я так и не понял, где ты солгал.
- Шут, ты..!
- Первый, - сейчас мальчишеский облик Тильда казался детской одеждой, неизвестно зачем натянутой на взрослого, - я лучше других знаю, до какой степени ты его ненавидишь. Послушай меня: беги. Беги немедленно, пока он доверяет тебе.
- Бежать?! Мне?! Первому Помощнику?
- Саурон, как ты не понимаешь: тебе неизбежно придется уйти из Ангбанда. Одно из двух: либо ты поторопишься - и тогда сам сможешь выбрать, как тебе уйти, либо опоздаешь - и тогда это будет решать Мелькор. Третьего не дано.
- Я бы ушел… раньше, но не сейчас. Мое положение снова прочно…
- Ага, прочно. На два дня? Или на целую неделю?
- Если Ангбанд так плох в твоих глазах, почему ты не бежишь сам?!
- Я? Мр-мяу…
- Но ты мне сам говорил о том, что хочешь бежать!
- Я?! Говорил? о том, чего я хочу?!
Саурон непонимающе воззрился на него.
Тильд посмотрел ему в глаза самым невинным мальчишеским взглядом, на который был способен… златокудрый ребенок, шаловливый и наивный, но такой милый… и безобидный:
- Пер-мрр-рвый, разве с того дня, когда я впервые мурлыкнул у врат Утумно, я хоть раз сказал о том, чего хочу - я?

5

А я-то считал тебя умным.
Напрасно.
Ты, в сущности, такой же, как Мелькор. Бездна самоуверенности - и крохи ума.
Он съест тебя, Саурон. А ты не хочешь этого видеть.
Он ведь не одного тебя съест. Таринвитис, Вьяр, Дарг… их тебе не жалко?
Ну что ж.
Я сделал для тебя больше, чем для кого бы то ни было за всю мою жизнь и в Утумно и в Ангбанде. Ты не захотел - твое право.
Уходить одному - на такую глупость я не способен.
Если ты образумишься и уйдешь сам - я буду с тобой. Ты силен, Первый. Ты сильнее, чем сам о себе думаешь.
Но если ты допустишь, чтобы Мелькор поглотил тебя, - я-то выживу в Ангбанде. Я шут, на меня гневаться глупо…
Эх, Первый… ведь погибнешь ни за что… досадно, ррр-мяв!

6

Наша жизнь нравится мне всё меньше. Словно вынули стержень, и всё, что на нем держалось, не рассыпалось только случайно. Но в любой миг может.
Государь чем-то занят. Я не стал беспокоить его, спустился к пленным.
Всё как обычно. Кто-то работает. Несколько новых лиц, на двух-трех ненависть к Ангбанду и всем его “рабам” написана так явно… надо отправить их фрукты нам растить. Кстати, и самому зайти туда - набрать Государю корзину чего-нибудь сочного.
Гм. Уходя, я ему оставил еду и питье на столе. Надеюсь, поест без меня. А то последнее время он что-то забывать о еде стал. Совсем.
Я подобрал, сунул в поясной кошель несколько камней, неудачных для мастеров и необходимых нам.
Я чувствовал, что рядом бродит мысль. Важная. Единственно правильная. И не ловится.
Надо поработать. Поможет.
- Позволишь мне присоединиться? - спросил я одного из нолдор. Он трудился над светильником.
- Разве мне дано возражать? - приподнял бровь он.
- Разумеется, - удивился я. - Просто, мне кажется, подмастерье тебе сейчас не помешает, а я ищу, с кем бы поработать в паре.
- Повелителю не говорят “нет”, - ответил он.
“Повелитель?” Я?!
Государя так воспринимать - еще куда ни шло, но я?!
Но сработались мы с этим мастером довольно быстро. Ему действительно не хватало помощника. Почему он не попросил никого - не знаю. А только я держал ему щипцы, и работал молоточком, и качал мехи… Светильник превращался в ветвь странного остролистого растения, и я даже рискнул предложить добавить пару этих длинных листочков. Стало лучше.
Я вдруг подумал, что если повесить эту красоту на стену возле нашей двери, то Государь рано или поздно заметит… и я даже скажу ему, что это наполовину моя работа, что я не только камни гранить могу…
В конце концов, мастерам известно, что они работают на Ангбанд. Ну вот и станет этот светильник собственностью кое-кого из жителей Ангбанда.
- Если ты не слишком против, я заберу его.
- Отцу подаришь?
- К-кх-кому?!
Я чуть молот не уронил.
- Повелителю Феныргу.
Уронил.
Что наши землепашцы подслушали орочье имя Государя, я знал. Я знал, что его считают темным майаром. Это всё не новости. Но я - его сын?!
- С чего ты взял, что он мой отец?!
- Видно, - пожал плечами мастер. - Ты движешься так, как он. Говоришь так, как он. И рисунок узора у вас схожий.
- Может быть, - против воли, мой тон был насмешливым, - ты знаешь, кто моя мать?
- Знать - не знаю, но догадаться просто: пленная нолдиэ. Ты же чистый нолдор по виду.
У меня пол закачался под ногами.
Что они позволяют себе про меня сочинять?!
Я такой же, как они!
Такой же? - услышал я в душе насмешливый голос. - Мори, помощник Повелителя Фенырга - такой же пленный?!
“Да, такой же! Просто я смог стать свободным в плену, а они все - не захотели!”
Что, конечно, ничего не меняет.
Этот мастер сегодня назвал меня - Повелителем.
Уголька здесь не помнит никто. Тиндил его знал… только он уже, наверное, мертв. Не видел я его давно среди землепашцев… правда, не слишком хорошо искал, но… Зная его нрав, легко понять, что он попытался бежать - пока была эта возможность. И погиб.
И лишь немногие, да и то мельком видели того мальчишку, которого забрал когда-то Мастер. Уголька не вспомнить никому.
Я - Повелитель.
Это говорю не я. Это они сказали. Они признали мою способность повелевать ими. Они, с трудом скрывая ненависть, готовы мне подчиняться.
Так что прикажешь, Повелитель Мори?

7

Дела войны не слишком…
Не слишком плохи? Не слишком хороши? Просто - "не слишком".
Успехи Ангбанда лишат меня помощи Феанора. Успехи нолдор рассорят меня с Сауроном. А вот это "не слишком" меня более чем устраивает.
Как всегда, я побеждаю. Сейчас моя подлинная победа - вялая война. Ни успех, ни поражение.
Ни то, ни сё.
Отступление на востоке… чтобы не назвать его бегством орков. Ха, они сами виноваты -захватили огромные земли, но не смогли удержать. Разве станет армия Ангбанда помогать этим презренным?!
Тут со мной даже Саурон не поспорит.
Этот ученик Охотника… мне бы такого стратега! Сдать страну - чтобы через полгода вернуть ее почти без потерь.
Хорошо, что его нет на западе. Там-то мы ведем бои… потихоньку.
Я пообещал Саурону наступление. Но я не обещал, что оно будет скоро.
Война не прекращается. Если это можно назвать - войной!

8

С севера подъехало трое братьев (Келегорм ездил на Химринг за старшими). С юга - близнецы и с ними Карантир. Куруфин ждал их.
- Спешимся, - сказал Келегорм, соскакивая с коня. - А то можем орков спугнуть.
Остальные последовали его примеру.
- Как дичь? - спросил Неистовый у Куруфина.
- Всё в порядке. Три дня их никто не трогает. Топают к Келону.
- Что, вплавь собрались? - удивился Маглор.
- Истоки рек сейчас небезопасны... - с нарочитой печалью проговорил Амрод.
- Идемте, - кивнул всем Келегорм. - Всё-таки зрелище: последние орки переправляются через Келон. Когда еще доведется увидеть подобное?
- Надеюсь, скоро - в Таргелионе, - нахмурился Карантир.
- Обсудим позже, - Неистовый положил руку на плечо брата.
Маэдрос не проронил ни слова.
Сыновья Феанора пошли к реке. Рядом с ними бесшумно скользили серые тени - охотники Эстолада.
Келегорм едва уловимым движением губ приказал:
- Спускайте псов.

9

Ну вот, собственно, и всё. Я не победой над орками горжусь, нет. Эти трусливые твари, нападающие стаей и одолевающие лишь числом, - дичь для учеников Охотника. Не перед ними я отступил, когда меня вытряхнули из Аглона, как вытряхивают из котомки завалившуюся вещь.
Мы отступили перед майарами, драконами, балрогами. С ними нам воевать. К войне с ними нам готовиться.
Ага, псы завалили всего пару-тройку орков, прочие с берега попрыгали. Плывите-плывите, счастливой дороги! Главное, побольше рассказывайте о страшном Эстоладе, который вы взяли без боя... и без боя же отдали.

10

Карантир вырвал лук у Амрода, выстрелил. Один из орков скрылся под водой. Мрачный потянулся второй стрелой, но Келегорм остановил его:
- Дай им доплыть.
- Но почему?! Они - враги!
- Они-и-и?! - Келегорм рассмеялся, не разжимая губ. - Они по эту сторону Келона - добыча, а по ту - жалкие беглецы. Живая легенда о нашей силе. Страх перед нами, который войдет в войска Врага.
- Ладно... хмуро ответил Карантир, возвращая лук.
- Маэдрос, - Келегорм чуть поклонился, - все земли от Химринга до Амон Эреб снова наши.
- Да, брат, - тихо ответил Высокий, - это сделал ты.
- Это сделал ты, брат, - возразил Неистовый, - ты, когда заставил меня отступить.
- Не хочешь ли теперь прогуляться по Таргелиону, великий охотник? - на лице Мрачного не было ни малейшей радости от освобождения Эстолада.
- А вот это и надо обсудить, - сдержанно ответил Келегорм. - Давайте вернемся в лагерь, там нас ждет ужин. И разговор.

11

Мы сидели всемером у костра. Ночь, звезды. Огонь рвется в черно-синее небо.
Колено к колену, плечо к плечу - все семеро. Хорошо... давно так не было.
Говорит Келегорм. Изредка на меня поглядывает - мол, не возражаю ли? Какой ты стал послушный, брат, - после моего поединка с той майэ!
Гм. Похоже, я ангбандской воительнице сильно обязан: не вызови она меня - многое сейчас было бы гораздо хуже. Попросить, что ли, отца мою признательность ей передать?!
Тошно.
Неистовый думает, что мы успешно сражаемся с Ангбандом. Мой бедный брат, я промолчу... я не скажу тебе, что мы Ангбанду - служим. Я не скажу, чью волю мы исполняем. А приказ прост: мы семеро должны остаться в живых любой ценой. Любой. Нолдоры, орки... это такая мелочь в глазах одного из военачальников Моргота.
Нашего отца.

12

- Карантир, выслушай меня внимательно. Да, мы в силах отвоевать Таргелион, но я бы не советовал тебе это делать. Огромные земли Эстолада снова наши, и если к ним добавится весь Таргелион - это может вызвать новый удар по нам. Удар тех, кого мы не можем одолеть.
Келегорм выдержал паузу и веско произнес:
- Ты готов отразить балрогов и драконов, мой брат? Я - нет.
- Что же ты хочешь? - медленно спросил Мрачный.
- Оружия! Оружия против тех, кому мы все, кроме Маэдроса, показали спины. Заклятые стрелы, способные убивать балрогов, копья, пробивающие драконью чешую, мечи, рассекающие чары ужаса.
- Хо-ро-шо... - задумчиво проговорил Карантир. - Этим можно заниматься и в гномьих мастерских.
- Мы медленно будем отвоевывать Таргелион. Но повторяю: медленно.
- Я понял.
- А для проверки оружия орков себе налови, - улыбаясь, предложил Куруфин. - Или, чтобы ты не отвлекался, мы тебе наловим.
- Не откажусь.
- Нет... - прошептал Маглор. - Нет... вы что, хотите уподобиться Врагу?!
- Мы хотим победить Врага, - сурово ответил Келегорм. - А для этого хороши все средства. Впрочем, если Маэдрос возражает...
Высокий промолчал.

13

Мне холодно.
Этого не может быть? майэ не может замерзать, как Воплощенная?
Наверное, так чувствуют себя деревья - осенью, когда соки жизни замирают в них, когда листья сохнут, медленно умирая и падая на землю…
Вы жалеете меня - Тильд, Хенола (надо же, я и не предполагала, что у бесшабашного шута есть возлюбленная!), Дарг, Таринвитис… И только с одним мне бывает тепло.
Ты отдаешь мне свою силу, Первый? да?
Не отвечаешь…
Все зовут тебя Жестоким, да и я совсем недавно считала, что добрым ты не бываешь - ни к кому и никогда. Ты приказал мне - и я исполнила приказ… ты мною как из лука выстрелил.
Стрела сломалась, не пробив мишени.
Я и предположить не могла, что ты не выбросишь сломанную стрелу. Что ты пожалеешь меня. Не так, как жалеют они все, - участливым взглядом, ласковым словом, от которых ничего не меняется. Ты не умеешь испытывать чувств, ты только действуешь, Первый. Твоя жалость - дело: силы, которые ты переливаешь в меня.

14

Я забрался в какую-то дальнюю пещеру (добытые камни рассматривал), когда привезли еду. Моего появления в общей зале мастера не ждали, а я пошел туда тихонько, чтобы посмотреть на них со стороны.
И мне очень не понравилось то, что я увидел.
Никаких ограничений на общение между мастерами и землепашцами не было. Возможно, орки бы не пустили к мастерам нолдора с пустыми руками - но достаточно набрать корзину снеди и - идти и говорить. О чем угодно и с кем угодно.
Нет, это не подстрекательство к бунту - бунтовать бесполезно. Это разрушение того настроя, что дает творчество.
Это отсечение пути к свободе. К настоящей свободе, которая внутри, а не вовне.
Ну, каков будет приказ Повелителя Мори? - ехидничал внутренний голос. - Как избавить мастеров от общения с бунтарями?
Не знаю. Пока не знаю.
Я вышел в освещенную часть пещеры. Разговоры стихли.
- Возвращайтесь к себе, - приказал я землепашцам. - А я с вами пойду.
Пошел.
Молча облазил все их сады, набрав ту самую корзину фруктов. Старательно делал вид, что пленные меня не интересуют. А сам смотрел - искоса.
Во многих бунт перегорел. Ангбанд попросту сломил их. У мастеров была главнейшая из опор - творчество. А этим опираться стало не на что. Бежать невозможно. Бороться? - против кого?! Против гор, свивающих тропинки в петли?!
Нет противника. Нет цели.
Были, конечно, и неперегоревшие бунтари. И этих мне захотелось отправить куда-нибудь, где с ними не будет общаться никто. Совсем никто.
Отправить куда-нибудь…

15

Мори, неся корзину, тихо вошел в кабинет Феанора.
Тот склонился над большим столом, выкладывая на нем мелкими черными камнями узкую и длинную полосу рисунка. Камни были разными - тепло-черный сердолик и матовый гагат, резко блестящий гематит и сероватый обсидиан… Мори всегда поражался способности Феанора превратить черный камень - в многоцветье.
На углу стола стояли кубок вина и блюдо орехов.
Нетронутые.
- Да что ж ты делаешь, Государь?! - в отчаянье воскликнул Мори.
Тот, погруженный в работу, понял его совершенно превратно:
- Узор для парадной туники делаю. Два века ходить в одном и том же - всё-таки неправильно. Надо новую сделать, понаряднее.
Мори встал у стола и, показывая рукой на кубок, спросил настолько сурово, что, услышь такой тон мастера, они бы испугались:
- Государь, это что такое?!
Феанор соизволил оторваться от работы. Посмотрел на Мори, на кубок, приподнял брови, оценив тон юноши, - и медленно сел в кресло, всем своим видом показывая, насколько этот разговор его забавляет:
- Я полагаю, что это кубок.
- Правильно. - Мори не собирался сдаваться. - А что с кубком делают, ты знаешь?
- Просвети, - насмешливо поднял бровь Пламенный. - Буду знать.
- Пьют из него! Пьют то, что налито! - юноша не выдержал, сорвался в крик. - Ты что, уморить себя хочешь?!
- Мне всё равно, - совершенно спокойно ответил Феанор.
- Государь…
- Мне всё равно, Мори, жив я или мертв. - Он смотрел куда-то в потолок. - Для своего народа я - тюремщик, для друга - помеха, для всех прочих - "ненавистный нолдор". Раньше я знал, что сдерживаю войну; теперь я вижу, что война начнется или не начнется независимо от меня. Возможно, я зря тогда не шагнул со скалы.
- Государь, а я?! - в голосе Мори послышались слезы. - Я разве совсем не стою того…
Он осекся.
Кто он такой, чтобы Феанор жил - ради него?
Феанор опустил глаза, как-то странно хмыкнул. Закусил губу.
- Ладно, давай сюда еду, - сдался он.
- Ты посмотри, каких я тебе фруктов набрал! Только что из сада! Один к одному…
- Хорошо, малыш. Спасибо, - он взял яблоко.
- Ведь это вкусно! Ну почему ты ешь только, когда я тебя… - он чуть не сказал “заставляю”, но вовремя поправился: - уговариваю?
- Малыш, я вполне могу обходиться без еды. Она просто не нужна мне.
- Можешь, но…
- Перестань. Твоя забота становится назойливой.
- Государь, но ты ведь так нужен нам!
- “Нам”? - Феанор замер с яблоком в руке. - Кого ты включаешь в это “нам”? Мелькора?
Мори покачал головой:
- С Мелькором вы сами разберетесь.
- Тогда кого?
- Маэдроса.
- Что?! Откуда ты знаешь?
- Если честно, - Мори распрямился, равно готовый и к похвале и к гневу, - окончательно узнал я только что. Ты подтвердил мои догадки.
Феанор усиленно захрустел яблоком. Потом потребовал орехов. Выпил вина.
Мори ждал.
- Как ты догадался? - спросил Государь, перестав делать вид, что занят едой.
- Это было несложно. Маэдрос не ведет войны против Ангбанда. Маэдрос был здесь. Этого достаточно.
- Есть еще что-то? - сощурился Феанор.
- Есть. Палантир. Он смотрит в палантир на тебя. И ты это знаешь.
Мори даже не спрашивал.
- И ты это знаешь тоже, - Феанор медленно выдохнул, кивком показал на пол рядом с креслом. - Сядь.
Мори подошел, сел.
Феанор запустил руку в его волосы, потрепал их.
- Ты ошибаешься, малыш. Маэдросу я нужен мертвым…
- Государь, Маэдрос так и не начал войны. Он и Финголфина сдерживал. Такое можно сделать только из любви.
- Но война всё-таки разразилась… - горько выдохнул Феанор. - И все мои попытки создать из пленных щит от войны рассыпались прахом…
- Государь, - тихо спросил Мори, - ведь тебе сейчас совсем не хочется заниматься пленными?
Феанор тяжело вздохнул.
- Тогда пусть они станут моей заботой. Захочешь поработать в мастерских - спустишься. А нет - так и не думай о них.
- Малыш… ты серьезно?
- Да. Так ты разрешишь мне заняться ими?
- Я буду тебе благодарен. Очень.
Мори опустил голову, чтобы Феанор не увидел блеска его глаз.

16

Вьяр.
Кажется, я совершил ошибку.
То есть ошибкой это не было, я должен был тогда быстро восстановить силы - и избрал наилучший способ. Но девочка оказалась слишком слаба…
Я плохо помню, в каком состоянии оставил ее.
Ссора с ней мне совершенно не нужна. Вьяр неплохо развлекала меня - и я не отказался бы это продолжать.
Она меня сторонится. Надо сделать ей подарок - и всё будет как раньше.
Подарок… например, ожерелье.
Золото, яркие камни.
Пусть гордится… ошейником, ха!
Разумеется, я не стану тратить силы на то, чтобы спеть это. Золото возьму у Ронноу, а камни… камни лучше взять у Феанора.

17

Мори в задумчивости бродил по нолдорским мастерским. За эти века они стали разветвленной системой подземных залов. Новый Повелитель пленных забирался в самые дальние, необработанные пещеры, в почти всегда пустующие штреки и спуски, думая, ища, так и этак решая свой вопрос.
В коридоре, которым ходили те, кто приносил еду, обнаружился боковой проход. Мори, взяв горный светильник, пошел туда - и увидел новую пещеру, за ней еще одну и еще, но из последней, кажется, дальше пути не было.
Юноша боялся поверить в удачу. Он облазил буквально каждый камень в этих подземных залах, проверяя, точно ли здесь тупик. Ходов не было. И всё же Мори сомневался. То, что мог пропустить он - неприметную расщелину - обязательно найдут пленные бунтари. Повелитель Мори не имел права на ошибку.
Он встал посреди пещеры и... сам не мог объяснить, что именно сделал. Так он выходил на осанвэ с Мелькором. Сейчас ему нужно было осанвэ с Ангбандом.
Юноша выдохнул - и увидел. Не глазами. Перед его мысленным зрением предстали эти камни - живые, грозные, готовые сокрушить того, кого им повелят уничтожить: он увидел серые нити подземных галерей и пустоты пещер... а там, далеко, билось багровое сердце Ангбанда, мрачный огонь в Тронном зале - и от него рдяными сполохами разливалась Сила, входящая в каждый камень, каждую рудничную жилу, каждую спетую стену и башню, каждую...
Мори рухнул на пол - осанвэ с Ангбандом оказалось не по силам юноше-нолдору. Но теперь он точно знал: из этих пещер нет других выходов. Они вполне годятся для того, что он задумал.

18

Смогу ли я убедить эти камни? То, что я хочу, принесет Ангбанду пользу. Серьезную пользу. Камни должны послушаться меня.
Должны, хм! Кто я такой?! - Вала, майар, Воплощенный Пламень?! Я обычный нолдор, бывший пленник!
Бывший.
Ангбанд слушался меня. Я приказывал открыть мне дорогу к Мелькору - и она мне открывалась. Я тянулся мыслью к Властелину - и дотягивался. Я возражал ему - и переубеждал его. Так почему я сомневаюсь, что смогу переубедить эти камни?!
Государь учил меня общаться с камнем. Да, Государь бы смог... только вот ему совсем нельзя знать о том, что я задумал! Как он говорит? - почувствовать душу камня, ощутить жизнь, текущую в нем, и - направить.
Нет, со всей пещерой я не решусь проделать это. Боюсь, не справлюсь. А вот вход...
Мне нужны только эти глыбы - слева, справа, сверху. Услышать их, только их! Ну же... если возможно осанвэ с Мелькором, если возможно осанвэ с Ангбандом, то с этими камнями - и подавно!
- Вы, спящие ленивые чудища! Проснитесь! Разомните ваши лапы. Разлепите ваши глаза. Разогните застывшие неподвижно спины. Станьте стражами входа!
Вы шевелитесь... нет, камни неподвижны, но я чувствую, что изменилось течение огней жизни внутри них. Эти глыбы - действительно звери. Страшные для того, кто будет назван их врагом, но ручные для... повелителя.
- Изо всех, кто сюда войдет, наружу не должен выйти ни один! Они не должны видеть выхода. Они не должны видеть вас. И оркам не показываться. Пропускать только меня. И тех, кого я приведу.
Звери... огромные, ужасные звери, покорные или... благодарные? благодарные мне за то, что вывел их из тысячелетнего сна?

19

- Государь, я могу поговорить с тобой?
- Да, Мори, я слушаю.
Юноша растерялся. Он шел, уверенный в каждом слове, которое скажет... но вот этот спокойный, почти безучастный тон Феанора...
Феанор взял с полки светильник - медный дракончик свернулся кольцом, приподняв голову. Пламенный провел пальцами по его пасти, и фитиль, хитро закрепленный между медными челюстями, вспыхнул. Феанор сел в кресло, поставил светильник на стол. Погладил чеканку чешуи дракончика.
- Что у тебя, малыш? Что-то не так у мастеров?
- Н-нет, там всё в порядке...
- Тогда что случилось?
- Я хочу поговорить с тобой, Государь.
- Ты уже говоришь, - улыбнулся Феанор.
Подумал, сощурился:
- Пожалуйста, принеси мне из мастерской маленький черный ларец.
"Ну вот, опять, - закусил губу Мори. - Опять примется работать и я опять не скажу ничего!"
Ларец он принес.
Феанор стал разбирать камни, выкладывая на столе какой-то непонятный пока рисунок.
- Да, малыш, так ты хотел поговорить. Говори, я слушаю.
"Да ничего ты не слушаешь! Смахнуть бы сейчас твои камни со стола! Хоть раз увидь меня, живого, а не эти... ну, они тоже живые, но..."
- Что случилось, Мори? - Феанор отвлекся от камней и посмотрел на юношу в упор.
- Ничего... ничего нового, Государь. Просто... мне иногда очень хочется поговорить с тобой, а ты всегда занят.
Феанор нахмурился, но перебивать не стал.
- Государь, тебе же хочется сказать многое, очень многое. Мелькору ты этого сказать не можешь. Но почему не хочешь сказать - мне? Ведь я же - рядом.
Пламенный молчал и хмурился.
- Я не слепой, Государь. Я вижу, что тебя что-то грызет изнутри. Я догадываюсь, что. Почему ты не хочешь разделить на двоих эту ношу?
- На двоих… - Феанор запрокинул голову, закрыл глаза. - Зачем тебе это нужно, малыш?
- Не мне. Тебе. Это нужно тебе, - твердо повторил Мори.
- Сядь.
Привычно опускаясь на пол возле кресла Феанора, юноша вдруг понял, что давным-давно кто-то уже сидел у ног Государя… вот так? да, кажется именно так.
- Малыш… - Феанор говорил, закрыв глаза; одна его рука лежала над подлокотнике, другой он рассеянно перебирал черные волосы Мори. - Я расскажу тебе одну историю.
Был некогда мастер в Амане, и было у этого мастера всё, что только можно пожелать. Мастерство великое, слава заслуженная, жена любящая, сыновья как на подбор… Всё было. Больше, чем другие помыслить способны. Не было лишь сущего пустяка…
- Друга, да?
Феанора вмиг вернуло из воспоминаний в реальность - так волна вышвыривает рыбу на острые камни.
- Н-нет, сейчас речь не о друге. Не было… - Феанор проглотил комок в горле, - не было того, кто мог понять мастера. Кто был бы способен видеть мир так же глубоко, как он.
Феанор снова говорил, закрыв глаза. Мори щурился.
Наверное, хорошо, что Феанор не видел его лица.
Лица, искаженного ревностью.
Хотя Мори еще не знал имени того, к кому он ревнует.
- Но однажды… - продолжал Феанор, вновь уйдя в прошлое, - мастер встретил собственного племянника. И этот мальчишка, тогда еще не прославленный ничем, этот мальчишка умел видеть.
- Что он видел? - вскинулся Мори.
- Сущность, природу мира. Я вижу незримое россыпью огней, он видел - переливом цвета.
- А я? - не вытерпел юноша. - Каким ты видишь меня, Государь?
- Языком черного пламени, - спокойно ответил Феанор, словно этот вопрос был решен для него века назад. Или - так оно и было?
- Языком черного пламени, - повторил Государь, - внутри которого разгорается ослепительно голубая искра.
Нахмурился, помолчал, добавил:
- Ослепительная, как лед под звездами. И такая же холодная.
- А Мелькор? - не о том надо было вести речь, но любопытство не желало униматься.
- В нем есть всё, - пожал плечами Феанор. - Бывает чернота, пламени напрочь лишенная: черно-серые глыбы, лавина, сметающая всё на своем пути. Бывает танец черно-красных протуберанцев. Бывает черно-фиолетовое - до синевы, до голубизны: посмотри на льды Эред Энгрин и ты поймешь меня. Но это тоже огонь, он сыплет искры во все стороны. Бывает тепло багровых углей: промерзни до костей, до негнущихся ног, упади рядом с этими углями, по которым пробегают багровые отсветы - и опять поймешь, о чем я. Бывает пляска золотисто-алого… впрочем, это уже скорее балроги. Или драконыши, - Феанор усмехнулся, погладил кончиками пальцев светильник.
- А ты сам? - не унимался Мори.
- Мне трудно судить… Золотые искры черного пламени? Иногда золото раскаляется добела… Не знаю, малыш; не мне судить об этом.
- А тот, твой ученик, каким тебя видел он?
- Разным. То одно сочетание цветов, то другое… смотря по тому, был я увлечен работой, рассказывал о чем-то или гневался. Каждый раз меня поражала точность его сравнений.
Феанор помрачнел:
- Беда в том, что он слишком недолго был моим учеником. Перенял главное, но не более. Не успел. Мелькор ворвался в мою жизнь почти сразу после встречи с ним. И ради Мелькора я забыл обо всех. И о нем тоже.
- Он здесь? Он в Эндорэ? - тихо спросил Мори.
- Король Нарготронда… - устало выдохнул Феанор.
- Он?!
- Что в этом удивительного? - приподнял бровь Государь.
- Он знает, что ты жив?
- Малыш, не смеши меня, - скривился Пламенный. - Зачем ему знать о том, что Государь Форменоса в Ангбанде? Впрочем, мы с ним всё равно не услышим друг друга.
- Почему? Ты говорил о вершине Бесснежной…
- С вершины Бесснежной я могу видеть лишь те земли Белерианда, где сильна Тема Мелькора. А Нарготронд возведен Финродом. В скальном берегу Нарога сильны Темы Ауле и Ульмо, Финрод добавил… Нарготронд закрыт для моего взгляда…
- Я понял, - кивнул Мори.
- …так же, как и Гондолин. При всей моей нелюбви к Тургону я должен признать, что он - один из лучших учеников Ауле. Истинно Повелитель Камня. Гондолин совсем недалеко от Ангбанда, но увидеть его я не в силах.
- Государь, - Мори взял его за руку, - я не способен видеть мир ни искрами пламени, ни переливами цветов. Но ведь нельзя же за это наказывать, верно? Государь, я смогу тебе заменить того, кто был когда-то твоим учеником?
- Нет.
Просто сказал это. Буднично. Словно от кубка воды отказался.

20

“Нет”.
Ну что ж. Это хотя бы честно.
Без лживых обещаний, без ненужных иллюзий.
И на том спасибо, Государь.
"Нет".
Возмечтал воробей летать выше орла! Возмечтал стать единственным учеником Феанора!
Никогда он не даст тебе ничего важнее огранки. Ни-ког-да.
Да, я не мастер. Ладно. Пусть. И того, чем можешь поделиться с учеником, ты мне не дашь никогда.
Хорошо, Государь. Не давай. Не надо.
Я возьму сам. Не твое - свое.
Я всё равно стану.
Я докажу, что я личность, а не вещь. Мастер, а не слуга.
Пусть и не мастер по камню.
Твой король Нарготронда далеко. Гораздо дальше, чем от Ангбанда до его подземных чертогов. Он - в прошлом.
А я - в настоящем.
И - в будущем.

21

Пройдясь по мастерским, Мори отобрал несколько дюжин бунтарей.
- Соберитесь. Вещи, инструмент, всё, что вам нужно. Я нашел вам работу по душе.
- По душе?! - ухмыльнулся кто-то.
"Именно, - подумал Мори. - Ту, какой вы себе и представляете работу в Ангбанде".
Оставив мастеров собираться, Мори пошел к землепашцам. Точно так же собрал тех, в ком бунт не перегорел, велел им наполнить корзины доверху едой и идти за ним.
Чуть не дойдя до проснувшегося входа, приказал оставить корзины в какой-то нише. А самим - идти вперед.
Мори кожей ощутил, как вход закрылся. Теперь новый Повелитель был уверен - его пленные не денутся никуда. Он пошел за мастерами.
Привел.
Звери сомкнули лапы за его спиной.
- Ну так вот, - сказал Повелитель, будто продолжал давний спор, - раз уж вы считаете, что в Ангбанде вас могут заставить работать только силой... Хорошо, я не спорю. Всё будет так, как вы хотите. Мне нужны нолдорские камни. Вы будете их делать.
Он выдержал паузу. Пленные настороженно молчали.
- То есть, если вы не хотите их делать - это ваше право. Но таких я не буду кормить. Порцию еды... - он прищурился, - и воды за каждый камень. За плохой - маленькую. За хороший - большую. За очень хороший - сами понимаете. Всё ясно?
Пленные молчали. Всё было совершенно ясно.
- Если кто-то захочет делиться своей долей с бездельником - мне всё равно. А если бездельник умрет от голода или жажды - труп тут долго не залежится: оркам скормлю.
Тишина.
- Тогда - обживайтесь, начинайте работать. Я приду завтра.
Повелитель Мори неспешно пошел прочь. Обернулся:
- Вам плох был Мастер с его заботой. Вы считаете, что Ангбанд - это пытки. Так получите тот Ангбанд, который придумали себе сами!

22

Я не смог уйти. Я стоял и смотрел на них. На моих пленных.
Они меня не видели, хотя я был в каком-то десятке локтей. Они не видят выхода и, стало быть, не видят того, кто стоит по ту сторону.
Что я натворил?!
Мне нет пути назад, их уже невозможно вернуть ни в мастерские, ни в сады... что я наделал?!
Ведь это мои сородичи! товарищи по несчастью!
Такие же, как я!
Но - он... Он хочет дать мастерам свободу творчества. А о какой свободе может идти речь, если твой товарищ ощущает себя - рабом?!
Неужели я ненавижу их - настолько? Я предпочел стать чудовищем, палачом - лишь бы отомстить им. За него.
Любой орк благороднее меня. Для него нолдор - враги, а я... кем теперь стал я?!
И всё же - я прав. Они предали Государя. Пусть они не знали, что это он, - неважно. Они предали его заботу. Его усилия дать им свободу - даже внутри Ангбанда.
Они сами возвели свою темницу.
Они не заслуживают иной участи.

23

- Как успехи? - спросил Повелитель Мори на следующий день.
- Так быстро камень не вырастить, - буркнул один из пленных, возясь с раствором.
- Знаю. Сегодня получите воду и еду за начатую работу. Потом буду давать только за готовую.
Он вышел и вскоре вернулся с несколькими бурдюками. Принес корзину.
"Гм. Неправильно, что я сам таскаю. Надо будет орков себе в помощь потребовать. Интересно, где этот Шабрук? - с удовольствием погонял бы его!"

24

Камни... Красивые камни. Некоторые даже очень красивые... этот Рутмег кормит дюжину бездельников, да и сам не голодает!
Хочется надеть перчатку, прежде чем брать эти камни в руку - так они пропитаны ненавистью. Кажется, их грани вот-вот кожу прорежут.
Чем красивее камни - тем они страшнее. Этот - безделица, сделан только чтобы с голоду не умереть. Мусор. Ерунда. Воплощенная мысль о выживании.
А вот эти... глубина цвета, узор прожилок... или как здесь - прозрачность чистейшей воды. Мало я в своей жизни видел камней, равных по красоте.
Какой страшный камень!
Я готов свернуть Рутмегу шею. Я столько сил потратил на то, чтобы заставить его работать - а теперь... Впрочем, шею я ему не сверну. Он будет творить. Он будет переливать свою ненависть в камни.
Я видел, как Государь воплощает в камнях любовь - любовь к самоцветам, любовь к творчеству. Я видел, как он творит заслон от боли и тоски.
Теперь я увидел, как кристаллом затвердевает ненависть. И я готов следить за работой Рутмега с тем же восторгом, с каким слежу за работой Феанора.
Рутмег - истинно мастер! Каково ему было четыре века копаться в земле... его руки истосковались по мастерской.
Почему ты не захотел стать свободным - мой лучший мастер, мой злейший враг?!
И не завидую я... ой как не завидую тому, кто станет носить твои творения, мастер Рутмег!

25

Я прячусь за работой, как странный южный зверь втягивает под панцирь ноги и голову.
Туника… новая, красивая… иллюзия того, что я делаю что-то нужное.
Дескать, не пристало мне два века ходить в одной и той же.
Мне? кому - мне?
Повелителю пленных? брату Короля нолдор, убитого на моих глазах? предателю?
Кто я теперь?
Не знаю.
В одном лишь уверен: этот узор просится в мир. Я должен воплотить его - я не могу стать преградой на том единственном пути, по которому узор способен явиться.
Наверное, я действительно чудовище. Мне творения дороже живых. Да что там - для меня только живы камни, металлы, узоры. Нолдор - он может выжить сам. Замысел - жив только через меня.
Когда я клялся уничтожить всякого, кто посягнет на Сильмарили, я кожей чувствовал боль Камней. Они - так беспомощны, они не защитят сами себя! Чтобы пробиться к моим Камням, я убивал тэлери - и не чувствовал себя виновным: ведь у тэлери был выбор: бежать или сражаться. Тэлери могли спасти себя. Сильмарили - нет.
Наверное, я чудовище. Наверное, такому как я, самое место в Ангбанде.
Но мне не стать другим.
И все эти мысли - не повод отрываться от работы.

26

Мелькор вошел по-хозяйски, без приветствия.
Мастер поднял голову от работы. Черная ткань, с которой он возился, волной стекла на пол.
- Что-то случилось? - спросил Феанор.
- Я пришел за твоими камнями, - решительно заявил Темный Вала.
Пламенный недоуменно посмотрел на него.
Давно, более чем давно он не видел своего друга таким: захваченным мыслью о творчестве. С жадным взглядом мастера, устремленным вдаль.
- Что, новый замысел? - улыбнулся Феанор. Не дожидаясь ответа, крикнул, обернувшись через плечо:
- Мори! Принеси шкатулки с необработанными!
Снова Мелькору:
- Какие именно камни тебе нужны? Черные, цветные? Для чего?
- Ожерелье.
- Кому?! - Пламенный не смог сдержать волны изумления.
- Вьяр.
И Мелькор дал Мастеру увидеть еще неоформившийся замысел: смуглая красавица в ослепительном золоте и каменьях.
Феанор невольно присвистнул. Потом обернулся:
- Мори, ты что принес? Зачем здесь опалы! Изумруды давай. Темные, светлые, все, какая есть. Бегом!
- Пусть оставит в мастерской, - тон Валы был категоричен. - Я сам разберусь.
- Что, меня выгонят из собственной мастерской? - сощурился Пламенный. - Ну ладно. Мори, отнеси всё обратно, оставь сверху шкатулку с изумрудами и… Что-нибудь еще? - это уже Мелькору.
Тот на миг задумался:
- Рубины найдутся?
"Слишком кричаще!" - еле сдержался Феанор. Но спорить не стал: он привык, что Мелькор способен соединить в одном великолепном творении самые несочетаемые камни.
- Ты бы хоть заранее предупреждал, что ли… - проворчал он под нос и ответил: - Поищем. Что-то найдется. А ты решительно намерен работать один?
- Для Вьяр - безусловно.
Мелькор не счел нужным пояснять, что если Вьяр почувствует в этом подарке руку ненавидимого всеми майарами этого нолдора, то о примирении смешно будет и мечтать.

27

Я перенес свою работу в кабинет, сел шлифовать гагаты.
Приход Мелькора был большой удачей для меня. Я ему как раз камни моих мастеров покажу. Понравятся ли они ему?
Нет. Понравиться эта воплощенная ненависть не может. Но - их форма, цвет, огранка... они же неизмеримо красивее всего, что я приносил из мастерских Государя! Красивее - и страшнее.
Ладно, что вперед загадывать. Покажу - а там видно будет.
- Государь, что с тобой?
Ходит по комнате, как зверь по клетке.
- Да ничего! - а у самого голос злой. - У него теперь великая и прекрасная любовь, а от Феанора только и нужно, что камни и мастерская!
- Тише, Государь. Умоляю: тише. Услышит же. Эта дверь... через нее всё слышно гораздо лучше, чем кажется.
- Молчу, молчу... - он сел и даже попытался заняться туникой. Работа у него, разумеется, валилась из рук.
В прямом смысле.
- И чем его эта ядовитая змея обаяла?!
- Тише... - я зажмурился от страха.
- Ладно, пойдем на балкон.
Мы вышли.
- Мори, ты не понимаешь, - в голосе Государя была уже не ревность, не раздражение, а глубокая печаль, - ты не понимаешь... Это звенья одной цепи. Когда-то, выбирая между своими майарами и мной, он... он был на моей стороне. И это давало мир для нолдор. Плохой мир - но он лучше любой войны. А сейчас... майары хотят войны - и Мелькор ее начинает. И вот еще - Вьяр. Ты не смотри, что она красивая женщина...
- Я никогда ее не видел, - вставил я.
- ...она страшный враг. Она очень хитра. Очень опасна. Если Мелькор отныне станет прислушиваться к ней...
- Но он сейчас пришел к тебе!
- Не ко мне, а в мою мастерскую.
- Не-ет, Государь, - я посмотрел ему в глаза, - Он пришел к тебе. Неужели ты этим не воспользуешься?
Он задумался. Взял меня за подбородок:
- А пожалуй, Мори, ты прав. Еще далеко не всё потеряно...
"О да, Государь! Ты даже не представляешь, до какой степени!"
Вслух я не сказал ничего.

28

Мелькор распахнул дверь мастерской и стал на пороге, весьма гордый собой.
Мастер отложил работу. Ответил вопросительным взглядом: дескать, покажи, не томи.
Вала подошел к столу и аккуратно разложил на нем ожерелье.
Феанор пристально посмотрел на убор и - медленно опустил веки в знак согласия. Мелькор знал этот ответ: значит, ожерелье действительно удалось, и похвалы не требовалось.
Ему и в голову не могло придти, что Феанор сейчас солгал. Что Пламенному жутко глядеть на это кричащее красно-зеленое, да еще и в золоте. Что Мастер опасается ссоры, если прозвучит правда, и потому предпочитает ложь.
Выдержав положенную почтительную паузу, Феанор велел:
- Мори, принеси нам вина. И ступай в мастерскую.
Юноша исчез. Поставил два кубка, налил, собрал свои гагаты… Исчез снова. Хлопнула дверь мастерской.
Хлопнула как обычно. Чуть приоткрывшись от удара.
Вала сел в кресло, невольно морщась - раненая нога никак не желала поддаваться исцелению. Чтобы не показывать боли, улыбнулся Феанору:
- Ты нашел прекрасные камни.
Феанор улыбнулся в ответ, но не принял предложенной темы разговора:
- Что с ногой? Очень больно?
Мелькор кивнул:
- Да, этот проклятый поединок…
- Поединок? - переспросил Феанор. - В поединке ли дело?
Про себя Пламенный размышлял:
“Нет, это давнее… более чем давнее. Его плоть не заживает, а если и исцеляется, то слишком медленно. Невозможно медленно для Айнура.
Даже эльдары выздоравливают быстрее.
Он думал, что сможет петь, если не станет Унголианты - а не помогло. Теперь обвиняет моего брата… при чем тут Финголфин?! Причина в другом.
Он перестает быть творцом - медленно, неотвратимо. Он как Стихия уже перестал им быть. Он словно плывет против течения… он, Мелькор, мой друг, против… Моргота? Те лишенные пламени черно-серые глыбы, о которых я недавно говорил Мори… это Моргот? Стихия Разрушения?
Но он не только Стихия! Он личность. Он хочет творить, а не быть Разрушением. И он борется сам с собой. Пока еще побеждает… надолго ли?”
- Прости, я отвлекся. Что ты сказал? - вскинулся Феанор.
- Я сказал, что Ирбин пытался, но… - он мрачно усмехнулся.
- Догадываюсь… - Пламенный усмехнулся совершенно зеркально. - Так что будем делать с ногой? После всего, о чем мы тут говорили… (и о чем промолчали) …я не уверен, что смогу помочь тебе. Скорее наоборот. Боюсь… (почти уверен) …что станет только хуже. Впрочем, решать тебе.
- Феанор, - голос Восставшего был резок, - я не привык прятаться от неизвестности. Раз есть шанс - его надо использовать. Не откладывая!

29

Тишина. Не иначе, ногой занялись. Ладно, вернусь к гагатам. А то вдруг они заметят, что в мастерской уж совсем тихо…
Надеюсь, они допьют всё вино, что я им принес. Впрочем, какая разница? Даже если и не всё - Государь не обращает внимания на эти мелочи. Я всё равно не вызову у него никаких подозрений, отправившись “за вином”.
Кстати, за вином действительно надо будет сходить.
Так, снова заговорили.
Ничего с ногой не вышло? Жалко. Не завидую Мелькору - по всей нашей лестнице хромать. Или он сквозь стену?
Это плохо. Если он сквозь стены уйдет - как же я его найду?!
Хлопнула дверь.
Досчитать до дюжины. Пора.
Только бы Мелькор был на лестнице!

- Государь, я схожу за вином? У нас кончилось.
Ну разумеется, ты кивнул и забыл. Отлично. А вот и бурдюк, припрятан заранее. На вид пустой… вот только не надо его встряхивать.
Бегом за дверь. Где бы он ни был - услышит!
- Властелин! Властели-ин! Подожди!

30

Мелькор медленно спускался. Идти сквозь стену сейчас было бы труднее, чем хромать по всем ступеням вниз: ожерелье, а потом попытки исцелить ногу измотали Валу настолько, что настроиться на Музыку Ангбанда не получалось.
Странно: после поединка это выходило всё хуже.
На крик Мори Мелькор обернулся, досадливо поморщился.
Юноша сбежал к нему. В руке он держал бурдюк.
- Властелин, я… Я хотел… В общем - вот.
Мори развязал бурдюк и высыпал на ладонь несколько камней. Протянул Мелькору.
- Посмотри. Пожалуйста. Они же красивее тех, что всегда оправляют гномам, ведь так?
- Откуда? - Властелин Ангбанда сощурился. - Сам наделал?
- Нет… - юноша опустил голову. - Там много, - он встряхнул бурдюк, в нем ощутимо дзвякнуло, - мне столько не сделать. Это пленные…
“Ну же, похвастайся! Ты так гордился тем, что смог их заставить!” - “Не могу…”
- С чего вдруг пленные стали делать такие красивые? И почему эти камни ты мне показываешь тайком от Феанора? - черные брови Валы сошлись над переносьем, а рука потянулась к камням.
Мори поспешно отдернул свою руку:
- Не надо, Властелин. Не касайся.
- С какой стати я не могу его взять?!
Юношу словно впечатало в стену, и Вала мгновенным движением взял самоцветы с его руки.
Взял - и тотчас отшвырнул, словно схватился за раскаленное железо.
Звон камней по ступеням лестницы.
- Где ты их взял?! - прошептал… нет, прошипел Мелькор в лицо нолдору, и его воля потянулась черными щупальцами к сознанию юноши, по-хозяйски роясь, ища и выискивая…
Мори побледнел, но ответил совершенно спокойно:
- Властелин, я уверен, что гномы ничего не почувствуют. А камни красивее прежних.
Юноше невольно вспомнился Шабрук с его ножом - много веков назад, на кухне. “Главное - не показать страха! И не случится ничего”.
- Я спрашиваю не о гномах, - от ледяного тона Мелькора шли волны страха. - Я спрашиваю, кто сделал эти камни.
- Пленные, Властелин, - Мори не изменился в лице, и голос его остался прежним. - Пленные нолдоры, которые отказывались работать у Государя.
Против воли Мелькор спросил с интересом:
- Отказались? Где же они делают такую гадость? не у тебя ли?
Юноша пожал плечами:
- Им пришлось.
Мори почувствовал, как черные щупальца воли Валы отпустили его.
Теперь Мелькор смотрел совершенно иначе - с искренним интересом:
- Ты?! Ты смог заставить пленных? Принудить их силой? Ты?!
Мори сглотнул.
- Властелин, я не со всеми - так! Те, кто слушается Государя, они… для них всё осталось, как было!
Вала пропустил этот крик мимо ушей и проговорил, рассуждая вслух:
- Феанор так и не смог, а этот мальчишка взял и заставил…
- Государь никогда не пытался заставить их, - тихо возразил Мори. - А я… я заставил, да, но только самых непокорных.
Взгляд Мелькора стал еще более заинтересованным:
- Самых непокорных? Что же, бунтарей проще заставить, чем послушных?
Теперь пришел черед Мори удивляться:
- Конечно. Бунтарь понимает приказ. Послушный - уговор. Государь ошибается, пытаясь уговаривать всех. А с бунтарями даже проще… если знать как. А я - знаю.
- Неплохо… - Мелькор одобрительно покачал головой. - Более чем неплохо. А камни… они, конечно, гадость, но для гномов… ну-ка, покажи еще. У тебя их много?
Мори выразительно встряхнул бурдюком, высыпал на ладонь еще несколько штук.
Теперь Вала не спешил брать камни в руки:
- Красивые. Гномы должны оценить.
Мори польщенно поклонился.
- Ты хочешь награду за них? - в тоне Валы не было вопроса.
“Вот оно! - восторгом блеснули глаза юноши. - Я добился своего! Я был прав, я избрал единственно верный путь!”
- Да, Властелин. Я хотел бы… Если позволишь попросить тебя…
- Ну, Мори? Я слушаю.
- Не требуй от Государя невозможного, - голос Мори, вначале спокойный, становился всё более и более взволнованным. - Оставь в покое его и его мастеров. Если тебе что-то понадобится от пленных - скажи мне. Я заставлю своих, они сделают всё, что в силах сделать нолдор. Если прикажешь - сделают и больше. А Государь… от твоих требований ему больно, правда… так больно…
Сейчас Мори до невозможности походил на того заплаканного мальчишку, которого Мелькор однажды встретил в коридоре.
Изо всех мыслимых просьб Мелькор менее всего ожидал подобной.
- Моих требований, Мори? О чем ты?
- Ты требуешь, чтобы нолдоры приносили пользу Ангбанду.
- Хм… Ты считаешь - я требую?
- Не я, - тихо ответил юноша. - Он считает это требованием. И он это выполнить не…
- Довольно, - прервал его Властелин. - Твои мастера делают то, что мне нужно. Зачем мне теперь требовать чего-то от Феанора?
- Спасибо, - искренне выдохнул Мори.
Властелин снова скривился в усмешке. Молча. Потом сказал:
- Стало быть, у нас с тобой появилась тайна от твоего Г-государя? эти камни, так?
Мори сбежал вниз на несколько ступенек, собрал разбросанные Мелькором самоцветы и, глядя на Властелина снизу вверх, ответил с горьким смехом:
- Да если я покажу их Государю, если он узнает о том, чем я за его спиной занимаюсь, - он меня на месте зарубит. И кто ему тогда станет орешки носить, а?
Мелькор невольно расхохотался. Мори подхватил.
Так они и смеялись - на два голоса.

31

Ты не хотела приходить, Вьяр?
Ты боишься меня? Боишься того, что… что было?
Я не стану тебя спрашивать. Я знаю твой ответ: ты примешься отрицать это так искусно, что я невольно поверю тебе.
Подойди ко мне, моя красавица. Это ожерелье будет великолепно смотреться на твоей высокой груди.
Вот так.
Я не стану торопить тебя, хотя… я не отказался бы. Даже прямо сейчас.
Но - я подожду. Ты привыкнешь к моему подарку, твой испуг пройдет - и ты придешь ко мне сама.
Не думаю, что мне придется ждать долго.

32

Едва ощутимое колебание воздуха.
"Властелин?"
- Да, Анкас. В чем дело?
"Властелин, ты знаешь, что творится на юге?"
- Знаю, - равнодушно.
"Властелин, день ото дня мы теряем то, что завоевали в последней войне!"
- Мало мне было одного Саурона! Я не нуждаюсь…
"Властелин, прошу, не оскорбляй меня сравнением с ним!"
- В чем здесь оскорбление?
"Саурон - предатель!"
- Анкас, прекрати. Саурон спас меня. Саурон - и ты. Вам обоим я обязан. И устал от вашего соперничества!
"Властелин, я не знаю, почему он опоздал разорвать того орла раньше, чем орел искогтил тебе лицо, - но: если хочешь правды о Сауроне, то посмотри на Ангбанд!"
- И что?
"Он не зарастил ран гор. Говорит - у него теперь нет сил. Что исправлено, то - труды Ронноу и Хенолы!"
- Повторяю: я устал от вашего соперничества.
"Открой глаза, Властелин! Ты называешь своим другом одного предателя, а своим помощником - другого!"
- Анкас, я не нуждаюсь в том, чтобы мне пытались открыть глаза!

33

Я вспоминал тот самый разговор с отцом. Первый и последний разговор, когда мы оба были предельно честны.
- Феанор, - сказал мне Король, - о твоей дружбе с Мелькором говорит весь Аман. И я хочу, наконец, услышать об этом от тебя. Не от Финголфина и Индис, не от Ингвэ и Манвэ, не от десятков недоумённых и сотен молчащих, а - от тебя самого. Итак?
Я не был готов к этому разговору. Вернее, я отлично знал, что мне нужно говорить, но совершенно не знал, как. А правильно взятый тон был важнее слов.
Впрочем… быть дерзким с отцом я не собирался.
- Да, - я опустил голову, и этот жест не был случайным. - да, мы с Мелькором друзья. И я не вижу причин скрывать это, - я тщательно следил, чтобы в моём тоне не прозвучали ноты вызова. - Напротив: он один из Валар, и дружбой с ним следует гордиться.
- Он - Враг, - тихо возразил отец.
Я ждал этого.
- Он
был Врагом, - я думал не о словах, которые шли сами собой, а о тоне. “Спокойно, спокойно!” - твердил я себе.
- Он был Врагом, - повторил я. - Он раскаялся. Он оправдан Кругом Судеб. И слово Манвэ…
- Прекрати, - перебил меня Король. Он тоже решил не повышать голоса.
Эта взаимная игра спокойными, негромкими голосами… нет, мне это совсем не нравилось. Тихого голоса моего отца стоило бояться пуще любого крика.
Я посмотрел Королю в глаза:
- Что я должен прекратить? Повторять слова Круга Судеб?
- Прекрати прятаться за эти слова. Прекрати скрывать подлинные причины своих поступков.
Меня чуть к стене не отбросило.
Противостоять Королю было бессмысленно, и мне оставалось одно - поддаться.
- Отец, - я виновато опустил голову, потом снова взглянул ему в глаза, - спрашивай. Я отвечу.
- Расскажи мне о вашей дружбе. Всё.
Он мог потребовать, но его слова не звучали приказом.
- Он спас мне жизнь, отец.
- Кого ты обманываешь? Себя или меня? Я же знаю,
что там было на самом деле. Его вмешательство чуть не погубило тебя.
- Да, но потом он помчался ко мне на помощь!
- И эта помощь была уже совершенно лишней. С тобой была Ниэнна. Она не хуже Мелькора вернула бы тебе силы. Только она сделала бы это легче и лучше.
Я закусил губу: доводы, с которыми не мог спорить весь Аман, отец опровергал играючи.
Похоже, он хорошо подготовился к этому разговору. А вот я был совсем не готов.
- Отец, - я зажмурился, мучительно ища слова, - я не буду решать, лучше или хуже стало мне от помощи Мелькора. Я вижу одно: он помчался ко мне, позабыв о запрете переступать границы Амана. А я был тогда в Арамане, ты же знаешь. Он рисковал собой ради меня. А это в моих глазах стоит дороже спасения моей жизни.
Король подошёл ко мне, и я невольно сделал шаг назад. Привычка. Он ниже меня на полголовы, а смотреть сверху вниз на отца - недопустимо. Так что я говорил с ним, отойдя на шаг-другой.
- Та ваша встреча в Арамане, - напряжённо спросил Финвэ, - какой она была по счёту?
- Второй.
- Так что же было в первую? Что заставило Мелькора рисковать собой ради тебя - если он и видел тебя всего один раз?
Вопрос убийственно правильный. Мне не схитрить. Не увести разговор в сторону.
- Отец, мы с ним нужны друг другу. Мы поняли это сразу же.
- Сын мой… - в голосе Короля была искренняя печаль. - Ему нужен не ты. Ему нужны эльдары. От Пробуждения. Я слишком хорошо помню, как он приходил к нам, предлагая своё покровительство.
- Мне он предложил не покровительство, а дружбу. На равных.
-На равных - между эльдаром и Валой? - усмехнулся Король.
Разумеется, я не стал говорить отцу о том, что Мелькор называл меня братом. У меня в запасе было другое возражение.
- Отец, не мне судить, каким был Мелькор во времена Пробуждения. Не мне судить о Войне Стихий. Но сейчас Мелькор - освобождённый. Сейчас он - Раскаявшийся. Я не вижу зла в его намерениях.
- Не видишь. Верю. Но это не значит, что его нет.
Я почувствовал, как во мне поднимается гнев.
- Отец, - мой голос стал против воли резок, - так ты полагаешь, что тот, кто был когда-то жесток, измениться не способен? Что его раскаянье - это либо сознательная ложь, либо самообман, так?!
Я не называл имён. Но Финвэ отлично понял меня. Я сейчас говорил отнюдь не о Мелькоре.
Отец замер, позабыв на миг дышать. Он лучше лучшего знал, что последние пару столетий мои ссоры с Финголфином сменились молчаливой отчуждённостью, а с Финарфином мы вообще сумели стать любящими братьями - к изумлению всего Амана и нас самих.
Я знал, что мой довод - неотразим. Я мог позволить себе такую роскошь: сравнивать себя с Мелькором - в дурном. Я мог позволить себе это, потому что сам смог перешагнуть через ненависть и собственную жестокость. Я когда-то сказал всё это в лицо Манвэ. Сейчас я это сказал отцу. И неважно, что вслух прозвучало так мало. Король услышал всё.
- Феанор, - в голосе отца не осталось ни властности, ни жестокости, одна глубокая печаль, - Феанор, чем тебя так влечет Мелькор? Что он может дать тебе такого, что не в силах дать твои друзья, Финарфин, я, наконец?
- Он понимает меня, - ответил я искренне, и тут же пожалел о своих словах.
Не стоило такое говорить в глаза отцу. Королю.
Холодный взгляд был мне ответом.
И тогда я опередил Короля:
- Отец мой. Ты властен мне приказать: “Не встречайся с Мелькором”, и я подчинюсь. Я не стану искать лазейку в твоих словах. Твоя воля пресечет не только наши встречи, но и осанвэ между нами. Ты вправе это требовать, и ты властен это получить. Но твоя воля не разорвет то, что связывает нас. Разлучить нас нетрудно. Разъединить… - я покачал головой.
Отец был бледен, и на миг я устыдился своей жестокости. Впрочем, не я начал этот разговор, пошедший совсем не так, как задумывал Король. Вступая в поединок, стоит быть готовым и к поражению. А наш разговор был именно поединком.
Моя жестокость была вынужденной. Я, лишившийся матери и не простивший отца за вторую женитьбу, просто
не мог потерять еще и брата. Единственного настоящего брата.
Прости, отец. Есть деяния, которые не под силу даже Феанору. Которые именно Феанору и не под силу.
Король долго молчал, потом вздохнул:
- Ступай…
Наверное, я должен были остаться, в слезах броситься и его ногам, говорить что-то бессвязно-утешительное.
Но я слишком устал от этого разговора.
Я молча поклонился и вышел.

34

А в этих мастерских стало удивительно спокойно. Остались только те, кто действительно хочет творить. Работы мастеров Феанора теперь... гармоничнее, что ли? Прежний излом, внутренняя перекорёженность ушли из них. Или - уходят.
Надо бы привести сюда Государя... ему будет легко работаться здесь. Мало ли - захочет сделать что-то большое, что у нас наверху просто не хватает места, да и четырех рук мало.
Предложить ему? Или не стоит?
Об отсутствующих он меня наверняка не спросит. Он вряд ли даже помнит, сколько их было здесь - до войны.
До последней войны, о которой сегодня говорят как о единственной.
Только не здесь. Здесь о ней не знают.
Здесь можно спокойно уйти в творчество.
Я теперь отдыхать сюда прихожу.

35

- Нолдоры, слушайте меня! Мы - глупые слепые щенки, не видящие того оружия, которое нам дает судьба!
- Рутмег, о чем ты?
- Мы делаем камни. Черному важно только одно: их внешний вид. Он слепец, он не видит сути.
- Что ты предлагаешь?
- Разве можно что-то изменить, Рутмег?
- Можно! Вспомните, чему учил нас Ауле. Вложите в камень желание, чтобы силы того, кто станет его носить, медленно таяли: словно злая гадюка сосет изнутри.
- Рутмег, ты гений!
- Я ученик Ауле. Сам Феанор хвалил мои работы.
- Феанор редко хвалил... это верно...
- Нам тут твердят о том, что путь к свободе - творчество. Вот она - наша свобода! Трудиться на погибель Ангбанда!
- На погибель!
- На погибель!
- Тише, вы... услышит кто...
- А самые красивые камни будут носить главные слуги Врага!
- Вот она - наша война!
- Мы отомстим за убитых!
- Рутмег... кх-кха... - голос умирающего. Ни работать на Ангбанд, ни принимать пищу, заработанную другими, он не желает.
- Выпей, упрямец. Пей, я приказываю.
- Нечего... мне приказывать, Рутмег... Ты... ты думаешь, Враг... сам будет... наши камни... носить... Ты работаешь... на Ангбанд.... глупец ...
- Я бьюсь с Ангбандом как могу. А ты умрешь, не взяв жизни и одного врага!
- Ты... как тот... Мастер... Только он... лгал, а ты... ошибаешься... Не слушайте его... глупцы... любая работа... на Врага... обернется... против вас...

36

Что-то я перестал понимать, что происходит. Камни моих бунтарей стали на удивление мирными. Их ненависти я больше не ощущаю.
Что это значит?!
Они покорились?
Нет, только не это. Как они ни прячут взгляд - я не слепец, я ощущаю их ненависть.
Но я не вижу ее в их работах.
Боюсь, именно так - не вижу. Она там есть. Только глубже и… наверняка опаснее.
А ну ладно! Камни эти носить не мне и не Государю. Судьба гномов, с которыми торгует Мелькор, мне безразлична.
Сами виноваты, в конце концов: нечего Ангбанду оружие продавать!

37

Какое это странное ощущение - пустота.
Казалось бы: одиннадцать майар. И Феанор. Соратники и друг. А поговорить - не с кем.
С Сауроном? - он спас меня, да, но… нет ни малейшего желания общаться с ним.
Анкас? - с его прямолинейностью?
Вьяр до сих пор сторонится меня… странно. Неужели ей не понравилось ожерелье?!
Глаур и Дарг глупы, Ирбин и Ронноу заняты своими травками-камнями, Таринвитис и Хенола от меня шарахаются… Талло? - не хочу с ним говорить, он слишком… скользкий: туманом проскальзывает меж пальцев. Тильд? - ну да, вот только шута мне и не хватало!
И Феанор - то же самое. Наша дружба в прошлом. А что в настоящем? - не знаю.
Что же в настоящем? Кто верен мне - сейчас?!
Позвать, что ли, этого мальчишку - Мори?
Способный паренёк. Забавный.

38

Услышав осанвэ Мелькора, Мори не удивился. Он ждал подобного. Ждал разговора… точнее, ждал, что Властелину захочется поговорить с ним. И юноша был готов.
Более того, он рассчитывал, что ему удастся “случайно” кое-что рассказать Мелькору, кое о чем попросить… не попросить даже, а так… пусть это будет прихотью Властелина, которую он, Мори, рад исполнить.
- Государь, я сейчас не нужен тебе?
- Нет… В мастерские собрался?
- Да.
Уйти так просто.
“Властелин, бегу”.
Ангбанд сам выведет. Куда, интересно?
Мори шел незнакомыми путями. Коридоры, лестницы… юноша вдруг понял, куда именно его ведет.
Дверь. Самая обыкновенная дверь. Правда, окована металлом - и сразу ясно, что рисунок для узора сделан Государем. Рисунок, но не сам узор.
Юноша потянул дверь на себя, невольно думая, что он, наверное, второй из нолдор, кто входит в личные покои Властелина Ангбанда.
- Как дела в мастерских, Мори? - негромко спросил Вала.
Тот поклонился:
- Нормально, Властелин. Все, кто хочет работать, работает. Кто не хочет, - он пожал плечами, - работает тем более.
Властелин рассмеялся. Эхо подхватило его смех - и вот уже кажется, что весь кабинет сотрясается от смеха, стены корчатся от хохота.
- Гномы оценили новые камни. И, кажется, ничего не почувствовали.
Мори снова поклонился. Про себя юноша лихорадочно соображал, как бы подтолкнуть Мелькора к идее прогуляться в мастерские. Повелителю пленных это было необходимо…
- Властелин, я рад узнать об этом. Спасибо, что сказал.
Мори подошел ближе к сидящему у стола Мелькору и заговорил - со всей возможной искренностью.
Со старательно рассчитанной искренностью.
- Я… я очень боялся, что ошибусь. Государь хотел дать пленным почувствовать себя свободными - но ведь на это способны единицы. А я заставил - тех, кто понять Государя не может… Они всё равно рабы - рабы собственной ненависти. Я сделал их рабами Ангбанда…
- Сделал… - медленно повторил Темный Вала. - Ты сделал.

39

Что предложить ему?! Что?! - лишь бы он перестал служить Феанору и стал повиноваться мне. Мне и только мне.
Так что же?
Власть? - он взял ее сам. И вряд ли захочет большей.
Богатство? - оно не заинтересует его.
Что же?!
Чего не хватает тебе, мальчик? Чего жаждешь ты - и чего тебе никогда не даст Феанор?
Как мне угадать это?!

40

Юноша стоял, ожидая слов Властелина.
- Что стоишь, сядь, - бросил Мелькор, думая о своем.
Мори осторожно присел - на самый краешек кресла. Это было непривычно… более чем непривычно - не стоять, не сидеть у ног, а вот так. На равных. С Феанором за одним столом ему доводилось сидеть только, когда они оба работали.
- Ты что? - спросил Вала не без раздражения. - Сидишь так, будто тебя сейчас сгонят.
- Я - младший, - виновато улыбнулся Мори. - Слуга. Я не привык сидеть при старших. Тем более - при Властелине.
Последнее Мори добавил совершенно сознательно. И не очень-то искренне.
- Это в башне Феанора ты слуга. Я же говорю с тобой как с новым Повелителем Пленных, - нахмурился Темный Вала, - а не как с учеником Пламенного.
Мелькор рассчитывал, что юноша отреагирует на то, что Властелин Ангбанда вот так вскользь, как само собой разумеющееся, назвал его одним из Повелителей.
Нолдор и впрямь изумился.
Но - совершенно другому.
- Учеником? - приподнял бровь Мори. - Властелину угодно шутить?
- То есть?! - недоумение Мелькора было искренним.
- Ну-у-у… - юноша скривился, - в некотором смысле это можно назвать учебой. Он иногда дарит меня своим вниманием. Так собаке бросают кость, чтобы не сдохла от голода. Так… - Мори напрягся, готовясь сказать безумную дерзость, за которую мог поплатиться… но не сказать не мог, - так ты даришь своим вниманием его.
Сейчас нолдор не видел взгляда Восставшего, зато очень хорошо его ощущал: острый, внимательный, недоверчивый.
Мори сам не понимал, что заставило его проговориться. Вместо необходимой (и столь полезной!) почтительности сорваться в безумную искренность.
- Что ты этим хочешь сказать, мальчишка? - процедил Вала сквозь зубы. - Ты смеешь укорять меня?!
- Я сказал то, что хотел сказать, Властелин, - юноша чуть наклонил голову.
Он совершенно не боялся. Сколько он был в Ангбанде - все его пугали, от Мелькора до Шабрука. Пугали так сильно, что полностью вытравили из него страх. И сейчас, вполне осознанно дерзя Мелькору, Мори рассчитывался за страх мальчишки-Уголька. И еще - давал понять Властелину, что Повелитель Пленных Мори служит Повелителю Феныргу. Государю Феанору. И только ему.
- Так ты пес, которому бросают кость? - насмешливо спросил Мелькор. - Вот как ты себя ценишь?
"Зачем я спорю с этим щенком?! Мне надо убедить его служить мне, а я вместо этого издеваюсь над ним… да еще и почти наравных!"
- Да, Властелин, - совершенно спокойно согласился Мори. - Пес, готовый на всё. И даже не ради кости. Просто так. Я - нолдор. Он - мой Государь. Для меня этим всё сказано.
Юноша улыбнулся, вновь развел руками:
- Я готов на всё, лишь бы ему было лучше.. Нолдоры вообще “ловятся” только на заложников. Каждый из моих бунтарей предпочел бы умереть, но не работать на Ангбанд - будь он один. Но они не могут смотреть, как умирают от голода и жажды их товарищи. Государь готов на всё ради нашего народа. Я - ради Государя. Мы все такие… Увы.
- И что же? - рассмеялся Темный Вала. - Ты верен ему, а служишь мне - как раб. А мог бы иначе… перестань ты быть псом своего хозяина.
"Не так, не так надо было это говорить! он не согласится…"
- Не смею спорить с Властелином, - ответил Мори, но его с трудом сдерживаемая усмешка свидетельствовала о том, что он именно не хочет спорить. Что отнюдь не означает согласия.

41

Мало мне было одного Феанора с его упрямством! Ученичка воспитал… копия!
А ведь и вправду - мальчишка ведет себя точно так, как его хозяин: уступчив, покорен - а потом устроит что-то такое, от чего не знаешь, куда деться.
Н-да. Только Феанор - тот всё больше на мечах: "пропасть" подставляет. Не умеет он в жизни хитрить.
А этот щенок, стало быть, выучился.
Хитрить, дерзить - и так, что его не тронешь.
Мори… понимаешь ли ты, что ты - первый из нолдор, кто подхватил мою Тему?!
Умный, хитрый, жестокий - ты служишь мне, мальчик, думая, что продолжаешь быть верным Феанору! Да, ты зовешь его Государем, но ты - мой!
Что же тебе нужно, Мори? Тебе, ставшему врагом своих и не-ученику своего Государя? Тебе, бесконечно одинокому в Ангбанде?
Вот и ответ.
Вот что тебе всего дороже: внимание. Внимание… наставника?
Я стану учить тебя, мальчик.

42

- Я хочу посмотреть твои мастерские, Мори, - вдруг мягко сказал мне Мелькор.
Мягко - после всего, что я ему тут наговорил.
- Да, конечно! - я вскочил и даже “Властелин” забыл сказать.
Мы пошли.
Я шел следом за Мелькором: нас вел Ангбанд и сбиться с дороги мы не могли. А идти, упираясь взглядом в спину, мне привычно.
Мелькор, Моргот, Враг! - позвал поговорить, усадил рядом, расспрашивал о делах… о моих делах! помощником назвал. Даром что я прямо сказал, что служу не ему. Ему нет резона разыгрывать внимание. Я всё равно буду делать то, что делаю.
Я ему интересен. Я, маленький нахальный Мори. Я интересен стал - ему.
А Государь… ему же не расскажешь о новом Повелителе пленных. В его глазах Мори не изменился…
Прямо хоть прощения проси у Мелькора за все те дерзости, которые я ему наговорил! Накипело за века… вот и выплеснул разом!
Так. Хватит посторонних мыслей. Мы почти пришли.
- Властелин, на развилке - налево.
Моим бунтарям давно хочется меня убить. Хочется. Пустое желание не особо опасно, и всё же… Орочья охрана ненадежна, сам я с оружием обращаюсь не слишком… Так что я решил пригласить Мелькора осмотреть мои мастерские. Если я приду вместе со “злобным Морготом”, то это произведет впечатление. По себе помню, какое впечатление на пленного производит Мелькор, просто зашедший в гости.
Но Властелину совершенно не нужно знать, что его визит сюда… должен обеспечить мою безопасность. Не нужно. Я просто выполнил его желание.
И мое послушание воле Властелина чисто случайно послужит для моей, как любят говорить в Ангбанде, пользы.

43

Мастера вздрогнули. Все разом. Чей-то инструмент, выпавший из рук, зазвенел о камень.
- Вот, Властелин, - Черный поклонился, - мои мастера. Угодно тебе, чтобы я показал лучших?
Вала свел брови, хотя на самом деле он осматривался с интересом, - просто потому, что Феанор так и не пустил его в свои мастерские. (Крысы, глазами которых Вала иногда смотрел, - не то. Низкий обзор и вообще плохо видно.)
- Лучших? - негромко переспросил Моргот. Мастера невольно затаили дыхание. - Покажи.
Мори подошел к одному из пленных, старательно прячущему ненавидящий взгляд.
- Это Рутмег, Властелин, - новый Повелитель Пленных показал на мастера так, словно тот был предметом. - Это его камни так… приглянулись тебе тогда, на лестнице.
Моргот благосклонно кивнул. Не Рутмегу, разумеется, а Мори.
Пленник заметно побледнел.
- Что еще показать Властелину? - спросил Черный, в очередной раз слегка кланяясь.
Темный Вала неторопливо обошел залу, взял в руки пару камней, покатал в ладони ("Гадость какая! красивые, а по сути - гадость!"), небрежно бросил их на пол и неспешно направился к выходу.
("Надеюсь, моя хромота сейчас не заметна?")
Мори столь же медленно пошел следом. Юноша кожей чувствовал, как безотчетный ужас, который внушает пленным Моргот (для них - Моргот и никак иначе!) несокрушимыми панцирем затвердевает на плечах нового Повелителя.
Они вышли.
- Отлично, Мори. Великолепно, - Властелин Ангбанда буквально сиял от восторга. - Но где же те заложники, о которых ты говорил?
- Орки съели, - пожал плечами юноша.
Мелькор восхищенно покачал головой:
- А мастера думают, что заложники живы. Трудятся, ничего не зная.
- Зная, Властелин, зная, - на похвалы Мори не ответил никак. - Самые гордые умирали на их глазах. Поверь, зрелище было не из приятных. А эти… одни работают, чтобы прокормить себя. Другие работают, чтобы прокормить себя и бездельников. Ну а бездельники - они едят. Им не хочется идти на ужин оркам, как тем, гордым. Вот и всё.
"Какое спокойствие! Мальчик, они же когда-то были твоим народом! А теперь они для тебя - материал. Ты выбрасываешь "пустую породу", шлифуешь то, что ценно… даже Феанор не вел себя так! хотя и пытался".
- Мори… - Мелькор не находил слов, - ты мудрее многих Айнур…
Юноша смущенно потупился, покачал головой.
- …и у тебя пробуждаются силы, не присущие эльдарам.
- Властелин… я не…
- К чему отрицать очевидное? Ты смог перепеть (перепеть, Мори!) эти скалы. Разве не так?
- Ну-у… Государь немного учил меня говорить с камнем, - не поднимая головы, ответил тот.
В похвалах Валы ему чудилось что-то липкое… хотелось сбросить с себя эти сладкие слова…
- Немного. Учил немного, - продолжал Мелькор. - А ты сумел сделать - это. Сам. Мори, да знаешь ли ты, что подобное не под силу иному майару?!
("Например, Даргу, но эти подробности тебе не нужны. Ну?! Ты должен обезуметь от моих похвал!")
- Властелин, я… я не знаю… Я только делал то, что мог. Для Государя.
("Для Государя, говоришь? Ничего, пусть пока так. Тебе понравится быть Повелителем, мальчик. И ты перестанешь быть слугой Феанора - даже если продолжишь носить ему его любимые орехи!")

Глава 12. Брат Властелина

Не вставаший на колени -
Стану ль ждать чужих молений?
Не прощавший оскорблений -
Буду ль гордыми прощён?
Тот, в чьём сердце - ад пустыни,
В море бедствий не остынет,
Раскалённая гордыня
служит сильному плащом!
Г.Л. Олди. Касыда о ночной грозе

1

О-э-эй… был я отроком неразумным, о-э-эй, небесная кобыла еще не начала доиться своим молоком на бороду отца моего Ульфанга, о-э-эй, в тот год шаман наш, Хамыц, затеял великое камлание. О-э-эй, искал он путь к Тому, кто приходил к нашим пращурам.
Э-о-эй, гореть кострам священным! Э-о-эй, бить шаману в бубен! Э-о-эй, быть священной пляске!
…Я, мальчишка, из младших сыновей вождя, стоял в первом ряду. Три дня и три ночи - и ни один из нас не вышел из круга, не посмел пересечь священную границу.
Пляшет Хамыц, вихрем кружится - и поет, поет, поет. Рассказывает нам о своем пути по небесным долинам. Видит с высоты полета орла долины земные.
Э-о-эй, длись, священный танец! Э-о-эй, в жизни только пляска! Э-о-эй, пляска дольше жизни! Э-о-эй, жизнь короче пляски!
На четвертый день умер Хамыц, не окончив танца. "Вижу, - крикнул, - вижу Его!"
Собрал мой отец хасу, решили мужи идти по той дороге, что узнали мы от Хамыца.
Великий шаман был Хамыц. Нет теперь таких…
И пошел народ наш на запад.
Годами мы шли. Из мальчишки стал я воином, когда преградили нам путь великие горы. Сказали шаманы: близка твердыня Первого. Сказали: к северу надо идти. С севера горы эти обогнуть.
О-э-эй, холодна дорога на север. О-э-эй, да разве ж это преграда для воина?
И когда эти клыки земли остались к югу от нас, вновь собрались все вожди вастаков на великую хасу. О-э-эй, жаркий спор разгорелся…

2

Ты пришла ко мне, девочка. На твоей шее - золотое ожерелье. Знак любви к тебе? знак власти над тобой?
Что мне ответить тебе, Вьяр?
Ты даже ни о чем не просишь меня. Ты знаешь - я не смогу ничего изменить.
Ты стала еще одной игрушкой Мелькора. Как его нолдор, да: Властелин не позволит никому отнять у него цацку.
Живую цацку.
Глупо говорить, что я не предполагал этого. Предполагал. Но что он станет тянуть из тебя силы - нет, этого не учел. Да и никто бы не подумал, что Сильнейший ослабеет настолько, что будет жадно высасывать из тебя жизнь.
Еще меньше я ожидал, что стану ощущать свою вину перед тобой.
Вьяр… маленькая сестренка… Знать, что Мелькор может сотворить с тобой в любой момент - и быть бессильным помешать…

3

- Первый, - тихий, жалобный голос. - Первый, видишь?
- Вижу, Вьяр. Ты носишь это ожерелье постоянно, да?
- Да… На всякий случай. Он разгневается, если узнает, что я сняла.
- Разумно.
- Первый, что мне делать? После того… я боюсь…
- Понимаю, маленькая.
- Ты… ты не можешь мне помочь?
- Вьяр, как? Любое наше сопротивление вызовет его ярость. Если хоть кто-то вмешается - будет только хуже. Тебе же хуже.
- А… уйти? Саурон, я готова бежать из Ангбанда!
- Поговори с Тильдом. Он тоже думает об уходе.
- Но… ты?
- Вьяр. Я пел эти горы. Эту крепость. Я вложил в нее всего себя. Я не отдам свое творение Мелькору. Да, Ангбанд мне дороже, чем ты. Это правда. Прости.

4

О-э-эй, то была первая хаса в моей жизни. О-э-эй, лучшую кобылицу подарил я Агунде, когда она родила мне Ульмара. Когда получил я право войти в собрание отцов.
Воин и отец.
Воином я стал сам - а как же иначе? Отцом - ну, тут без женщины нельзя. Вот и спасибо Агунде.
Доведется ли мне стать вождем? Как знать.
А пока что я - младший, третий сын - молчал, слушая спор отца и Бора, сына Бортага, праправнука Бораты.
О-э-эй, век за веком потомки Бораты ссорятся с потомками Ульра. Ссорятся, а далеко не откочевывают. Вот и сейчас - кричат Бор и Ульфанг, мало ни за усы таскают друг дружку… а я думаю: правда ли они не согласны или просто завет пращуров исполняют?
Бор кричит, что Древние нам говорили о Враге, живущем в горной крепости. Бор хочет на юг идти - мол, там в горах живут Древние. У них хочет Бор искать заступничества от Врага.
Я что? Я младший сын, я молчу. Только что же ты, Бор, десять и еще пять зим шел на запад, ища Первого, а сейчас свернуть надумал? Не потому ли, что уверен: если потомки Бораты пойдут на юг, то потомки Ульра пойдут на север? Думаешь: другие вастаки Первого найдут? А Первый позаботится обо всем народе, так?
О-э-эй, хитер ты, Бор. А только отец тебя хитрее. Не свернет он в конце пути. Не спрячется за чужие спины. На север пойдет Ульфанг. Роды наши оставит ждать его возвращения, с собой возьмет лишь…
- Пусть услышит вождь Ульфанг слово своего младшего сына! Старейшины остаются с племенем. Старшие мои братья остаются с племенем. Пусть вождь дозволит младшему сыну испытать судьбу.
Дозволил.
О-э-эй, не сделает ли встреча с Первым меня сильнее братьев?
А если погибну… что ж, кто довольствуется малым, тот дома сидит. Кто хочет великого - рискует всем.
Э-о-эй, жизнь - борьба и схватка, гибнуть слабым духом! Э-о-эй, дерзким и отважным слава улыбнется!

5

- Глянь, Ынешт: снизу едут. Сюда, что ли?
- А балрог их знает.
- Тудлан, Йушто, Гынат, Лудын, - встретьте! Не бить без приказа. Разузнайте, зачем они сюда.
- Ынешт… А если они нас без разговоров - того?
- Ма-алчать! Выполнять! Остальным - за скалы! Приготовить пращи и луки!

Вастаки увидели, как из-за скал спустилось несколько коренастых воинов, не сходных обликом ни с одним народом, встреченным доселе. Впрочем… кажется, они похожи на свирепых горных дикарей.
Только похожи. Эти-то дикарями не были. Воины в отличных доспехах.
Застава.
Ульфанг приказал остановиться. Поднял правую руку и сказал на родном языке:
- Мы хотим поклониться Первому.
На всякий случай он повторил это на языке Древних.
- Пер-рвому? - прорычал орк.
Урызмаг спешился, подошел к заставщику и молча приподнял золотую гривну на своей шее: дескать, узнаёшь ли работу?
- Вы приезжали к Властелину? - разговаривать на чужом языке воину Ангбанда было трудно.
Урызмаг решительно кивнул.
Орк снял с пояса рог, протрубил череду долгих и коротких сигналов. Почти сразу сигнал был повторен - где-то недалеко; потом еще раз, еще…
- Езжайте, - сказал он Ульфангу. - К Властелину.
- Как мы… - речь Древних давалась Ульфангу не так уж легко, - как мы будем узнавать Первого? Властелина?
- Вас пр-риведут к нему.
Ульфанг не привык, чтобы возражали ему. Вождю. Он и так снизошел до разговора с заставщиками сам - только потому, что это были воины Первого. Но отказ отвечать его возмутил.
Вождь повторил свой вопрос - тем тоном, каким он говорил с воинами своего народа. Тоном, требующим повиновения.
- В чер-рном… - неохотно прорычал орк, - выше всех… волосы черные
- В глаза глянет, - перебил другой, - сдохнуть захочешь.

6

Учить мальчишку оказалось на удивление увлекательным делом.
Я не хотел, чтобы Феанор узнал, что Мори теперь часто бывает у меня, - так что мы почти не выходили из Цитадели: если что, мальчишка бегом отправлялся к своему хозяину или к мастерам.
Сначала я давал простые задачки: найти дверь в глухой стене или выйти из лабиринта коридоров. Для того, кто слышит мою Музыку, нет ничего легче. И разумеется, чем враждебнее мне эльдар, тем невыполнимее задача.
Месяц, другой, третий - и Мори, кажется, уже был способен сам найти дорогу в Тронный зал и войти туда.
Разумеется, с Тронным я не проверял. Нечего туда ходить Воплощенному. Даже этому.
Мальчик сливается с моей Темой. Невероятно.
Тогда я стал учить его становиться "невидимым". Незаметным. Растворяясь в Музыке Ангбанда, он шел по коридору навстречу оркам… его не видели.
Еще немного - и я его отправлю в казармы гвардейцев. Подслушивать.
Нет, конечно, мне это совершенно не нужно - просто интересно, до какого предела можно довести способности этого мальчишки?
И при этом он твердо уверен, что служит Пламенному. Ходит в Ангбанде сквозь стены, прибегает по моему зову - и называет себя слугой Феанора. Смешно!

7

Мальчик. Послушный, старательный мальчик.
Как мне сказать, что все твои старания напрасны? Что ты всё равно не заменишь их.
Ты жадно ловишь каждое мое слово и пытаешься делать в точности так, как я сказал.
Карантиру ничего не нужно было объяснять, он понимал с полувзгляда. Куруфин всегда в ответ предлагал что-то свое.
Ты пытаешься быть заботливым, старательно тираня меня этим.
Принимать заботу Маэдроса было так же легко, как дышать.
Ты уговариваешь меня пойти развеяться, побродить по снежным горам.
Бросить всё и умчаться куда-нибудь с Келегормом и близнецами было так радостно и весело.
Ты бываешь чуток, мудр и подчас суров.
Никто лучше Маглора не умел говорить о тайных движениях души. Никто не мог так точно и одновременно чутко укорить меня за совершенную ошибку.
Ты умеешь чувствовать камень. Не так, как я. Иначе.
Он, мой единственный ученик, тоже видел мир иначе. Впрочем, почему "видел"? Он и сейчас видит.
Мори, мальчик мой, пока ты был просто слугою, мне было легче. Как объяснить тебе, что чем настойчивее ты пытаешься стать для меня большим, тем больнее ты мне делаешь! Ты не заменишь мне их - никогда. И чем сильнее будешь пытаться - тем больнее мне будет видеть, насколько ты - не они.
Не просись ко мне в ученики, Мори. Мне слишком больно вспоминать о нем. О нынешнем владыке Нарготронда.
Вы действительно похожи - теперь я вижу это. Пусть ты не чувствуешь жизни маленького самоцвета в своей руке - но жизнь горы ты видишь ясно. Он - тоже. Он такое сотворил со скалами Нарога, что я теперь ничего не могу увидеть с Бесснежной.
Да, Мори, вы похожи. Но ты - не он.
И моим учеником тебе не стать.
Мой мальчик, ты слишком добр и заботлив, чтобы я объяснил тебе истинную причину, по которой я не стану учить тебя.

8

Мори почувствовал неладное. Государь был совершенно спокоен, не мрачнее обычного, и к дверям он пошел тоже спокойно… но юноше тут же вспомнился уход Феанора в начале Браголлах.
“Теперь-то он не сможет скрыться от меня так, что я его не найду!” - нахмурился помощник Мелькора (в глубине души Мори очень гордился, что Властелин называл его - так). Вслух он спросил:
- Что-то случилось, Государь?
Феанор обернулся:
- Просто хочу прогуляться.
- Можно, я с тобой?
- Хм. А если я отвечу “нет”, то кто-то очень нахальный всё равно пойдет за мной следом?
- Государь, - невольно потупился Мори, - я этого не говорил.
- Не говорил, отрицать глупо, - усмехнулся Феанор.
- Так можно? - юноша смотрел на него, как смотрит пес на того, кто может бросить кусок мяса, а может и ударить палкой.
- Мори, тебе всё равно, отвечу я “да” или “нет”. Что ж, мне всё равно, будешь ты красться за мной или пойдешь открыто.

9

Я столького достиг - но это ничто в твоих глазах, Государь. Это даже меньше, чем ничто: поступки, которые я сам числю лучшими, ты назвал бы преступлением. Если бы узнал о них. Но я не могу иначе. Я это делаю не ради себя, не ради ложной гордости, чувства превосходства или прочих. Ради тебя.

Я столько совершил - но это ничто в твоих глазах, отец. Это даже меньше, чем ничто: поступки, которые я сам числю лучшими, ты называешь предательством. Но я не могу иначе. Я это делаю не ради себя, не ради ложной гордости, чувства превосходства или прочих. Ради твоего дела. Дела, к которому ты нас призвал и от которого отрекся сам.

Твой приговор прост: я не мастер. Но разве умение творить из камня и металла - единственное, что достойно мастера, Государь? Да, моим рукам никогда не сравниться с твоими. Но разве воля нолдор - материал менее благородный? Как камнерез вскрывает глубинную суть самоцвета, так я обратил стремления и страхи нолдор на пользу нам. Не нам - тебе.

Твой приговор прост: я не мастер. Но разве умение творить из камня и металла - единственное, что достойно мастера, отец? Да, моим рукам никогда не сравниться с твоими. Но разве воля нолдор - материал менее благородный? Как кузнец придает металлу ту форму, что пожелает, так я подчинил стремления и ярость нолдор своей воле. Не своей - твоей.

Я пожертвовал ради тебя - собой. Мне, нолдору, пришлось стать тюремщиком. Тем, кем прежде был ты. Я сломал себя - ради тебя. А ты об этом не узнаешь никогда. На мое счастье.

Я пожертвовал ради тебя - собой. Мне, вождю нолдор, пришлось исполнять приказы Моргота. Так, как это делаешь ты. Я сломал себя - ради тебя. А ты этого и замечать не желаешь.

Мое имя произносят с ужасом - но для тебя я остаюсь мальчишкой-слугой. Не годным даже в ученики.

Мое имя произносят с восторгом - но для тебя я остаюсь мальчишкой-сыном. Не годным даже в ученики.

Отчего мрачен ты, Мори, Повелитель пленных, помощник Мелькора?
Отчего мрачен ты, Маэдрос Высокий, властитель Восточного Белерианда?

10

Они миновали перевал и начали спускаться. Мори в который раз удивлялся, глядя, как Феанор умудряется лазать по горам в своей длинной тунике. То есть, понятно, что привычка - великое дело, понятно, что упорство Феанора граничит с упрямством, но всё-таки…
Еще меньше Мори понимал другое: зачем он на этот раз отправился следом? Государь всю дорогу не замечает его… или очень умело притворяется, что не замечает. Опять же - остаться в Ангбанде было бы просто разумнее: за пленными приглядеть. В отсутствие Феанора многие вещи сделать проще; не нужно опасаться, что Государь всё испортит внезапно проснувшимся интересом.
Да и холодно тут… очень. Одно название - южные склоны. С Ард-Галена такие ветра налетают… брр!
Обругав себя глупцом и десять раз подумав, что самое разумное сейчас - это немедленно вернуться в Ангбанд, Мори нашел какую-то расщелину в скале и забился туда.
Чуть ниже Феанор стоял на вершине утеса.
Воющий южный ветер здесь, в отрогах Железных гор, становился ледяным. Он сбивал с ног - но Феанор словно окаменел. Ярящийся буран спутывал ему волосы; даже шитые камнями откидные рукава туники приподнимались - словно крылья огромной птицы, готовой взлететь.
Феанор не замечал пляски вихрей. Сложив на груди руки, он неотрывно смотрел на юг.
Так узник смотрит в окно своей темницы.
Мрачное достоинство обреченного.
Сердце Мори сжалось. “Спустись! Ну, спустись с этих гор, тебя же никто не держит, уйди туда, куда зовет сердце!” - вдруг захотелось крикнуть ему.
Юноша вздрогнул от того, насколько чужды и безумны были эти мысли.
Но видеть, как Государь жадно всматривается в далекую линию гор, как ловит ртом ветер - потому что тот летит с юга, видеть, как в нем, намертво прикованном к этим скалам, хоть цепей и нет, борются горе и гордость… - видеть это было жутко.
“Правильно я с ним пошел, - подумал Мори. - Мало ли что…”

11

Маэдрос! Маэдрос, сын мой, отзовись!
Вот он, Химринг - меч, вонзившийся в хмурое небо Белерианда. Твоя крепость.
Так близко.
Когда-то я был в одном, ну двух днях пути от твоих гор. Еще не ставших твоими.
Тогда ты висел на Тангородриме.
Теперь заложник - я.
Маэдрос, зачем тебе казаться более жестоким, чем ты есть? Не делай вид, что проклял и забыл меня. Я же чувствую прикосновение взгляда палантира - каждый раз, когда ты смотришь. Каждый раз, когда ты молчишь. Каждый раз - всего несколько ударов сердца. Ты надеешься, что я не успею понять, что кто это. Каждый раз - в бесплодной надежде обмануть меня.
Так стоит ли молчать и дальше, сын мой?!
Исполняя мою волю, стоит ли делать вид, что идешь супротив?!

12

На Химринге Маэдрос отчаянно сжимал виски ладонью левой и обрубком правой - как будто это могло помочь ему перестать слышать осанвэ.
Но в сознании звучало немолчно:
“Маэдрос, если бы я смог уйти, я бы ушел. Ты это хотел от меня услышать? - вот, я сказал.
Только - некуда мне уходить. В Феанора, чудесным образом воскресшего из мертвых, не поверит никто. А жить под личиной… меня выдадут мои руки. Я же не смогу сидеть без дела - и меня сочтут ангбандским мороком. Что меня тогда ждет - лучше себе этого не представлять…”
- Неважно, отец! Мы придумаем, мы найдем, что придумать!
“Маэдрос!”
- Отец, возвращайся! Если ты на южных склонах, если тебя ничто не держит…
Сердце Высокого колотилось о ребра: неужели самое несбыточное свершится - сейчас?!
“Держит, Маэдрос”.
- Что?! Это проклятая дружба?!
“Нолдоры, сын мой. Нолдоры по обе стороны Эред Энгрин. Мое возвращение - это немедленное начало войны. И смерть пленных в Ангбанде”.
- Преда-а-атель…
“Нет. Я сто раз говорил тебе: я не позволю моему народу погибнуть в бессмысленной бойне. Я не отдам вас на расправу”.
- Еще неизвестно, кто с кем расправится! Дагор Браголлах нас многому научила, мы не сидим сложа руки!
“Наивный мальчишка! Ты думаешь, ты видел настоящую мощь Ангбанда?!”
- Майары, балроги и драконы - это что, не настоящая мощь? Есть что-то еще?!
Маэдрос осекся. Перед глазами встало, как въяве: ворон, письмо, карта отступления...
“Вот как? Он тебе даже письмо прислал? Не ожидал от него такого…”
Маэдрос закусил губу: он совершенно не собирался рассказывать об этом письме.
“Мой мальчик, не хватит ли пытаться меня возненавидеть? Ты уже понял, что это невозможно”.
- Да, я люблю своего отца, - ледяным тоном ответил владыка Химринга. - Люблю вопреки самому себе. Я не властен над этим чувством. Но я властен презирать предателя.

13

О-э-эй, неподвижней скалы стоял он на вершине утеса. О-э-эй, мы все разом увидели его. Да и трудно было бы не увидеть такое.
Мы все - воины, не боящиеся ни ливня, ни града, ни грозы в степи, - на этом ветру кутались в плащи и были бы рады послать коней галопом… да только в этих горах галопом как раз в ближайшую пропасть и прискачешь. Мы корчились от ледяного ветра, а тот, на утесе - стоял.
Стоял и не шевелился. Только что-то черное поднималось у него за спиной, будто крылья он расправлял и раздумывал: взлететь? нет?
- Это кто же крылатый Первому служит? - спросил Урызмаг. Не нас. Сам себя.
А подъехали ближе - оказалось, что никаких крыльев и нет. Одежда такая - полотнища от плеч ниже колен спускаются.
Не шелохнулся ни разу. На груди медленно тает снег - а он не замечает.
Спешились мы, все как один. Поклонились.
Он не увидел нас? Или не пожелал кивнуть в ответ? Словно нет нас здесь.
- Приветствуем Могучего! - крикнул отец.
Ничего.
Подошли мы ближе.
“Высокий, волосы черные, одет в черное…” - голос дозорного зазвучал в моей голове. Мало ли у кого черные волосы! - а вот то, что на нем была тонкая рубаха - на этом-то ветру…
Он? не он? - переглядывались мы, не решаясь ни уйти, ни заговорить снова.
- Мы, люди рода Ульра, пришли приветствовать Могучего! - снова крикнул Ульфанг.
Стоящий на утесе медленно обернулся и спросил, словно пробуждаясь от сна:
- Люди?..
Его глаза… будто сквозь нас он смотрел. О-э-эй, мы для него - будто танец снежинок в воздухе! - мелочь, не стоящая внимания.
О-э-эй, склонились мы перед ним, как трава под ветром.
О-э-эй, перед Ним.

14

Люди. Как странно - люди. Здесь, в Ангбанде. И при этом пытаются говорить на каком-то искаженном наречии эльдар.
Что им нужно? Чего они хотят от меня?
…Он говорит, что они приехали, чтобы служить мне. Мне?! Служить?!
- Зачем вам это?!
Он говорит, что я учил их пращуров.
Помнят! Они помнят меня! Несмотря ни на что! Пусть я отринут теми, кто мне дорог, но вот - атани прошли сотни лиг, чтобы увидеть меня. Чтобы отплатить за мою заботу во времена Пробуждения!
Они - помнят!
Рано было отчаиваться! Рано было считать, что моя жизнь теперь не нужна никому.
- Я благодарен вам за то, что вы пришли ко мне.
Он спрашивает, идти ли им ко мне в крепость или…
Ко мне в крепость?
Так. Похоже, я обрадовался преждевременно.

15

Феанору понадобилось определенное усилие, чтобы настроиться на осанвэ. Сообщать Мелькору о произошедшем не хотелось.
Но было необходимо.
Пламенный вздохнул, сосредоточился. Прежней радостной открытости не было... этого не было уже давно. Усилие воли вместо желания немедленно поделиться чувствами.
“Мелькор. Здесь люди. Люди - они пришли в Ангбанд”.
“Люди?! Здесь?! Наконец-то! - такой радости в тоне Мелькора нолдор не слышал давно. - Где вы?”
“Мы на южных склонах. Рядом с Сидящим Орлом... Третьей Восточной Внешней то есть”.
“Какое украшение у вождя? Золотая гривна, браслет - что?”
"О чем ты?"
"Я спрашиваю: что у главного? Что тут непонятного? - Вала начал раздражаться. - Ты ведь говорил с ними?"
“Да, мы немного поговорили...” - в мыслях Феанора явственно слышалась тревога.
Мелькор услышал это:
“Они боятся меня? Эльдары успели внушить им?..”
“Нет, отнюдь нет. Они пришли поклониться тебе. Они тебя помнят. Одна беда... - Пламенный сглотнул и дал Мелькору увидеть яркий образ: - они меня за тебя приняли”.

16

Как он посмел?!
Как он посмел назваться мною?! Называет себя другом? - а сам жаждет моей власти, моего могущества, пытается подчинить себе тех, кто пришел склониться передо мной!
Хотя… кажется, он сожалеет?
Тогда ладно.
Может быть, люди просто ошиблись? - они не видели никогда Великих, вот и сочли мною первого, кого встретили…
Похоже.
Если это случайность, если Феанор не виноват…
"Ты сказал им, кто ты?"
"Пока нет. Сказать?"
Да, разумеется! Или… или нет? Не сейчас? А что… это может оказаться интересно: они войдут в Тронный зал, ожидая увидеть на троне - его, а он будет всего лишь рядом!
Зрелище отличное! Так и сделаю.

17

“Нет, Феанор. Позже. Сначала им нужно добраться до крепости”.
“Как скажешь”.
“Покажи им дорогу. Просто покажи - и пусть едут на запад. Горы их пропустят”.
"Хорошо".
Где разместить людей, Мелькор решил давным-давно. Еще после своей второй поездки к ним. Достаточно далеко от орочих пещер, но не слишком близко к залам майар.
Однако - гостей надо было кормить, и доверять это оркам не стоило.
“Мори!” - позвал Вала.
“Властелин?” - юноша напрягся, но лицом не дрогнул. Даже если бы Феанор смотрел в его сторону, он бы ничего не заметил.
- Обогните Клык с запада. Дорога сама приведет вас в Цитадель.
“Я жду тебя. Немедленно!”
- Повинуемся, о Могучий!
“Властелин... это невозможно. Я с Государем. Мы очень далеко от крепости - день пути, не меньше”.
“Феанор, где твой мальчишка? Он мне нужен - накормить людей пищей нолдор. А то мои орки их так угостят…”
- За день перевалите горы...
“Что? Кормить? А... понял. Но не раньше завтрашнего дня: мальчик сейчас со мной”.
- ... и еще день пути по равнине.
“Возвращайтесь. Кони поскачут вам навстречу”.
- Ангбанд рад вам.
- Твое слово, о Могучий!
“Хорошо. Людей я отправил. Мы сейчас пойдем тропами, напрямик. Кони найдут нас?”
- Мори, мы возвращаемся в Ангбанд. Мелькор хочет, чтобы ты занялся кормежкой людей.
- Конечно, Государь.
“Ломенуз найдет тебя везде”.

18

Обратно мы шли вместе.
То есть Государь всё равно шел впереди, не оборачиваясь, - но ледяной стены отчуждения больше не было. Он больше не делал вид, что не замечает моего присутствия.
Правда, от этого было легче ненамного: вместо показного равнодушия Феанора я чувствовал его гнев.
Мы поднялись на перевал.
- Отдохни, - сказал мне Государь. - Воплощенные духи скачут быстро, скоро поедешь верхом.
- А ты?
Он нахмурился.
- А мне людей не кормить. Мне спешить некуда.
Я хотел возразить, но испугался. Если он сочтет, что я говорю слишком уверенно, что это отнюдь не тон слуги… нет, лучше промолчать.
Мы сели на камни. Молчали; только ветер выл в скалах.
- Государь, Мелькор знает, что я занимаюсь пленными. Я слежу за их едой, так что еду для людей...
- Я понимаю. Не оправдывайся. Ты понадобился Мелькору, он тебя позвал, прислал тебе коня. Кстати, во-он они. Внизу. Скоро здесь будут.
Я не нашелся, что ответить. Я чувствовал его недовольство, но не знал, что сказать в свою защиту.
Ломенуз и другой конь (гнедой, я видел его впервые) показались из-за скалы.
- Давай подсажу, - усмехнулся Государь, вставая. - Ты когда последний раз ездил верхом?
- В Амане, - честно ответил я. И вздрогнул: так неуместно здесь прозвучало это слово.
- Что ж, надеюсь, что этот конь тебя не уронит, - он закинул меня на спину гнедому.
- Государь, давай поедем вместе? - робко попросил я.
- Скачи! Лети служить своему Властелину, - ответил он. Как плетью хлестнул.
Не жеребца. Меня.

19

Скачи, малыш.
Не думал я, что так оно обернется. Что ты станешь служить Мелькору.
Маленькая черная точка - уже далеко внизу. Дальше. Дальше.
Так ты уходишь от меня. Не сейчас, нет - последние год-два.
Пара лет. Ничтожный срок. Срок достаточный, чтобы мальчишка-слуга превратился… хотел бы я знать, в кого ты превратился, Мори.
Впрочем, нет. Я не хочу знать.
Ты необходим Мелькору, и он уже не скрывает этого. Феанора в Ангбанд никто не торопит, а вот за Мори посылают коня. Ломенуза Мелькор отправил ко мне заодно. Обычная вежливость, не более. Просто сам Властелин обеспокоен тем, чтобы Повелитель Мори…
“Повелитель”?! С чего я взял?!
Впрочем…
Возможно, это именно так. Ты изменился, малыш. Ты сильно изменился после Войны.
Что дал тебе Мелькор? Что он тебе предложил? Что заменило тебе спокойствие мастерской? Или - жизнь рядом с Феанором слишком скучна, и лучше нее всё, что ни предложи?
Скачи, Мори. Я не хочу знать твоих тайн. Я боюсь узнать их.
Спеши к своему Властелину, юный Повелитель. А Феанор неторопливо дойдет пешком.
У меня есть два-три дня - и совершенно незачем оказываться в Ангбанде раньше.

20

Первое, что увидел Феанор, войдя к себе, - аккуратно разложенные новую тунику, сапоги, прочую одежду, несколько поясов на выбор.
“Хм. Мори по-прежнему считает себя моим слугой? Или ему просто удобнее делать вид, что ничего не произошло?”
Феанор переоделся, расправил волосы, достал нагрудную цепь и пару перстней, затем взял ларец с Венцом.
“Когда-то Венец открыл дорогу к вам, атани. Быть может, в ваших преданиях осталась память о том, чье чело было увенчано светом. О том, кто дал вам огонь…”
Пламенный надел Венец. Голова уже забыла тяжесть гветморна, лоб и виски отвыкли от крепких объятий ажурного металла. Феанор невольно зажмурился - сила Венца пульсировала, окатывая огненными волнами.
“Ты боишься меня, Мастер. Ты боишься - себя. Ты запер меня в ларец, чтобы забыть свои стремления. Свою дерзость. Свою силу. Ты отрекся от Света, ты не принял Тьму - а ведь когда-то ты считал родными обе стихии. Что ты теперь, Мастер, бегущий от памяти Феанора любящего и Феанора яростного? Ты жертвовал всеми, чтобы вершить огненный путь - и счел себя вправе остановиться?! Погрязнуть в унынии?!”
“Я ошибался, - отвечал Пламенный Венцу. - Я допускал один роковой просчет за другим”.
“Отсутствие действий не становится отсутствием ошибок!”
“Но я…”
- Государь, не надо!
Феанор вздрогнул, открыл глаза.
- Мори, в чем дело?
- Государь, не ходи в Тронный зал в Венце, пожалуйста.
- С чего вдруг, позволь спросить?
- Государь, ты их всех только раздразнишь. Они же ненавидят тебя…
- Все? - насмешливо приподнятая бровь.
- Все, кроме Мелькора. И ты это знаешь.
- Мне это безразлично.
- А чье мнение не будет безразлично Мелькору: их или твое?
- Карать меня только за то, что я надел Венец? Мори, умерь свои домыслы!
- Карать за то, - тихо ответил юноша, - что ты Мелькору дороже, чем они. Карать за то, что он пощадил твоих сыновей, даже начав войну. Карать за то, что ты сильнее их, пусть не всех, но некоторых - точно.
- Ты противоречишь сам себе: ты говоришь, что Мелькор станет слушать их…
- Государь, не цепляйся к словам!
- Ты считаешь себя вправе перебивать меня? Это что-то новое. Позволь спросить тебя, Мори, - голос Феанора стал насмешливо-почтителен: - кто ты в Ангбанде?
- Твой слуга… - выдохнул юноша.
- Если так, то запомни: я не спрашиваю советов у слуги.

21

Стою. Справа от пустого трона.
Все стоим. Кроме Анкаса и Глаура, даром что Анкас - здесь. А Глаур чьими-то глазами смотрит. Ну и Тильд, понятное дело, не стоит. Разлегся, вылизывается… пока Властелина нет.
Нет Мелькора - и нет его нолдора.
Ждать Властелина Ангбанда - я понимаю, но этого?! Наглец. Считает себя выше нас! Свернуть бы ему шею… так ведь нельзя.
Они оба, вместе издеваются над нами. Наверняка. Их нет - обоих.
Да и ради кого Мелькор собрал нас всех?! Ради посольства из Амана? ради равных нам?! - нет! Он собрал всех майар ради толпы жалких людишек - такой чести был бы достоин разве что заносчивый Эонвэ, этот дерзкий посол Манвэ!
Он унижает нас! унижает самим этим лицедейством - так ему мало: они со своим нолдором еще и опаздывают вместе!!
Р-разр-ррр-рвать кого-нибудь!
- Мр-р-рм…
Да, Тильд. Сначала - я молча отстою эту, так сказать, церемонию. Но потом - р-раздер-ррр-ру пер-ррр-рвого подвер-ррр-рнувшегося!

22

Идя к Тронному залу, Феанор не думал ни о чем. Ссора с Мори - нелепая и такая несвоевременная - тяжестью легла на душу. Пламенный шел, никуда не глядя. Тело двигалось само, привычно. Привычно для Первого из мастеров, сына Короля.
Плечи отведены назад. Левая рука небрежно лежит на рукояти меча. Голова чуть запрокинута - жест гордости или безразличия к окружающим. Пройти точно по середине - стык центральных плит пола ровно между ступнями. Неторопливый шаг властителя. Негромкий - ему не нужно стуком каблуков возвещать о своем приходе; негромкий, но отчетливый.
Двери Тронного зала медленно раскрываются. Сегодня они огромны: четыре роста эльдара, не меньше. Пламя в расщелине встает двумя столпами, между ними - проход к трону.
Майары ждут. Прожигают нолдора взглядом - только Феанору нет дела до них.
Он привык идти под жгучими взглядами. И он входит в Тронный зал так, будто этот трон - его.
Друг Властелина. Создатель Венца. Победитель Унголианты.
Тот, благодаря кому Мелькор пришел к Людям.
Тот, чьи светильники горят в Тронном зале, - творений майар нет здесь.
Свет Сильмарилов рассекает багровый сумрак Тронного зала Ангбанда. Пламенный увенчан Светом - здесь, в сердце Тьмы.
Кроме него, корону носит лишь Мелькор.

23

- Мя-ааа-ау!
Я завопил от страха. Но я слишком хорошо умею быть смешным: майары обернулись на меня, кто-то засмеялся, кто-то улыбнулся.
Стал дурачиться дальше…
Обошлось.
Они бы сейчас убили его. Убили - и оказались бы отчасти правы: входить в Тронный зал Ангбанда так, будто мы все собрались здесь ради него, будто и трон здесь - его… не-е-ет, за такое убить стоит!
Вот только что нам потом Мелькору говорить?!
Его нолдор заслуживает, чтобы его разодрали на мелкие клочки. Только - не сейчас. Не перед этой глупейшей встречей с людьми.
Не будем противиться воле Властелина.
…Пока я отвлекал майар, этот нолдор поднялся по ступеням, встал рядом с троном.
Интересно, каково будет Мелькору сидеть между ним и Сауроном? - даже я чувствую, что над троном только что молнии не проскакивают.
- Пшшш! Прекратите сверкать глазами! У меня шерсть из-за вас загорится!
Я сделал всё возможное, чтобы эти слова прозвучали шуткой.

24

Мелькор вышел из стены позади трона.
В зале настала оглушительная тишина - смолкли не только звуки, но даже мысли.
Майары и Феанор невольно вытянулись, замерли.
Едва заметное движение глаз Валы - и огромные двери распахиваются снова.
Чеканя шаг, входит дюжина орков-гвардейцев. Следом - люди. Атани.
Первые из атани, дошедшие до Ангбанда.
Жалкие Воплощенные? Долгожданные гости? Будущие ученики? - для кого как…

25

Я тварь, я червь, я ничто…
Нет! Это не мои мысли!
Э-о-эй, замок этот чуден, замок этот жуток… нет на свете места ни его страшнее, ни его прекрасней…
Это было похоже на самый кошмарный из снов… таких залов не может быть в мире! "Но, - твердил голос внутри меня, - вы же шли к Богу. Дом Его не должен быть похож ни на что, вам ведомое".
Мы вошли - к Нему в зал. Он ждет нас - это мы знали, как знаешь, где север.
Там бушевал огонь - пламень встал стеной, потом изогнулся аркой, потом вздыбился колоннами. А по ту сторону огня сияли три звезды.
Сначала я ничего другого не увидел - только черный, как уголья, зал, пламя и эти звезды. Потом… потом нас бросило на колени. Я сам не понял, почему мои ноги согнулись… мое тело не подчинялось мне. О-э-эй, тело мое не мне подчинялось!

26

- Говорите, люди! Говорите, ибо Я сегодня готов выслушать вас!
Вастакам казалось, что голос идет отовсюду.
Коленопреклоненный Ульфанг начал:
- О Могучий! Некогда пришел ты к нашим пращурам. Ныне мы сами пришли к тебе.
- Чего же хотите вы? - гремел голос Великого. - Зачем явились в мою крепость?
- Видеть тебя! - выдохнул вождь. - Служить тебе!
- Видеть?! - засмеялся Мрак. - Смотрите!
Пламя в расщелине не стало ярче, но чернота рассеялась. Вастаки увидели трон, и тех, кто стоял на ступенях, и того, кто восседал на престоле.

27

Я, червь ничтожный...
Нет! Я, Урызмаг, внук Урызмага, пришел служить тебе, Великий! Черви не служат. Я - не червь. Я - шаман вастаков, я ведомый песнью Хамыца привел сюда вождя нашего, и сына его, и отважных воинов.
Гривна деда на шее моей. Верю я преданиям, что пращур наш из Твоих рук получил ее.
На шее моей гривна - и словно перед глазами. В золотом круге вижу Тебя, Могучий.
Девятеро1 стоят на ступенях Твоего трона. Светом увенчан один из девяти.
Сначала подумали мы, что это Ты, Великий, свет на лбу несешь. Теперь видим - это тот, кого мы сначала приняли за Тебя. Подле Твоего трона стоит он.
"Некогда к пращурам нашим двое явилось Могучих,
Светом один был увенчан, другой облаченным был в сумрак,
Первый учил нас, и много нам благ даровал, и огонь был
Даром ценнейшим…"
Откуда пришли ко мне эти строки? Я не слышал их никогда! - но глядя на того, со звездами в венце, я слышу этот мерный ритм незнакомых сказаний…
Остальные восемь - кто они? Да и живы ли они? - они прекрасны, но в них нет тепла души. Словно статуи стоят на ступенях трона.
Три женщины. Черные кожистые крылья за спиной у одной - и смерть во взоре. Сама Смерть служит Тебе, о Могучий?! Широки бедра второй, и призывно поднята грудь - Вечную Мать встретили мы подле Тебя, о Великий? Неразличим облик третьей, камнем застыли ее черты… кто она, Бог Наш?
Владыка Войны одесную Тебя, о Несокрушимый. Кровавый Ужас стоит у ног его. Морок, затягивающий в сети дурмана… Властитель Трав - Целитель-и-Убийца… Кователь подземной кузни… мы знали обо всех, всех почитали, всем приносили жертвы - лишь не догадывались, что здесь увидим их воочию.
А Ты, сидящий на троне… Силой Твоей полна гривна на моей шее, я прах у ног твоих, я тень от тени твоей…
Нет! Я слуга твой, готовый исполнить любую волю Твою!

28

Возгласы изумления раздались, когда тьма рассеялась и вастаки увидели всех, кто был на ступенях.
Они ожидали увидеть на троне того, кого встретили в горах, - и увидели его, но только - рядом.
Феанор смотрел на них со спокойным интересом. Остальные майары вообще не желали удостоить людей хоть взглядом. Им не было дела до жалких Воплощенных, с которыми Мелькор зачем-то вздумал играть - да еще так серьезно!
Вастаки переводили взгляд с Мелькора на Феанора, и Ульфанг не выдержал:
- Скажи нам, о Могучий, кто стоит по левую Твою руку? Не брат ли он твой?

29

Что этот Воплощенный себе позволяет?! Брат?! Назвать этого нолдора - братом Властелина?!
Да за такое убить мало! Убить обоих.
А Властелин… неужели он не опровергнет? Неужели он унизит нас - нас! - до такой степени?!
Мелькор, опомнись! Жалкие однодневки и этот нолдор - они дороже тебе, чем мы?!
Мелькор, как же так?

30

Те, кто казался мне неподвижнее статуй, вдруг ожили. Нет, они не пошевелились, их лица не дрогнули - и всё же я увидел, как по залу прошли волны ярости, словно ураган над степью промчался.
Восемь… нет, их не восемь, их десять: два сгустка гнева не имеют обличья, но сейчас я отчетливо вижу их! - и все они готовы растерзать Того, со звездами в венце.
Развернулись крылья летучих мышей, выпущены смертоносные когти волка, шипит змея и раздувает клобук, ядовитые растения тянут отравленные иглы, горы грозят обвалами, удушливый туман овладевает сознанием… - и нет спасенья!
А он стоит - и не желает даже заметить ту бурю гнева и ненависти, которую я вижу так ясно.
Первый, очнись! - они разорвут тебя!
Первый? отчего я назвал его Первым…
Не слышит… не хочет слышать.
"Он не услышит тебя". Кто это? Кто говорит со мной? - кот?!
Мне кажется, что этот огромный котяра - улыбается. Недобро так улыбается… "Напрасно стараешься, шаман. Ты не спасешь своего Первого", - и злая насмешка на слове "своего".
Что происходит? Что натворил Ульфанг, назвав Того, со звездами - братом Могучего?

31

- Не брат он мне, но друг!
Голос Мелькора смиряет нарастающее возмущение майар.
Темный Вала вложил в этот окрик больше Силы, чем в весь поединок с ненавистным ему Финголфином. Как вода гасит пламень, как песок поглощает воду, как ветер сдувает песок - так и голос Валы, голос Властелина погасил, поглотил, вобрал в себя ярость Повелителей.
"Больше не буду говорить с ними при майарах. Клятву с них возьму потом, с глазу на глаз".
Мелькор был до невозможности раздосадован: он ожидал, что изъявление покорности людьми станет праздником для него и соратников, а вышло…
Надо было поскорее закончить эту неудачную церемонию.
- Ступайте, Люди. Ныне узрели вы Меня и сподвижников моих. После буду Я говорить с вами.
Вастаки поклонились и попятились к выходу.

32

Ты зарвался, н-нолдо! Брат Властелина, говоришь? - и не оспариваешь, так?!
В Ангбанде некуда деваться от твоих пленных. В Белерианде шагу ступить нельзя - как же, вдруг убьешь нолдора!
В Тронном зале твои отвратительные светильники стоят!
Тангородрим, мой Тангородрим для тебя - игрушка!
Хватит, нолдо. Ты так уверен, что дружба с Властелином защитит тебя? - клянусь Пламенем, ты ошибаешься!
Ты - язва, медленно разъедающая Ангбанд.
Мне безразлично, что ждет меня, - но тебя я убью.
Впрочем, можешь гордиться, н-нолдо: ты - единственный из Воплощенных, кого я удостою поединка. Этого ты заслуживаешь.

33

Привычный коридор свернул - и Феанор понял, что никогда раньше не бывал в этом зале.
Из противоположной стены к нему навстречу шагнул Повелитель Воинов.
В руке у Саурона был обнаженный меч.
Первый Помощник молчал, но взгляд его горящих багряным глаз сказал Пламенному всё. Феанор обнажил Рок Огня.
Пытаться доказать, объяснить что-то было бесполезно: Саурон намерен биться насмерть. Звать Мелькора Феанор не собирался: гордость не позволяла. Да и ненависть - тоже.
"Наконец-то! меч к мечу. Давно я мечтал об этом!"
Противники медленно шли по кругу - ни тот, ни другой не спешили нанести удар.
У Феанора мелькнула мысль, что ему хочется поблагодарить Саурона: сам Пламенный никогда бы не напал на него первым. Но говорить нолдор не стал ничего - было ясно: на один миг отвлечешься - и будешь разрублен.
Оба врага сейчас собирали Силу: майар против Воплощенного Пламени. Впившиеся взглядами друг в друга, ловящие каждый намек на удар.
Первый Помощник. Для многих - просто Первый.
Первый из пришедших к Людям. Когда-то для людей - просто Первый.
Тот, кого Мелькор в Утумно называл другом, - против того, кого Мелькор в Ангбанде называл братом.
Кто нанесет первый удар?
Шаг - медленный, крадущийся. Намертво сцепившиеся взгляды.
Они ударили одновременно - и искры полетели от мечей.
Отскочили, ринулись вперед… удар сверху, отведен, искры, удар снизу, отскок, удар.
Но вдруг…
…пол под ногами треснул и начал медленно разъезжаться.
Нет, не уже медленно. Быстрее.
Оба врага поняли, что это значит. И оба - оба! - не рискнули перескочить через пропасть. Не потому, что эта щель была слишком широка для прыжка.
Нет - просто они не осмелились нарушить волю Мелькора, высказанную более чем ясно.

34

Я хромаю, как Воплощенный.
Ну да ничего - подождут. Постоят. Подумают о том, чего они заслуживают. Оба!
Нет сил пройти сквозь стены. Растащить этих предателей оказалось слишком тяжело.
Они у меня узнают, каково пренебрегать моей волей. Оба!!
Оба осмелились обнажить мечи! - да вы пожалеете, что не успели зарубить друг друга! Вы узнаете мой гнев, сполна ощутите на себе мощь разъяренной Старшей Стихии!..
Хотя… нет, на мощь Стихии сейчас сил не хватит… да и связан я этим проклятым обликом… как же болит нога!
Всё равно! - я обрушу на вас всю тяжесть наказания, какую смогу. А могу многое - вы оба забыли о том, как много я могу! Я напомню вам!

35

На шаги Мелькора Саурон обернулся.
Повелитель Воинов убрал меч - клинок попросту растворился в воздухе. Феанор тоже вложил в ножны Рок Огня, но оставил руку на гарде - на всякий случай.
Лицо Мелькора было сведено судорогой злости - но обоих поединщиков это сейчас совершенно не пугало. Может быть, потому, что они оба еще не отошли от той грани, где одного ждало развоплощение, а другого - Мандос. То, что собирался учинить с ними Темный Вала, было несравнимо меньшим.
Они - совершенно одинаково - не боялись кары.
Они были до невозможности похожи сейчас - два Бывших Первых.
Мелькор почувствовал, что может покарать их, но не в силах заставить устрашиться.
- Феанор, ступай к себе! - приказал Темный Вала. - С тобой я потом поговорю!
Пламенный сощурил глаза и не двинулся с места. Но Властелин Ангбанда уже не думал о нем, прошипев Саурону:
- А с тобой, мой Первый Помощник, мы поговорим сейчас…
Услышав тон, которым были произнесены слова "Первый Помощник", Феанор понял, что ему лучше уйти. Немедленно.

36

- Саурон, мне так тяжело видеть твои нынешние ошибки…
Я говорю с тобой ласково. Зачем мне кричать и яриться? - я уничтожу тебя вот этим участливым, заботливым тоном. Ты зарвался. Откровенного неповиновения я тебе не прощу. Довольно. И за все твои предыдущие дерзости - поиздеваюсь над тобой. Напоследок.
- Мой Первый Помощник, я всё понимаю. За века моего заточения ты привык решать сам. Тебе нужна самостоятельность. Без нее - ты совершаешь все эти невольные проступки.
Я улыбаюсь. Он ждет приговора - и я не тороплюсь. Пусть скажет спасибо, что этот разговор - с глазу на глаз, а не при Феаноре, например.
- Тебе нужен свой замок. Свой собственный. Конечно, я должен был отдать тебе какую-нибудь подходящую крепость гораздо раньше. Но и сейчас - не поздно.
Ты вздумал соперничать со мной из-за Ангбанда?! Да, его возвел ты - только это ничего не значит. Ты вздумал вести себя здесь как хозяин - ну так я вышвырну тебя!
- Думаю, Минас Тирит - вполне подходящая крепость, не так ли? И недалеко… К тому же ты так хотел биться с нолдорами, мой Волк. Захвати ее. Установи там свой закон.
Ты медленно настраивал против меня майар?! Ха, посмотрим, сколько из них готовы будут разделить с тобой изгнание! Ты уберешься из Ангбанда один, поджав хвост!
- Конечно, я не стану мешать твоим друзьям уйти с тобой. Если им так хочется - пожалуйста, врата Тангородрима открыты.

37

- Нет, Вьяр. Ты останешься в Ангбанде.
- Но Дарг и Таринвитис уходят с тобой!
- Разумеется. Оставаться для них опасно. Просто опасно.
- Но для меня…
- Мр-ря-ууу… Первый прав, Вьяр-ррр…
- Тильд, кончай паясничать! Объясни ей быстро: у тебя это лучше получится.
- Мрр… ладно, - Кот сменил облик. - Вьяр, о твоей дружбе с Первым знаем только мы. Если возлюбленная Властелина уйдет с Первым Изгнанником, - шут насмешливо поклонился Саурону, - то последствия непредсказуемы. Для всех.
- Но я боюсь…
- Тильд? - Саурон взглянул в глаза Коту: просьба, ожидание помощи.
- Да, - совершенно серьезно. - Я позабочусь о твоей сестренке.
- Спасибо.
- Вьяр, уйди. Уйди, пока никто не узнал об этом разговоре.
Остались вдвоем.
- Мне следовало послушаться тебя.
- Поздно, Первый.
- Жаль, что я не убил этого нолдора!
- Глупец! Это всё, о чем ты способен думать сейчас?!
- О чем, по-твоему, мне следует думать?!
- Ты покорно уйдешь в эту эльфячью крепость?!
- Бунт? Ты предлагаешь - бунт?
- Ну и ползи куда сослали! - Тевильдо сменил облик, выгнул спину и презрительно зашипел.

38

Жив.
Он жив - и это главное.
Я так боялся, что он не вернется из Тронного зала.
Ты злишься, Государь. То ярость, то апатия. Я молчу. Я не попадаюсь тебе на глаза. Только пару раз полный кубок вина на стол поставил.
Ты ошибаешься.
Это ты считаешь, что всё было ужасно. А я не понимаю, какое чудо спасло тебя.
Ты жив. Остальное - мелочи.

39

Ушло трое. Больше, чем я ожидал. Впрочем, какая разница?! - я всё равно знал, что Дарг - это просто прихвостень Саурона, а Таринвитис… да ну ее.
Хуже, что Дарг увел с собой волколаков, - но я не стал спорить: ведь во всеуслышанье было сказано, что я послал их захватить крепость.
Кстати, хороший урок Феанору: он нарушил мою волю - и вот результат. Думаю, одного раза хватит, чтобы понять: только до тех пор, пока он покорен мне, я не трогаю нолдор. Только до тех пор.
Без этих троих в Ангбанде станет легче дышать. Духа смуты больше нет.
Анкас!
Да, Анкас, ты прав - Саурон слишком распустил армию. Да, и гвардию особенно. Разумеется, орками теперь займешься ты, мой новый Повелитель Воинов.
Захвати тело какого-нибудь орка - и наведи порядок в войсках.
Свой порядок. Мой порядок. Правильный.
А тех, кто излишне предан Саурону, скорми своему будущему телу.
Что? нельзя есть орков? ну ладно.
Ты найдешь, куда деть тех, кто привык слишком много думать.
Да, ступай.
Отлично. Тут тоже всё в порядке.
Теперь пора поговорить с Феанором.

40

Властелин Ангбанда вошел беззвучно.
Не "Мелькор". Не друг. Властелин.
- Что ты себе позволяешь? - холодный вопрос.
Равнодушный взгляд в ответ.
- Ты ссоришь меня с моими майарами. Ты выставляешь напоказ свои заслуги. Как ты посмел надеть Венец, не спросив меня?! Почему я, а не ты должен был опровергать слова того глупого человека - о брате?
- Я не знал, что их надо опровергать, - бесстрастный ответ.
- Да, я называл тебя братом! Но это касается тебя и меня - только! Утверждать это при майарах - недопустимая дерзость!
В ответ - молчание.
- Почему ты ведешь себя вызывающе? Саурон не имел права нападать на тебя, но - я понимаю его! Ты перешел все допустимые границы!..
- Я вообще не понимаю, почему я до сих пор жив.
Тон Феанора был абсолютно спокоен.
- То есть? - Мелькор растерялся.
- Раньше мы звали друг друга братьями. Теперь это слово под запретом. Потом у нас был договор - но он давно нарушен. Ты посылаешь войска против нолдор, когда считаешь нужным. Меня ты братом не считаешь, мои мастера тебе не нужны. Тебе было бы легче без меня. Вот я и говорю: я не понимаю, зачем я жив.
Темный Вала сжал губы: на этот вопрос был более чем простой ответ… который Феанору знать категорически не полагалось.
Вместо этого надо было отвечать совсем другое - и предельно убедительно, чтобы Пламенный поверил, чтобы, если Аман всё-таки нападет…
- Феанор. Я назвал тебя братом - и я не отрекаюсь от своего слова. Но, брат мой, одно дело - то, что связывает нас, и другое - бахвалиться этим перед майарами. Правду иногда стоит скрыть… скрыть - не значит "отречься". Мои майары… сколько раз я должен повторять тебе, что я связан обязательствами и перед ними?
Молчание в ответ. Бесстрастное. Равнодушное?
"Только не это! Он должен служить мне! Служить - по своей воле. Почему, почему, ПО-ЧЕ-МУ мне всегда приходится начинать с начала?!"
- Феанор, друг мой, брат мой… Я вижу, как тебе тяжело - но ты же сам делаешь себе хуже!
Молчание.
- Не молчи, прошу тебя. Ради тебя я был вынужден изгнать Саурона, который столько сделал для меня!
"А о настоящих причинах этого изгнания тебе знать не за чем!"
- Изгнал. И отдал ему Минас Тирит.
- Ты уже знаешь?! Но, Феанор, оттуда многие спаслись. И твой племянник - тоже.
- Чего ты хочешь от меня?
"Заговорил. Прекрасно. Дальше будет проще".
- Понимания, друг мой. - ("Эта фраза всегда отлично действовала на него!")
- Я слушаю.
- Мои майары были мне опорой. Были - и перестали быть. Потом мне опорой стала наша дружба. Неужели мне и тут придется сказать о том, что это - в прошлом?
- Не знаю.
"Так. Не выходит. Ладно, попробуем иначе".
- Друг мой, скажи, тебе понравились эти люди?
- Да.
- Хочешь принять у них клятву?
- То есть?
- Им нужно принести клятву верности Ангбанду. Это нужно - им, не мне, пойми.
- Понимаю. Дальше.
- Дальше, Феанор? А дальше - эту клятву должен кто-то у них принять. Я мог бы сам - но думаю, для всех нас окажется лучше, если это сделаешь ты. Ты приходил к их праотцам, тебе нравятся эти Воплощенные - так прими ты эту клятву.
- Опять - при всех майарах? - усмешка. - Меня растерзают в клочья!
- Разумеется, нет. Ты и я. Согласен?
- Как скажешь, - пожал плечами Пламенный.

41

Э-о-эй, когда могучий Мерген-батыр был проглочен чудищем по имени Ширем Минаата…
Старинные сказания так помогают сейчас. Иначе, наверное я бы сошел с ума. Но я прячусь за древними песнями - как в грозу и проливень драная попона становится убежищем.
Да, теперь я понимаю, что чувствовал Мерген-батыр, когда попал в брюхо к Ширему Минаата: вот гулко стучит над моей головой сердце чудища, вот стенки желудка смыкаются, норовя раздавить меня, смрад кишок не дает вдохнуть - и темнота, темнотища… хоть глаз выколи.
Эта крепость - такое чудище. Переваривает нас… сами ведь в нее полезли, как Мерген.
Только Мерген Ширему был врагом, а мы - мы к богу нашему пришли. Отчего же так страшно? - скажи мне, Урызмаг, ты же видишь всё!
- Не пристало людям жить под кровом бога, Ульдор.
Э-о-эй, взял тогда Мерген свой лук и выстрелил Ширему в самое нёбо, и изверг Ширем Минаата из своей пасти и батыров тех, что проглотил он, и сотни людей черной кости, и зверье без счета…
Когда же, наконец, эта крепость извергнет нас? Сколько нам еще оставаться здесь? Отец, Урызмаг - сколько?!
Я не посмею задать вопрос. Я - вытерплю. Я - будущий вождь.
Никто из братьев не оспорит моего права на власть, когда мы вернемся. Я - не они - видел бога. Я - не они - жил в его замке. Я - не они - стану хранителем Чаши Уацмонга.
Ради этого я вытерплю всё.

42

Они вошли в зал вдвоем, пошли к трону.
- Что я должен делать?
Мелькор пожал плечами:
- На твое усмотрение. Обставь это как-нибудь покрасивее. Произведи на них впечатление.
- Но какую клятву мне с них брать?
- В верности Ангбанду и его Властелину.
- Я понимаю, но…
- Хорошо, хорошо, - ответил Мелькор раздраженно, - не хочешь придумывать сам - я подскажу.
Они перешли расщелину и поднялись на возвышение. Вала сел, Феанор встал рядом.
- Друг мой, - повернулся к нему Восставший, - ну что ты? Я же чувствую, как ты напряжен. Зачем? Я просто хочу сделать тебе приятное. А ты переживаешь, как из-за невыполнимого задания. Успокойся. Я не позволю людям войти, пока ты не улыбнешься.

43

Ты стоишь слева. Нас только двое, но твое место - слева. Не менее, но и не более.
Справа тебе никогда не стоять, Феанор.
Как бы ты мне ни был нужен - ты бывший друг и будущий инструмент. И только.
Ты сам виноват: ты не пожелал стать Помощником. Настоящим. Не таким, как этот предатель.
Место одесную трона свободно. И останется таким… пока.
Шанс для Анкаса.
Он верен мне, верен от гребня на макушке до кончика шипастого хвоста его будущего тела. И он умен… не то, что Глаур, у которого только и есть, что голова, брюхо, скверный характер и погубленная репутация. Не то, что занятые только собой Талло и Ирбин, Ронноу и Хенола… о прочих я и не помнить не хочу!
Сможешь ли ты стать Первым, Анкас? - я вознаграждаю по заслугам, но помогать тебе не стану…

44

Двери распахнулись, впуская людей.
Сегодня здесь нет даже орков: при клятве не должно быть посторонних.
Вастаки вошли при оружии - да и кто стал бы отбирать клинки у тех, кто пришел отдать свою верность Властелину.

Феанор сощурился - и пламя поднялось из расщелины. Полыхающая алым стена. Пламень до потолка.
Люди замерли. Позади глухо сомкнулись огромные двери. И тотчас в огненной стене открылся проход.
Пламя изогнулось аркой живого огня: протуберанцы тянулись друг к другу, образовывая до невозможности правильный полукруг. Сквозь эту арку люди увидели трон, и Того, кто восседал, и Того, кто стоял рядом.
Тьма и Свет. Первозданная темнота, которую не озарит ни единый луч; могущество, не признающее себе равных, - и дерзко-непреклонное сияние, свет, пронзающий мрак и не отступающий перед багрянцем пламени.

Тот, кто был со звездами на челе, спустился к людям. Прошел под огнем, будто и не заметив пылающей арки.
Мрак на троне застыл неподвижно.
- Готовы ли вы принести клятву верности Ангбанду, Люди? - спросил Светоносный.
Эхо подхватило его голос.
"Отлично. Так и продолжай".
- Да, - ответил Ульфанг.
Светоносный медленно обнажил меч, вытянул перед собой. По клинку пробегали отблески пламени, полыхающего за спиной Феанора, - и казалось, что меч горит сам, что с лезвия рвутся языки огня.
Пламенный обвел людей повелительным взглядом, безмолвно требуя, чтобы они тоже обнажили оружие. Люди повиновались.
Острия клинков соприкоснулись.
"Мелькор, так что мне говорить?"

45

Будь ты мне действительно верен, ты нашел бы слова сам. И их клятва могла бы стать и клятвой тебе… люди только кажутся слабыми, их верность стоит гораздо больше, чем тупая покорность орков.
Но ты не смог - или не захотел, Феанор. Ты сам виноват.
И ты произнесешь слова, которые лишат тебя верности людей.
Повторяй: " Мне не нужны ваши думы…"

46

"Мне не нужны ваши думы"?! - неужели Мелькор действительно понял, что люди лишь тогда ценны, когда их мысли свободны?! Не ожидал, что он осознает это!
- Мне не нужны ваши думы: ибо путь человеческой мысли прихотлив и извилист.
- Тебе не нужны наши думы, - нестройно повторили они за мной.
Им явно понравилось: требуй Ангбанд от них безоговорочного подчинения, эти гордецы были бы отнюдь не рады.
"Дальше?"
"Мне не нужны ваши сердца…"
- Мне не нужны ваши сердца: ибо любовь иногда ранит сильнее, чем ненависть.
- Тебе не нужны наши сердца…
Они никак не ожидали, что им оставят столько свободы! Я этого не ожидал тем более.
"Дальше, Мелькор!"
"Дальше? Потребуй у них верность мечей".
"Погоди. Как ты не слышишь: должно быть что-то третье, которое "не нужно"!"
"Не знаю, - раздраженно, - придумай сам!"
- Мне не нужна ваша воля: ибо тот, чья воля скована, это не воин, но раб.

47

Только этого не хватало! Вот уж что мне нужно, так это их воля!
Н-да, не ждал я этого от Феанора… а напрасно. Надо было за него всю клятву проговорить!
Ладно, поздно.
А впрочем… что я переживаю: это ведь Феанору не нужна их воля - ему они клянутся не отдавать ее.
А я свое получу. И волю, и сердца, и мысли… и тела, если потребуется. И души.
Пусть Пламенный тешится. Когда придет черед, я получу свое сполна - невзирая на эти клятвы.

48

- Тебе не нужна наша воля, - повторили вастаки следом за Феанором.
- Одного лишь прошу я от вас, и жду, и требую: верности ваших мечей.
- Верности наших мечей…
"Не ты ждешь, а Ангбанд!" - обожгла Феанора мысль Мелькора.
"Хорошо, сейчас скажем по-другому".
- Клянитесь по первом зову служить Ангбанду оружием и словом, доблестью и хитростью.
- Клянемся…
"Отлично, Феанор. А говорил, что сам не можешь придумать!"
На сведенных остриях клинков заплясало пламя. Огонь горел, не питаемый ничем, - и не оставлял копоти.
Феанор стиснул зубы - даже здесь, черпая силы из подземного пламени, устроить такое зрелище ему было непросто.
Огонь исчез - и в тишине было слышно, как клинки входят в ножны.
Ульфанг и Урызмаг переглянулись, и Ульфанг едва заметно кивнул. Здесь, в твердыне бога, шаман был превыше. Шаман, чей предок получил гривну из рук Самого.
- Дозволь спросить, Пламенный, - заговорил Урызмаг.
Феанор кивнул: спрашивай.
- Куда роду Ульра направиться теперь?
"Мелькор, что мне отвечать?"
"Спроси, где они сейчас".
- Где вы оставили свой народ?
- Мы обошли горы, что тянутся с полночи на полдень. К югу ушел наш народ.
"Они у твоих мальчишек".
"Да, я понял".
"Ну вот и отлично. Пусть там и остаются. При случае - пригодятся".
"Как скажешь".
- Возвращайтесь к своим. Живите на землях сыновей Феанора. Если мне понадобится…
"Если Ангбанду понадобится!" - безмолвный гнев.
-… если Ангбанду понадобится ваша служба - придет гонец.
- Повинуемся, о Могучий! Но поведай нам, кто такой Феанор?

Глава 13. Свобода

Не жди, не надейся, не гадай,
И не пытайся стать мудрее,
Уж если чем и славен человек,
То лишь безумием одним.
...Раздай и не бери назад вовек
Все, что считал своим.

А если и придется выбирать,
То из свободы и покоя.
А если и придется умирать,
То только навсегда...
...А ты есть след,
След и ничто иное,
Один сквозь бесконечные года.
Скади. Наставление короля Менина
начинающему Вершителю

Чутьем, по собственной охоте
Он вырвется из тупика.
И.-В. Гёте. Фауст
Пролог на небе, слова Господа о Фаусте

Вечная женственность –
Тянет нас к ней!
Заключительные строки "Фауста"

1

Он сейчас призовет меня. Я должен буду явиться к нему - и доложить.
До-лж-ен. До-ложь-ить.
Ложь. Сплошная ложь. Всюду.
Настоящая ложь - это искусно поданная правда. Говорить о том, чего не было, станут только глупцы.
Так что я скажу Мелькору правду. Только правду. Разумеется, не всю.
Если бы не Тарис, мы бы вообще не вернулись в Ангбанд. Дарг неожиданно поддержал ее - и я решил не спорить. Хотя ничего хорошего в возвращении к Мелькору не видел.
Над нами было впору смеяться! - трое майар, побежденных какой-то полукровкой.
Над нами не смеялись. Нам сочувствовали. Молча.
И не только молча, кстати. Я слышал мысленный голос Тильда: “Ничего, Саурон, бывает. В конце концов, эльдары не займут снова крепость, в которой жили вы. Так что не так много мы и потеряли”.
Да, Тильда, Вьяр, Ронноу хватило на пару мыслей украдкой. Не более того. Как они все боятся!
Я вернулся тем, кем и уходил два года назад. Не Первым. Бывшим Первым.
До какой степени бывшим - это покажет разговор у Мелькора.
Точнее было бы сказать - допрос.
Вот я и должен подумать, что мне говорить на допросе.
Надо вспомнить все события этих двух лет.
Пр-роклятье! - как мы взяли замок, я совершенно не помню. Я был зол тогда, зол как десять тысяч волколаков! Я просто обрушил свой гнев на эту крепость, ставшую таким удобным поводом для моего изгнания, я хотел стереть ее с лица земли за то, что меня отправили брать - ее, и… не помню. Ничего не помню.
Когда я пришел в себя, Тарис гладила меня по голове, повторяя раз за разом, что уже всё кончено.
Потом… Дарг с волколаками рыскали по окрестностям, развлекаясь от души.
А я - я никак не мог успокоиться. Не мог забыть. Не мог примириться с оскорблением. Для этого маловато пары солнечных лет.
Потом - этот нахальный нолдор. Ученичок Феанора. Хиленький ученик - учитель-то его был бы для меня действительно опасен, а этот… он сумел песнью призвать Пламень, но направить - силенок уже не хватило. Я хотел уничтожить его на месте, у меня хватило рассудка не делать этого - но я не мог удержаться, чтобы не выместить на ученичке всю мою ненависть к его учителю.
Его товарищи умирали у него на глазах, я мстительно радовался, Дарг откармливал нолдорятиной своих волков - и мы позорно проморгали эту девку с ее псиной.
Гм. Что-то я начинаю рассуждать как последний орк…
Мы недооценили их. Все трое. Дарг - обрадовавшийся вольной охоте. Таринвитис - отчаянно сдерживавшая мою ярость, отнюдь не на эльдар обращенную. Я сам… несколько сотен лет твердивший о дерзких эльдарах, разгуливающих по нашей земле, и не сделавший ничего, чтобы из захваченной крепости двинуться дальше. Я предпочитал копить в душе ненависть, а не действовать. Я злобно хохотал: нас послали захватить крепость! - если Мелькору нужно еще что-то, пусть делает сам!
Я ни разу не назвал его Властелином за эти годы.

2

Ты вернулся. Лучше бы ты не возвращался.
Я больше не могу доверять тебе. И это не секрет ни для кого.
Дело даже не в Феаноре. Дело в том, что ты открыто нарушил мою волю.
Нарушил один раз. Но и этого достаточно, чтобы я перестал доверять тебе. Навсегда.
Ты вернулся. Да еще и после поражения. На что ты рассчитывал, глупец? на мое прощение?
Простить тебя я, может быть, и прощу.
Вслух. Для всех. Не пристало никому знать о ссорах между Властелином и его Первым Помощником.
Бывшим Первым.
Но в глазах всех ты останешься Помощником.
Никто, кроме нас с тобой, не должен знать, до какой степени я теперь не доверяю тебе.

3

- Итак, Саурон, что произошло на Тол-ин-Гаурхот?
- Властелин, моя вина безмерна.
- Рассказывай.
- Я недооценил силы полумайэ. Дарг послал против ее пса своих волков, но…
- Почему эта полумайэ пришла к вам?
- У нас был в плену Финрод.
- Разве я приказывал захватить его?
- Он сам пришел. То есть… сначала они были под личинами орков, но… Властелин, я приму любую кару.
- Рассказывай!
- Таринвитис не виновата, Властелин.
- Рассказывай!! Я сам решу, кто виноват, а кто нет!
- Они… они сбили ее. Нолдорские стрелы - ты их знаешь. Она вернулась в крепость развоплощенной. Чтобы найти, чтобы покарать тех, кто сделал это, я завязал в узел все тропы. Они пришли к крепости. У них было обличье орков. Я почувствовал обман. И тогда Финрод бросил мне вызов.
- И ты хотел всего лишь рассчитаться за развоплощение Таринвитис? Убедительно, ничего не скажешь.
- Властелин, я не лгу!
- Н-да? И что ты сделал с Финродом, которого я не приказывал трогать?
- Он сам бросился на волколака - и погиб.
- Где же он взял этого волколака, а?! В гости в волчью яму ходил?!
- Я отдал волкам всех спутников Финрода, но его самого я не велел убивать! Властелин! Мелькор! Что мне сделать, чтобы ты поверил мне?! Я- НЕ-ПРИКАЗЫВАЛ-УБИВАТЬ-ФИНРОДА!
- Как громко, оказывается, может кричать майар.
- Но это правда…
- Допустим. Звучит убедительно.
- А потом… мы не осознали силы этой полумайэ. Я уже говорил…
- Да, и нечего повторяться.

4

Я же предупреждала тебя, Саурон!
Кажется, женщины всегда так и говорят: “Я же предупреждала!”
Два солнечных года - таких долгих! таких кратких! - я убеждала тебя, что идти против Мелькора - безумие.
Ты не хочешь быть верным Мелькору - пусть. Это твое дело - но если бы оно было только твоим…
Я повторяла тебе - сто, двести, тысячу раз - что твое сопротивление Мелькору заставит каждого из нас, из майар, выбирать, с кем он - с тобой или с ним. Зачем ты вынуждаешь их это делать?!
Ты строил Ангбанд, мой Саурон. Ты возводил нашу крепость. Ты за долгие века плена Властелина собирал в ней уцелевших. Благодаря тебе Ангбанд остался Ангбандом, даже когда Мелькор забыл о нас, поставив дружбу этого нолдора выше нашей верности. Это сделал ты, Первый.
И ты готов всё это - разрушить?!
Из-за вашей ссоры?!
Два долгих года я повторяла тебе это.
И вот… твое поражение. То, что я лишилась облика… наверное, надолго, очень надолго - это такая мелочь. Я так боюсь за тебя.
Саурон, мой Жестокий, мой любимый - сумей помириться с Властелином! Хотя бы для виду….
Пожалуйста, Первый.
Не заставляй нас делать выбор между ним - и тобой.

5

- Я хочу знать обо всем, что происходило на Тол-ин-Гаурхот, Таринвитис.
- Властелин, Саурон захватил крепость в один день. Мы с Даргом едва поспевали за ним. Он всё сделал сам.
- Хорошо, это захват. А потом?
- Потом по приказу Первого Дарг и его волколаки уничтожили всё живое вокруг. Именно тогда нас назвали Крепостью Оборотней.
- Дальше.
- Властелин, это была моя вина. Я увидела странный отряд эльдар - и спустилась слишком низко. Их стрелы… ты видишь…
- Точнее, не вижу. Дальше.
- Когда меня развоплотили, Саурон пришел в ярость. Но он сдержался. Он был готов уничтожить Финрода на месте - но приказал бросить его в темницу. Чтобы он сломался, волколаки Дарга грызли нолдор на его глазах. Мы не ожидали, что Финрод сам бросится на волка.
- Да, и слабые цепи были чистой случайностью.
- Властелин! Они не были слабыми! В темницах Саурона не бывает слабых цепей! Просто Финрод действительно совершил невозможное. Он же ученик твоего нолдора… Феанора.
- “Моего нолдора”? Вы так называете его?
- Властелин, Саурон не виноват! Клянусь тебе!

6

Глупо.
Чес-слово, глупо всё вышло.
Я с волками носился по округе, и страх летел впереди нас.
Вку-усный был страх. Сладкий.
Наелся я.. даже не эльфячьим мясом, а страхом ихним… на тыщу лет вперед наелся.
И волчата мои.
Наш Первый всё это время дурил. Ну да его дело. Сидел себе в замке - и дурил. Тарис, тоже глупая, пыталась ему что-то втолковать.
А мы веселились.
Из-за меня с моими волчатами нашу крепость даже Оборотневой прозвали.
А потом веселье кончилось. Глупо кончилось.
Тарис, дурашка, дала себя подстрелить.
Первый, умник тот еще, сначала скрутил вожака стрелков, а потом решил с ним церемониться. Кончилось тем, что это Фен... Фин… на Фенырга имя похоже, только я его не запомнил… сам загрыз моего волколака. А потом пес аманский, прихвостень Охотника, загрыз меня.
И теперь я должен что-то Властелину объяснять.
Всех съели!! - что тут объяснять! Первого съела его дурь. И Тарис съели тоже - дурь Первого съела. Меня съел пес Охотника.
Объясняйся тут… да еще с глазу на глаз с Властелином…

7

- Рассказывай, Дарг.
- Властелин, это моя вина. Мы с волками не выследили тот дурной отряд, когда он зашел на наши земли. Меня наказывай, Властелин. Это из-за меня Тарис под их стрелы попала.
- Дарг, кого наказывать - решаю я. Где был Первый в это время?
- В крепости, Властелин, где ж еще.
- И чем он был занят?
- Ну, не знаю… Властелин. Чем обычно, наверное. Это же он ужасом все окрестные земли заполонил. Наше с волчатами дело было - нахалов, вовремя от нас не удравших, грызть, а он такими мелочами не занимался, страхом смертным всю округу затягивал. Это я виноват, Властелин. Я, не Тарис и уж никак не Первый. Он же за тебя, Властелин… ты же знаешь - всё отдаст, что только отдать можно!

8

Итак, вы оба выгораживаете его. Он выгораживает Таринвитис.
Одного этого достаточно, чтобы найти виновных.
Дарг действительно не при чем. Саурон и Тарис что-то упустили. И теперь уже не выяснить - что именно.
Что ж, подсчитаем подлинные потери.
Крепость. Нет, крепость отнюдь не потеряна. Нолдоры ее не вернут, а есть там кто-то или нет - не важно. Развалины замка полны ужаса.
Кто бы из вас троих ни трудился над этим - сделано на славу.
Если бы еще мне была нужна эта крепость … впрочем, это частности.
Погиб Финрод. Любимый ученик Феанора. Но откуда Феанору знать о его смерти?
Неоткуда.
Не Саурон же станет рассказывать!
Эта потеря тоже ничем не грозит.
Двое майар лишились облика, а Саурон еле держится. Это плохо. У меня уже не хватит сил помочь им вернуть тело. Это потеря… была бы, грози нам война. А так - Таринвитис с Даргом - близкие друзья Саурона. И вот как всё обернулось - развоплощены.
Оч-чень интересный урок другим майарам: а стоит ли с Сауроном дружить?
Пусть задумаются.
Да и Саурону, изрядно подзабывшему, кто Властелин Ангбанда, придется вспомнить об этом. А если у майара память вдруг стала короткой, как у атани, то… очень грустно, но у меня не достаточно сил, чтобы помочь воплотиться двум его друзьям.
Ка-ак грустно!

9

- Анкас.
- Слушаю, Властелин.
- Саурон должен раз и навсегда понять, где теперь его место.
- Да, Властелин.
- Не переусердствуй. Два года Повелитель Воинов - ты, но не унижай его… больше, чем надо.
- Да, Властелин.
- Что творится в гвардии, Анкас?
- Властелин, как мы и решили, я увеличил число гвардейцев втрое. Тех, в ком я подозревал преданность лично Саурону, я быстро разжаловал в рядовые, назначив на их места бывших армейских.
- …которые готовы целовать хвост твоему будущему телу - за то, что им достался жирный кусок, гномья сталь и орчихи? Так?
- Примерно так, Властелин. Они верны не мне, а Ангбанду. Гвардейцы Саурона привыкли принимать решения сами. Новых гвардейцев вдвое больше. Они - армейские, Властелин. Они привыкли исполнять приказ.
- Хм…
- Гвардия сыта и довольна, Властелин. Если командир был назначен Сауроном, но быстро усвоил мои порядки - зачем же мне смещать его? Я найду, чем вознаградить такого.
- Анкас, Саурон сможет найти опору в гвардии?
- Опору - против кого, Властелин?! Против майар? против тебя?! Опору - в орках?!
- Ты прав.
- Орки хотят жить, Властелин. Они хотят жить сытно и привольно. Раз попробовав лучшей жизни - ради чего они станут от нее отказываться? Ради верности? Властелин, мы с тобой произносим это слово на валарине. В орочьем языке такого нет.

10

Ты был почти развоплощен. Летучая мышь - и всё. Немного - особенно для бывшего Первого.
Я щедр: я помог тебе заново воссоздать облик.
Ради твоих былых заслуг, как я сказал во всеуслышанье.
…Я будто рывком поставил тебя на ноги.
Ты поднимался сам - медленно, но упорно. Несколько лет - и ты смог бы сотворить облик заново.
Ты очень силен, мой бывший Первый.
Когда-то именно за это я ценил тебя. Когда-то я восхищался твоей силой. Твоим упорством. Твоей способностью идти к цели - даже через поражения.
Теперь все твои достоинства становятся опасны.
Потому что я больше не могу доверять тебе.
Я связал тебя новым обликом. Обликом, который дал тебе я. Теперь ты обязан мне, бывший Повелитель Воинов. Нынешний командир гвардии. Повелитель гвардии, как я велел тебя именовать.
Ты столько веков заставлял меня, сильнейшего из Валар, чувствовать, что я обязан тебе. Сберегшему Ангбанд. Собравшему майар. Дважды создавшему из орков армию - некогда в Утумно и заново во время моего плена.
Теперь - ты обязан мне.
Ради этого стоило потратить силы.

11

Он уничтожил гвардию!!
Свою гвардию!
Слепец, глупец, прихвостень эльфячий!
До такой степени пойти на поводу у своего нолдора?! Убрать меня из Ангбанда, отдать армию под начало этому недоумку Анкасу - и самому превратить гвардию в ожиревшее брюхо армии!!
Да, Феанор, ты гений. Согласен. Признаю.
Ты мастерски воспользовался моим изгнанием.
Без единого трупа, не обнажая меча, ты уничтожил гвардию Ангбанда.
Я восхищаюсь тобой.
Я бы на твоем месте поступил так же.
Одна беда - ты не ожидал, что твой ученик окажется так глуп и бросит мне вызов. Ты не ожидал… ну, этого и я сам не ожидал… л-ладно.
Ты не рассчитывал на мое возвращение.
Ты не давал нам вести войну - и я терпел.
Но за гвардию - за мою гвардию - ты ответишь.
Жизнью ответишь, нолдо!

12

- Алшага, Шабрука, Гхарта, Рашгара, Уршта ко мне!
Пятеро… я могу позвать только пятерых. Остальным доверять - безумие. Да и этим-то - не стоило бы. Но приходится.
“Саурон, не делай этого!”
Тарис. Ее здесь нет. Она не слышит мои мысли. Но за два года я слишком хорошо выучил все ее возражения.
“Ты же сам объяснял мне, почему нельзя убивать Феанора!”
- Он уничтожил гвардию!
“Не уничтожил. Еще можно многое исправить. Верные тебе орки живы”.
- Мне?! Этих зажравшихся тварей ты называешь верными - мне?!
“Убив Феанора, ты ничего не изменишь”.
- Плевать! Я рассчитаюсь!
“Ты говоришь, как орк”.
- Плевать!
“Мелькор не простит. Он уничтожит тебя”.
- Плевать!
“Вместо того, чтобы пытаться спасти гвардию, ты погубишь самого себя. Без тебя гвардии не подняться!”
- Поздно! Ее уже не возродить. Никак. Никому. За два года они превратились в жирные туши, напрочь лишенные мозгов.
“Саурон! Хоть на миг задумайся о последствиях! Твоим ли умом я восхищалась?”
- Мне не нужны твои восторги! Никто, слышишь, никто не посмеет так унизить меня, как сделал Властелин и его нолдор. И я отомщу!
“Саурон, я же просила: не заставляй нас выбирать между тобой и Властелином!”
- Не я заставляю, Тарис.

13

- Повелитель звал нас?
- Звал. Подойдите.
Орки сделали пару шагов вперед.
- Можете ли вы поклясться, что исполните мою волю, какой бы она не была? Можете ли вы поклясться, что ни слова не скажете о ней - никому?
- Да, Властелин.
- Да.
- Угу.
- Ах-р-рр.
- Да.
- Кровью клянитесь.
Пять ножей взметнулось. Пять алых рубцов на ладонях.
Саурон подошел, сжал их лапы в своих руках.
- Я принимаю вашу клятву.
Орки не знали, что майар в этот миг наложил заклятье: если орк проронит хоть слово о приказе - кровь в его жилах свернется. Вмиг.
- Сроки и способ выполнения приказа определяйте сами. Если сумеете уцелеть - буду рад. Только вряд ли это удастся.
- Скажи свой приказ! Мы выполним его! - рыкнул Шабрук.
- Приказ? Приказ прост: УБИТЬ ПОВЕЛИТЕЛЯ ФЕНЫРГА.

14

Оказывается, Финрод погиб.
Как кстати оказались уроки Властелина: теперь я могу подслушивать разговоры орков. Любых орков. А гвардейцам известно многое.
Теперь всё это знаю и я.
Финрод убит Сауроном и Даргом. Подробностей орки не знают (точнее, они выдают столько вариантов, что не веришь ни одному!), но мне эти частности и не нужны.
Финрод. Единственный ученик Государя. Тот, к кому я безумно ревновал. Он - мертв.
Странно: мне это совершенно безразлично.
Наверное, потому, что я ревновал не к живому эльдару, а к тому образу, который Феанор хранит в своем сердце. А образ не может быть убит - даже Сауроном с Даргом.
Рассказать Государю? Нет?
Не буду…
Если он узнает - это будет горе, а ему и так… хуже некуда. Пусть не знает, что очень даже может быть хуже. К тому же его вражда с Сауроном и так приносит много бед. Пусть лучше не подозревает, что для ненависти появилась новая причина.
Ничего я не буду говорить Феанору!

15

- Опять - трупы… - Берен с отвращением посмотрел на тела волка и летучей мыши. - Финроду были нужны трупы, чтобы превратить нас; теперь - тебе…
Воин осёкся: в самом деле, пристало ли морщить нос от падали? - когда надо скрыться, то и внутрь дохлого волка залезешь, не то что его облик натянешь!
Лучиэнь молчала. Она могла бы объяснить Берену, что у каждого тела есть свой срок жизни - и свои силы, которых хватит на всё это время. Когда тело убито, то дух его покидает, а силы жизни остаются неизрасходованными. Если знать, как их собрать, то собравший сможет сменить свой облик на точное подобие мертвеца. Он будет тратить чужую силу, тратить гораздо больше, чем убитый бы тратил на свою жизнь…
Но Тинувиэль не стала ничего говорить: она сейчас собирала всё свое могущество, чтобы они с Береном не просто приняли облик этих двоих, а смогли мчаться так, как это делали Волк и Мышь.
Берен ответил на невысказанное:
- Похоже, другого способа проникнуть в Ангбанд нет.
- Берен. Эти тела принадлежали майарам. Их могущество было огромным - и я надеюсь, что мы сможем им воспользоваться.
- Надеешься? Не больше? Но если…
- Послушай. Если всё удастся, то ты побежишь волком, а я - взлечу.
- Я готов. Но…
- Не надо. Не говори ничего. Дай мне сосредоточиться.

16

"Пока отправляйся на Равнину".
Выгнал.
Боится, что я перегрызу глотку собственному отцу. Даром, что он развоплощен.
"Отец". Странное и глупое слово. Воплощенными пахнет. Чем я обязан Даргу, кроме того, что родился? Меня вырастил Властелин - я щенком играл на его коленях, я ел с его рук, я готов рвать в клочья его врагов или застыть как камень, если он прикажет!
А кто мне Дарг? Даже не вожак - не бегал я в его стае! Дарг уходил с изменником, он сам изменник, и будь мне дана воля, я бы и перегрыз ему - не глотку, конечно; нет сейчас у Дарга глотки - я бы разодрал в клочья его Силу, его Музыку! как меня учил Властелин! Я бы уничтожил его - прикажи мне Властелин это. Но без приказа я не трону ни Дарга, ни его хозяина.
А Властелин меня сюда отправил.
И от этого мне вдвойне хочется растерзать их! Кр-рови хочется!
Но я их не трону. Властелин не велел.
Надеюсь, что - пока не велел.
Я не стану отходить от Тангородрима далеко. Тем более, что Равнина нынче - застывшая лава и пепел. Что возле ворот, что за десятки лиг от вулкана… дичи нет, ни четвероногой, ни двуногой. Скукота.
…А если Властелин отдаст моих волколаков - Даргу?! Если снова сделает Повелителем Волков - его?! Нет… не может быть…
Он знает, что его воля для меня - всё! С изменником ушли его волколаки и поплатились за это! - говорят, часть из них перебил валинорский пес, часть разбежалась… шавки! В Ангбанде остались лучшие, их Повелителем Властелин сделал меня.
Нет, он не вернет Даргу власти над волками! Не может этого быть!
Хотя… для чего же тогда он отправил меня на Равнину?
Дарг - майар, а я - полукровка. Но он предатель, а я… Властелин, ведь я же верен тебе от носа до кончика хвоста! Неужели ты отдашь изменнику место, которое уже стало моим?!

17

При виде бегущего Дарга, над которым летела Таринвитис, Крахас замер.
Он видел их - и не было ни малейших сомнений, что это они. Но он не слышал их, не улавливал их Музыки.
"Почему они снова воплощены?! Почему они здесь?! Неужели Властелин послал меня на Равнину, чтобы я свел с ними счеты?!"
Крахас не стал ждать их приближения - полумайа ударил Силой.
Дарг (Дарг?!) ударил в ответ, но как-то очень слабо и странно. А Мышь - она обрушилась со всей силой (и со всего разгона), но это не было Силой Таринвитис! Это была та Музыка, к бою с которой готовил Властелин своего Волка, - Музыка Амана.
Застигнутый врасплох Крахас пропустил второй удар.

18

Ржа разъедает железо, злость разъедает сердце,
Ненавистью изъеден, яростью искалечен,
Согнут ты гнетом гнева, скован своим коварством!
Станет ярость - слабостью,
Станет злость - бессильем!
Непосильный груз гнева
Сном сознанье скует.
Спи, сильнейший из сильных,
Спи, слабейший из слабых,
Свои силы растратил ты на ярость и злость.
Спи, сморенный сомненьем,
Спи, истерзанный злобой…
Спи, забудь про заботы,
Спи, не видя врагов…

19

Она пела, и мне чудилось, что воздух вокруг нее плавится.
Мне было страшно. Я словно смотрел на бурю, гнущую вековые деревья и ломающую их ветви, - смотрел из безопасного укрытия.
Она пела - и волчище, готовый броситься на нас, повиновался ей.
Его желтые глаза медленно закатились вверх, потом закрылись, и огромная туша медленно повалилась на бок. Только брюхо мерно вздымалось.
Спит.
Других тварей Врага я тут не вижу. Ни орков… никого.
Перед нами ворота. Не такие уж огромные - в Нарготронде побольше будут. Это горы тут исполинские, а ворота - так себе.
- Что теперь? - спросил я.
- Они спят. Все… - (едва держится, бедная моя!) - по обе стороны ворот. Все слуги Врага.
- Как далеко простирается твое заклятье там?
- Не знаю. Оно отняло у меня все силы.
- Понятно.
Что ж, сразу за воротами нас не ждет стража, хоть это хорошо. Дальше будем… хм, разбираться. И лучше бы мне подольше не понадобился меч: против всех орков Ангбанда я продержусь не очень-то долго…
Впрочем, пока я - волк. А она - мышь. Лежит на земле без сил. Я бы взял ее на руки - будь у меня руки, а не эти волчьи лапы.
- Садись ко мне на загривок. Ты же сейчас не взлетишь.
- Да… - она почти упала мне на спину.
- Ты уверена, что за воротами все спят?
- Да. Охрану я усыпила. Что творится в сердце Ангбанда - не знаю.
Что ж, невесело. Войти-то мы войдем, а что будет дальше? Как ни много трудностей за спиной, а впереди их, похоже, много больше.
Ладно. Что толку пугать себя заранее?
Я толкнул волчьей лапой ворота, их створки с трудом поддались. Мы вошли в Ангбанд.

20

- Гхарт, что делать-то?
- Да, парни… влипли мы. По самые уши. Так - казнят и этак - казнят.
- Цыц!
- Что цыкаешь, Гхарт? Я бы давно кишки этому Феныргу выпустил…
- Иди, выпускай! Чего сидишь до сих пор?
- А того и сижу… что Властелин потом мне мои кишки на шею намотает.
- Если Фенырг не убьет раньше. Он же огнем дерется.
- Интересно, как? Плюется им, что ли?
- Еще скажи, что он…
- Цыц, болтуны! Делаем так: в крепости нападать на Фенырга глупо. Подстережем в горах…
- Ага, а мимо ворон пролетит - и амба!
- Может и не пролетит. Мы ж торопиться-то не будем. Ясно?
- Да с нас Повелитель за неисполненный приказ шкуры спустит…
- Заткнись, Уршт! Гхарт дело говорит: нам Повелитель велел убить Фенырга. А когда убить - не сказал. Вот кумекайте…

21

Устал…
Устал от всего. От войны устал - бесконечной, бессмысленной, безнадежной. От ненавидящих взглядов майар. Да еще Саурон опять вернулся в Ангбанд. Правда, если он действительно потерпел поражение, как я разглядел с Бесснежной, - это приятно.
Устал от сдержанной неприязни мастеров. Устал видеть застарелую вражду в их взглядах.
Устал от лжи Мори, которую он так старательно прячет. Устал от подчеркнутого равнодушия Маэдроса. Оба лгут… и оба безуспешно.
Устал от одиночества. Мелькор заходит всё реже, а я первым не пойду к нему.
Устал…
Нельзя так. Нельзя поддаваться слабости. Надо взбодриться.
Пойти, что ли, в Тангородрим? - поговорить с вулканом. Мы с огнем всегда хорошо понимаем друг друга.
"Друг друга".
Не осталось у меня в Ангбанде друга, кроме Тангородрима…

22

- А!
Берен отшатнулся, еле удержавшись на крае скалы.
Перед ним была огненная бездна. Ее края отвесно уходили вниз. Там, на дне, клокотала пламенеющая лава.
Противоположный край был в сотнях локтей.
"Теперь понятно, почему у ворот нет стражи".
Пятясь, волк-Берен отошел от обрыва подальше.
- Как же быть?
- Я перелечу.
- И окажешься там - одна?!
- Ничего не поделаешь…
- Нет! Должен быть мост. Или обход. Из Тангородрима выходили армии - не по воздуху же они шли?!
- Постой… - летучая мышь взвилась в воздух, пролетела круг, вернулась. - Берен, тут везде стены. Смотри!
Она приземлилась в паре локтей от него… на воздух. Вспорхнула, снова села - чуть дальше. Опять.
- Иди за мной. Тут словно камень.
Волк осторожно шагнул над бездной… второй шаг… третий… Мышь впереди взлетала и садилась. Они шли всё быстрее, уже не боясь огненной пропасти под ними.
С другого края навстречу им двинулась высокая фигура в черном.

23

Идет, и Тангородрим радостно откликается ему!
Лава бурлит, поднимается выше, склоны кратера раскаляются, и огненные капли срываются вниз, стекая по невидимым стенам…
Я слышу, как он и вулкан приветствуют друг друга.
Кто он?! Как, отчего не подействовало на него мое заклятье?!
Неужели он настолько могуч?!
В нем нет… нет ярости, злости, гнева - всего того, что я обратила в слабость и сон. Он словно пришел поиграть с ручным хищником - только вместо зверя у него огнедышащая гора.
Слуга Моргота - чуждый ненависти и коварству. Кто он? Что ждет нас?
Он нас заметил.

24

Дарг и Таринвитис - снова воплощены?! Они здесь!
Если они намерены убить меня - они выбрали самое неподходящее место во всем Ангбанде! Из пламени Тангородрима я могу черпать силу бесконечно.
А если нет? - зачем им становиться у меня на пути?
Но они… не идут на меня? сами словно испуганы?
Таринвитис отлетает - назад?!
Таринвитис?!
Эти двое майар вернулись развоплощенными. Я сам это видел… точнее, почувствовал. Так кто же захватил их израненные облики? Кто намерен проникнуть в Ангбанд под чужой личиной? И - зачем?
Кто одолел Саурона в крепости посреди Сириона?
Не встретил ли я победителей моего врага?

25

- Вы выбрали неудачные личины, - Феанор заговорил так, будто продолжал долгую беседу. - Эти двое майар давно лишены своих тел. Полагаю, вам про них известно лучше моего. Так что не тратьте силы на то, чтобы удержать облик.
"Ты - не враг нам", - услышал он мысленное обращение девушки.
- А что, похож? - Пламенный криво усмехнулся.
"Нет…"
- Был бы я врагом, давно бы поднял тревогу. Или сам справился бы, - он посмотрел себе за спину, снова усмехнулся: - А я еще удивился, почему это все орки там спят.
"Спят? Получилось?"
- Вот что. Я уже сказал: личины вам только помешают. Если вы не хотите дождаться, пока орки проснутся, то советую поторопиться.
"Поторопиться - что?"
- Уйти отсюда.
"Куда?"
- Ко мне! Во всем Ангбанде я не знаю места безопаснее. Решайте быстро: мне спешить некуда, а вам - напротив.
Они сменили облик. Личины рассыпались прахом.
- Дочь Мелиан?! Ты?
- Откуда ты знаешь меня? Кто ты?
- Я? - он зло усмехнулся. - Давний знакомый твоей матери. О прочем поговорим в более подходящем месте. За мной!
И он стремительно пошел прочь. Берену и Лучиэни ничего не оставалась, как пуститься вслед за ним - почти бегом.

26

Нет, определенно мне возвращение Саурона - некстати. Анкас на его месте устраивает меня гораздо больше. Да и Крахас на месте Дарга. Ни у армии, ни у волков не может быть двух командиров. Останется один - тот, что предан мне безоглядно.
Саурон с Даргом… куда бы их деть? на восток отправлю, я давно решил это, но вот куда именно?
Спрошу Анкаса, он сейчас хорошо знает, что делается по ту сторону гор.
А вот Таринвитис останется. Чтобы Саурон не вздумал… умничать. Будет мне послушен - я помогу его возлюбленной обрести облик. Пообещаю ему, по крайней мере. А там посмотрим.
В любом случае, сейчас я этого сделать не смогу. Бедной Тарис придется ждать.

27

- Вся стража у ворот спит! Все до одного! Властелин, я спрашиваю тебя: было ли такое хоть раз, пока орки подчинялись мне?!
- В самом деле, Анкас, как ты это объяснишь?
- Властелин, я…
- Ты превратил орочью армию…
- Саурон, замолчи. Я спросил Анкаса. Я слушаю тебя, Анкас.
- Властелин, уснули не только орки. Я проверил: уснул еще и Крахас. Тебе это не кажется странным?
- Что ты этим хочешь сказать?
- Кто-то усыпил их. Кто-то, оказавшийся более могущественным, чем Крахас.
- Анкас, ты что же, смеешь обвинять - меня?!
- Саурон, разве я сказал о тебе?
- Замолчите, оба! Саурон, так ты считаешь, что орки Анкаса не способны быть хорошими дозорными?
- Он распустил...!
- Короче говоря, не способны. Тогда с сегодняшнего дня стражу у ворот будут нести твои гвардейцы.
- Но, Властелин…
- Это приказ, Саурон. А с этим внезапным сном Крахаса я разберусь сам. На досуге.

28

Какая красивая дверь. Эльфийская работа. Наверное, нолдорская - этот узор напоминает украшения моей названной сестры Галадриэли и ее братьев. Он не похож, но что-то общее…
А ведь пленный не способен сотворить подобное - особенно под страхом кары. Значит, это сделано свободными нолдорами? Но как такое возможно - здесь?
Я бы и нашего спасителя назвала нолдором - если бы не его разговор с Тангородримом. Эльдар так не может. Кто же он? И почему помог нам?
Пока мы шли через Ангбанд, нам не встретился никто - не считая тех спящих орков. Вряд ли это случайность. Но сама крепость… словно тысячи незримых щупалец тянулись к нам, жадно вытягивая из нас силы, волю, решимость… тело слабело, хотелось сдаться и упасть бессильной жертвой, отданной на растерзание хищным пиявкам, смачно сосущим кровь и всё глубже проникающим в плоть…
Это ужаснее всего, что я могла представить.
А здесь, в этой башне за нолдорской дверью - ничего. Здесь камни не глядят на нас со злобой, здесь не впиваются в тело невидимые жала, здесь не сдавливает горло духота и не пронзает сердце страх.
Слуга нашего хозяина принес еду и отвары трав. Я попробовала - подбор трав был мне знаком. Мы заваривали их, если надо было одолеть усталость.
Мне от этого питья стало легче, а вот Берен начал засыпать. Да, я понимаю - оборотничество, потом этот ужасный путь по Ангбанду. Он не выдержал. Конечно.
Наш хозяин расстелил ему на полу меховое одеяло со своего ложа, и Берен заснул раньше, чем пробормотал слова благодарности.
А я начала рассказывать нашу историю.

29

- Пусть спит, - Феанор кивнул на свернувшегося на полу Берена. - Пойдем на балкон. Там и продолжим. Я люблю говорить на воздухе.
Лучиэнь послушно кивнула, вышла следом.
Пламенный обвел рукой горизонт. Улыбнулся.
Ночь. Тучи высокие, но плотные. Огненными цветами в темноте рдеют вулканы. Присмотревшись, можно различить островерхие горы, покрытые льдом.
- Страшно… - выдохнула Лучиэнь.
- Ты боишься высоты?
- Нет. Я не высоты боюсь. Я боюсь твоего Ангбанда.
- Он не мой, - усмехнулся Пламенный.
- Твой - потому что ты его любишь.
- Что ж, давай и поговорим о любви. Я хочу понять тебя, Лучиэнь. Хочу понять, что заставило дочь короля бросить всё и пойти за человеком - сюда.
Он еще раз обвел взглядом горизонт.
Она улыбнулась:
- Ты ответил за меня: я люблю его.
- Хм. Я сам когда-то был женат, и отчасти представляю себе, что такое любовь. Но полюбить человека, бабочку-однодневку? Ладно, у любви свои законы. И всё же - ради мимолетной любви идти сюда?! Вы шли к “злобному Морготу”; то, что вам встретился я - это немыслимая удача!
- Значит, ты не любил никогда, - покачала головой Лучиэнь. - Да, Берен смертен, но я знаю, что он будет любить меня ровно столько, сколько и я его: всю жизнь.
- Хорошо, я спрошу иначе. Вы любите друг друга, прекрасно. Ты ради него бросила отца и Дориат. Твое дело. Но зачем надо было приходить в Ангбанд?!
- Он поклялся. Я решила идти с ним. Поэтому мы здесь.
- Но его клятва лишена смысла: он клялся добыть Сильмарил, чтобы получить тебя. Ты с ним. Зачем же идти на верную гибель?!
Она внимательно посмотрела на него:
- А почему ты расспрашиваешь меня? Ты можешь нам помочь?
- Могу? - сощурился Феанор. - Да, могу. Точнее, мог бы. Если бы был хоть малейший смысл в том, чтобы вам помогать.
- Что? - испуганно выдохнула девушка.
- Моя прекрасная принцесса, ты и твой возлюбленный обрели то, к чему стремились: друг друга. Сильмарил, отданный твоему отцу, ничего не изменит в вашей судьбе. Но - изменит в моей, если я вздумаю вам помочь. А вы - не единственные из эльдар и атани, кому моя помощь нужна.
Лучиэнь смотрела на него в страхе: его спокойный, доброжелательный тон был для нее опаснее заклятий Саурона и орочьих клинков - те преграждали путь, желая ей зла, а он - желает добра. И возводит неодолимую преграду.
- Кроме того, - продолжал Феанор, - я не вижу ни малейшей разницы между сокровищницами в Ангбанде и в Дориате. Дориат закрыт от судеб Белерианда. Быть запертым у одного властителя или у другого - какая разница Сильмарилу?
Пламенный в упор посмотрел на Лучиэнь и отчеканил:
- Я единственный, кто мог бы помочь вам добыть Сильмарил. Я этого делать не стану.

30

Я с трудом сдержала слезы.
Неожиданное спасение, помощь там, где вокруг одни враги, доброжелательность незнакомца, его забота - я поверила ему, а он!
Сейчас он говорил о том, что сделает для нас закрытую долину, где мы будем жить. И отец, и Келегорм, и этот - все хотят меня запереть ради моего блага!
- Ты не понимаешь, - перебила я его, - ты не понимаешь, что такое Сильмарили.
В ответ он расхохотался - не разжимая губ и запрокидывая назад голову.
- Ну так объясни мне, - сказал он, скривив рот.
Если он думал смутить меня этой усмешкой, то он ошибся.
- Сильмарили - это чистый Свет. Здесь, в Белерианде, всё пропитано Силой Моргота. И не только здесь: моя мать говорила мне, что Солнце и Луна - это последние Плод и Лист Древ, пораженных Врагом. Только в Сильмарилах сохранился незапятнанный, неискаженный Свет. И освободить этот Свет из-под власти Моргота…
- То есть запереть в сокровищнице Тингола! - со злостью сказал он.
- Ты не понимаешь. Дело в том…
Я вдруг осознала, что до сего мига и сама не вполне понимала, почему не отговорила Берена от его похода, почему пошла с ним сама. Но вопросы этого неизвестного, которому почему-то так хотелось доверять, - его вопросы дали мне увидеть то, что я лишь смутно чувствовала:
- Дело в том, что Свет Сильмарила на самом деле не нужен нам, эльдарам: мы чисты. Сила Моргота подобна жидкой грязи на драгоценном перстне: она скатывается с поверхности, почти не пятная ее - и уж совсем не пачкает сущность. Но люди… Моргот коснулся их при самом Пробуждении, они были отравлены изначально…
- Не отравлены, - тихо возразил он. - Всё гораздо сложнее, но, боюсь, тебе не понять. Сейчас объяснять не буду. Потом - может быть. Говори дальше, я слушаю.
- Люди, только люди, - я вдруг заговорила так уверенно, что сама удивилась, - только они никогда не видели чистого Света. Дай им возможность вырваться из-под власти Моргота! Дай им Сильмарил! То есть… помоги нам его добыть.
- Ты хочешь, чтобы я отдал Камень твоему отцу, а не людям! - его взгляд опять стал злым.
- Нет! Разве ты не видишь: люди, слабые на вид, одолевают самые могучие чары. Человек пришел в Дориат сквозь завесу Мелиан. Человек вошел в Ангбанд. Пусть даже мой отец запрёт Сильмарил в сокровищнице на год, на два, на век - но рано или поздно Свет Алмаза увидят сородичи Берена. Или их потомки. И для людей, чья Музыка скована Морготом, настанет время выбора.

31

Выбор.
Возможность выбора для людей.
И разговор на том же самом балконе. Хоть бы место было другим, что ли...
Эта девочка умеет убеждать. Впрочем, почему "девочка"? - мы примерно ровесники, если кто и старше, то она, а не я. Или дело в том, что настоящая жизнь для нее началась год назад?
Права она или нет? Она искренна. Но искренность и правота - разные вещи.
Что мне ответить тебе, безрассудно-смелая Лучиэнь?
Только то, что я века назад сказал Мелькору:
- Я должен подумать.

32

- Я должен подумать. Пойдем.
Он показал ей на вход в башню.
Она послушно шагнула внутрь.
- Сейчас я уйду. Ты можешь поспать, если хочешь. Мое ложе в твоем распоряжении. Я же знаю, - он улыбнулся, - ты устала. Вот и отдохни. Днем я приду. Будем говорить дальше.
Лучиэнь кивнула.
- Мори!
Тот возник в дверях мастерской.
- Да, Государь?
- Позаботься о них. Берен проснется - накорми.
- Но я же его вчера кормил.
Феанор тихо рассмеялся:
- Мори, люди должны есть каждый день. Иногда даже несколько раз.
- Как скажешь, Государь. Накормлю.
- Дверь я запру. Так мне будет спокойнее.
Он увидел испуг Лучиэни.
- Я запру дверь только для вашего блага. Чтобы у вас не возникло искушения выйти за порог. Здесь, моя милая принцесса, Ангбанд, а не место для прогулок влюбленных.
- Когда ты вернешься, Государь? У нас запасы еды... не на людей.
- Думаю, сегодня днем. Так что еды хватит.
Мори кивнул.
- Отдыхайте.
Феанор кивнул и вышел.

33

Всё, чего я сейчас хотел, - поразмыслить в одиночестве.
Побродить по снежку, раз уж в моем собственном кабинете теперь нельзя остаться одному.
Дойти, что ли, до долины гейзеров? Она такая красивая.
Надеюсь, я никого не встречу? Впрочем, некого: орков там не бывает, а никто из майар не подойдет ко мне.
Решено. Пойду туда.
...Она говорила, что люди были лишены выбора. Почему Мелькор это сделал? Ведь он сам убеждал меня! Обманул?! Он, поехав к людям без меня...
А вот и ответ.
Он поехал без меня. Один - он не мог дать им возможность выбирать. Это должны были сделать мы двое. Это могли сделать только мы двое.
А я думал только о нолдорах. И совершенно забыл о людях...
Н-да, похоже, “злобный Моргот”, лишивший людей выбора, это именно тот, в чьем Венце сияют Сильмарили. Это моя вина и исправлять ее - мне.
Исправлять?! Как? Венец - не мой, а наш. И Мелькор никогда...
...Какое славное горячее озерцо. Окунуться? Так тяжко на душе... может, искупаюсь - полегчает.
А-ах! Хорошо-то как! С мороза - да в эту жгучую воду! Ффрр... А вот тут у берега есть камень подходящий (похоже, кто-то спел, уж очень удобный он!). Вот тут можно сесть, по плечи в воде.
Еще и снежок идет... Как кстати.
...Сильмарили - наши. Это хуже, чем “его”. Взять чужое - украсть, но самовольно распорядиться общим... он не простит мне никогда, и будет прав. Обмануть доверие. Только на доверии мы и продержались все эти страшные века.
Если бы я имел право на Сильмарил...
Ха! А ведь я имею право. Мелькор вернул мне один - еще прежде создания Венца. Я могу отдать его им.
Вынуть Сильмарил из Венца. Изувечить наше творение. Своими собственными руками.
Ну, и что со мной Мелькор после этого сделает?!
...Ффрр! Всё-таки нырять в горячей воде, когда сверху сыплется снег - это замечательно! А теперь на берег - и в сугроб, как на перину. А-ах, хорошо!
Здесь ведь нет никого? Можно не одеваться, нагишом под снегом походить. Приятно...
...А почему это я решил, что буду виновен в повреждении Венца, если выну Сильмарил? Ведь Венец был поврежден еще прежде Восхода. Коготь Унголианты прошелся по нему. Да, это была небольшая рана, но - была. И вынуть один Сильмарил - почему же нельзя?
Если поразмыслить, Венец уже почти не нужен. Он исполнил свое назначение: им были соединены Тьма и Свет. Что он сделал потом? Дал Свет людям? Сотворил мне Бесснежную? Что еще?!
Больше ничего.
Венец исполнил то, ради чего был создан. Выну я из него Сильмарил или нет - ничего не изменится.
...Ну вот, уже совсем высох, можно и одеваться. Пойду к моим гостям, они, наверное, извелись.
Какая смелость! Какая дерзость! Они оба восхитительны. И я не могу им не помочь.
Итак, решено. Я отдам им мой Сильмарил. А потом...
А потом всё расскажу Мелькору. И?
И этот день будет концом нашей дружбы. Тех крох дружбы, которые еще есть.
Он не станет слушать моих объяснений. Просто не станет. Он сочтет мой поступок предательством.
Что же делать?
Люди должны получить возможность выбора. Моя вина, что они были лишены ее.
Но... почему я решил, что Лучиэнь права? Почему я так верю, что отдав Сильмарил им, отдав его в сокровищницу Тингола, я отдаю его людям? А если моя прекрасная гостья ошибается?
Что будет с нолдорами, если Мелькор рассорится со мной?
Нет, будь я уверен в правоте Лучиэни, я пожертвовал бы Алмазом.
А так...
А так я их - испытаю.
Я не знаю, кто их хранил весь их путь. Но тот, кто довел их невредимыми до Ангбанда и привел ко мне, - пусть он поможет Берену выбрать правильно.

34

Государь ушел. Я почувствовал, как он запирает дверь заклятьем - обычно ее нельзя было открыть только снаружи, теперь еще и изнутри.
И я оказался заперт с нашими незваными гостями.
Вот уж кого я с превеликой охотой забрал бы в свои мастерские! Камни они делать не умеют, но я бы придумал им занятие... позанятнее!
Как они уверены, что все, просто все, узнав их возвышенно-прекрасную историю, сделают всё возможное и невозможное, лишь бы им помочь! Как очаровательно удивляется эта полумайэ, что Государь не спешит за Сильмарилом для нее!
Да, но что он сделает? Ведь он говорит с ней о Камне, спорит... он ведь умеет ответить простым и бесповоротным отказом - но сейчас не делает этого. Надеюсь, ему всё же не придет в голову безумная мысль... А вдруг?! Да нет, с какой стати?
Хорошо бы эту парочку отсюда убрать. Жаль, дверь заперта. А то "случайно" бы вышло: эти двое в нетерпении покидают наши покои, а потом... ох, Ангбанд полон таких неожиданностей...
Ну-ка, проверю "замок". Вдруг?.. - нет, увы. Конечно, я могу отпереть - на заклятье Государь потратил совсем немного сил. Но - он поймет, что это сделал я. Что я открыл дверь, что я отправил их блуждать по Ангбанду. Что я их убил, открыв нашу дверь. Тогда Феанор меня прогонит. Это в лучшем случае. И сам останется беззащитен против Ангбанда.
И я ничего не достигну. Или - сам всё испорчу...
Какой злой ветер принес сюда эту парочку?!

35

Берен проснулся, рывком сел, стряхивая с себя остатки сна. Лучиэнь, вздремнувшая было на ложе Феанора, открыла глаза.
- Всё в порядке, - улыбнулась.
- А где наш хозяин?
- Ушел. Обещал вернуться к полудню.
- Будем его ждать?
- Придется. Он запер дверь.
- Мы заперты?!
- Не тревожься. Он это сделал для нашего блага.
- Как ты можешь ему доверять? Он слуга Моргота!
- Только не слуга.
Лучиэнь соскользнула на пол, повела плечами, так что ее платье само разгладилось и улеглось ровными складками. Девушка подошла к столу, провела пальчиком по резьбе.
- Посмотри, какое чудо. Это эльфийская работа.
- Ты уверена, что это сделал он?
- Даже если не он, всё равно: тот, чей дух подчинен Морготу, не станет держать у себя такое.
- Ты доверяешь первому встречному. В цитадели Врага!
- У Ангбанда над ним нет власти, я слышу это. Поверь мне.
- Верю, - хмуро ответил Берен, опустив голову.
Он подошел к полкам, угрюмо рассматривая расставленные там предметы.
- Я совершенно не так себе это представлял... Я думал, мы оборотнями дойдем до Тронного зала, до Моргота, мы увидим Сильмарили в его Короне... а вместо этого мы попали к неизвестному доброжелателю, у которого сидим под замком!
- Берен... я только сейчас поняла...
- Что?
- Наше счастье, что мы не дошли до Тронного зала!
- Почему?
- Сильмарилов там нет. Да и Моргот... любой король необязательно будет в своем тронном зале.
- Откуда ты знаешь?!
- От нашего хозяина. Он обронил слова про ангбандскую сокровищницу.
- Где она?!
- Я об этом знаю не больше твоего. Но знает наш хозяин. У нас нет другого выхода, кроме как довериться ему.

36

Я решил вмешаться.
Наши дорогие гости не подозревали, что я отлично слышу их. Да, стена толстая и дверь не из прутьев - но когда веками пытаешься хоть слово услышать из разговоров Государя и Властелина, поневоле станешь обладателем очень чуткого слуха.
Я сейчас выйду к ним. Покормлю этого человека. Изображу дружелюбие. Постараюсь убедить их не дожидаться возвращения Государя, отправиться на поиски сокровищницы самим. Эта полумайэ наверняка справится с небрежно наложенным заклятьем.
И всё. Когда Государь вернется - для них всё будет кончено.
А заклятье окажется снято не мною...

37

Мори вышел из мастерской, поклонился.
- Мой господин, ты, наверное, хочешь есть?
- Ну... - Берен замялся.
- Мяса, к сожалению, нет: Государь не отпустил меня за ним, но орехов и фруктов - сколько угодно.
- Спасибо. М..?
- Мори. Меня зовут Мори.
- Спасибо, Мори.
- Ешь. А вот вино. Принцесса, налить тебе?
- Лучше воды.
- Сейчас. Ой, жаль, кончилась! И дверь заперта…
- Ничего, я обойдусь.
- Принцесса, если ты снимешь заклятье с двери, я сбегаю за водой для тебя. И мясом для твоего мужа.
- Жениха, - поправил Берен.
- Нет, мы потерпим, - спокойно возразила Лучиэнь. - Снять заклятье твоего господина было бы неучтиво.
- Но я объясню ему, что это было для вашей…
- Нет, - ответ принцессы Дориата был категоричен.
- Как скажете, - Мори поклонился.

38

Передо мной стоит враг. Вежливый, обходительный, заботливый. И он ненавидит меня сильнее, чем все волки Тол-ин-Гаурхота. Пытается это скрыть - и не может.
Юноша продолжает говорить учтивые и ничего не значащие слова, я что-то отвечаю…
Он хочет нас убить. Ему нужно, чтобы мы вышли за порог. Я это вижу.
Мне хочется вжаться в стену. Отец, Келегорм, теперь вот Мори… эти эльдары опаснее, чем все твари Врага!
Мори показывает мне работы своего хозяина. Что-то рассказывает про них.
Я слушаю из вежливости. Или - из осторожности.
Этот юноша - эльдар, но он - часть Ангбанда. Ему нравится подчинять. Унижать. Принуждать сильнейших согнуться от страха.
Но ведь он - нолдор! Что могло заставить эльдара принять Тему Врага?!
Наш безымянный хозяин - вождь. И этого не скрыть. Он привык увлекать за собой. Ему нужны те, кто следует за ним по доброй воле. Он уважает силу.
А Мори - втаптывает силу в прах.
Он - зло. Он - Ангбанд.
Я вижу это так же ясно, как то, что Мори на полголовы ниже своего господина.

39

- Гхарт, почему этот нолдор до сих пор жив?!
- Повелитель, ты же нам сказал: сроки выбираем мы сами.
- Но я не намерен ждать так долго!
- Он почти не выходит из своей…
- Одного выхода за дверь достаточно, чтобы убить его!
- Но Повелитель Воинов Анкас…
- Кому вы подчиняетесь, мне или ему?!
- Не гневайся, Повелитель: обоим.
- Обоим?!
- Мы р-рады служить тебе, но Повелитель Анкас…
- Довольно! Если вы служите мне, а не Анкасу, то выполняйте приказ: как только Повелитель Фенырг выйдет из своей башни - убейте его! Иначе вы будете казнены. Все пятеро.
- Служим Повелителю Саурону!
- …Вот и служите, - пробурчал Саурон, когда за орком закрылась дверь.

40

- Ну, как вы без меня?
Берен смотрит с недоверием. Лучиэнь - с надеждой.
- Да, я пришел с ответом на твой вопрос. Но прежде я хотел бы поговорить с Береном.
Тот исподлобья глянул на меня, кивнул.
- Я услышал вашу историю от Лучиэни. Расскажи мне о том, что было после твоего ухода из Дориата. То, о чем не могла знать твоя невеста - разве что с твоих слов.
Если я прав - в его повести будет ответ мне.
- Тогда я пошел к Финроду… - начал говорить этот человек.
- К Финроду? Расскажи о нем, - мой голос дрогнул, но, кажется, они этого не заметили, - пожалуйста.
Берен стал рассказывать.
Я слушал его, да, я слышал каждое слово, но у меня перед глазами вставали совсем другие образы.
Мальчик, с наивной доверчивостью говорящий мне, что весь мир - это лишь переливы цвета. Я был изумлен; я впервые тогда - за несколько дней до встречи с Мелькором! - перестал чувствовать себя одиноким.
Пытливый ученик, кому я дал познать Пламень. Не Маглору - самому талантливому. Не Карантиру - самому похожему на меня. Не Келегорму - которому я доверял больше всех. Не сыновьям. Ему.
Тогда еще он не ведал пути воплощения собственной силы. Настоящего воплощения.
- И когда мы пришли к крепости Тол-ин-Гаурхот, Саурон… - продолжал говорить Берен.
Песнь. Да, еще в Амане ты умел песней прозревать судьбу, малыш. Твоя флейта заставляла меня плакать. Ты мог больше Маглора, хотя ценители музыки говорили иначе. Но я-то знал, что кроется за внешней гармонией.
Я дал тебе возможность черпать Силу Пламени. Я сказал тебе когда-то: Пламень - это творчество. Любое творчество - Пламень.
Ты усвоил урок. Теперь я это знаю.
Но почему же тогда ты не одолел Саурона?
- Почему?! Скажи мне, Берен, почему?! Как это произошло?!
- Я не знаю… - человек опускает голову. - Я не видел. То есть - там же глазами ничего нельзя было увидеть… Финрод мог. Я - нет.
- Может быть, ему не хватило сил? - осторожно спрашивает Лучиэнь. - Чтобы брать, тоже нужны силы.
- Или он испугался, - слышу я собственный голос.
Малыш, на беду я впервые показал тебе Пламень, думая о Мелькоре. Недаром ты впервые увидел Пламень - черным.
Именно так - Черным Пламенем - меня назвали при расставании те люди.
Финрод, малыш… Ты любил, когда я называл тебя так. Малыш… а ты ведь был королем. Могущественным владыкой. И - бросил всё ради этого человека. Почему, мальчик мой? Почему ты это сделал?
- …И этим он спас мне жизнь, - закончил свой рассказ Берен.
- А потом мы его похоронили, - добавила Лучиэнь. - На берегу Сириона.
Малыш… Да, я знаю: ты испугался. Ты понял, что вы с Сауроном черпаете Силу из одного источника. Ты увидел то, о чем я говорил тебе: Пламень - един.
Мой мальчик…а я должен жить, не ссорясь с Сауроном. С твоим убийцей.
Малыш…
Тишина.
Мне уже никогда не услышать твое чуткое “Учитель”.

41

- Шабрук, встань здесь. Ага. Вот он спустится, мы его как раз и!
- Складно говоришь, гы! А скока его ждать?!
- Скока надо. Иначе нам Повелитель…
- А ежели его день, два не будет?
- Наши сменят.
- Давай и мальчишку его заодно прирежем. В жизни не видал такого нахального!
- Подвернутся вдвоем - кончим обоих, делов-то.
- А еще лучше - себе заберем!
- Ага, жди! Раз наших стали по стражам ставить - когда позабавиться-то с этим щенком?
- Нич-чо, мы от него по кусочку отрезать будем. Не торопясь.
- Заткнись, а, Шабрук? С Феныргом бы разобраться, а ты про щенка… Не трави душу-то.

42

- Мори, принеси ларец с Венцом.
- Не надо, Государь, - в шепоте юноши страх мешался с искренней заботой.
- Я должен идти за ним сам? - ледяным тоном спросил Феанор. - Или ты начал обсуждать мои приказы?
Тот молча повиновался. Принес ларец, поставил перед Пламенным, отошел в сторону. Сложил на груди руки, прислонился к стене.
Феанор откинул крышку.
Берен и Лучиэнь одновременно вскрикнули.
- Свет, - прошептала девушка. - Свет изначальный...
- Но как же... - с трудом выговорил Берен, - железная корона Моргота?
Феанор рассмеялся, не разжимая губ:
- Ни Моргота, ни железной короны я вам предложить не могу.
Он медленно достал Венец, подержал в руках, словно впервые видя, и потом так же медленно - надел.

43

…И всего могущества Венца не хватит, чтобы усмирить тот разлад, который воцарился в Ангбанде.
Что? Откуда эта мысль? При чем здесь Венец?
Конечно, Венец - это вместилище огромной силы, но к сегодняшним делам ни малейшего отношения не имеет и помочь не может!
Надо поторопить Анкаса - пусть быстрее найдет, куда услать Саурона с Даргом. Будет гораздо спокойнее.
Ирбин, Ронноу, Талло - забились куда-то и молчат. Плохо так молчат. Осуждающе. Дескать, это не предатель Саурон и глупец Анкас виноваты, это я допустил.
Так вот и помогли бы советом, раз такие умные!
Когда надо принимать решения - то Властелин должен делать это за всех! Ни одного помощника. А вот молчать недовольно будут многие.
Прямо хоть с Феанором иди советоваться…
А что? - это мысль. Он Саурона ненавидит, ему приятно будет поучаствовать в изгнании бывшего Первого. Это уже хорошо. А если Пламенный умную идею предложит - еще лучше.
"Феанор!"
Закрыт. Не слышит.
Пойти к нему? Нет, пожалуй, позже. Скажем, завтра.

44

- Вот она - ваша цель. Вот Сильмарили. Вот Венец. Вот тот, у кого вы намеревались Сильмарил похитить.
- Кто ты? Ты не Враг... Ты не можешь им быть!
- Неужели твоя мать не рассказывала о нашей встрече? Когда-то мы вели с ней... ммм… занимательную беседу. Нет? не говорила? в Дориате, как и во всем Белерианде, меня считают мертвым?
- Кто ты? - выдохнул Берен.
- Я тот, кто сотворил Сильмарили. Тот, кто создал Венец. Тот, кто соединил Тьму и Свет. Тот, кто открыл Мелькору дорогу к людям. Тот, кто принес вам предвечный свет - ведь вы так его называете?
- Феанор...
Но для Берена это имя из легенд значило мало:
- Постой! Ты сказал: принес Свет нам? Так это ты? Твой голос предостерегал нас от Тьмы? Твой голос звал наших предков на запад, к Свету?!
- Вы помните? - Мастер подался вперед, впился в Берена взглядом. - Вы помните меня?! Сквозь время, вдесятеро превышающее срок вашей жизни?!
- Ты?!
Лицо сурового воина осветилось совершенно детским счастьем.
- Так это был ты… я шел сюда, в страну мрака, готовый сразиться за Сильмарил с самим Злом, а вижу - тебя. Ты знаешь, у нас лишь немногие продолжают в тебя верить. В твой Голос. В надежду, которую ты нам дал… Когда я выйду отсюда, я всем расскажу…
- Я пока что ни слова не сказал о том, что вы отсюда выйдете.

45

Да что же это?!
Враг он нам или друг?
Берен смотрит на Сильмарили, а я - на черные когти, что в них вцепились. Берен, ты говоришь о встрече со Злом - так вот же оно, перед тобою! Венец. Изломанные линии рисунка, черный металл, вбирающий в себя свет, вытягивающий из меня мою силу, хоть я и не касаюсь его.
Я скорее опущу руку в гнездо змей, чем прикоснусь к этому!
А наш хозяин (Феанор?!) держит это на голове. Неужели ему равно близки и омерзительная Тьма и изначальный Свет?
Кому ты служишь, обладатель Венца? Морготу? Свету? Самому себе? Никому?
- Владыка Феанор, прошу тебя: перестань играть нами. Довольно бросать нас от надежды к отчаянью. Ответь прямо: отдашь ли ты Сильмарил? Ты знаешь, для чего он нам нужен.

46

- Прямо? - переспросил Феанор. - Прямой путь не всегда лучший. Прямой ответ на твой вопрос: Сильмарила я вам не отдам.
Тишина. Только слышен тихий облегченный вздох Мори.
Но Пламенный продолжает:
- Не "отдам". И не "вам". Мы с тобой говорили о Свете для людей. Для всех людей. Но и им просто отдавать - не стану. Если Берен сможет взять Сильмарил - вы его унесете. Если нет - останетесь в Ангбанде навсегда. Хорошее место я для вас найду. Или сделаю. Поверьте, это будет не так просто, но - я смогу. Своим мужеством вы заслужили.
- Что я должен сделать? - спросил Берен.
Холодный, спокойный тон воина, готового к любой схватке.
- Послушайте меня. Лучиэнь, ты говоришь о Свете для людей. Ты говоришь замечательно. Мне хочется верить тебе. Только вот вопрос: не заблуждаешься ли ты? Ты не обманываешь меня, я вижу. Но - не обманываешь ли ты себя?
Тишина. Мори кусает губы и до белизны пальцев стискивает кованый пояс.
- Отдавая вам Сильмарил, я рискую слишком многими. Смерть Финрода - это лишь звено в страшной цепи. Ради чего я должен рисковать не собой (хотя и собой тоже!) - другими?! Ради свободного выбора пути для людей - согласен, но ради прекрасных заблуждений Лучиэни - нет!
Тишина. Сердца всех четырех громко стучат.
- Как же отличить заблуждения от истины, спросите вы? Очень просто. Доверимся судьбе. Берен выберет один Алмаз. Один-единственный. Тот, который я вправе ему отдать. Выберет верно - вы уйдете с Сильмарилом. Нет - останетесь в Ангбанде навсегда.
Тишина. Низкие тучи за окном. Ветер воет в долинах.
- Итак, Берен, выбирай. Выбирай судьбу себе - и роду людскому.

47

А у него шрам на скуле. Старый такой шрам… под венец уходит. А на венце узор испорчен. Как раз до Сильмарила разодран металл.
Интересно, чем его так рубануло, что металл будто дерево рассекло? И что, Сильмарил остановил такой удар?!
Говорят, крепче Сильмарилов нет ничего в Арде…
- Этот.
Он изобразил удивление:
- Не центральный? Он красивее.
- Я выбрал.
Он закрыл глаза, откинулся на спинку кресла, несколько раз глубоко вздохнул. Потом снял свой венец…
Да? Он - отдаст? Мы - достигли цели?
Мне захотелось прикоснуться к Камню.
- Не тяни к нему руки, - одернул меня Феанор. - Обожжешься.
Он пристально посмотрел на нас и приказал своему слуге:
- Мори, принеси инструменты.

48

Странно. Мне словно легче от того, что этот человек - угадал.
Слово сказано и дело сделано: Берен указал на тот Камень, что безусловно принадлежит мне.
Отчего же мне так легко? - мне должно быть страшно.
Должно быть?
Я знал мучения Мелькора, я прятался от ожогов сам… сжечь руки - это страшная боль, это знак моего падения, это… это гибель меня как мастера - что я смогу сделать обожженными руками? Мне тогда молота не удержать! И это "тогда" наступит сегодня. Сейчас.
Я должен бояться.
Но не боюсь.
Да, я сожгу руки. Ведь давно уже нет Феанора. Есть только Повелитель Фенырг. Что его жалеть? Я перестану быть мастером… но когда я творил по-настоящему в последний раз? Ради чего мне беречься?
Финрод, мой малыш - мертв.
Мертв ради этого человека. Мертв ради того, чтобы Берен дошел до Алмазов.
Малыш отдал за него жизнь. А что отдам я? - руки?
Это такая малость.

49

Не взяв протянутого Мори инструмента, Феанор стал пальцами отгибать черные зубцы, держащие Сильмарил.
Губы нолдора были сжаты, напряженные руки чуть дрожали.
Алмаз упал в ладонь.

50

Боли не было. Совсем.
Я видел, как напрягся Мори, как застыли, не понимая происходящего, эти двое. Я чуть улыбнулся им: всё в порядке.
Я держал Сильмарил в своей руке. Холодный.
Я держал Сильмарил в своей руке и вспоминал Аман: тогда мне и в страшном сне привидеться не могло, что я испугаюсь прикоснуться к Алмазу.
Я вбирал в себя давным-давно позабытое прикосновение беспредельного добра. И мне как живой вспомнился Финрод. Могут ли нолдор и камень быть похожи?.. кажется, могут.
Недаром за Сильмарилом пошел именно он. Мой бескорыстный ученик.
Ты дошел, Финрод. Мертвым, но - дошел.
Я не знаю, отдал бы я Сильмарил Берену, не произнеси он твое имя.
Сейчас - отдам.
Мне не вернуть тебя к жизни, но я хотя бы завершу начатое тобою дело.

51

Значит, он ошибался? Значит, его страх сжечь руки был напрасным?
Или?..
Государь сейчас не похож на себя. Точнее, он не похож на того ослепшего от безысходности мастера, которого я знал все эти века.
А в Амане… кажется… словно сон вспоминаю… я так мало видел его там…
Но что, если он прав? Эти века он действительно не был творцом. Мастером - да. Но о прежних высотах и думать было нечего. А сейчас он - смог. Только творит он не камень, не венец, не меч - он творит судьбу. И Алмаз не жжет его.
Что, если это так?

52

- Берен. - Феанор вложил ему в руку Сильмарил и сжал его пальцы. - Помни: я отдаю Алмаз - не вам. Не тебе одному. Не человеку - людям.
- Да, Государь.
- Камень уйдет от вас. У него своя судьба. Может быть, она пересечется с вашей… не знаю.
Любящие внимательно слушали.
- Я хочу сделать вам подарки. Просто - вам. Ваше мужество стоит самого дорогого дара.
- Ты дал его нам.
- Не вам, - покачал головой Мастер. - Для вас… Мори, принеси цветные работы. Или выбери сам.
Юноша чуть поклонился, исчез.
- Что значит “цветные”? - не поняла Лучиэнь.
- Ты же видишь: я люблю работать с черными камнями. Но мир самоцветов не ограничивается гагатом и обсидианом, ведь так? - он ласково усмехнулся.
Подошел Мори, поставил на стол большой ларец, достал оттуда брошь:
- Государь, мне показалось…
- Ты прав, Мори, - перебил Феанор. - Я сам подумал именно о ней. Возьми, прекраснейшая.
Лучиэнь взяла брошь и замерла: множество драгоценных камней искрились, образуя сложный узор. Красота рисунка, филигрань отделки… всё было в этой броши. И - нечто большее. То, чему девушка не знала названия.
- А Берену… - Пламенный извлек из-под груды украшений тонкий кованый пояс. - Думаю, подойдет.
- Благодарю…
Двое завороженно глядели на драгоценности.
Мори было не до их восторгов. Нахмуренный и собранный, он встал перед Феанором:
- Государь, как ты намерен их вывести?
- Так же, как они вошли. Через Тангородрим.
- Государь, это безумие! Почему ты не хочешь, чтобы они ушли горами?
- Ты не хуже моего знаешь, что путь горами небезопасен.
- Но через Тангородрим выйти просто невозможно!
- С ними пойду я.
- Государь, - умоляющий голос. - Позволь, я их выведу горами. Я смогу управиться с орочьей заставой. Я прикажу пропустить нас. Солгу что-нибудь.
- Как сейчас лжешь мне. - Феанор сощурился.
- Государь…
- Ну, слушаю. - Насмешка, едва ни издевка.
- Государь, неужели ты полагаешь, что я способен предать тебя?
- “Предать” - растяжимое понятие, Мори. Я знаю: ты сделаешь всё ради моего блага. Только вот благо ты понимаешь… по-своему. И ради “моего блага” ты сейчас собираешься нарушить мою волю.
Мори молчал, закусив губу.
- Я же вижу, чего ты хочешь, - усмехнулся Феанор. - Горы, свидетелей нет. Возможен любой несчастный случай. Ты невиновен, эти двое гибнут, а Сильмарил возвращается в Цитадель. Ну, будешь отрицать?
Мори сосредоточенно рассматривал сапоги Феанора.
- Я спросил тебя.
Тон приказа.
- Да! - выкрикнул Мори, распрямившись. - Да, я собирался сделать это! Потому что ты губишь себя! А я этого не позволю. Не позволю - даже против твоей воли!
И, не дав Феанору возразить:
- Государь, тебя же ненавидит весь Ангбанд! Тебя презирают майары, на тебя наточен меч орков! Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Ты их презираешь, а я - да, я опустился до этих тварей, я подслушивал их, и сейчас не страхом своим делюсь, не домыслом, а тем, в чем твердо уверен: орки хотят убить тебя, но - слишком боятся. Пока их сдерживает страх, Государь. Пока! Надолго ли? Тебя защищает только воля Мелькора. И если между вами вспыхнет ссора, тебя просто разорвут в клочья!
- Хм! - скривился Феанор, небрежно опустив руку на меч.
- Государь, умоляю… Если ты пойдешь против Мелькора - тебя уничтожат. И уничтожат нолдор, живущих в Ангбанде. Ты дал им настоящую жизнь вместо кошмара плена - и ты сам же лишишь их этого…
"Оказывается, мальчик умеет не только молчать?"
- Мори, я не иду против Мелькора. Когда-то он решил отдать Сильмарил Маэдросу. Отдал мне. Своей рукой отдал мне один Сильмарил. Этот.
- Тогда почему ты не хочешь сначала рассказать всё Властелину?!
"Властелину? Ты называешь его Властелином? Не ожидал…"
- Не хочу… скажем так, я не уверен в его согласии.
- То есть ты всё-таки идешь против него.
Феанор покачал головой:
- Ты очень верно служишь своему Властелину, Мори.
- Да я тебе служу, Государь! Открой глаза: тебе и никому другому! - юноша кричал, но голос его дрожал от слез. - Я не могу смотреть, как ты идешь на гибель! Ради чего, ответь мне: ради чего?!
- Ради чего? - Пламенный оставался спокоен. - Разве ты не слышал? Ради людей, Мори. Сильмарил будет принадлежать людям.
- Да как только Камень окажется в Белерианде, твои сыновья вцепятся в него, как зверь в добычу!
- Не думаю. Маэдрос не подпускает братьев к Ангбанду, не подпустит и к Сильмарилу.
- Государь, - Мори опустился перед ним на колени, - умоляю тебя: не делай этого. Поговори с Мелькором. Ты найдешь слова, ты убедишь его выпустить этих двоих и Сильмарил.
- Мори, - Феанор поднял его, - во-первых, я не люблю, когда передо мной становятся на колени. Запомни это. Во-вторых, можешь быть уверен: как только Берен покинет Ангбанд, я пойду к Мелькору и всё ему расскажу. Я надеюсь, он не узнает об этом раньше?
- Государь…
Тоном властителя:
- Ты не любишь отвечать на прямые вопросы. Итак: могу ли я быть уверен, что ты не пошлешь осанвэ Мелькору - за моей спиной?
"Он считает меня способным на такое? Это награда за века службы?"
Мори ответил с холодной усмешкой:
- А если я это сделаю, что ждет меня? Просто убьешь - или оркам отдашь на забаву?
- Я надеюсь, ты не заставишь меня решать этот вопрос.
- Нет, Государь, - ответил юноша с тяжким вздохом. - Будь уверен: не заставлю.
- Вот и отлично.
"Спорить бесполезно. Придется подчиняться. Может быть, всё еще обойдется? Если бы он не связал меня словом… я бы поговорил с Мелькором заранее… Государь же способен повздорить с кем угодно на пустом месте, а тут - такой повод! Ладно, придумаю что-нибудь".
- Государь, я не смею спорить с тобой, но прошу об одном…
- Ну?
- Не ходи через Тангородрим. Выйди горами. Тангородрим - верная смерть! Не только тебе - им. Ты рискуешь своей жизнью - твое право; но почему ты хочешь погубить и этих двоих?
- Мори, путь горами - владения Хенолы. У нее нет причин хорошо ко мне относиться.
- Но Тангородрим слушается самого Саурона!
- И меня. При всей дерзости, этот путь безопаснее.
- Государь…
- Хватит. Ты тратишь время попусту. Тебя ждут неограненные камни. У меня есть один замысел - и мне нужно много мелких топазов. Ступай, займись делом. Когда я вернусь - будем работать.

53

Сильмарил в ладони Берена. Огромный для алмаза, он чуть больше фаланги пальца. Но мне кажется - Берен держит в руках целый мир.
Мир, сердце которого - живой Свет.
Чистый. Мать и отец видели его, теперь довелось и мне. Да, я понимаю, почему ради этого Света эльдары покидали родные места…
…А внутри Алмаза переливается крохотная капелька. Она светится в толще камня.
Я никогда не была счастлива - так. И Берен… я никогда не видела у него такой чистой улыбки. Кажется, он впервые в жизни забыл о войне. Совсем.
Ненадолго. Мы в цитадели Врага и нам еще надо как-то выбраться отсюда. Но этот Свет - он делает нас бесстрашными, я верю: мы выйдем. Что бы ни случилось.
Живой Алмаз станет нам защитой. Он сильнее всего в Белерианде.
Не знаю, сколько мы так простояли. К действительности нас вернули резкие голоса: наш хозяин ожесточенно спорил с юношей в черном.
Сначала я приняла этого Мори за слугу. Теперь мне подумалось, не сын ли он Мастеру? Слуга не может так возражать господину. Да и похожи они сейчас - очень. Не чертами лиц - манерой, прищуром глаз, решительным тоном, превращающим спор в поединок.
Так значит, наша судьба зависит не только от Феанора, но и от этого Черного?
Нам остается только смотреть на их спор: вмешаться невозможно.
Чем дольше я гляжу, тем яснее мне видится, что наш хозяин - оранжево-золотой беснующийся огонь. Черные волосы, черные одежды не могут этого скрыть.
А вот юноша действительно черный. Провал во мрак. Он - часть Ангбанда. Феанор - чужой в твердыне Врага.
Только сейчас я по-настоящему ощутила, что это - Феанор.
Вдруг - всё кончилось. Юноша скрылся, а наш хозяин обратился к нам:
- Пойдемте. Выйти будет непросто, но вам нечего бояться, пока я с вами.
Потом он сурово посмотрел на Берена:
- Спрячь Алмаз! - и протянул ему кусок черной ткани.

54

"Идет".
Это не было сказано вслух: достаточно движения бровей одного орка и ответного кивка другого. Ятаганы обнажены без единого звука.
Алшаг замер в одном из боковых коридоров. Шабрук - в другом, в десятке локтей впереди.
Шаги на лестнице стали отчетливее. Повелитель Фенырг спускался явно не один.
Шабрук довольно облизнулся.
Вот они: Фенырг, за ним какой-то странный, на пленного не похож, и - девка?! Эта-то откуда здесь?!
Они прошли мимо Алшага, но тот почему-то не напал на Фенырга сзади, как было условлено. Шабрук, ничего не понимая, решил последовать примеру. Если что - они успеют догнать этого квын-хая, ударят вдвоем в спину.
Повелитель со своими скрылся за поворотом.
"За ним!" - одними губами.
"Алшаг, почему ты не?" - шепотом.
"Дурак! Видишь девку… нутром чую: это она Повелителю нашему хвост начистила!"
"Гы!"
"Цыц! Нам вдвоем с ними не справиться!"
"Так что?"
"За ними. Там разберемся. Смотря куда идут. Подкрепление надо - наши или аж сам Повелитель".
"Ага…"

55

Мне было весело. Впервые за долгие века мною овладел азарт, с которым берешься за дело заведомо превыше сил, берешься - и делаешь. Одолеваешь.
"Невероятно помолодел", - услышал я отголосок мысли Берена. Не знаю, какой именно смысл вкладывал адан в это слово, но он был прав. Я чувствовал себя вернувшимся в юность.
Я легко шел по Ангбанду, вынуждая этих двоих едва не бежать за мною. С меня словно сняли огромный груз, и я был убежден: удача переполняет меня. Я сегодня смогу всё! Невозможное? - отлично! Задача как раз по мне.
Я знаю, просто знаю: я выведу этих двоих через Тангородрим. Они покинут Ангбанд. И еще я уверен: пусть я отдал Сильмарил, но нашу дружбу с Мелькором это не разрушит. Да, всё это невероятно, немыслимо - но я сделаю это.
Будет так. Только так!

56

- Алшаг, этого-то прямо к Воротам несет.
- Вижу, не слепой. Тем лучше. Там сейчас как раз наши.
- Так что: оставим им?
- Под меч лезть глупо… пусть лучше Гхарт с ним рубится.
- А если что - мы потом подскочим, в спину ему ка-ак...
- Ага. Варишь башкой, Шабрук!

57

Орки против меня?! Ха! Смешно!
Я срубил одного и буквально зашвырнул себе за спину Берена: не делай глупостей, воин! Лучиэнь юркнула в тоннель следом.
Орки бросились за ними. То есть - на меня.
Я расхохотался.
Я просто сожгу вас, твари! Призвать Пламень - так же легко, как вдохнуть, и я…
И я вдруг понял. А поняв - испугался. Чуть пару ударов не пропустил. Отбил.
Блок. Выпад. Разворот.
За спиной - Тангородрим. Если я призову Пламень… - клюв орла, уход в крепость в горах - его сила и огонь Тангородрима соединятся.
Морской змей. К-куда?! Я сказал: вы не пройдете в тоннель!
Если Пламень Предвечный и Темный Пламень соединятся - огонь охватит всё. Здесь же ничего… - молния, пропасть и снова молния - не останется! Ничего - и никого!!
Задели. А, л-ладно, цар-рапина!
А как вам понравится смерч над морем? Вы под него не полезете, но обойти меня сбоку не удастся.
Вы уже забыли, из-за чего начался бой.
Кажется, у вас подкрепление. Это хуже.
Тогда - пока - ледяной дом. Собраться с мыслями.
Я - НЕ - ДОЛЖЕН - ПРИЗЫВАТЬ - ПЛАМЕНЬ.
Если я это сделаю, здесь не останется ничего и никого. Ни этих отчаянных влюбленных, ни моего Сильмарила (кстати, двух других и Венца - тоже), ни Ангбанда, ни, между прочим, меня самого. Только Мелькор и его майары.
Развоплощенные.
НЕ - ПРИЗЫВАТЬ - ПЛАМЕНЬ!
Конский скок. Разворот. Рога оленя. Еще раз. И еще!
Я словно рану внутри зажимаю: свой гнев. Свою ярость. Я же могу впустить Пламень невольно!
Я - НЕ - ДОЛЖЕН!
Тут полно вулканов! Если они начнут извергаться разом - от Ангбанда не останется ничего! Плоть Белерианда не выдержит такого! Химринг! Хифлум! Они слишком близко! Что будет с ними?! Что станет с нолдорами?!
НЕ - ПРИЗЫВАТЬ - ПЛАМЕНЬ!
Крепость в горах. Нет, надо атаковать. Нельзя затягивать бой. Я могу сорваться. Случайно.
Нельзя гневаться.
Поступь гнева. Я просто иду сквозь вас, твари! Вы забыли о причине боя, мне уже не нужно перекрывать тоннель. Скоро никого из вас в живых не будет!
НЕ - ГНЕВАТЬСЯ.
НЕ - ПОЗВОЛИТЬ - ПЛАМЕНИ - СЛУЧАЙНО…

58

Шабрук усердно махал ятаганом, но в настоящую схватку не лез. Потом подхватил с пола топор на длинном древке - чтобы держаться еще дальше от Пламенного.
Убить этого квын-хая - это да, хорошо бы. Тем более, что никто не скажет: напали, дескать, орки на Повелителя. Он сам виноват! - решил побег пленным устроить. А орки - они охраняли ворота.
И никакого приказа Повелителя Воинов не было…
Всё так. Но только пусть сначала Фенырг устанет. А что срубит полдюжины орков - сами виноваты. Он, Шабрук, умный. Он подождет.
Фенырг развернулся, отражая очередной удар - и Шабрук с размаху ударил топором ему в спину.

59

Что-то происходит. Не пойму, в чем дело…
Тангородрим бурлит. Феанор, что ли, опять развлекается?
Ладно, пусть. Это безобидные забавы…
Нет. Что-то не так в Ангбанде. И Венец - недаром он вспоминался мне сегодня…
Огненной лавой облит, Сильмарил освобожден от оков лжи…
В чем дело?!
Феанор! Ответь, что с Венцом?
Феанор? что с тобой? - нет… не может быть!

60

"Мелькор. Это ты... Удержи Тангородрим… Успей…"
"Феанор! Что случилось?"
"Убили меня".
"Что?!"
"Поспеши. Если огонь…"
"Где ты?"
"У входа в тоннель".
"Сейчас!"

61

Больно…
Почему не добивают, твари? Боятся? Умирающего - боятся?
Хорошо, что не добивают. Успею удержать Пламень.
Мелькор… поторопись.
Багрянец… рдяная бездна затягивает меня… как удержаться на огненных волнах еще миг… и еще?.. Горю, нет сил терпеть…
Маэдрос… сын мой, вот ты и освободился от меня… Маэдрос? Ты? огненные блики складываются в твое лицо. Прощай, упрямец.
И войну уже ничем не сдержать. Раз я мертв, то Маэдрос и Мелькор…
Мелькор? Ты? послушай…

62

Темный Вала шагнул из стены, не раздумывая сделал невидимыми все выходы из пещеры - и бросился к Феанору.
- Что с тобой?
- В спину… Поздно… Пламень рвется… Забери мой меч, удержи Тангородрим.
- Не-е-ет!!!
От крика Мелькора содрогнулись скалы.
- Нет, Феанор, друг мой, ты не умрешь! Этого не может быть! Ты нужен мне, ты необходим мне, ты не можешь умереть так глупо, так никчемно! Я не допущу! Я…
- Мелькор, друг мой… Прости…

63

Он - мой! Кто посмел отнять его у меня?!
Я столько веков берег мое… мое оружие, а его - его убили! Просто так! Как обычного Воплощенного!
Лишили меня того, кто мог противостоять Валарам! Ограбили!..
Уничтожу! Развоплощу! Я жертвовал всем, чтобы сохранить его, а у меня отняли главное оружие против Амана!
Кто?! Кто виновен?!

64

- Феанор, кто?! Кто убил тебя? Друг мой, я покараю его всей силой Валы! Кто?!
- Не знаю… орки…
- Гвардейцы? Саурон?
- Я не зна… Мелькор, послушай… я отдал Сильмарил Берену… человеку…
- Какому человеку? Ты бредишь!
- Дать людям… настоящую свобо…
- Феанор, это неважно. Скажи: Саурон? да?
- Не знаю… Маэдрос… он захочет войны… теперь… когда меня нет…
- При чем здесь Маэдрос?
- Мелькор… поклянись, что не станешь воевать против моих сыновей…
- Клянусь! Феанор, послушай…

65

Поклялся.
Он не допустит войны. Это главное.
Я могу умереть спокойно.
Пусть я отдал Сильмарил, но Мелькор остался мне другом.
Он не счел меня предателем…

66

Мори сбежал вниз по лестнице.
"Нет, Государь. Мне безразличны твои запреты. Подождет работа. Подождут камни. Сейчас не до огранки".
Юноша мчался по коридорам.
"Твоя воля?! - к Валарам ее! Мне твоя жизнь дороже… дороже всего. И уж точно дороже моей!"
Успеть. Обогнать уже случившееся.
"Мелькор! Властелин! С Государем беда, он… Что? Ты - уже? Что с ним?!"
Не-е-ет!..

67

Отец… Ты зовешь меня?
Я не хочу брать палантир.
Но - он словно кричит. Гнев, ярость, мольба… что происходит?
Хорошо, я подойду к Камню.
Огонь? Пожар? Ангбанд горит?
Государь… нет, это невозможно!

68

- Прощай, Мелькор. Я был плохим другом…
- Феанор…
- Удержи… Тангородрим. Это главное… Иначе здесь… не останется ничего…
- Нет… не может…
- Прощай…

69

Я жить хочу! Пусть снаги покорно подставляют горло! Я выживал всегда - и сейчас выживу!
Ты запер нас здесь! Властелин - да мне наплевать, что ты Властелин!
Я не дам тебе убить меня!
Мы тут словно крысы в яме! Выхода нет - только я не буду ждать, пока меня сожрут!
Плевать, что все коридоры исчезли! Это всё морок, эти стены мне только кажутся!
Я проломлюсь, ты не придушишь меня как крысу!!

70

Тело Феанора охватил огонь. Оранжевые протуберанцы рванулись вверх, до самого потолка, - и тотчас ответил Тангородрим, лава ожила, раскалилась и медленно поползла вверх.
Мелькор, держащий в руке Рок Огня, только сейчас понял смысл слов Феанора - "удержи".
Потеря? - не до нее!
Вала заставил себя забыть о том, кого уже нет. Сосредоточился.
Как ездок смиряет уздой нрав непокорного коня, так Мелькор сдерживал ярость трехглавого вулкана. Лава бурлила, но не смела подняться выше.
А вокруг бушевал огонь.
Вопили орки, сгорая заживо.
Вала держал Тангородрим.
Раскалялся камень от нестерпимого жара.
Мелькор держал.
Не находя пищи, огонь прорывал призрачные стены, охватывая коридоры, галереи, другие залы…
"Не важно. Главное - Тангородрим".

71

"Государь!"
Ты сжигаешь Ангбанд. Мертвый, ты честнее, чем был при жизни.
Ты настолько ненавидел эту крепость? - а я и не подозревал…
Ты сожжешь всё и всех.
И меня?
Что ж, это даже проще…
Погибнуть в твоем огне? - я отдал тебе свою жизнь, и если она оборвется сейчас - я готов.
Нет? Огонь отступает?
Зачем, Государь? Лучше б мне было сгореть…

72

Мелькор почувствовал, что огонь слабеет. Тангородрим успокаивался.
Вала огляделся.
Закопченые стены. Обугленные трупы орков.
Ни следа от тела Пламенного.
"Надо же, когда я убеждал его сыновей, что тело Феанора вспыхнет в миг смерти, я, оказывается, угадал".
Мысль, словно чужая.
Пустота.
Утрата. Обман.
"Столько сотен лет потратить на него - и всё напрасно".
Рок Огня падает на обожженные камни.

1 Урызмаг считает Тильда - извините, просто крупным котом. А Анкаса и Глаура он вообще видеть не может, несмотря на выдающиеся шаманские способности. - Прим. рассказчика.


Текст размещен с разрешения автора.